Светоч во тьме

Когда первые лучи восходящего солнца затронули небосвод, Маньяк сидел, прислонившись к полуразвалившейся арке, и задумчиво смотрел на раскинувшийся перед ним горизонт. Утренний туман и лениво растворяющийся предрассветный сумрак, перемешавшись, ещё не позволяли отличить границу расстилающейся пустоши от пока ещё тёмного неба. И эта неопределённость, словно символ какого-то неотвратимого рока, вызывала необъяснимое трепетное волнение в душе, точно предвещая неожидаемые и очень значимые события. С дырявого потолка изредка капала скопившаяся после дождя вода. В воздухе витала сырость вперемешку с мшисто-металлическим запахом мокрого бетона. Не по-летнему стылый ветер с неистребимым упорством проникал сквозь многочисленные щели в стенах, по обветшалым коридорам гуляли сквозняки. Его чуткий слух внезапно уловил негромкий шорох, раздавшейся в соседней комнате, и он мгновенно встрепенулся, как гончая, почуявшая след. Затем, мягко ступая, приблизился к дверному проёму, осторожно вытянул шею и едва не взвизгнул от ликования, увидев прямо перед собой Мошенницу. Она стояла к нему спиной и копошилась в рюкзаке, не догадываясь, что уже распрощалась с приватностью. Маньяк молниеносно преодолел последние жалкие метры и, не дожидаясь возражений, сгрёб опешившую девушку в охапку. — Поймал! — по-мальчишески задорно объявил он, крутанувшись вокруг собственной оси, так что ноги Мошенницы на мгновение оторвались от пола. — Ай, отпустите! — изумлённо прошипела она. Стоило ему прикоснуться к ней, Преступница испуганно дёрнулась и сразу же попробовала отстраниться, но он рывком притянул её обратно, стиснув в объятьях и звонко чмокнув в макушку. — Бросьте шутить, — повторила она упавшим голосом, сделав очередную попытку освободиться, которую Маньяк на радостях не заметил. — Я не в настроении играть в ваши безумные игры. — Смотрю кому-то совсем не спиться, — проворковал альбинос. — Тебе бы стоило побольше отдохнуть и набраться сил, а не перегружать себя тревожными мыслями. — Он наклонился и легонько поцеловал её в висок, чувствуя, как учащённо запульсировала жилка под его губами. Маньяк слышал её дыхание и биение сердца, оно трепыхалось запутавшейся в сеть пичужкой, его же стучало ровно, будто хорошо настроенный механизм. Однако внутри разрасталась пьянящая лёгкость, странное щекотливое ощущение, похожее на сладкий паралич. Казалось, он готов простоять так целую вечность. Её близость будоражила, мелкая дрожь отзывалась тугой тяжестью в животе. Тепло, передающееся от её волнения, кружило голову и рассыпалось мурашками по позвоночнику. Волосы Мошенницы источали дурманящий аромат, плечики, которые он обхватывал своими руками, были узкими и трогательно беззащитными. Уткнувшись носом в её ключицу, Маньяк довольно зажмурился. От умиления у него запершило в горле, под язык словно накапали густого вишнёвого варенья, а губы сами собой расплылись в блаженной улыбке. Вдруг он привлёк Преступницу к себе ещё крепче, совершенно не обращая внимания на её потуги к сопротивлению, после чего разжал дружелюбные тиски и отступил на пару шагов. Мошенница резко развернулась, и Маньяк с удовольствием отметил, что её точёные скулы порозовели от смущения. Он невольно залюбовался: нежный румянец украшал её чистое, без капли косметики, лицо. Какая же она всё-таки хорошенькая — аж дух захватывало! Миниатюрная, с ликом херувима, исполненным негодования, и укоризненно выставленным вперёд указательным пальцем. Девушка пылала праведным гневом, отчего его так и подмывало снова прикоснуться к ней, потискать её за щёчки с пленительными ямочками, сжать их, как свежую зефирку-маршмеллоу. Вместо этого он вскинул ладони вверх, будто его взяли на прицел автомата. — Сдаюсь, — лукаво произнёс Головорез, по-прежнему держа руки поднятыми. Мошенница фыркнула, заправив за ухо тёмный локон, и