Способ избавления от проблем

Офис «Вместе» Ещё с нападения в «Золотом драконе» Сергей пребывал в абсолютно расстроенных чувствах, кошмары с Птицей, которые мучали его по ночам, Гром, лезущий в дело Чумного доктора, раздражал до невозможного и ссора с Олегом после вечера в казино подкосили филантропа. Если от плохих снов помогали избавиться таблетки, а план как убрать майора с доски постепенно формировался в гениальной голове Серёжи, то разлад с Волковым не только довёл его до душевных терзаний, но окончательно и бесповоротно вогнал в хандру. Разумовский прекрасно понимал, что Олег просто беспокоится, когда он лезет на рожон вновь и вновь. И дело было не только в том, что он подставился в казино, скорее всего это копилось ещё с того момента, как Волков узнал о том, что Сергей — Чумной доктор. А произошло это, к слову, сразу после убийства Гречкина. Нельзя сказать, что он был рад тому, что Разумовский так рискует собой, да, соглашался с его идеями так как мысли об улучшении мира у Серёжи появились задолго до всех происходящих событий, но всё же, как любой нормальный любящий человек, беспокоился за того, кем дорожил. Олег мог бы его осудить, мог начать переубеждать, но с Разумовским это не возымело бы никакого эффекта, и предавать родного человека Волков не собирался. Он прекрасно знал, что если уж у его рыжего чуда возникала какая- то Идея (только с большой буквы и никак иначе) то он в лепешку расшибётся, своё здоровье угробит, но воплотит её в реальность. Сергей и раньше стремился к тому, чтобы улучшить этот, откровенно говоря, не самый прекрасный мир: большие пожертвования в разнообразные благотворительные фонды и приюты, ремонт детского дома, в котором они выросли и его спонсирование, да и последнее обновление «Вместе» с децентрализованным шифрованием, над которым гений, миллиардер и филантроп корпел дни и ночи, почти забывая о сне и еде, дарило людям свободу слова и право на полную конфиденциальность переписки. Как же долго Серёжа воевал с правительством ради этого пункта, ему предлагали огромные деньги взамен на продажу частных сведений о пользователях соц. сети, а когда он отказался, начали тонко намекать на то, что он со своим упрямством долго не проживёт, после того как и они не сработали, было несколько покушений, которые предотвратил верный начальник его охраны (читай: Волков). Сам Олег называл порой Серёжу идеалистом, который хочет добиться справедливости в стране, в которой это слово — лишь пустой звук и все же поддерживал его, всегда был рядом. Он видел, как тяжело его любимому, как он волнуется из- за того, что его идеи не примут, и при этом бесконечно восхищался тем, как Разумовский, не смотря на все внешние факторы, мог извернуться, нагнуть всех, кого только можно и нельзя, и добиться нужного результата. Именно эта упёртость и хитровыебанность, ну, и вера в собственные идеалы и силы помогли когда- то Сергею взлететь так высоко. Но в нём, как и в любом другом человеке была тьма, которая порой брала верх, просто с Серёжей это происходило чаще. Эта вторая личность, которую гений окрестил для Волкова «Птицей», шла наперекор всем принципам гуманизма. Он жал на курок, он убивал, он шествовал по трупам к цели. Разумовский мог идти вершить правосудие, но в конечном счете все превращалось в обычную публичную казнь, так как не смотря на то, что Серёжа сопротивлялся, второй он в такие моменты становился непобедим. Птица извращал не только все деяния Чумного доктора, но и его идеи, саму его суть. Олег же пытался всеми силами уберечь любимого от полного подчинения его альтер-эго, и ведь они справлялись. Раньше, задолго до суда над Гречкиным, они почти смогли уничтожить это существо, оно почти исчезло, но все произошедшее спровоцировало его возвращение. Разумовский после первой казни, лёжа под боком у Олега, чувствуя теплые, родные объятия, греясь (его ещё слегка потряхивало) и отходя от истерики, тихим голосом рассказывал, как перед глазами поплыл красный туман, и как он отключился. Он ведь не хотел убивать Гречкина, только очень сильно напугать, сломать что-нибудь, оставить полиции записку, дать понять, что ублюдок виновен, но не омывать руки в крови. Но Птица увидел шанс, увидел и вернулся. Он был сильнее чем раньше, а может Разумовский просто не ожидал нападения от хтони, потому и не смог сопротивляться. Но если раньше всё ограничивалось кошмарами и видениями, то сейчас Птица получил возможность захватывать тело Серёжи, ненадолго правда, но от этого было не легче. Разумовский мог провести день полностью себя контролируя, а в следующий момент открыть глаза на диване в гостиной, уже дома, в костюме Чумного Доктора. Насквозь провоняв кровью, потом, ещё слыша отголоски крика жертв и совершенно не помня, что он творил в предыдущие часы. Выпавшие отрезки времени приходилось восстанавливать за счёт записей трансляций, которые делал Волков, потому что Разумовский сам его попросил, ещё после Гречкина. Впрочем досконально их просматривал только Олег, так как у самого Серёжи не было никаких моральных сил смотреть на все совершенные Темным зверства. У Волкова сердце на куски разрывалось, когда он видел как больно его самому родному человеку из- за того, что его идею извращают и из- за того, что сама суть Чумного Доктора начинает скрываться под литрами пролитой крови. И когда смотреть на терзания Серёжи становится невыносимо, он сам надевает костюм потому что может держать себя в руках, потому что любимому надо выдохнуть, надо прийти в себя, снова стать живым, посадить Птицу на сухой паёк и не подкармливать кровью и местью. И потому что именно он решает проблемы своего рыжего чуда жёстко и радикально. Так уж повелось: ещё с детдомовских времён, когда Волков разбивал за Серёжу кулаки в кровь и показывал всем, где раки зимуют, а сам Серый потом осторожно обрабатывал его раны и, краснея, благодарил. Сейчас, Разумовский сначала дуется на него, злится, что Олег подставляется и очень боится за него, не хочет отпускать, но видно, что он благодарен. Сергею нужна передышка, нужно заняться делами «Вместе», необходимо отвлечься, и Волков ему в этом помогает. Он рядом всегда, когда это необходимо: поддерживает, обнимает, целует так, что все проблемы отходят на задний план и да, играет роль Чумного Доктора, подменяя Серёжу. Но ведь Разумовский идеалист, себя изъест, изведёт, но покажет всем остальным, где раки зимуют. Менять мир ему нравилось, это было безусловно приятно (ну, если вычесть из этого уравнения Птицу), но все-таки ещё приятнее было прогибать этот лучший мир под себя. Да и он всю сознательную жизнь ради этого ебашил и сейчас движется всё в том же направлении. Так что проще остановить танк едущий на максимальной скорости, чем Разумовского с его планом и светлым будущим. В итоге все, что остаётся Олегу — это просто быть рядом с Серёжей, беречь его по ночам от кошмаров и от Птицы, не давать любимому загнать себя в состояние эмоционального выгорания, полного физического и психологического истощения и спасать драгоценную жопу гения, миллиардера и филантропа от неприятностей, пока он движется к кульминации своего плана. Но произошедшее в казино сорвало все тормоза. Там всё пошло не по плану: нападение сторонников Чумного доктора, которые действовали лишь ради насилия и собственного блага, появление подкрепления, которое явно вызвал не Гром, да и речь Разумовского была спонтанной. Птица бы действовал иначе, так что это был сто процентный Серёжа с импровизацией и желанием спасти чужие жизни. Собственно, эта речь и стала причиной размолвки между Сергеем и Олегом. — Зачем сам полез? Зачем подставился, снова? — Там были невинные люди. — Ты сам называл их лицемерными ублюдками. — Я говорю не о богачах подобных Бехтиеву. Там были самые простые люди, которые не заслуживали того, что те мрази, напавшие на казино, сделали бы с ними. — Там был Гром, подставляться и лезть на рожон — это его работа. — Они… Они действовали от моего имени, точнее под знаменем Чумного Доктора! Ты разве не понимаешь, Олег?! Они и им подобные действуют только ради собственной выгоды. Им безразлично кто перед ними — богачи или обычные люди, а идеи Чумного доктора лишь служат оправданием для них. Насилие, ради насилия. Но они мне подражают, Олег! — И тебя могли бы там убить! Вряд ли ты бы смог, не смотря на всю свою гениальность, очищать Питер от этих мразей из могилы. — Тогда я был им нужен не как Чумной Доктор, а как обычный человек. Им был нужен именно я! — Ты мне нужен, Серёж, — чуть ли не рычит Олег и добавляет тихо и устало — Живой. А Серёжа бесится, а чтобы окончательно не сорваться громко хлопает дверью особняка и сваливает в закат, точнее в башню. Именно из-за этой по сути дурацкой ссоры Разумовский сидит на диване в своём офисе, в роскошном халате и пьёт шампанское прямо из горла, а не нежится в тёплых объятиях Волкова дома. Он, конечно, предпочитал обитать в своём офисе, обустроил его по своему вкусу и создал все возможные условия для комфортного в нём проживания. Но дом у него тоже был, именно когда Волков вновь появился в его жизни, захотелось иметь место, в которое он сможет возвращаться, в которое они оба смогут возвращаться. Сейчас он мог себе позволить построить для них целый особняк, Волков по началу упирался и спорил, но постепенно в комнатах помимо мебели и всего, что накупил для обстановки Разумовский, и, разумеется, вещей самого миллиардера стали появляться и вещи бывшего наёмника. Дом обрастал историями и моментами, он становился по-настоящему их местом, в которое хочется возвращаться обоим. Можно считать что в какой-то степени они закрыли свой гештальт, ну, или уверенно идут в этом направлении. Сделав ещё один глоток шампанского, Серёжа прикрыл глаза и погрузился в воспоминания. Где-то через месяц после того, как Олег уехал в армию (Поставил его перед фактом, что уезжает, даже не посоветовался!) Серёжа переехал в другую квартиру из той, в которой они жили вместе. Воспоминания о друге, любовнике, любимом, по которому Разумовский, чего уж скрывать, безмерно тосковал, бередили ещё не зажившую рану от предательства. Уехал, почти не прощаясь, повздорил с ним накануне из-за этой самой поездки, а после целых 3 месяца не звонил, не писал. И этот акт взаимного игнорирования также