Душит

Впервые Бьякуя понял, что все плохо, когда ушел с холма Согеку, проиграв мальчишке-рьока. Он едва успел добраться до поместья, как зашелся в кашле, а на ладони оказалось несколько мягких, безумно нежных лепестков сакуры. На раздумия времени не было, уже через минуту Кучики держал такое же мягкое и хрупкое тело своей сестры. Это был первый раз, когда он оказался так непозволительно близко к ней. Это был первый раз, когда он прикоснулся к ней и первый раз, когда обнял. И боль от лезвия Ичимару Гина, протыкающего его тело оказалось такой мелочью по сравнению с тем, что его сестра жива. Он рассказал ей о Хисане, ее последней просьбе и всех обещаниях, которые, после всех событий уходящего дня казались такой глупостью. Ведь мертвые - мертвы. Такова их участь. А его сестра, так удивительно похожая на любимую жену, здесь, держит за руку и смотрит наполненными болью и горечью глазами. В них совсем не видно обвинения или ненависти, которых Бьякуя так боялся и ждал. Как ждал собственной смерти от Шинсо, полученных травм в бою с Куросаки, потерянной крови и реяцу. Но к своему недовольству, он очнулся на кровати госпиталя, а рядом ошивался его лейтенант. Боль и бинты ясно намекали на то, что капитан Унохана смогла выхватить его из лап, которые так и хотели отправить его на перерождение. Спустя несколько недель восстановления, Бьякуя таки вернулся в поместье. И в тот же вечер понял, что их отношения с Рукией немного изменились, когда она сидела за ужином, не привычно опустив голову, а наоборот, немного подняла взгляд и подарила ему легкую улыбку, очаровательно покраснев при этом. А потом сделала еще одну вещь, которую ее достопочтенный брат никак не ожидал. Спросила о его самочувствии, и о, Ками, обычно ровное сердцебиение Бьякуи в этот момент дало маленький сбой, и кажется, забилось ненамного быстрее. Это был первый раз, когда она начала разговор за ужином и старший Кучики был невероятно рад этому. А после трапезы, они накинули теплые хаори и продолжили свой маленький разговор за прогулкой по саду. Они стали ближе после пережитых событий и оба были невероятно рады этому факту. Каждый сам по-себе, конечно. А потом, после возвращения в свои покои, к Бьякуе вернулся странный кашель и еще несколько лепестков оказались на ладони. Он лишь помотал головой, отрицая, мол нет, этого невозможно, он умеет контролировать свои чувства, это просто глупый организм неверно трактует эмоции. Следующий раз это повторилось после того, как Бьякуя забрал Рукию и Ренжи с грунта и очень быстро привел в свои покои. Оба выглядели расстроено, хотя и были в замешательстве от странного поведения Капитана. Кучики же нашел в шкафу две мантии и протянул подчинённым. - Моим приказом было только привести вас сюда. То, что вы будете делать дальше - меня не беспокоит. Эти мантии помогут защититься от песка в Уэко Мундо. Идёмте. Вряд-ли тем, кто встретится вам в мире Пустых понравится, если этот заигравшийся мальчишка будет бегать там в одиночку, - закончив и мысленно улыбнувшись удивленым лицам, смотрящим на него, он повел подчинённых к родовому Сенкаймону в глубине сада. Переживал ли он за свою сестру, отправляя ее в Уэко Мундо? Невероятно. Но ее взгляд, когда он пришел ее забирать из мира живых, кажется, вьелся в его душу и отказался забываться. Он не хотел, чтобы Рукия расстраивалась из-за него, но, кроме того, он хотел помочь тому мальчишке. Отплатить за спасение сестры, которая, перед тем, как пройти сквозь врата, осторожно потянула его за рукав. - Спасибо тебе, брат, - она поклонилась и моментально скрылась в разделителе миров. А Бьякуя вернулся в поместье. И кашель вновь дал о себе знать. Целым бутоном розового цветка на ладони. Второй раз за этот короткий период, глупая, по мнению Кучики, болезнь дала о себе знать, когда он получил адскую бабочку с приказом об отправке в Уэко Мундо. Бутонов стало три. После окончания войны с Айзеном болезнь все так же