Theoretically Pure Anterograde Amnesia

"Не помню какого числа, но в июле 1976 года я просто взял и потерял сознание." Был концерт Sex Pistols, на кой я купил для себя и для Дэбби билеты еще за месяц точно. Давно мне хотелось на них попасть. Помню, что было огромное количество народу, все шумели, кричали текст песен в такт, были на веселе, а кто-то даже и под кайфом. Не обращал я на них особого внимания, мне хотелось повеселиться и побыть со своей девушкой, а потому я просто заказал себе, вроде как, стакан какого-то ядреного коктейля. Я его растянул на весь вечер, хотя казалось, что я нехило так опьянел всего с пары коротких глотков. Дэбби меня пыталась уговорить, но, вроде как я что-то фыркнул ей в ответ. Еще было такое, что я встретил кого-то из знакомых, они что-то поговаривали насчёт группы. Хотят создать нечто свое, им нужен вокалист, и вот, я вызвался на этот пост. Мне давно хотелось попробовать себя в роли, не знаю, создателя чего-то прекрасного, трогающего души других людей? Это же так чудесно - быть проводником потерянных, быть спасителем, творцом, казаться чем-то светлым в чужих глазах. Это так волшебно, затягивающее, знаете? Уже даже просто воодушевившись, я очень сильно радуюсь, что мне выпадет такая возможность. Сейчас Барни сидел у меня дома. У него на удивление был печальный, полный какого-то забвения взгляд, и я совершенно не понимал, с чем это может быть связано. Вообще, мы должны были встретиться, чтобы обговорить детали по поводу создания группы, ее названия и прочего, но чтобы пришел лишь один Бернард… А остальные что? – Когда у нас репетиция? И как мы будем называться, есть уже идеи?– Я внимательно смотрел на Самнера, глядя ему в глаза, которые тот опустил вниз. И все же он поднял свой взгляд, направив отчаяние на меня. Оно чуток пугало, буду честным.– Можно было бы поискать по книгам, найти что-то особенное. Что думаешь? Последовал грустный выдох. – Йен, мы уже назвались "Joy Division", у нас даже контракт подписан. И репетиция у нас завтра. – Ах, да?.. Здесь что-то не так. В голову непонятно ударил страх и непонимание, словно вот-вот дыхание сведет... Барни пришел ко мне утром, сейчас спрашивает, как я себя чувствую, а у меня все хорошо. Но что мне еще отвечать, если у меня все хорошо, а он выглядит так, словно он мне не верит? Как можно это описать убедительно, если мне, ну… Просто хорошо? Мне еще завтра на работу идти, вновь принимать звонки и оказывать помощь. Забыл упомянуть, точно, мне нравится помогать людям, ибо приятно видеть человека, которому помогли. Он прямо таки сияет, полон благодарности и самых ярких, чистых чувств, которыми они делятся со мной. Честно, я работаю не ожидая чего-то в ответ, мне просто хочется поддержать. – А во сколько завтра репетиция? – В девять утра. – В девять… Я не смогу, у меня работа, ты же знаешь. – Тебя отстранили от нее еще года три назад, по состоянию здоровья. Не уж то ты не записывал ничего сегодня?– Барни стал еще более обеспокоенным и печальным, мне стало интересно, что у него произошло, почему он сидит с таким грустным лицом. Всегда видно его с улыбкой на лице, энтузиазмом, а сейчас… Вдруг у него в семье что-то случилось, он, вроде, говорил, что она у него достаточно проблемная. Все равно, спрашивать об этом было бы как минимум некрасиво, тем более в такой неудобный момент. – Вроде нет. А это разве обязательно? – Да. У тебя какая дата там последняя? Я не помню, чтобы я что-то куда-либо записывал. Он, должно быть, шутит… Я увидел на ближайшем к дивану столике книгу, что как раз напоминала дневник. Личный дневник. Весь потрёпанный, забитый бумагами и фотографиями, какими то порванными закладками и прочим мусором. Может быть, он имел ввиду именно эту вещицу? Подойдя ближе, я открыл первые страницы, и, полистав немного, я нашел последнюю запись. Пока я листал, мои глаза схватывали те мелкие эпизоды, когда среди страниц лежали фотографии и зарисовки Бернарда. Там были какие-то люди, дома, совершенно незнакомые. Недоумение и тревога нарастали все стремительней... – Сейчас… Правда 79-ый год? – Да, Йен. Сейчас осень 79-ого. Глаза всматривались в текст, быстро написанный, какой-то корявый, но почерк был моим. Точно моим, но я не помню, чтобы это писал я. Это был явно не я, я бы точно запомнил, что я тут что-то помечал. Что вообще произошло за это время? – Ох, вчера же… Хэй, вчера же был концерт, помнишь? Со мной еще была Дэбби, мы говорили про группу, и… – Нет, это было несколько лет назад. Йен, пожалуйста, успокойся, просто прими это и успокойся. Непонятный страх сжимал лёгкие все сильнее, в животе начинало болеть, тяжелеть, чувствовалось небольшое напряжение в области головы, и я старательно пытался вспомнить, что же случилось. С одной стороны, дневник у меня был под рукой, полный источник информации, но там ведь явно было не все. Прошло три года, в конце концов, хотя я правда не заметил. Я даже не знал, не запомнил. Не могло же все так быстро произойти. Это