послужил поводом для переезда. Серёжа с головой ушёл в учёбу, лучший на 1 курсе, любимец преподавателей и тот, кого на дух не переносят одногруппники во время сессии (в это время он буквально зверел), в гениальном мозгу возникла идея создания гигантской соц. сети, пока что не оформившаяся в полноценный проект, но уже многообещающая. Прошло несколько недель, голова Разумовского была забита мыслями, идеями, планами, а вот сердце тосковало по Олегу, и сколько бы Сергей не убеждал себя в том, что Волков ему не нужен, и вообще пошёл он к чёрту со своей армией, но мыслями вновь и вновь возвращался в то время, когда любимый был рядом. Выть хотелось от той чёрной, пугающей пустоты в сердце, которая появилась, когда Олег сообщил о том, что пойдёт в армию. Волков был нужен ему, как кислород, но порой, когда тоска окончательно затягивала в свои липкие, душащие сети, в гениальной рыжей голове проскальзывал вопрос «А нужен ли я ему так же сильно?». И от этого внутри что-то болезненно вздрагивало и билось, как птица в клетке. Три месяца, три чёртовых месяца прошло после отъезда любимого и ни словечка, ни одной новости, как сквозь землю провалился, даже с Новым годом не поздравил, а самому набрать номер Серёже гордость не позволяла. Ещё через месяц пропажа объявилась, Олег писал ему, но Разумовский упрямо не отвечал, только читал сообщения с извинениями, с рассказами о том, что у его Волка всё хорошо, с просьбами его не игнорировать и вновь с извинениями. — Не обижайся — Я не думал что это так важно, поэтому не сказал (Не думал он, как же! Понимал, что будет скандал поэтому и сообщил в последний момент чтобы не было времени его удержать) — Не злись — Прости — У меня всё хорошо — Всё ещё обижаешься? — Как ты? — Ещё раз прости — Как здоровье? — Ещё злишься? — Давай поговорим — Брось, не устраивай сцен. Я уже понял, что ты оскорблён до глубины души — Как в универе? — Всё в порядке? — Ты там живой? — Ещё дуешься? — Я уже извинился — Ответь. Он чисто из упрямства не отвечал на звонки и с какой-то мстительной радостью сбрасывал их. А потом мучился от острого, почти невыносимого желания услышать голос дорогого его сердцу человека, но задетая гордость и принципиальность не позволяли поддаться желанию. Он был хаотичен и непостоянен, разрывался, не понимая чего хочет больше. Метался, от чувства мстительной радости, до душащих слез от болезненно необходимого желания услышать ласковое «Привет, Сереж». И вдруг, всё прекратилось. Волков пропал, перестал писать, исчез из жизни Сергея, оставив только воспоминания. Первые несколько вечеров он держался, потом сам набрал проклятый номер, но никто на том конце не ответил. Когда и через 3 недели от Олега не было никаких новостей, Разумовский всерьёз забеспокоился и написал ему. — Волков, ты там умер? — Хватит молчать, я уже понял что ты гордый — Не смей меня игнорировать! — Какого чёрта ты молчишь? — И после этого ты меня называешь упрямым — Ну и пошёл ты нахер! — Только посмей мне там сдохнуть! Я тебя и из-под земли достану! — Волков? — Я уже не злюсь — Ну брось упрямиться — Может быть я был не прав, но и ты не лучше! — Олег? Тревожные мысли копошились в гениальной голове, мешая спать по ночам и заставляя задуматься о том, что он будет делать, если с любимым что-то случилось. Казалось, прошла вечность, а минули всего 2 месяца с того дня, когда Волков пропал со всех радаров, 2 мучительно долгих месяца прошли прежде чем на экране телефона Разумовского высветилось сообщение от неизвестного номера и слова «Серёж, это Олег. Я телефон где-то посеял». За окном лето, июнь, последняя сессия перед каникулами, обычно в это время Сергея даже окликать боялись. Так как он ходил злой, вечно с синими кругами под глазами от недосыпа, со всклокоченными рыжими волосами и питался кофе, энергетиками и валерьянкой. Когда телефон пиликнул он сидел над конспектами и готовился к одному из последних зачётов с поистине безумным взглядом. Сначала Серёжа удивился, так как писать ему в период сессии мог только бессмертный, но стоило прочесть сообщение, и от сердца отлегло. В этот момент Разумовский был готов сначала побиться головой об стену, а потом самолично прибить друга. Он уже успел перебрать кучу вариантов того, что могло случиться с Волковым, но про потерю телефона даже не подумал. — Я тебя убью, — заверил его Разумовский в ответном сообщении. — Значит чтобы ты наконец перестал на меня дуться, Серый, мне надо пропасть на 4 месяца? Учту, — Серёжа был готов поспорить на всё что угодно, что набирая это сообщение, Олег усмехался. — Ой, да пошёл ты, Волков. И вообще, у меня сессия, не мешай готовиться. Отбросив телефон на кровать, Разумовский уткнулся носом в конспект, но не прошло и двух минут как он снова завибрировал, оповещая своего владельца о том, что некоторые, видимо особо бессмертные личности, его в покое не оставят. Сергей честно пытался на протяжении последующих 5 минут игнорировать вибрацию телефона и стремился полностью погрузиться в конспект, но Волков явно решил довести его. Не выдержав Разумовский оставил записи и перебрался на кровать, наконец погружаясь в текст сообщений. — Ты и так самый умный, оторвись от конспектов. — Ну Сеееерый… — Мне что снова пропасть на 4 месяца чтобы ты соизволил прочитать мои сообщения? — Серёж? — А вдруг я лежу в госпитале, смертельно раненый, это последние минуты моей жизни, и я посвящаю их тебе? Разумовский закатил глаза и быстро напечатал, — Если сдохнешь, я тебя с того света достану и самолично прибью. А после подумал и добавил, — Мне льстит, что в последние минуты своей жизни ты думаешь обо мне. Через несколько секунд пришёл ответ, — И всё-таки ты самовлюблённый засранец. — Поэтому ты обо мне и думаешь — И днём, и ночью — Фу, какая романтическая банальщина — Ты неисправим, всё такой же упрямый Серёжа усмехается и откидывается на подушки. Определённо, ему не хватало их общения и Олегу видимо тоже. Но счастье счастьем, а один важный разговор в долгий ящик откладывать нельзя, и так уже затянули. Морщится, но пишет, — Возможно ты кое в чём был прав. — А конкретнее? — Не мне принимать за тебя решения, у тебя своя голова есть на плечах — И? Снова недовольно кривится, всё-таки в некоторые моменты Олег невыносим, — И твоё будущее это твоё дело. Волков читает сообщение, но ничего не отвечает. Разумовский нервно запускает пальцы в распущенные рыжие волосы и треплет их наводя на голове ещё больший беспорядок. Почему он молчит? Проходит совсем немного времени и раздаётся звонок, Сергей мгновенно отвечает и наконец слышит в трубке родной голос. — Наше будущее, Серёжа, наше. Разумовский сначала не верит своим ушам, а потом на его губах расползается счастливая улыбка, и Олег слышит негромкий, но определённо радостный смех. — Не зарекайся, Волче, — расслабленно усмехается Серёжа вытягиваясь на постели в полный рост, — В нашей жизни может произойти всё что угодно. — А ты попробуй иногда, ради разнообразия мыслить хоть чуть-чуть оптимистично и расслабляться. А то совсем скоро загнёшься над своими конспектами, — в голосе Волкова слышится усталость, но он определённо улыбается. — Дурак ты, Олег, — чуть слышно посмеивается Разумовский, — Но я тебя люблю. — И я тебя, Серёжа- слышится в трубке. Они общались ещё около получаса и, с жадностью ловя каждое слово собеседника, им обоим друг друга не хватало, но теперь ссора в прошлом и они пытаются успеть наверстать упущенное до следующего разговора. Когда Волков прощается и сбрасывает вызов, Серёжа смотрит бездумно в потолок и улыбается, ради этого стоило отложить подготовку к сессии. В следующий раз им удаётся созвониться через месяц. Они обмениваются новостями и от Волкова не ускользает лёгкое напряжение в голосе Разумовского. — Серёж, что-то случилось? — обеспокоенно спрашивает Олег. — Да… Нет… Я…- прежде чем Разумовский успевает придумать что ответить Волков слышит в трубке громкое «Кааааарррр», а на плечо Сергею пикирует со шкафа маленький белый воронёнок. — Что это у тебя? — интересуется Волков уже подозревая что этот месяц его Серый без приключений прожить не смог. — Эм… Короче, я подобрал птенца вороньего. Он был побитый, жалко… Ну и. Знаешь, он белый такой… Он… Она… Он…- Серёжа рассказывает несколько сбивчиво, поглаживая птицу по спинке и с неким сомнением поглядывая на нового друга, и добавляет, — Блять, хрен знает какого оно пола. На другом конце телефона какое-то время молчат, птица подозрительно косится на мобильное устройство умными красными глазами, Разумовский собственно с едва заметным напряжением смотрит туда же. Через несколько невыносимо долгих секунд Серёжа слышит смех и ему явно становится легче. — Серый, ты — чудо! — говорит Олег, отсмеявшись и слушая, как рядом с телефоном прохаживается новый питомец возлюбленного, цокая коготками по столу, — Но ведь воронёнок не домашняя птица. — Он альбинос и погиб бы, если бы я его не подобрал, — ответил Сергей насыпая воронёнку корм. — Ты хоть к ветеринару его отнёс, орнитолог юный? — всё ещё посмеивалась уточнил Волков, не теряя надежду на благоразумие друга. — Ты за кого меня принимаешь? , — фыркнул Разумовский и Олег чётко представил как его гений поправляет отросшие уже до лопаток рыжие волосы. — Серёж, я единственный, кто твою ложь на раз раскрывает, давай дуй к ветеринару, узнавай пол своего воронёнка, потом расскажешь, — закатывает глаза Волков и чуть улыбается, слыша недовольное сопение в трубку. Из следующего сообщения Олег узнаёт что воронёнок оказался женского пола и его неугомонный назвал свою питомицу Марго. Приехав в августе на несколько дней, он имеет возможность познакомиться с вредным характером этой очень наглой птицы. Говорят, питомцы перенимают некоторые черты характера своих хозяев, что ж, было в Марго что-то от Разумовского, да и видно, что за столь короткий срок эти двое успели привязаться друг к другу. Ну а как Серёжа рад был, пусть и кратковременному возвращению Волкова, описывать бессмысленно. Первые пару часов по приезде Олега, Разумовский от него не отлипал. Когда страсть была на время утолена, он лежал у возлюбленного на плече и рассказывал о своих целях на ближайшее будущее, об успехах в учёбе, о том что начал разрабатывать план по созданию «Вместе», о том, что преподаватели его талант не