этот жест показался ему таким неловким и одновременно изящным, что за рёбрами что-то сладко заныло, вспыхнуло жарким огнём, электризуя все клеточки его тела, заставляя их вибрировать, словно под напряжением. Спрятанные во внутренних карманах ножи приятно холодили бока на контрасте. — Пожалуйста, не делайте так больше, — сердито проговорила она и бегло заозиралась, оценивая обстановку. Быстро сообразив, что в столь ранний час они находились в относительном уединении, а поднимать панику без веских на то причин весьма глупо, Мошенница напустила на себя строгий вид и для пущей убедительности воинственно упёрла кулаки в бёдра, как бы выстраивая перед собой незримую преграду. Подобно шкодливому сорванцу, не способному удержаться, чтобы не проткнуть булавкой воздушный шарик, он не мог устоять против желания ещё немного её подразнить. Маньяк сцепил руки в замок за спиной, нарочито медленно сократил между ними расстояние и, слегка нагнувшись, так чтобы их глаза находились на одном уровне, посмотрел на неё в упор. — Что именно, цветочек мой? — спросил он, с показным недоумением изогнув белёсые брови. От него не укрылось, как девушка напряглась при его приближении, подавляя желание попятиться. Однако она быстро овладела собой, тревожная морщинка на лбу разгладилась, осанка стала более уверенной. Она отчаянно пыталась скрыть свою нервозность, и наблюдать за этим было крайне уморительно. Его скромная тихоня — умная девочка. В бетонных джунглях, где на каждую пиранью найдётся химера зубастее и покрупнее, ни в коем случае нельзя показывать страх, ведь он — древнейший из всех афродизиаков, — распаляет охотничий азарт. Вчерашний хищник в одночасье может оказаться чей-то незадачливой жертвой. После взбучки Палачей на голове Мошенницы творился неряшливый беспорядок, который, впрочем, ничуть её не портил, наоборот добавлял шарма; малиновые прядки очаровательно топорщились во все стороны, как у взъерошенного воробушка, и Маньяк внезапно подул на её чёлку, вызвав новый всплеск девичьего негодования. — Не подкрадываться сзади, не прикасаться ко мне без моего разрешения, не называть меня… — Преступница осеклась, слегка поджав рот. — Хотя что это я перед вами распинаюсь, вы же всё равно меня не послушаете и сделаете по-своему, верно? Маньяк распрямился и виновато потёр затылок, пожав плечами. — Прости, ненаглядная. Должно быть, я слишком сильно докучаю тебе. Но защищать тебя — моя святая обязанность, поэтому я всюду буду следовать за тобой хвостиком. — Уж кто бы говорил о святости, — угрюмо пробурчала девушка. — Вас никто не просил нянчиться со мной. Подобная чрезмерная опека смахивает на помешательство, или такое у вас амплуа, и тут ничего не поделаешь? — натужно пошутила она и тут же сникла, нарвавшись на внимательный немигающий взор Маньяка. Он широко улыбался, застыв на месте, размышляя. Та, что перевернула его мир, была вполне обычной. Мимо такой большинство мужчин пройдут мимо и не обернутся вслед, чтобы проводить долгим заинтересованным взглядом. Возможно, другим она и казалась самой что ни на есть посредственностью, но только не ему. Для него она являлась воплощением всего самого желанного и притягательного. Такая непосредственная, находчивая и неизъяснимо прелестная. Милая, когда морщила носик при виде крови. Забавная, когда стремилась помочь окружающим, хотя постоять за себя порой даже не в состоянии. Невинный маленький ангелочек. Ему не терпелось испытать на прочность её прозрачные крылышки. Его избранница не догадывалась о своих чарах. Диковинное создание, в котором просто чудом уживались две несовместимые ипостаси: неистребимый оптимизм, отзывчивость и грусть, неуверенность в завтрашнем дне, бессилие и обречённость. Успокаивать себя было так легко. Повторять изо дня в день, что он её спасает. Мессия с кровавым шлейфом, убедивший себя в том, что жаркое