***
Его пальцы бережно огладили витые символы давно уже позабытого имени. Тишина собора давила на плечи бетонной плитой с неуместно торжественностью. «Декарабиан». Странным было то, как его память пересобралась вокруг ненавистного когда-то создания. Древняя родина не имела с Мондштадтом ничего общего, пусть название это и отдавалось давно позабытым отчего-то теплом. Все, что Итэр помнил: оглушающий вой ветра да кровавый кашель, что рвался из раскуроченной глотки. То, что Итэр не хотел помнить: белоснежные перья, которые укрыли его будто пуховым одеялом, безумно неправильно пачкаясь багровой грязью. Это вызывало лишь головную боль. Барбара за спиной Итэра вглядывалась с любопытством в строки старинной баллады, до этого момента не интересной ровным счётом никому. Древние монстры давно были повержены короткой людской памятью. Единственное, за что Итэр теперь был благодарен.***
Венти — это… катастрофа. Итэр не мог подобрать слов, чувствуя лишь щемящую нежность, ему так несвойственную. Бард улыбался бесстыже, касался едва уловимо, будто ветер игриво задевал в своем танце. Эти черты давно смазались в памяти, погребённые под тяжестью веков. И то, как их любовно воссоздали, будто самую трепетно лелеемую картину, — ставило в тупик. Разве был он настолько нежен в своем очаровании? Разве умело так перебирал струны, едва касаясь кончиками кос лиры, забывшись? Итэр, кажется, всматривался до боли, пытаясь запечатлеть в памяти противоречивый образ, который он не мог вспомнить. Имя рвалось с языка, только жаль — постоянно превращалось в это «Венти». Его звали Венти?***
— А вот пить ты совершенно не умеешь! — фыркнул Венти, ловко утаскивая из-под его носа почти полный стакан. — Цедишь так, будто ждёшь чуда. Итэр только приподнял брови, наблюдая, как бард залпом опустошил ворованное вино. Дилюк за стойкой закатил глаза. — Только в одном этот пьяница прав: будешь клевать носом в его присутствии — останешься без моры в кармане. Итэр знал, что ему не стоило пить. Наблюдая за ленивой перепалкой Венти с хозяином «Доли ангела», он чувствовал… не то, что стоило бы. Взгляд из упрямства он держал где-то поверх макушки барда, да жаль, что уши было заткнуть невежливо. Лира, оставленная хозяином, оказалась вдруг совсем рядом — протяни только руку. Венти, увлекшись спором, совершенно позабыл о долге развлекать припозднившийся народ. — Итэр не так мелочен как вы, мастер Дилюк! Правда же, Итэр? Итэр?.. Голос, такой знакомый, родной, доносился словно сквозь вату. Ему бы заснуть, не слушать, не видеть, не чувствовать, да вот только… Чужое дыхание шумно коснулось кожи шеи, обжигая. Итэр дернулся рефлекторно, чуть не падая. Тихий смешок. — Ты так буравил ее взглядом, будто желал оставить меня без верного инструмента. Не хочешь сыграть? Демон в невинном обличие улыбался широко, с пьяной поволокой в бирюзовых колдовских глазах. Итэру отказаться бы, послушать собственный здравый смысл — да жаль только, что весь он исчез вместе с Люмин. Струны под пальцами казались чужеродными. Он чуть повёл по ним, царапая подушечки пальцев, а затем сознание будто уплыло в мелодии, что рождалась, кажется, сама. Это было нечто старое, давно позабытое, щемяще грустное. Венти, вздрогнув, протянул к нему руку, будто в неверии. Бирюза чужих глазах засветилась ослепительно ярко. Итэр оборвал ноту резко, вспоров кожу до крови. Ухмыльнулся болезненно. — Простите, но я совершенно не умею играть. Изумление шло Венти так же идеально.***
Чешуя Двалина обжигала. Итэр давно не выкладывался так: перед глазами плясали бесчисленные звёзды, отдаваясь звоном в голове. Чувствами ещё владела эфемерная принадлежность к мощи чужой стихии, а имя «Барбатос» сладостью отзывалось на языке. Даже если его пытался позвать кто-то — он не слышал, убаюканный опаляющим теплом дракона и призрачными воспоминаниями. Много позже, вслушиваясь в громовой глас Двалина и тихие ответы Венти, Итэр болезненно улыбнулся. Он не приказывал защищать его, так отчего же этого хотелось всем сердцем? В конце концов, истории свойственно повторяться.***
— Кто это у нас? Правитель Мондштадта или мелкий грызун? Итэр был изумлен. Обе руки его надёжно сжали громилы Фатуи, не позволяя даже дёрнуться. Пафосно разодетая леди ступала величаво, словно не творила сейчас безумство на чужой территории. Сила ее крио элемента сжимала Венти в тисках крепко, почти не поддаваясь жестоким порывам ветра у его фигуры. — Слоняется по улицам в поисках объедков… Местным, должно быть, неловко назвать тебя божеством. Ни один мускул на ее идеальном, будто высеченном изо льда лице даже не дрогнул. Она коснулась длинными изящными пальцами лица Венти, сжав их, кажется до боли. Итэр не слышал ответа. Кровь шумела в ушах, билась неравномерными толчками, подчиняясь сбившемуся ритму сердца. Итэр давно не чувствовал такой всепоглощающей ярости. Венти не был слаб, даже сейчас, так почему позволял, почему не?.. Лицо леди, наконец, искривилось в гримасе отвращения. Звук пощечины показался оглушающим. Итэр вновь потерял себя. Какая… жалость? Страх леди шел определено больше. Он хмыкнул, с неприятным чавкающим звуком вынимая меч из чужой плоти. Женщина пошатнулась. Ее свита сорвалась с места, наконец сбросив изумленное оцепенение, — вот только меч у горла их госпожи заставил цепных псов застыть. — Будет жаль портить столь милое лицо, как считаете? — Синьора! — Госпожа? Итэр улыбнулся уголком губ, наблюдая, как на этой симпатичной мордашке боль сменяется замешательством. — Как ты… кто ты?! — Неправильный вопрос. Ответ короткий и хлесткий. Итэр срывается с места, подхваченный собственной стихией. Ему не нужно анемо, дарованное Венти, да и любая другая сила ни к чему. Он — чистая энергия. Переместиться с Венти прочь от собора не стоит ни малейших усилий. Как удобно, что метки Архонта подчиняются ему с такой охотой.***