ценят и не допускают до олимпиады потому что она, видите ли, исключительно для учащихся 3 курса. А Волков внимательно слушал его, где-то на краю сознания отмечая, что надо своего ненаглядного будет хоть чуть-чуть откормить. Так как щёки, запавшие из-за того, что Серёжа просто забывал есть за своей работой, учёбой и строительством масштабных планов на будущее, его очень напрягали. Ну а что поделать, если самого Разумовского к готовке вообще было лучше не подпускать: сожжёт всё к чертям в первые минут 5, он это сам прекрасно понимал, поэтому ограничивался самым безопасным, но далеко не самым здоровым Дошираком. В отличии от него, Волков готовить и умел, и любил, так что вполне успешно компенсировал этот недостаток друга. — Олееег, а знаешь почему «Вместе»? — потягиваясь подобно большому коту спрашивает Разумовский и хитро щурится. — Почему? — вопросительно изгибает бровь Волк, поворачивая голову, смотря на Серёжу и нежно касаясь губами плеча украшенного россыпью веснушек. — Потому что с появлением этой сети, мы всегда будем вместе, даже когда ты в армии, — искренне смеётся Серёжа и целует Олега в открытую для нападения шею. Волков смотрел на своего неугомонного чуть улыбаясь, гордясь им и искренне наслаждаясь видом изнеженного, ласкучего, счастливого и до чёртиков притягательного Серёжи. Он бесконечно скучал по этому засранцу, пусть порой до ужаса самовлюблённому, но зато своему на все 100%. В чужой для них обоих, выматывающей и порой раздражающе шумной Москве они были друг у друга, ну, а тогда большего и не требовалось. Проходит ещё полтора года относительного спокойствия. Волков служит в спецназе, Разумовский доучивается на 3 курсе и готовится в следующем году, после выпуска, впечатлять мир своим творением — соц. сетью «Вместе», Марго из птенца превращается в большую и очень умную белую ворону с жутко наглым, порой невыносимым характером, очевидно передавшимся от хозяина. И в тот год всё идёт наперекосяк. Олег сообщает, что его вновь отправляют на задание в горячую точку, после долгого перерыва, состоящего из относительно спокойных заданий (если, конечно, его службу в спецназе вообще можно назвать спокойной), Серёжа упрямо не хочет его отпускать, волнуется, кричит и истерит по телефону, бросает трубку и не отвечает на сообщения и звонки в течение нескольких дней. Когда же Волков приезжает попрощаться, первый вечер всё вроде идёт хорошо, только взгляд у Разумовского какой-то затравленный и видно, что он обижается на своего Волчка. Следующий день хуже, Серёжа запирается в комнате, с Волковым не разговаривает, при неловких встречах на кухне взгляд отводит, в глаза не смотрит. И это ранит Олега куда больше чем громкие обвинения и крики. Он готов вынести обиженный взгляд возлюбленного, его упрёки, лишь бы он не молчал, лишь бы не замыкался вот так, не закрывался от него. Волков боялся, что одно такое задание в горячей точке может и в правду закончиться для него смертью и понимал, что если он о чём-то и будет жалеть, так это о том, что не увидел на прощание ясные, голубые глаза своего любимого. За день до того как Олег должен покинуть Россию, терпение у Серёжи заканчивается, и он как с цепи срывается, ссора, в ход идут кулаки, которые, впрочем не наносят, Волкову особого вреда. Олег до конца надеется на то, что Серый успокоится и они смогут нормально поговорить, но видимо Разумовский больше не был настроен на уговоры. Они ссорятся вдрызг, крепкие нервы Волкова всё же сдают, и он перехватывает хрупкие запястья Серёжи, удерживая его, кричит в ответ. Разумовский затихает на несколько секунд, а потом ясные голубые глаза наполняются слезами, и он вырывается, разворачивается к нему спиной, скрещивая руки на груди в защитном жесте. Стоит Олегу только потянуться чтобы утешить невероятно вспыльчивого и обиженного на его грубость возлюбленного, как Разумовский, даже не оборачиваясь, шипит, — «Пошёл вон!» Волков улетает тем же вечером. Это был конец, отвратительный, горький конец их истории, так думал Сергей, гоня единственного родного человека прочь, а вот Олег ещё надеялся на благоразумие Серого. Остынет, отойдёт от истерики, позвонит, они поговорят и со всем разберутся, всё решат, главное вместе. Но проходит неделя, две, а от Разумовского ни одной весточки. Волков не выдерживает и пишет первым, и ещё, и ещё, сообщения помечены как доставленные и прочитанные, но Серёжа не отвечает, звонки сбрасывает и на связь не выходит. Ещё через 3 месяца Олег понимает, что та ссора была концом, самым настоящим, их больше не существует, но он продолжает выживать ради него. В самых горячих точках и безвыходных ситуациях, с самыми тяжёлыми ранами, он умудряется справляться и вырываться из лап смерти, чтобы снова увидеть такие родные голубые глаза. После нескольких месяцев службы он понимает, что дальше так не может и, покинув армию, становится наёмником, Разумовский же с успехом оканчивает 3 курс ВМиК МГУ. Последующий год Олег полностью посвящает работе, она отлично помогает отрешиться от всех проблем, его давно перестала волновать личность заказчика и цели, если бы он был обременён моральными принципами, то никогда не пошёл бы по этой дороге. Умереть он уже не боялся, а смысл? Его никто не ждёт, никто о нём не волнуется, но почему-то, вспоминая о копне рыжих растрёпанных волос, ясных голубых глазах, счастливой улыбке, о мягких губах, которые целовали его с такой искренностью, от которой щемило сердце, ему хотелось жить. Когда в университетах заканчивается учебный год, Волков поздравляет Разумовского с выпуском, но тот не отвечает, как и всегда. От знакомых он узнаёт о запуске «Вместе» и об оглушающем успехе Серёжиной разработки. Конечно, он не может не пожелать ему удачи, но в ответ вновь получает молчание. Мысленно он понимает, что надо отпустить Разумовского, но не может, знает, что Серёжу он вырвет из своей жизни только вместе с собственным сердцем. Но поздравляя своего любимого с успехом, Волков заставляет себя удалить его контакт, пусть больно будет ему, он сильный, он переживёт, а у Серого впереди великое будущее, и он не может тянуть его назад. Хватит уже страданий с Серёжи, пора заканчивать, и так друг другу души в клочья изорвали, сердца разбили, да так что осколки въелись и уже не исчезнут из них обоих никогда. Проходит один мучительно долгий год, а потом его отправляют на операцию в Сирии… Серёжа после расставания с Олегом стал на себя не похож: ещё больше замкнулся в себе, под глазами залегли глубокие тени, он полностью погрузился в учёбу и в работу над соц. сетью, сбрасывал звонки Волкова под неодобрительное карканье Марго, только мельком проглядывал множество написанных сообщений. Разумеется, ссора и разрыв с Олегом больно ранили его, иначе и быть не могло. Вот только не меньше его коробил тот факт, что Волк снова выбрал службу, а не его, снова ринулся подвергать свою жизнь опасности в самой гуще событий. И будь он просто раздосадован отъездом Волкова, уже недели через две, ну максимум месяц отвечал бы на его сообщения и, может быть, даже соизволил написать сам. Но дело ведь совсем не в глупой обиде: за прошедшие полтора года он устал, устал бояться, что Олег больше не вернётся к нему, что в один момент он узнает о смерти самого дорогого человека. Этот первобытный страх потери любимого, который настигал его по ночам, когда он был один, выматывал его. Он просто не может без Олега, совсем, ни физически, ни морально. Волков, как чертовски редкий наркотик, он постоянно нуждается в новой дозе, он был жизненно ему необходим. Был… А сейчас? Да кого он обманывает? И сейчас, и потом, и через тысячу лет, Серёжа будет нуждаться в нём, сколько бы ни лгал сам себе. Но пока получается забыться, он забывается, тонет в учёбе и на подработке, в бесконечной череде конкурсов и в работе над «Вместе», даже летом постоянно находит чем себя занять, лишь бы не думать, не вспоминать, не пытаться оправдать Волкова чтобы не позволить ему вернуться в его жизнь. Но по ночам, когда кошмары заставляют просыпаться с криком, застрявшим в горле, в дождливые вечера, когда на душе скребутся кошки и, несмотря на то, что в съёмной квартире почти жарко, холод пробирает до костей. Серёже до боли, до душащих слёз не хватает Олега, его объятий, глубокого голоса, нашёптывающего что-то успокаивающее, и бесконечного тепла исходящего от того, кого он любил. Того, кого он любит до сих пор. Новый учебный год, последний, диплом, а потом свобода и запуск его творения. Разумовский почти не думает об Олеге, слишком много дел, учёба выматывает в край, раздражает буквально любая мелочь, диплом уже написан, а он полностью сосредоточен на доработке «Вместе», до выпуска осталось не так много времени, а дел столько, что проще повеситься чем успеть в срок. Но он успевает, диплом защищает на «отлично», выпускается из универа, возвращается в родной Питер и наконец-то запускает своё творение. Серёжа предполагал, что «Вместе» принесёт ему известность и деньги, но не подозревал, что так много. Всё завертелось: прибыль, встречи, интервью, безумное количество дел, планов, множество новых знакомств и это всё свалилось ему как снег на голову в разгар палящей летней жары. Но он справлялся и довольно быстро втягивался, да так, что казалось, будто он с рождения варился в том мире, в который попал. Времени даже на банальный сон было не много, чего уж говорить о самокопании. Разгрести все дела удалось только месяца через четыре: журналисты наконец-то оставили его на время в покое, рабочие вопросы также по большей части были улажены, и постройка башни «Вместе» была в самом разгаре. И всё же, несмотря на обретённую популярность, на поток денег, на множество новых знакомств, было то, что омрачало всё это. Да, днём, погружаясь в проблемы, Серёжа забывал о своих душевных терзаниях, но вот ночью образы в его сознании мешались. Хороший сон, лето, Волков и прогулка по Питеру сменялись реками крови, полыхающим городом и Олегом, в глазах которого постепенно угасала жизнь. И самым страшным было то, что Серёжа ничего не мог сделать, он стоял, не чувствуя своего тела, и со стороны наблюдал за тем, как умирал его самый родной человек. Кошмары не давали спать по ночам, он начал принимать таблетки чтобы иметь возможность хоть немного выспаться. Раньше