возвращалась ближе к вечеру, после того, как он испытывал какие-то чувства, связанные с Рукией или проводил рядом с ней время. У Бьякуи весьма успешно получалось скрывать все, а Рукия, кажется, даже не замечала то, что взгляд ее брата изменился. Он начал чаще наблюдать за сестрой, и, кажется, становился немножко мягче и теплее в такие моменты. А по ночам капитан шестого отряда ненавидел себя, свои чувства и все, что с ними связано. Ненавидел глупое тело, которое выталкивало цветки наружу, питаясь дурацкими чувствами и поддаваясь глупому подсознанию, которое толкало в сны и мысли непотребные фантазии. А потом пришли квинси. Война и собственная почти-смерть в самом начале многочисленных сражений отвлекает от чувств. Но в очередной раз он понял, что влип совсем бесповоротно, когда Киринджи, после многих дней, проведенных в источнике, сказал, что ханахаки даже он остановить не в силах. Что конкретно сейчас его легкие чисты, но стоит допустить даже секундную слабость и испытает те самые чувства, цветки вернутся. Может быть, Бьякуе и повезет, и болезнь вернётся в самое начало. А может быть вернётся даже сильнее, чем раньше. Киринджи лишь качал головой и говорил, что сделал все, что мог. Потом он увидел ее. Свою Ледяную Королёву. И почувствовал, как болезнь цветет в его органах, заполняет все пустоты, до которых только может добраться. А говорит какую-то глупость, лишь бы отвлечься от того, что как его легкие сжимаются ветками сакуры, которая вот-вот распустится в неподобающее для нее время. И она зацвела. Когда все закончилось, когда остались только руины, он закрылся в своих покоях и чувствовал, как целые ветки пробираются в пищевод и вместе с кашлем выходят наружу, покрытые не только слизью, но и его собственной кровью. Он лечил себя сам. Все же, в кидо он что-то да понимал. И бледнел с каждым днем, от постоянной тошноты и ощущения цветения дурацкой сакуры, чьи лепестки, кажется, становились острее Сенбонсакуры. Ему становилось хуже с каждым днем, который он проводил со своей сестрой, но понимал, что не сможет ее покинуть. Она дарила ему чувство легкости и безусловного счастья. Но и в ее глазах с каждым днем усиливалось беспокойство. В одну из лунных и светлых ночей, Рукия покинула свои покои. Ее мучила бессонница, беспокойство за брата и просто воспоминания с последней войны, которые приходят достаточно часто. Они справились со всем, но цена была велика. Сейчас, территория поместья Кучики была полностью восстановлена и была едва ли не единственным местом для покоя. Даже Ячиру больше не бегала вокруг, пытаясь наловить ради удовольствия рыбок и утащить их к Укитаке в пруд. Красивое, тихое и мирное место. Уже на обратном пути она услышала странный шум, доносившийся с покоев брата. Подойдя ближе, она поняла, что это кашель. Тяжелый, болезненный. Она опустилась на колени перед седзи и тихо постучала. - Брат, тебе нужна помощь? Бьякуя опешил, вытягивая ветку из горла и активируя кидо. - Рукия, - его голос определенно сел после приступа, - почему ты не спишь? Почему ты здесь? - Бессонница. Думала, что небольшая прогулка поможет мне отправится в царство снов вновь. Но потом я услышала шум отсюда, - Бьякуя снова закашлялся. - Брат, я могу тебе как-то помочь? - Нет, уходи. "Да. Обними" - думалось ему на самом деле, но он был слишком упрям. Слишком не мог позволить, чтобы что-то из его желаний осуществилось. - Прошу, уходи,- вновь повторил он. - Брат, - Рукия взмолилась, ее тело протестовало, она не хотела покидать Бьякую в подобном состоянии. - Я могу зайти? Она была настойчива, а он слаб. Его организм был истощен вечно саднящим горлом, недосыпом и хронической усталостью, которую за собой приносила болезнь. Хотелось ее заботы, теплых рук и просто совместного времяпровождения. Он с трудом промолвил тихое "да", разодранное ветвями горло совсем разболелось. Открыв седзи, Рукия ужаснулась. Бьякуя сидел на футоне, вокруг лежали цветущие ветви