пламя и чёрный дым преисподней, — всего лишь спецэффекты в развлекательном центре Кансая. Что он вовсе не кормит своего глубинного монстра, а медленно его уничтожает отравленными кинжалами несбыточной нежности… И лишь в моменты просветления, когда красное марево ненадолго отступало, позволяя одержимости (и безумному желанию разрезать, рвать, кромсать и снова рассекать) ненадолго затихнуть перед следующим рывком, он был честен с собой. Честен в том, что жаждет забрать её душу. Сделать зависимой от своей воли и желаний. И даже находил оправдание этому сумасшествию. Ведь она украла его сердце, вынула из грудной клетки без единого надреза. Очаровала одним взмахом ресниц и мимолётной улыбкой. Приковала к себе надежнее ошейника с детонатором. Воистину первоклассная Мошенница. Он готов послушно следовать за ней, словно прирученный пёс. И будет защищать её, не важно какой ценой. Он воздаст на жертвенный алтарь что угодно и кого угодно, лишь бы его маргаритка не увяла раньше времени. Он поможет распуститься её нежному бутону, напитает ярко-алым бледные лепестки, и тогда она расцветёт во всей красе. Рассвет неумолимо набирал силу, становился всё ярче. Солнце разгоралось, искрилось, протягивало по небу огненно-красные нити. — Ах, как красиво! — восторженно прошептал Головорез. — Жаль только, сие великолепие так быстротечно. — Он перевёл взгляд с облаков на Мошенницу. — В такие моменты ты особенно прекрасна. — У меня репутация коварной обманщицы, но теперь я вижу, что вы тоже тот ещё плут, — промолвила она, искоса глядя на его профиль и, помедлив, тихо спросила: — Вам нравится надо мной издеваться? — Незабвенная, чем я заслужил такой упрёк? — озадаченно отозвался Маньяк, прижав руку к груди. — Да как я могу? — Вы сами говорили, что красный категорически мне не подходит, — поддела его Мошенница. Она коротко усмехнулась, провела рукой по губам, словно стараясь скрыть или даже стереть улыбку. Ему нравилось подмечать новые, ещё неизведанные грани её характера, и он, сродни коллекционеру, жадно собирал любые проявления искренних эмоций Мошенницы и помещал их в шкатулку памяти, дабы потом неспешно перебирать эти сокровища. — Красный — да, но золотисто-багряный лишь подчёркивает твоё бесспорное очарование, — ответил Маньяк, заворожённо рассматривая брюнетку, чья кожа переливалась в лучах восходящего солнца. — Сейчас ты напоминаешь мне сияющую фею, заблудшую далеко от своего родного волшебного царства. — И вот опять вы паясничаете, — посетовала Преступница, тяжело вздохнув. — Но в одном вы правы, — добавила она, после минутного молчания, — я действительно забрела в такие дебри, что вряд ли найду дорогу обратно. — Не волнуйся, я всегда буду рядом и никому не дам тебя в обиду! — пылко произнёс Маньяк, поддавшись вперёд, вплотную прижимаясь к Преступнице, и к его удивлению, та впервые не отстранилась. До встречи с ней он болтался по улицам с затуманенным рассудком, одна ночь бессмысленно перетекала в другую. Мошенница же стала для него некой путеводной звездой, маяком, разгоняющим мрак, и противоядием от гнетущего одиночества. Единственная, кто ограждал его разум от полного разложения. Тоненькая девчушка с огромным нимбом над головой источала столько света, что серые тона всего остального мира отступали. Маньяк с благоговением взял её лицо в ладони и подушечками пальцев принялся аккуратно разглаживать нахмуренный лоб. Раньше он не задумывался, что при смешении идеально красного с девственно белым, получается розовый. Точь-в-точь, как дивные очи Мошенницы. И пускай этот оттенок терялся на фоне рубинов, фонтанирующих, скажем, из рассечённой сонной артерии или отрубленной конечности, ему всё же было интересно, какие ещё открытия его ожидают, если он последует за ней. Кто же знал, что единственный цвет, который она способна ему подарить — это беспросветно чёрный.