от ужасов, от боли, от удушающего, липкого, пробирающего до костей страха, его берёг Олег. Когда был рядом притягивал к себе, прятал Разумовского в тёплых объятиях от всего мира, не позволял сорваться в истерику после очередного кошмара и сцеловывал с щёк дорожки слёз, успокаивающими движениями, гладя любимого по медно-рыжим волосам. Впрочем, даже когда он был далеко и не всегда мог взять трубку, от мысли о том, что на земле всё ещё есть человек, которому ты дорог, становилось чуть легче. Сейчас, несмотря на то, что Серёжу окружали тысячи людей, жаждущих его общества, ему как никогда было одиноко и его единственным близким существом оставалась Марго. В один из вечеров, когда с делами было покончено, Разумовский уже хотел отправиться спать, но ворона настырно летала и каркала у него над ухом — подобным образом она вела себя далеко не в первый раз за последние несколько месяцев, но Серёжа, занятый проблемами «Вместе», игнорировал нападки питомицы. — Ну что ещё, Марго?! — уже раздражаясь вопросил он, когда ворона вцепилась клювом и когтями в его халат, не пуская на заслуженный отдых. Питомица, настойчиво каркая, повела хозяина за собой, в его кабинет и присела на одну из коробок, которые остались после переезда в новую квартиру, которая заменяла ему дом на время строительства башни «Вместе». Там лежали вещи, которые он не трогал с момента окончания университета. Уже проявляя большую заинтересованность, Разумовский открыл эту коробку и позволил вороне порыться в ней, чтобы через несколько минут та извлекла из забытых вещей его старый телефон. Умная птица перенесла гаджет на стол и указала всё ещё ничего не понимающему хозяину на него клювом. — Ну и зачем тебе это? — вопросительно изогнул бровь Сергей, всё же ставя телефон на зарядку и смотря на загорающийся экран. Ворона посмотрела на него красными глазами, чуть наклонив на бок голову, и осторожно постучала клювом по экрану гаджета. Разумовский дождался когда телефон загрузится и, взглянув на экран блокировки, скривился, будто его сердце разом проткнули несколькими мечами. Перед его глазами предстала их с Олегом фотография, сделанная в последний Новый год, который они провели вместе. Он сидит, завернувшись в плед, откинувшись на Волкова и, устроив голову у него на плече, счастливо улыбается. Олег обнимает его одной рукой, а второй держит телефон, фотографируя их, на коленях у Серёжи устроилась Марго. Он буквально досконально помнил тот вечер, как шутил его Олежа, готовя на кухне праздничный ужин, как сам Разумовский смеялся и лез к нему целоваться, над их головами, чуть недовольно каркая, летала белая ворона. Серёжа быстро разблокировал телефон, не позволяя себе ещё глубже окунуться в воспоминания, и снова посмотрел на Марго. Та, поняв, что при всей своей гениальности, её хозяин не поймёт, чего она от него хочет, подошла к Разумовскому и указала ему на иконку сообщений. Сергей открыл приложение и вздрогнул, увидев последнее полученное несколько месяцев назад письмо. Оно было от Олега. Чуть дрожащими руками Разумовский открыл их переписку и стал вчитываться в послание любимого. Поздравление с успешным запуском «Вместе», просьба его простить за то, что накричал в их последнюю встречу и слова, от которых в груди у Серёжи неприятно похолодело. Олег писал, что это его последнее сообщение, а потом он исчезнет из жизни Разумовского, так как это будет правильно, ведь их больше ничего не связывает. Сердце Серёжи разбивается на острые осколки, по щекам бегут непрошенные дорожки слёз, он опускается на пол и, утыкаясь лицом в собственные ладони, рыдает. Из горла вместо столь желанного крика вырывается тихий всхлип, наверное ему никогда прежде не было так больно. Плечи Серёжи дрожат от рыданий, ему холодно, больно, одиноко и очень страшно. Где-то глубоко в душе у него теплилась надежда на то, что они ещё могут всё исправить, но теперь и она умерла. Его трясло, голубые глаза прожигали слёзы, похожие на едкую кислоту, вот теперь он точно остался один, наедине со своими кошмарами и тем Тёмным, который жил в его снах, который так стремился завладеть его телом, его разумом, его душой, а он не справится в этой схватке один. Он может побороться, но насколько его хватит? На год? На два? А что потом? Это был единственный вопрос, на который у гения был ответ: дальше только зыбучие пески безумия и полная потеря контроля. Теперь он понимал, как разительно отличается настоящее одиночество от поддельного. Раньше он ещё чувствовал, что да, где-то там далеко, но всё же есть человек, которому он хоть чуть-чуть дорог. А теперь он потерял его, потерял своего Олега, сам оттолкнул, заистерил, не смог совладать с собственными чувствами и потом самолично растоптал свою любовь, да ещё и сплясал на её костях. Серёжа пытался ему дозвониться, но на звонки на старый номер он не отвечал, а новый даже его люди узнать не смогли. Разумовский прекрасно помнил, что если Олег не хочет чтобы его нашли, его не найдут, даже если подключить спец. службы, но он все равно не терял надежду. Ведь что делать дальше он просто не знал… Прошло два с половиной года — С возвращением, Олег, — прозвучал в кабинете Серёжи почти неотличимый от человеческого голос искусственного интеллекта Марго. Её тёзка пролетела над всем офисом, который стал для Разумовского домом, и приземлилась на плечо своего второго хозяина. Вообще, эта умная птица давно перестала воспринимать Олега, как нечто инородное и, поняв, что ей ничего не сделают, начала капать ему на мозги так же как и Сергею. — Утро, Марго, — здоровается Волков, оставляя на столе пакет из любимой Серёжиной кофейни и направляется к хозяину кабинета, который тихо посапывал на диване, заботливо укрытый пледом. Олег на несколько секунд замирает, любуясь тем как солнце, проникающее в кабинет, играет в медных волосах его любимого, он был готов вечность наблюдать за таким Серёжей — спокойными, умиротворённым и по- детски беззащитным. Разумовский мог себе позволить быть таким, когда они оставались наедине, так как рядом с ним всегда будет тот, кто готов его оберегать. Но всё же, Олег присаживается рядом, берёт его за руку, сплетая их пальцы, склоняется, целует в висок и зовёт, — Вставай, спящая красавица. Серёжа смешно морщится и, не открывая глаз, тянется к любимому, но не находит его… Тёплая рука пропадает, прохлада окутывает Разумовского, и уже совершенно другой голос зовёт его. — Просыпайтесь, Сергей, — голос Марго разрезает тишину кабинета. Он знает, что стоит только ему открыть глаза, и та хрупкая иллюзия, созданная сном рассыплется, но звон будильника не оставлял надежды на возможность снова попасть в мир бога Морфея. — Встреча с инвесторами назначена на 11:30, — информирует его Марго, видя, что хозяин открыл глаза. За окном пасмурно, скоро по стёклам застучит дождь, а Серёжа притягивает колени к груди и, утыкаясь в них, тихо плачет. Его выдают только едва заметно вздрагивающие плечи и тремор рук. Он думал сердце быстро заживёт, ведь столько времени прошло с их последней встречи, столько воды утекло, он почти смог выставить из своей жизни воспоминания об Олеге, но две недели назад ему доставили письмо. Оно было от Волкова. Столько боли, сколько он испытал когда пробежался по первым строкам письма, не смог бы пережить ни один здоровый человек. Строки, выведенные аккуратным почерком Олега гласили, что он просил своих товарищей передать Серёже это послание только в одном случае: если он — Волков погибнет. Разумовский не мог поверить в то, что читал, пробегался по предложениям по нескольку раз, пока по его щекам на бумагу стекали жгучие слёзы. Когда Серёжа прочёл последнюю строку письма, из его груди вырвался нечеловеческий крик, ему было не просто больно — его разрывало на части. Он кричал, рыдал, выл, бил всё, что только можно было разбить, пол окропила алая кровь, он поранил ладони о разбитое стекло, а потом лежал среди руин разрушенного кабинета и, кусая губы, на которых и так казалось уже не осталось живого места, беззвучно плакал. Серёжа был готов пережить то, что Олег ушёл из его жизни, ведь он знал, что Волков жив, где-то там, далеко, но он есть. А теперь его нет. Просто нет. Не существует больше такого человека. — Ты ведь поклялся, — чуть слышно шепчет он окровавленными губами, — Поклялся мне что вернёшься. Что всё будет хорошо. Ты говорил что выживешь. Что будешь выживать чтобы вернуться ко мне… Больше у него не осталось сил ни на что, даже жить желания не было. Он медленно поднялся, подошёл к одной из уцелевших бутылок какой-то дорогостоящей водки и, открыв её, начал пить прямо из горла. Внутренности обожгло успокоительным огнём, и резко накатила слабость, а всё вокруг подёрнулось пеленой. Алкоголь отлично помогал отрешиться. Когда Серёжа уснул на каким-то чудом выжившем диване, из угла комнаты выступила чёрная фигура с медными волосами и золотыми глазами и молвила, — Вот теперь ты никуда от меня не денешься. Теперь остался только я. Марго, до этого прятавшаяся на шкафу, неодобрительно каркнула. Даже когда прошли 2 недели, Серёжа не верил в то что его любимый умер, он поднял на уши все свои связи, всех своих людей, но все его усилия были бессмысленны. Ему сообщили лишь то, что Олег был отправлен на операцию в горячую точку в Сирии, его там взяли в плен и по заверению выживших товарищей, которые смогли выбраться, застрелили. На людях он, разумеется, надевал маску яркого и экстравагантного миллиардера: личные терзания не могут вредить делам компании. От него теперь слишком многое зависит, чтобы он просто так позволял себе выставлять собственные чувства на показ. И только оставаясь наедине с самим собой, Серёжа позволял себе плакать и скорбеть по другу, по любимому, по самому близкому и родному человеку, который когда-либо у него был. А Тёмный постоянно кружил рядом — незримый для других, опасный, безумный, жестокий и очень злой. Он считал, что сможет подчинить Разумовского, когда тот слаб после потери друга, но здесь в его плане обнаружилась непредвиденная заминка. Вместо того, чтобы сдаться и спрятать свою боль среди чёрных крыльев Птицы, он наоборот ещё больше закрылся, не позволял альтер-эго проникать в свои светлые сны, посвящённые Олегу, днём занимал каждую свободную секунду просто чтобы отрешиться. Что