сакуры и розовые лепестки, все в крови и слизи. Сам же мужчина выглядел бледно, его ладони, которые также были испачканы кровью, светились голубым, и лежали на горле и груди. - Что с тобой? - Бьякуя на это лишь покачал головой. - Всего лишь дурацкая болезнь. Ханахаки, - он увидел замешательство на лице сестры, и хотел было рассмеяться. От безысходности, конечно. На долгую минуту повисло молчание перед тем, каа он продолжил. - Эта болезнь, которая выражается в том, что твои органы, чаще всего, легкие буквально цветут, питаясь безответными чувствами. Есть два пути лечения. Первый - добиться ответа на свои чувства. Второй - вскрыть тело и вычистить все цветки, стебли, корни, все до единого. Но есть риск навсегда потерять возможность испытывать эмоции. И это давно уже нужно было сделать. Во время его речи, девушка лишь подошла к футону и медленно опустилась на колени. - Кто этот человек? - Это не важно, - он слабо мотнул головой. - Все равно ничего не получится. Ни один закон не позволит быть рядом с ним. Бьякуя протянул руку и мягко коснулся пальцами тыльной стороны ладони сестры. - Иди спать, Рукия. И не беспокойся ни о чем, - к своему (не)удивлению, он почувствовал, что цветы на мгновение отступили. Но лишь на мгновение, чтобы потом вернуться, с силой выталкивая цветки через пищевод. Она лишь вскрикнула тихое "Брат!", и положила свои маленькие, тонкие ручки ему на плечо, которые обжигали кожу, под тканью тонкой юкаты. Помогая пережить этот приступ, который проходил легче прошлых. Она оказывается слишком близко, ее светящаяся ладошка оказывается на спине, в попытке помочь хоть немного заживить тело изнутри. Она практически обнимает, а Бьякуя, впервые за долгое время может дышать спокойно. Разодранное горло не в счёт, бутоны будто отцвели разом, на то время, пока она так близко. А сам Кучики лишь привалился плечом к милой, заботливой девушке, обвивая ее талию одной рукой. Любовь к ней душила его все это время. Причиняла боль, страдания, мешала спать, ясно мыслить. Болезнь очень явно намекала, что она для него далека, непостижима. Но вот, он ее обнимает, сам, без причины, утыкается лбом в хрупкое плечико и чувствует, как нежная ручка гладит его по спине. Ее запах напоминает аромат хвойного леса в морозный зимний день, и полностью заменяет ему воздух. Она наблюдает за ним и, кажется, все понимает. Мягкая улыбка появляется на ее устах, ее губы касаются его виска, а уставшее от глупой хвори сердце, кажется, совсем радостно начинает стучать в груди. Она чувствует это, она видит, именно потому очень робко тянется к его губам своими. Бьякуя глупым считает уже себя. За закрытость, упертость и нежелание замечать. А ханахаки, будто кричала "Откройся!" и заливисто смеялась, издеваясь над телом упертого хозяина, который отказывался осознавать тот факт, что его сестре с ним было так же хорошо, как и ему с ней. "Глупый малыш Бьякуя, до чего ты себя довел?" - звучит у него в голове голосом этой женщины. И моментально уходит, как только он целует названную сестру. Сначала очень осторожно, давая ей(или все же себе?) время на осознание. А потом тянет ее на себя, прижимает обеими руками, цепляется пальцами за юкату и целует сильнее, так, что сам теряет на пару мгновений осознание реальности. Ее маленькие пальчики сжимаются на его плечах, она, без задней мысли, перемещается к нему на колени. Ластится ближе, и очень мягко касается его языка своим. В этот момент его ладонь ложится девушке на затылок, не давая отстраниться, и не целует - вылизывает рот его Рукии, будто заявляя права, говоря, что не отпустит больше. Воздуха не хватает обоим, Бьякуя отрывается с огромным трудом от нее и лишь глубоко дышит, радуясь сестре, которая, кажется, немного опешила от его напора, но выглядела удивительно счастливой. Бьякуя начинает покрывать поцелуями шею, хотел было отодвинуть тонкую юката и прильнуть губами к тонкому плечику, как внезапно отстранился и с