было очень страшно, даже не знаю, как описать, это… Это похоже на потерю в лесу без возможности выбраться, без способов найти дорогу, без фонарика, компаса, без ничего. Абсолютно ничего. Я не заметил, как сел на диван. Голова все болела и болела, прямо трещала по швам, и вкупе со всеми плохими мыслями было очень некомфортно находиться в данном помещении. Хотя это был мой дом, однако я уже и в этом начинал сомневаться. Я совершенно не знал, что сказать, да и сейчас не знаю, очень смешанные чувства по этому поводу. Барни просто подошел ко мне, и, присев рядом, начал гладить меня по спине. – Не беспокойся, Йен, просто тебе стоит записывать, что с тобой происходит, и иногда перечитывать это. У тебя еще фотоаппарат есть, можешь использовать его иногда, чтобы запечатлеть каких-либо людей или события. – Но почему так? Все же было хорошо, почему так происходит? Я не мог просто так взять и потерять… Эм… – Память. – Да, ее. Оно же не могло само взять и пропасть так спонтанно. – Ты в ту ночь упал в припадке и разбил себе голову. Небольшое повреждение гиппокампа, но как видишь, это повлияло сильно. На его глазах наворачивались слезы, голос становился тише, слышалось напряжение и все та же обеспокоенность. Барни часто тратит нервы впустую. Мне очень жаль, что ему приходится так много сил расходовать на меня, да только вот я и сам не понимаю, что происходит. И эта озадаченность комом в горле стоит, эта потерянность, гудит непонятными звуками и давит на мою голову… Словно хочет все из меня выдавить, абсолютно все, но мне так не хочется. Казалось, в моей голове царит пустота. Никаких воспоминаний за эти так называемые три года не было, а все, что было до, уже смердило чем-то неприятным, словно ненужный мусор, что надо выкинуть. Честно, я бы так хотел узнать, что произошло, и покуда я все еще помню данный момент, я считаю, что он действительно драгоценен. По крайней мере, если сравнивать с тем, что осталось в моей голове за года до травмы. – Мне так жаль… Ты ведь не обязан так ухаживать за мной и беспокоиться обо мне. – Ты мой друг, Йен. Я тобою очень дорожу, я таких людей более не встречал, ты… Ты замечательный человек,– Он сделал небольшую паузу, чтобы перевести дыхание. Было видно, как он волнуется, словно сейчас во все горло закричит и убежит. Он ведь не убежит. Я надеюсь.–, Только вот твои воспоминания разваливаются, и ты в этом не виноват, вообще не виноват… – Скорее всего. Руки как-то сами тянулись обнять моего горячо любимого друга, хотелось успокоить его, порадовать, сказать, что все хорошо, но ведь… Ведь явно было не все хорошо. Или это лишь для меня все такое чудесное, а для других это мучение, полнейшее мучение. Каждый раз они видят меня обновленным, замененным, словно мне стирают память каждый день по несколько раз, и я схожу из-за этого с ума, сам того не замечая. Пока все вокруг мне улыбаются, в тайне они могут плакать, слыша каждый день, как я говорю про название новой группы, когда у нас первая репетиция, и когда же я пойду на работу. Всего этого ведь не было… Или было? А ведь все мои попытки это запомнить не увенчаются успехом, я уверен. Стоит ли мне тогда стараться? Имеет ли это смысл? – Все будет хорошо, правда,– Мой голос стал менее громким. Он обычно повышается в тональности, когда я говорю достаточно тихо. Интересная особенность, которую я заметил еще в подростковом возрасте. Так или иначе, мне хотелось успокоить Барни, а потому я старался обнять его как можно более… М-м-м, чувственно? Может быть это так можно назвать. С особой нежностью и заботой.–, Конечно ты можешь сказать, что это не так, но лучше уж надеяться на лучшее... – ...И готовиться к худшему. *** Воспоминание номер 657, 1979 год Сегодня ко мне приходил Барни, вновь говорил про то, как у меня отшибло память. Я просто периодически листаю дневники и замечаю, что некоторые события повторяются, но при этом эмоции у всех от этого разные. Я не знаю, я большинство уже из сегодняшнего не помню, но Барни помог мне. Я ему очень сильно благодарен, да и вообще всем. И Дэбби, что она все еще заботится обо мне и не воспринимает так… В штыки. И Хуки, что он, оказывается, звонит мне и спрашивает, как я. Он такой воодушевляющий и весёлый, мне приятно с ним общаться. И Стив, что он со своей добротой всегда готов мне помочь, и, хоть он и робок, но в нем чувствуется что-то очень крепкое, обо что можно было бы ноги сломать. Хехе, скорее всего, я это уже где-то записывал, точно написать не могу, но заранее извиняюсь за тавтологию. Еще мне сегодня подарили пакет с кофе качественной обжарки. Он синий, потому что мои знакомые знают, что мне нравится синий. Он меня успокаивает и наталкивает на хорошие мысли. Припадки случаются не так уж и часто, кстати, мне сказали, что не видели меня без сознания уже неделю точно. Может быть, я и падал где-то в безлюдном месте, так или иначе, я не помню. Постучу пару раз по дереву на всякий случай. Фотографии, сделанные за день, прикреплены ниже.