только другой Разумовский не делал чтобы сломать эту стену, ничего не вышло, ни одна хитрость или уловка не смогли провести его на другую сторону. Он даже как-то пытался принять образ Волкова, но Серёжа не поверил, с лёгкостью отличил, пусть и довольно реалистичную подделку от оригинала. Разумовский был под защитой собственного горя, оно не давало ему сойти с ума окончательно. Следующие 3 месяца стали для него сущей пыткой, он винил себя и пил, забывался с помощью работы и общения с Марго, а ещё постоянно перечитывал письмо Олега, будто стремясь найти в нём хоть один маленький намёк на то, что Волков жив. Вот только он проверил письмо на все возможные шифры, но так ничего и не нашёл. Это было просто послание из прошлого, которое заставляло Серёжу вспоминать того тёплого, порой слишком серьёзного, но заботливого и такого родного Олега. Его последние слова жгли душу не хуже раскалённых до красна железных прутьев, «Я люблю тебя, любил и буду любить всегда. Твой Олег». Он перечитывал их, и горло снова сдавливали рыдания, где-то в груди у миллиардера засел огненный шарик невыносимой тоски, от неё было так больно, что Разумовский всерьёз задумывался о том, что в какой-то момент просто не выдержит и сломается. Хуже этой невыносимой горечи было только чувство вины. Разумовский не мог от него избавиться, хотя и не пытался, лишь ещё больше топил себя в нём с каким- то мазохистским наслаждением. Он винил себя в той последней ссоре, винил за то что не смог наступить на горло своей гордости и написать Олегу раньше, винил себя в его смерти. Серёжа погряз в этом чувстве на несколько недель, оно было всеобъемлющим, тяжёлым, густым и липким как патока, болезненно невыносимым. Те первые недели Разумовскому не хотелось ничего. Он совсем не ел, почти не спал, горстями глотал таблетки, много пил, оседал на пол собственного кабинета в голодном обмороке и отключался за столом просто потому, что сил не было совсем. А когда открывал глаза, сквозь слёзы, сорванным к чертям голосом просил, умолял все высшие силы, хоть и не верил в них, но в первую очередь самого Олега вернуться. «У меня одна просьба, всего одна. Я прошу тебя, нет, я умоляю, Олег, сделай кое-что для меня. Прояви всю свою изворотливость… Будь, пожалуйста, живым. Олег, пожалуйста, прекрати всё это. Прекрати. Сделай это для меня, сотвори чудо. Вернись ко мне…» Серёжа не мог без своего Волкова, совсем. Так он думал тогда, когда боль от потери была ещё слишком острой, а рану не обожгло лекарством под названием «Время». Прошло полгода Оказалось, что Разумовский, несмотря на первое впечатление, был сделан далеко не из хрусталя, а из какого-то особо прочного металла — стержень внутри него мог погнуться, но вот надломиться или полностью сломаться — никогда. Сергей постепенно начал привыкать к мысли, что Волкова больше нет с ним рядом, что он остался в компании двух Марго: той, которая ворона, и той, которая представляла из себя искусственный интеллект. Он сам не мог ответить себе на вопрос, почему назвал верную помощницу именем питомицы, но видимо тогда ему это казалось уморительным. Что ж, ворона явно подружилась со своей тёзкой, по крайней мере особой враждебности к ней не проявляла, хотя первое время смотрела на неё с подозрением и часто каркала, стоило только лицу Марго возникнуть на большом экране в кабинете её хозяина. За окном стоял прохладный, всё ещё дождливый ноябрь, да и на душе у Серёжи было, откровенно говоря, дерьмово, так что погода вполне была под стать его эмоциональному состоянию. Он смог пережить ту стадию самобичевания, хоть и не полностью. Вина все ещё грызла его изнутри, но когда постоянный недосып и голодный обморок в купе с огромным количеством выпитых таблеток чуть не стоили ему жизни Разумовский решил взяться за ум. Что- то внутри него было четко уверено в том, что Олег был бы не в восторге от того, что он гробит собственное здоровье и медленно, но верно сам себя убивает. Первое время приходилось напоминать самому себе, что необходимо в определённое время принимать пищу и, хоть немного, но всё-таки спать, а потом как-то втянулся. Все дни слились в один большой серый и совершенно пустой поток. Через полтора месяца будет Новый год, который он снова проведёт один, точнее первую часть вечера на какой-нибудь вечеринке, среди раздражающе фальшивых улыбок и сверх дорогого алкоголя, который мог хоть чуть-чуть скрасить его тоску. Но ещё до боя курантов он будет дома, точнее в офисе, который стал для него постоянной обителью. С высоты небоскрёба было интересно наблюдать за людьми, постоянно снующими туда-сюда, да и шум машин не раздражал его слух. Он не мог, не хотел делить новогоднюю ночь с кем-то кроме Волкова, а поскольку по столь трагичному стечению обстоятельств его рядом быть не могло, Разумовский собирался со спокойной душой напиться, даже скорее набухаться в хлам в компании Марго (которая ворона). Пока он составлял этот нехитрый план действий, в гениальной голове мелькнула мысль о том, что если он не прекратит пить в таком количестве, то скоро станет алкоголиком. Поняв что вновь оказался прав, Сергей дал самому себе зарок прекращать с этим тёмным делом в новом году, несмотря на скорбь. Да и боль понемногу отступала, оставляя за собой бесконечную тоску с привкусом горечи и печали, душа и сердце Серёжи болели от того, что последняя встреча с Олегом закончилась ссорой. Он не сможет больше заглянуть в такие родные голубые глаза, не потеряется в тёплых объятиях и наверное самое страшное — не сможет попросить прощения за то, что накричал тогда и оттолкнул от себя. В первые недели Разумовский мучал себя вопросом, а что бы было, если бы они не поссорились с Олегом, если бы он вернулся потом домой, что, если бы Сергей смог бы отговорить любимого от поездки в Сирию? Тогда всё было бы иначе. Быть может если бы они тогда спокойно поговорили, этот Новый год Серёжа снова встречал бы в объятиях Олега, все было бы хорошо… Сейчас уже ничего не исправить, а историю нельзя перекроить по своему вкусу, слишком поздно одумался. Эти мысли до сих пор не давали Разумовскому покоя, он терзал сам себя, душу себе на части рвал и просто бесконечно сильно тосковал по самому родному человеку. Новый год прошёл как- то мимо него. Да и разве в его жизни что- то могло измениться? Медленно и лениво текли дни зимних праздников, стоит сказать что Сергей своё обещание сдержал и после новогодней ночи не прикасался к алкоголю, зато проводил время в полном ничего неделании. Пожалуй Разумовский впервые после новости о смерти Олега смог забыть о работе и труде, и погрузиться в просмотр сериалов и поедание сладостей, можно считать, что он начал закрывать свой гештальт. Марго, которая в последнее время предпочитала прятаться от хозяина где-то в офисе и не нервировать его, увидев что Сергей постепенно начал приходить в себя, стала чаще пикировать к нему на колени или на плечо и лениво млеть пока пальцы гения, миллиардера и филантропа, поглаживали её по белоснежным пёрышкам. Разумовский в свою очередь, к радости птицы, был совсем не против подобной компании. Пусть ворона и наглела иногда, слишком сильно впивалась ему в плечо когтями или осторожно ловила клювом его пальцы, если Серёжа на слишком долгий промежуток времени прекращал ее гладить, но она осталась единственным его близким существом и при всей своей вредной натуре подобным образом отвлекала его от печальных мыслей и старалась облегчить тоску. Разумовский же в свою очередь был ей благодарен. 5 января.Раннее утро К башне «Вместе» подъехало такси и из него вышел мужчина, весь в чёрном, с бородой, тёмными волосами и голубыми глазами, на его груди висел сдвоенный кулон в виде волчьей головы и когтя. Он вытащил с заднего сидения сумку, отпустил таксиста и направился в сторону небоскрёба. Холл был пуст, но на входе его встретил приятный женский голос, — « Я ваш голосовой помощник- Марго. Назовите своё имя и цель прибытия». — Олег Волков, я пришёл к Сергею Разумовскому, — сказал мужчина в пустоту. — Доброе утро, Олег. Сергей ждал вас. Ваши данные уже внесены в мою базу, проходите к лифтам и поднимайтесь на последний этаж, — Олегу показалось что голос искусственного интеллекта на несколько тонов потеплел. — Спасибо, Марго, — несколько неловко отвечает Волков, все-таки очень странно разговаривать с воздухом. Он направляется к лифтам и жмёт на кнопку самого верхнего этажа, машина сканирует отпечаток его пальца и все тот же голос сообщает, — Одобрено. Олег удивляется тому, что Серёжа внёс его отпечатки пальцев в базу данных своей башни и чуть улыбается. Мысль о том, что его любимый о нём не забыл даже спустя столько лет, приятно грела душу. Почему же он когда так много воды утекло, первым делом по прилёте в родной город направился именно в обитель Разумовского? Потому, что сейчас Серёжа думает что он мёртв, особенно учитывая тот факт, что его команда передала письмо. Но он смог выжить, снова, вновь вернулся буквально с того света и что-то внутри него упрямо твердило о том, что Разумовский должен узнать, сейчас, пока не поздно, вдруг можно ещё хоть что-то исправить. Да и Олегу было буквально физически необходимо заглянуть в родные голубые глаза и сказать что скучал, что любит, до сих пор. Пусть Серёжа на него покричит, имеет право, в конце концов он около полугода думал что Волков мёртв, но лишь бы сразу не выставил за дверь, лишь бы дал рассказать обо всем, что с ним произошло. Когда лифт останавливается на самом верху, Олег покидает его и проходит сквозь стеклянные двери в офис Серёжи. Он окидывает помещение взглядом, супер новое оборудование, лучшая техника, не без улыбки подмечает автоматы со сладостями, несколько скульптур и огромная «Венера» Боттичелли. Да, Серёжа воплотил в реальность все свои мечты, всего смог добиться сам, без чужой помощи и Олег безмерно гордился им. Он ещё перед вылетом в Питер прошерстил новости особенно те которые касались Разумовского, он за эти годы много хорошего сделал, помимо создания самой крупной соц. сети во всей России. Жертвовал в большом количестве деньги на благотворительность, открыл новый дет. дом в Петербурге и очень помогал приюту в котором они вдвоём выросли, проще говоря, все новостные издания не зря называли его филантропом. Вновь