Итэр осознал себя много позже, отчаянно сжимающим хрупкую фигуру в оберегающем объятии. Венти напевал что-то тихо, поглаживая его растрепавшиеся волосы, словно пытаясь успокоить. Их занесло не так уж далеко от города, к статуе Архонта, сейчас вовсе не походившего на величавое божество. Итэра почти тошнило, ему казалось. Сглотнул, громко поднимая голову. Венти склонился вопросительно, словно не он ранее почти что… Ярость вновь хлынула по венам обжигающей волной. — И когда же ты с упорством мазохиста решил закончить собственное существование, Барбатос? — Да что бы она мне сделала! — фыркнул беспечно тот, словно не чувствуя, как от каждого его слова Итэра трясло все сильнее. — И с каких это пор ты решил вспомнить, кто я такой? Слова их общей клятвы, казалось, сопровождали его на всем пути, который он знал как Итэр. Это было, в сущности, наивно, да и кем он был тогда? Мальчишкой, бардом, ввязавшимся в кровавую битву, где такие, как он, не выживают. Элементаль, порождение силы ненавистного божества, стал самым близким существом для мальчишки, который не знал тепла дома. Задыхаясь кровью, он помнил истошный крик, помнил, как чужое дыхание анемо пыталось сделать хоть что-то с развороченной грудной клеткой, но… Он хотел верить, что добрый друг пережил ту битву и увидел лучший мир, который ему уже не было дано познать. Как насмешка, он стал Итэром да повстречал такую же поломанную Люмин, которая подобно ему осознала себя в чистой энергии. Вот уж точно, брат и сестра. Так отчего же, повстречавшись спустя столько веков, он видел, как старый друг так легко отпускает собственное существование?.. — Ты обещал показать мне, как выглядят птицы. Но, видимо, забыл об этом. С губ Венти сорвался изумлённый возглас. Кажется, первые пару секунд Архонт даже не понимал смысла его слов, но затем… Бирюза чужого взгляда будто выцвела за пару мгновений: с юного лица на него смотрел Барбатос. — Ты не можешь этого знать. — Но я знаю. К тому же, когда это мое лицо стало под стать божеству? Болезненный рык, он хотел бы верить, ему просто почудился. Вот только утробный звук, будто рокот тысячи ветров, ощущался под пальцами, в чужой груди. Сорванное дыхание Барбатоса коснулось подбородка, обжигая. Итэр не опускал взгляда, пока по собственной шее не заскользило несколько капель. Вздрогнув, он коснулся пальцами щек, стирая слезы. Чужое лицо не искривилось в гримасе, пугающе неподвижное, словно на выцветшей фотографии. Он, кажется, смотрел прямо в душу. Склонил голову. Закрыл глаза, скрывая ослепляющее сияние бирюзы. — Это невозможно. — Селестия не особо милостива к тем, кто уничтожал ее избранников. Не то чтобы я особо помню, что именно сделал, но… — Прекрати, — шепот почти на грани слышимости. — Пожалуйста, прекрати. Он все так же не открывал глаз. Бирюзовое сияние медленно поднималось от всей его кожи, оседая искрами вокруг них. Итэр не запомнил момента, когда их обняли белоснежные огромные крылья, скрывая в защитном жесте, — Итэр не мог отвести взгляда от чужих зажмуренных век, дрожавших от едва сдерживаемых слез. Когда Барбатос посмотрел на него в ответ… ослепительное бирюзовое сияние скрыло любое осмысленное. …Много позже, задумчиво оглаживая светящееся следы анемо на его коже, Венти вздохнул побежденно. — Эти татуировки не должны были проявиться на тебе. Они мои, так-то. — Уж кто бы говорил, — устало фыркнул Итэр. — Но, сказать по правде, я даже не помню, каким был. Почему ты?.. — Это не… — Венти уже, не Барбатос, тряхнул смущённо головой, отводя взгляд, что сиял теперь зеленью, а не бирюзой. — Это единственное, что мне осталось от тебя. Итэр впервые за долгие годы не нашёл, что сказать в ответ.***
— Мягкие… Венти, как зачарованный, перебирал длинные пряди, то и дело пропуская сквозь пальцы. Итэр не понимал медитации друга над собственной непослушной копной, но послушно подчинялся неожиданно сильным рукам, тянувшим за плечи. Запрокинув голову особенно сильно, он затылком упёрся в чужое плечо. — Знаешь, все мое существование началось с тебя. Итэр только улыбнулся, чувствуя, как разъезжаются в ответной улыбке чужие губы.***
Маленький элементаль касался его рук неуловимой анемо волной, предано заглядывая в глаза. — Обещаю, мы споем и сыграем вместе, когда все это закончится. На два голоса. Веришь? Ни имени, ни достаточных сил… вера — все, что у него оставалось. Неудивительно, что много позже Барбатос презирал саму концепцию веры в НЕГО. Пусть бы в истории остались только имена его добрых друзей, никакая сила не стоила того, чтобы похоронить их в забвении. Только в одном этом Венти был уверен.***
А ещё… Быть может, концепцию веры стоило пересмотреть.