нежностью положил руку, на лицо девушки: - Останешься со мной сегодня? - И не только сегодня, если ты этого хочешь, - она улыбалась и терлась розовой щечкой о ладонь. - Хочу, - он только и смог сказать, перед тем как вернутся к тонкой коже на шее девушки и уже совсем без сомнений освободить от ткани плечико, касаясь поцелуями ключицы, стянуть ночную юката с девушки напрочь. Рукия ему в этом только помогала, осторожно скользя ладонью под его одежду, касаясь груди, затем живота, развязав пояс. Бьякуя в одно движение опрокинул ее на футон, сам нависая сверху. Его рука осторожно накрыла грудь девушки, а губами сжал второй сосочек, от чего девушка под его ладонями застонала, прогнувшись в спине, поддавшись навстречу таким удивительным и непривычным ласкам. Он хотел изучить все ее тело, ласкать до рассвета, запоминая каждый изгиб, и она вторила ему в этом желании, открываясь, поддаваясь навстречу, издавая такие приятные для слуха Бьякуи звуки. Внутри него просыпалось желание, то самое, которое он запихнул глубоко в душу и посадил под замок в самый дальний ящик. Он хотел эту девушку, которую уже давно перестал ассоциировать с покойной женой. Та любовь была другой, она наполняла заботой, нежностью и покорностью. Тут же была страсть, взаимоуважение и взаимное желание. Не смотря на всю хрупкость Рукии, она была шинигами. Сильной, красивой. Она была воином, который может составить конкуренцию некоторым капитанам Готей 13. Бьякуя считал ее равной себе во многом. И потому он мог позволить себе все. Ему не нужно было следить за тем, чтобы ненароком не сделать больно, кусая за ключицу или сосочек, не нужно было следить за своей духовной силой - не задушит, не нужно было следить за тем, чтобы не придавить девушку собой - оттолкнет. Но он все равно был осторожен. Он хотел, чтобы этой девушке было с ним хорошо. И только когда понял, что взгляд Рукии совсем затуманен, а она вся желала всем телом того же, что и сам Бьякуя, он сжал ее колено в своей ладони, раскрывая девушку. А затем осторожно толкнулся в ее влажное и такое тугое тело, вырывая протяжный стон, а из уголка глаз скатилась одинокая слеза, которую Бьякуя тут же подобрал легким прикосновением к виску. Он остановился тут же, давая Рукии время привыкнуть, а себе остыть. Его ладони медленно гладили бедра, пытаясь поддержать и успокоить, а его губы покрывали невесомыми поцелуями лицо девушки. А потом продолжил двигаться и с удивлением для себя почувствовал, как девушка поддалась ему на встречу. От ее такой открытости, самоконтроль все скорее улетучивался, движения становились грубее, а толчки сильнее. Рукия стонала в ответ, ее пальчики сжимали сильные плечи, чуть царапая белоснежную кожу, а Бьякуя совсем сорвался, вбиваясь в такое желанное и прекрасное тело, кусая плечи, целуя пухлые красные губы. А потом почувствовал, как в мгновение вокруг его плоти все сильно сжимается и он едва успел выйти из нее, попутно пачкая простыни и бедро белой жидкостю. Силы и напряжение окончательно покинули тело капитана, и он с большим трудом заставил себя не рухнуть, а осторожно лечь рядом Рукией, обнимая, прижимая к себе, согревая от ветерка, залетающего сквозь приоткрытые седзи. Сон окончательно забирал его в свои мягкие лапы. На самом краю уставшего сознания возникла мысль о том, что он опять. Опять нарушил все мыслимые и немыслимые законы. Опять все испортил, опять придется разгребать свои грехи. Но маленькая ручка Рукии осторожно скользнула на его талию, а она сама прижалась быстрее, прогоняя все сомнения и принося покой. ... Раннее солнце вот-вот начинало пригревать. Рукия сидела напротив. Улыбаясь, держала в руках чашку ароматного чая, а теплые жёлтые лучи плясали на ее лице. Сам же Бьякуя наслаждался утренней прохладой, свежим воздухом, заполняющим его легкие без какого-либо сопротивления, и девушкой, от одного взгляда на которую уголки губ сами поползли вверх. Удивительно мирные времена наступили.