пробежавшись взглядом по офису, Волков таки обнаруживает своё сокровище, он спит на диване, под пледом, тихо посапывает, улыбается чему-то во сне, на нём нежно голубой свитер (прямо под цвет глаз), значит все так же вечно мёрзнет и даже в тёплом помещении, никак не может согреться. Раньше когда Олег видел, что Серёжа продрог, он притягивал его в свои объятия и ждал когда Разумовский полностью согреется, в такие моменты гений шутил что Волк его личная печка. Но с тех беззаботных времён многое изменилось, Сергей даже волосы свои роскошные рыжие остриг, повзрослел, можно сказать возмужал, но во сне оставался все тем же хрупким, беззащитным, по- детски невинным, его Серёжей. На столе рядом стояла масса сладостей и газировок, но не смотря на это Разумовский был все таким же невыносимо худым, а сейчас даже казался ещё более измождённым из- за залёгших под глазами глубоких теней от постоянного недосыпа, чем во времена обучения в университете. Волков смотрит на выглядывающие из ворота свитера ключицы, слишком тонкие и хрупкие для взрослого человека и его сердце болезненно сжимается. Внутри все кричит, рвётся обнять, защитить от всех, прижать к себе и больше никогда не отпускать. И убедить Разумовского наконец перестать гробить своё здоровье во имя всеобщего блага. Он ведь настолько богат что может обеспечить лет на сто вперёд весь Питер, но все время к чему- то стремится. Олегу думается что либо к голодному обмороку, либо к нервному срыву. Впрочем собственное плачевное состояние явно не останавливает Серёжу и он работает на износ. От пристального взгляда наёмника так же не ускользают несколько разных упаковок с таблетками, которые так же лежат на столе, среди них Волков видит снотворные которые Сергей принимал ещё учась в университете, когда его мучали кошмары, а любимого рядом не было. Пока Олег со стороны любуется Разумовским, к нему на плечо чуть шурша крыльями, опускается Марго. Не каркает, понимая что разбудит хозяина который недавно уснул и впервые за долгое время спал так спокойно, зато тыкается клювом в щеку Волкова, как бы намекая на то, что после столь долгого отсутствия он просто обязан её погладить. Олег не противится, проводит несколько раз пальцами по белому оперению и направляется в сторону дивана. Ворона будто почуяв неладное слетает с плеча нарушителя спокойствия и прячется в укромном уголке. Волков опускается на край, берёт Серёжу за руку, сплетая их пальцы, наклоняется, осторожно целует любимого в висок и зовёт его, — Серёж, доброе утро. Разумовский нехотя открывает глаза, а в следующую секунду он уже на другом конце дивана и направляет на Олега пистолет. — Серый, ты чего? Это же я, — мягко говорит Олег протягивая Сергею руку. — Не подходи, — страх загнанного в угол зверя в глазах Разумовского ничуть не помогает наёмнику прояснить ситуацию. — Серёжа — Я не верю, нет, нет, нет, — он не стреляет, не успевает, оружие просто выпадает из ослабевших пальцев и Разумовский ещё дальше отползает от него, в его голубых глазах плещется океан боли. Любимый горстями глотает таблетки, бежит от простого касания и спит с пистолетом под подушкой, а Олег смотрит растеряно и просто не знает что предпринять. На секунду взгляд Сергея проясняется и он вполне чётко спрашивает, подавляя в голосе истеричные нотки, — Ты снова? Тебе не хватило прошлого раза? Думаешь я не пойму что ты, не он? Волков осторожно начинает приближаться, понимая что существенное увеличение количества таблеток на столе случилось явно не без причины и снова взывает к любимому, — Серёжа, всё хорошо, это правда я. — Не подходи! Не надо! Я тебе не верю! Ты не он! — Родной, послушай меня… — Хватит! Довольно! Я же просил тебя! Ты просто не имеешь права брать его облик! Он мёртв, мёртв, мёртв уже полгода! — на Разумовского накатывает истерика и в этот момент Олег быстро приближается к нему и не смотря на то, что Сергей отбивается, сжимает в своих объятиях. — Серёжа, я не знаю что с тобой происходит, но послушай сейчас меня. Видишь, я тебя касаюсь, я тёплый, я живой, я снова рядом, — тихо говорит Волков ему на ухо, поглаживая Разумовского по спине и стремясь успокоить. — Ты мёртв, мне письмо принесли, твои товарищи подтвердили. Они сказали, что видели как тебя застрелили. Я все свои связи поднял, всех на уши поставил, ты мёртв, — уже не кричит, а шепчет Серёжа всё ещё трепыхаясь в руках Олега. — Ты же знаешь, я жутко живучий, — тихо смеётся Волков. И этот смех проходится волной тепла по телу Разумовского, в его памяти всплывают старые воспоминания покрывшиеся пылью времени, но он всё ещё не верит. — Ты мёртв, я документы видел. Тебя убили, застрелили, в Сирии, — как заведённый твердит Сергей, но уже не вырывается и потому Олег позволяет себе ослабить объятия, немного отстраниться и заглянуть в голубые глаза любимого. В них он видит столько тоски и нестерпимой, жгучей боли, что у самого сердце в груди сжимается. — Я живой, — уверенно повторяет смотря прямо в глаза. — Ты лжёшь, — еле шепчет напуганный Серёжа. Олег мягко берёт его руку и кладёт на свою грудь, — Серёж, ты же гений, так пораскинь мозгами, разве у трупа или видения или чёрт знает кого кто всё это время тебя мучал, может так биться сердце? — Нет, — чуть заторможено отвечает Разумовский. — А разве мёртвый может сделать так? Волков снова приближается и накрывает тонкие, искусанные губы Серёжи мягким поцелуем, первым за столько лет разлуки и чувствует как любимый инстинктивно подаётся вперёд, а после на несколько секунд отрывается и всхлипывает. — Олежа… В этот момент Олегу кажется что всё то блядское напряжение которое преследовало его с момента возвращения домой падает с плеч и растворяется в небытие. Разумовский жмётся к нему, по его щекам текут обжигающе горячие слёзы. И все что он может это тихо шептать. — Живой, живой, живой… — Ну тише, тише, теперь всё будет хорошо. Да, я жив и я с тобой, — Олег вдыхает запах Серёжи прижавшегося к нему всем телом. От Разумовского пахнет мёдом, корицей, яблоками и дорогим табаком. С Сергеем все всегда неоднозначно, даже его запах изменяется в зависимости от настроения и ситуации. Сейчас он пахнет для Олега домом, хотя наёмник уверен, что после каких- нибудь пафосных вечеринок Серёжу окружает запах дорогого парфюма, элитного алкоголя и роскоши. И всё же спустя столько лет только Волков имел особое право видеть Разумовского таким. Домашним, растрёпанным, еще сонным, с красными от слез глазами, но бесконечно родным и любимым, самым что ни на есть настоящим. — Но, я должен убедиться, что ты не он. Скажи что- нибудь, о чём знали только мы с тобой, что-то только наше, — просит Серёжа не сдерживая всхлипы и утыкаясь носом куда-то ему в ключицу. Олег на несколько секунд задумывается, перебирая пальцами рыжие пряди волос любимого и наконец подаёт голос, — В предпоследний Новый год, в дет. доме, когда мы были уже вместе, я подарил тебе белый свитер с лисёнком потому, что ты постоянно мёрз, а Звездова из соседней комнаты мы жутко бесили и он хотел его пока тебя в комнате не было испортить, порезать ножницами. Вот только я вовремя зашёл. — Так вот почему он потом с подбитым носом ходил, — Волков чувствует что Серёжа слабо улыбается и ещё ближе прижимается к нему. Олег приподнимает его лицо и наконец- то может насладиться падением в бесконечную, ясную глубину голубых глаз Разумовского, пока тот сам его к себе не притягивает и не начинает покрывать короткими поцелуями всё лицо. Лоб, нос, щёки, смешно морщится смотря на бороду, но не жалуется, только ещё больше улыбается, Олег не собирается отставать и зацеловывает его губы. Серёжа на несколько секунд отстраняется и позволяет Волкову запустить руки к себе под свитер, коснуться чуть тёплой кожи, сжать несколько сильнее, чтобы показать что он тут, что он не сон и не новое видение. К Разумовскому приятно прикасаться, за столько лет Олег уже успел забыть как это, чувствовать родного, любимого человека так близко. Сергей от прикосновения обжигающе тёплых рук вздрагивает, утыкается носом в шею любимого и втягивает такой знакомый, притягательный запах. Дым, металл, новая кожа, лёгкий почти не заметный запах пота из- за долгой дороги и тонкий аромат парфюма, того самого который Разумовский преподнёс ему в виде подарка на последний день рождения, который они по удачному стечению обстоятельств провели вместе. Наверное именно это заставляет Сергея полностью поверить в то, что перед ним настоящий Олег, а не подделка созданная Птицей в его голове. Волков с лёгкой улыбкой смотрит на прижимающегося к нему Разумовского, такого до боли родного и близкого, такого своего. Сергей обнимает его, медленно зарывается пальцами в тёмные волосы, утыкается носом в шею вдыхая его запах, сам притягивает к себе и накрывает губы поцелуем, физически не может от него оторваться, боится что если сейчас отпустит, Олег исчезнет как ещё одно видение и все это окажется очередным сном. — Серёжа, я здесь и скорее всего надолго, я никуда не денусь, — посмеивается Волков перебирая рыжие волосы любимого. — Навсегда, — бурчит Разумовский и впиваясь пальцами ему в плечи. — Ладно, навсегда, — покладисто соглашается Олег, понимая что сейчас спорить с Серёжей во- первых бесполезно, во- вторых на это нет ни сил, ни желания. — Вот всегда бы так, — язвит Сергей и наконец-то отстраняется от Волкова, но тот не отпускает его из своих объятий. Поняв что опасности никакой нет, Марго покинула своё гнездо и спикировала на колени к хозяевам. Видимо она посчитала что те уже достаточно порадовались встрече и пора обратить своё внимание на неё, всю из себя прекрасную. — Мне бы в душ, — говорит Олег, наблюдая за тем, как Серёжа возится со своей любимицей. — Только если со мной, — усмехается Разумовский снова подползая поближе к Волкову под недовольное карканье Марго. — Только ты потом не удивляйся если я в самый интересный момент засну, — посмеивается Олег, смотря на недовольно надувшегося Серёжу. — Ладно, это аргумент. Пойдём, Волче, — Разумовский протягивает любимому руку и ведёт за собой в ванную комнату, которая так же имелась в офисе- квартире. Олег следует за Сергеем до чёрной двери за которой как оказалось скрывалась шикарная светлая ванная комната, несколько вычурная, с подогреваемым мраморным полом, большим джакузи, кучей полочек с гигантским количеством шампуней, кондиционеров, масок, скарбов, гелей, масел и кремов. На его радость в ванной комнате так же есть обычный душ, так как после долгой дороги он понимал что в джакузи просто уснёт. Разумовский недовольно сопит, но всё же оставляет его и прикрыв за собой дверь идёт заказывать еду, так как он конечно скучал по жареной картошке от Олега Волкова, но понимал что после долгой дороги и ещё чего- то о чём он пока что не знает его любимый просто не в кондиции для готовки. Курьер оказывается на удивление расторопным и когда звук льющейся воды в ванной затихает, Марго уведомляет его о том, что доставка ждёт на 1 этаже. Серёжа никого не хотел пускать на свой этаж, поэтому не поленился, спустился и сам забрал у доставщика еду. Волков появляется на пороге с одним полотенцем на бёдрах, посвежевший и благоухающий грейпфрутом, и направляется в сторону перенесённой из коридора сумки со своими вещами. Серёжа устроившись на диване без тени стыда наблюдает за этим дефиле, за тем как капли воды с недосушенных волос скатываются с вдоль позвоночника и скрываются под полотенцем и с интересом разглядывает татуировку волка на спине. Хотя стоит только Олегу обернуться резко отворачивается изображая оскорблённую данным непотребством невинность и хитро сверкая голубыми глазами. Они завтракают вместе, Олег рассказывает что вообще случилось в Сирии и почему по документам он теперь мертвее любого трупа. История выходит захватывающая, изначально он работал вместе с несколькими ребятами из своей команды под прикрытием, но их раскрыли. Прорываться тогда пришлось с боем, так как члены группировки были явно не в восторге от лазутчиков и его поймали. Сирийские солдаты решив что убивать капитана группы будет глупо и лучше узнать что враги успели выяснить, лишь подстроили его расстрел, потом держали в каком- то подвале и пытали ради сведений, но он дождавшись удачного момента сбежал и связался с штабом. Несколько недель ушло на то, чтобы прийти в адекватное состояние при котором он сможет хотя бы на ногах стоять твёрдо. И в ближайшие года 3 ему лучше оставаться для всех мёртвым, так как уничтожена была лишь часть той группировки за которой он следил и оставшиеся члены жаждут мести. Разумовский слушает эту историю с замирающим сердцем и после, видя что Волков на ходу засыпает они устраиваются вдвоём на диване и впервые за последние 4 года Серёжа спит спокойно. Потом они будто пытались наверстать упущенное, много всего было, и веселье, и мелкие размолвки которые быстро забывались, и попытки научить Разумовского готовить, и походы по галереям и выставкам которые казались Олегу жутко скучными, но ему нравилось наблюдать за тем, как горели глаза Сергея когда он рассказывал ему о том или ином произведении искусства. Были ночи полные обжигающе горячих касаний, неторопливых поцелуев и громких стонов. Было знакомство с другой стороной жизни, где Серёжа превращался в намного более уверенного в себе, яркого, бесстыдного, собранного гения, миллиардера и филантропа. В белом костюме с иголочки, яркой нежно-сиреневой рубашке, с укладкой и нахальной улыбкой, он был совершенно не похож на того взъерошенного, разнеженного, домашнего, тёплого мальчишку, которого Олег привык прижимать к себе вечерами. Волков, впервые увидев такого Разумовского, беззастенчиво разглядывал его, любуясь тем как он кокетливо поправляет волосы и хитро улыбается. Но последние несколько недель Серёжа ходит мрачный, снова с тёмными кругами под глазами, ругается с кем-то по телефону и что-то постоянно активно печатает в ноуте. Казалось, что он 25/8 либо в телефоне, либо в компьютере и расставаться с ними не намерен. Волков беспокоится, но не лезет, ждёт, когда Разумовский сам все расскажет, а пока утаскивает его спать, когда он засиживается за работой часов до трёх ночи, и старается хоть иногда заставлять его есть нормальную еду, а не жить на снэках из автоматов и энергетиках. Когда Олег упоминает о том что, штаб предложил ему новую вылазку для зачистки оставшейся части группировки, Серёжа не истерит, не гонит его прочь, только смотрит своими большими голубыми глазами устало и уходит в другую комнату, но угрозами не бросается, да и из офиса не просит (приказывает) выметаться. Олег волнуется, ждёт около получаса, и когда он готов идти за Разумовским, тот появляется уже одетый в одну из тысячи футболок с провокационной надписью «I don’t need sex. The government fucks me every day», молча берёт любимого за руку и ведёт на парковку, по дороге натягивая куртку, которую ему в руки сунул заботливый Волк. Пускать Серёжу за руль в таком состоянии Волков боялся, но одного взгляда миллиардера хватило для того, чтобы наёмник отдал ему ключи. Вся дорога проходит в молчании. Волков напряжен, но заговорить не пытается, понимает, что Разумовский сейчас часовая бомба и трогать его лишний раз чревато конфликтом. В последнее время Серёжа довольно быстро сменял гнев на милость и больше упрямится чем по-настоящему злится, но в этот раз все явно было иначе. Они подъехали к какому-то дому, и когда Сергей покинул машину, Волков последовал за Разумовским все в том же тягостном молчании. — Что мы здесь делаем? — осматривая пустой холл осторожно спросил Олег. — Я начал строительство этого дома через неделю после того, как ты вернулся, — тихо, будто боясь чего-то произнёс Серёжа, отходя от Волкова и обнимая сам себя, — Помнишь, мы в студенческие годы мечтали, что у нас будет своя шикарная квартира, только наша. Я подумал, что этого нам будет маловато, и что нам обоим нужно место, в которое захочется возвращаться. Олег стоит, смотря на несколько ссутуленные плечи — кажется, будто на них лежит груз проблем всего мира, на фигуру чуть подрагивающую от прохлады, он смотрит на своего Серёжу, и его сердце сжимается от болезненной нежности. — Я не хочу тебя отпускать… — говорит Разумовский и тут же замыкается, закрывается от Волкова, боится что сделает больно. Снова уедет, снова оставит и в этот раз и правда не вернётся. Олег тяжело вздыхает, подходит к любимому со спины, разворачивает к себе лицом, притягивает в свои объятия и утыкается носом в его рыжие волосы. — Олеж, не уходи, — шепчет ему в шею на грани слышимости и вцепляется в его плечи, будто Волков исчезнет, стоит Серёже отпустить его. — Куда я от тебя денусь? — тихо смеётся наёмник и ласково гладит Разумовского по спине, согревает своим теплом. На лице Серёжи расцветает улыбка, он расслабляется, ему хочется смеяться, а Волкову никогда больше не отпускать его из своих объятий. — Я и не собирался уезжать, но ты ушёл не дослушав, а потом выглядел так, что даже если бы я и сказал, ты бы не поверил, — Олег знает, что если уж Разумовский вбил какую-то мысль себе в голову, переубедить его становится почти невозможно. — Ну вот, — недовольно хмурится Серёжа, отходя от Волкова, — Ты весь сюрприз испортил. А Олегу и не жалко, и ни капельки не стыдно, он только хитро улыбается, ловит своё рыжее чудо за талию, притягивает обратно в свои объятия и накрывает его губы своими. Серёжа первые несколько секунд отбивается, всё ещё изображая, что он оскорблён до глубины души, но в итоге сдаётся. Поцелуй выходит долгий, обжигающий, чувственный и при этом трепетный и нежный, полный той самой искренней любви, которой посвящают песни и стихи, и о которой хочется кричать под окнами. — Мне нужен начальник службы охраны, — говорит Серёжа, отрываясь на несколько секунд от губ любимого. — Хорошо, — усмехается Олег, снова утягивая Разумовского в поцелуй. Уже дома, когда Серёжа выходит из душа, параллельно расчёсывая свои рыжие, пока что ещё короткие, волосы, Олег лежит в заново заправленной постели, которая ещё несколько минут назад выглядела так, будто по ней прошёлся ураган имени «Неуёмного в плане секса Сергея Разумовского». — Сереж, а зачем тебе начальник службы охраны именно сейчас? — интересуется Волков, с удовольствием разглядывая шею любимого на которой уже начали появляться тёмные метки засосов. Разумовский замирает на несколько секунд, медленно откладывает в сторону расчёску, прикрывает глаза, стремясь сосредоточиться, а после поворачивается к Олегу лицом и устало смотрит на него. Вмиг исчез этот налёт самодовольства и самолюбования, с которым Серёжа появился в спальне, сейчас он выглядит как просто максимально уставший и нуждающийся в поддержке человек. Волков хмурит брови, понимая что дело и вправду серьёзное и почувствовал, как нехорошее беспокойство, которое как змей, зашевелилось в душе и медленно подняло голову. — Правительство и ФСБ пытаются взять меня за жопу, — устало вздыхая выдаёт Разумовский, а потом в его глазах загорается огонь злорадства и азарта, — Мои сервера не дают им спать по ночам спокойно. Требуют чтобы я данные пользователей им сливал. Волков усмехается: так вот что тревожило Серёжу. — Но нихуя! — продолжает распалившийся Разумовский, — Свобода слова — это неотъемлемое право любого человека! Потом он вновь выдыхает, плечи усыпанные веснушками поникают и гений, миллиардер и филантроп, медленно опускаясь на кровать, подползает под тёплый бок своего Волка. — Но их это не колышет, хотят мои сервера. За яйца пытаются взять, налоговую натравили, правда там и искать нечего, у меня все чисто, но они не оставляют попыток. Сейчас таскают по встречам, бумажки суют, в угол загнать пытаются, чтобы я понял, что уже поздно пить Боржоми и что мне остаётся только уступить им. — Нужна моя помощь? — просто уточняет Олег, укрывая Серёжу в своих объятиях от всех проблем. — Пока что нет, до банальных угроз они ещё не опустились. А дракой и мордобоем эту проблему не решить. Так что раз уж они отделались от моих адвокатов, буду торговаться и изображать, что мне всё это очень интересно. А пока подумаю как поэлегантней послать их всех на 3 известные буквы, — довольно сообщает Разумовский, оставляя короткий поцелуй на шее Волкова. — Если кто-то и сможет послать правительство далеко и надолго, так — это ты, — усмехается Олег, ложась поудобнее и давая Серёже пристроить голову у него на груди. В новый дом они переезжают через 3 месяца и кажется, что жизнь постепенно налаживается. Серёжу из воспоминаний выдёргивает голос Марго, сообщающий о том, что к нему нагрянул Гром. Разумовский жмурится и искривляет губы в подобии усмешки: как всё не вовремя. Если бы не алкоголь, он бы уже начал паниковать: Олега нет рядом, Гром, возможно, раскрыл его, а план как убрать майора с доски пока не готов. Пока Игорь поднимается, Разумовский подходит к окну и смотрит на ночной Петербург. Действовать в случае чего прийдется по ситуации, сейчас все его старания могут пойти насмарку из-за одного особо упёртого полицейского. Из раздумий его вырывает едва слышный писк лифта, Гром уже здесь. Сделав ещё один большой глоток из бутылки, Серёжа натягивает на лицо улыбку и поворачивается к незваному гостю. — Прости, что я так поздно заявился, — с собой Гром принёс какую-то папку. — Какие вопросы Игорь, после того, что ты для меня сделал, — Сергей улыбается как радушный хозяин и пожимает протянутую руку и, еле сдерживая себя, не морщится. Единственным человеком, чьи прикосновения Серёжа любил, был Олег. Остальные лишь вызывали раздражение и, довольно часто, отвращение. В это время шестеренки в гениальной голове крутились с бешеной скоростью, создавая план действий, — Ничего что я на ты? — Ничего, — пожимает плечами майор. — Проходи. Прости за беспорядок, — Разумовский, махнув рукой опускается на диван. — И ты что, прям тут и живешь? — интересуется Гром, будто стремясь отвлечь его внимание, не позволить подготовиться к предстоящему удару. — Да, — пожимает плечами Сергей и добавляет, изображая что не представляет для чего к нему пришёл майор, — Стараюсь максимально эффективно расходовать время, не тратить на дорогу. — Выпьешь? — тоже играет, отвлекает внимание, добавляя себе лишние секунды на обдумывание дальнейших действий. — Да нет, спасибо. Я же на работе, — спокойно отвечает Гром, рассматривая офис и добавляет, — Круто конечно у тебя тут. Скульптуры, Венера, вон какая. Оригинал? Сергей прекрасно понимает, что майор тянет время, вновь изображая радушного хозяина, протягивает наполненный шампанским бокал и ждёт, как хищник в засаде, дальнейших действий противника. — Как думаешь, что дороже стоит: вот это вот всё или один костюм Чумного Доктора? — спрашивает Гром, вроде как для смеху, но сам напрягся, тон изменился, стал уж больно наигранным. — Не знаю, — усмехается Разумовский, изображая, что повелся на уловку, а сам внутри собрался и приготовился отбивать первую атаку. — Да ладно, — Гром, самодовольно хмыкнув, протягивает ему один из листов бумаги которые лежали в папке, — Вот договор с Holt International. Ага, первое доказательство, Гром начал атаковать, но Сергей лишь слегка напрягается и забирает документ, он начал играть и актёр из него куда более искусный чем из майора. — В графе оказание услуг: Усиление безопасности офиса. Вот я и подумал, с каких это пор иностранная компания производящая новейшее экспериментальное оружие стала сигнализации ставить, — все с той же наигранной лёгкостью Игорь извлекает из папки старую тетрадь Серёжи, открывает ее на одной из страниц, — Кстати твои детские рисунки. Смотри. Ничего не напоминает? На лице Разумовского испуг, а внутри он спокоен, как удав, он играет, теперь ясно по какому пути пошёл Гром и как эту атаку отразить. — А теперь мразь, говори. Зачем ты убил всех этих людей? — наконец жестко и напрямую спрашивает полицейский. — Это не я…- голосом полным растерянности выдаёт Разумовский, на «мразь» он не обиделся, ну почти. — Кто? Имя, — припечатывает Гром, думая, что дожал его. — Олег…- испуганно и очень правдоподобно, за такое исполнение Серёжа готов был сам себе выдать Оскар. — Забавно. Я тоже сперва подумал, что — это Олег Волков, твой друг. Пока не узнал, что он в Сирии почти два года назад погиб, — Игорь извлекает из папки ещё один лист, и Разумовскому не надо опускать взгляд чтобы знать, что там написано. За те месяцы полные боли и прожигающей душу насквозь тоски по любимому он не раз смотрел на копию этого документа, на страшную красную печать «Погиб». Но сейчас нельзя выходить из роли и Серёжа берет бумагу дрожащими руками и искусно отыгрывает непонимание. Даже сейчас, спустя почти два года, когда он точно знает, что с Олегом все хорошо, и он сейчас ждет его дома, Разумовскому больно вспоминать то страшное письмо и жуткие недели после новости о том, что Волкова больше нет. — Короче, хватит кривляться. Либо сейчас ты даёшь мне весь расклад, в глаза смотри, либо я выбью из тебя эту информацию, — жестко и безжалостно выдаёт Игорь, ведясь на испуг Сергея. В этот момент Разумовский действует только на уверенности в собственном везении. Хватает вторую, лежащую на диване рядом, ещё не открытую бутылку и бьёт Грома по голове. Майор, не ожидавший нападения, оседает на пол, теряя сознание. А дальше все происходит слишком быстро, Птица, будто почуяв кровь и адреналин, заигравший в Серёже, перехватил управление, и Разумовскому стало по-настоящему страшно. Он боролся как мог, гнал своё альтер-эго прочь, думал об Олеге, о том, что он сам, не убийца, хотя Тёмный настойчиво доказывал обратное. Но в это раз не повезло: алкоголь и адреналин помогли Птице взять верх и Серёжа погрузился во тьму. Когда минула большая часть ночи, Олег решил, что Разумовский отошёл от ссоры, и поехал в башню забирать своего ненаглядного домой. А то будет весь следующий день дуться на него и бросаться колкостями насчёт того, что из-за некоторых особо волнующихся ему пришлось спать на диване, а не на удобной кровати. И то, что он преспокойно спал на этом самом диване года 2 подряд никого волновать не будет. Волков уже войдя в здание почувствовал неладное, а его чуйка работала безотказно. Поднявшись на самый верхний этаж он вошёл в офис, первым, за что зацепился взгляд, была не большая лужица крови рядом с диваном. Потом наёмник увидел осколки стекла, рассыпанные у стола, и, наконец, лежащего на полу без сознания, растрёпанного и бледного Серёжу. Рядом валялись несколько колб с горючим веществом от костюма Чумного Доктора, на горле тонкий короткий порез, маленькие ранки на ладонях кровоточат. В этот момент мозг Волкова на несколько секунд отключился, остались лишь голые инстинкты, все внутри затопила жгучая ярость. Кто посмел? Какая тварь подняла руку на его Серёжу? Убить. Разорвать на мелкие клочки. Голыми руками, зубами, до крови, до смерти. Не подходит, подлетает к Разумовскому, опускается на колени рядом, осматривает порезы и чуть ли не рычит, — Убью, самолично придушу, кто бы это ни был. Заставив себя прийти в более или менее адекватное состояние, он проверяет пульс у любимого и его слегка отпускает. Живой, на том спасибо, правда без сознания и, если судить по пустой бутылке шампанского, слегка пьян. Перенеся Серёжу на диван, он быстро находит в офисе аптечку и обрабатывает ранки на руках и порез на шее. В процессе Олег попросит Марго отправить ему на почту записи камер, которые были установлены в офисе и сейчас же включить новости. Пока он оказывал Серёже первую помощь, успел узнать, что в «Золотом драконе» сейчас пожар и над зданием звучит голос Чумного Доктора. Поняв, что дело дрянь и разобраться со всем будет проще дома, Олег убрал в офисный тайник колбы, подхватил Серёжу на руки и понёс в сторону лифта. Добравшись благополучно до дома, уложив свое рыжее чудо в постель и оставив на тумбочке рядом стакан воды и таблетку от головной боли, он сам отправился разбираться с делами. Надо было понять, что вообще произошло, и что на этот раз сотворил Птица. Заняв кабинет Серёжи, он открыл компьютер и стал смотреть записи с камер из офиса. В том, что к делу приложил руку Птица, он был более чем уверен, но что спровоцировало хтонь, вот вопрос. Увидев кто пришёл к Серёже и с чем, Волков всеми силами удерживал себя от того, чтобы не снести к чертям с тёмной поверхности все документы и ноутбук. Когда Гром на видео показывал Разумовскому документ подтверждающий, что он — Олег мертв, наемник со злости ударив по столу прорычал, — Прикончу ублюдка. Все из него вытрясу, сердце, почки, печень, душу. Он понимал, что Гром напрямую виноват в том, что у Серёжи случился рецидив, и готов был и правда убить его. Заставив себя выдохнуть и хоть чуть-чуть успокоиться, Олег досмотрел записи с камер и, проверив как идут дела у «Золотого Дракона», смог выстроить довольно точную версию развития событий, по которой выходило, что под маской Чумного Доктора сейчас скрывается Игорь Гром, и именно его поймает полиция. В этот момент он был готов поаплодировать гениальности своего возлюбленного. Но то, что действовал по факту не Сережа, а Птица очень беспокоил Волкова, с альтер-эго его ненаглядного надо было что-то делать и желательно срочно, так как хрен его знает сколько ещё будут помогать таблетки, и что делать когда они перестанут действовать. Решив, что проблемы надо решать по мере их поступления, он заглянул в спальню и, убедившись, что Разумовский сладко посапывая, спит, вернулся в кабинет. Злость все ещё клокотала в душе, Гром посмел покуситься на Серёжу, а такого Олег не прощал. Ещё с дет. дома он привык защищать Разумовского, боль, которую причиняли ему, воспринимал как свою, дрался с обидчиками, до разбитых коленок, сбитых костяшек пальцев и крови из носа, но всегда выходил победителем и показывал, что будет если в следующий раз посмеют тронуть его Сережу. Сейчас никого бить он не собирался, но позаботился о том чтобы фейкового Чумного Доктора поймали. Позвонил одному старому знакомому, который занимался сейчас делом ЧД и намекнул, кто может скрываться под птичьей маской. Со Стрелковым он когда-то служил в спецназе, нельзя сказать, что они были друзьями, но не враждовали, и сейчас подобные связи ему очень пригодились. Серёжа открывает глаза ближе к обеду, голова болит, но не особо сильно, царапины от стекла на ладонях почти не ощущаются, только немного ноют, да и наличие рядом знакомого тёплого тела сглаживает такую неприятную мелочь. Он смотрел на Олега и откровенно любовался им, таким умиротворённым, спокойным и бесконечно красивым. Сейчас он не был похож на вечно серьёзного начальника службы охраны или на грозного наёмника, он был просто его Олежей, и от этого сердце в груди миллиардера билось в тысячу раз быстрее. Не удержавшись, Серёжа осторожно провёл кончиками пальцев по щеке любимого, стараясь не разбудить его. Но годы в спецназе и среди наёмников научили Волкова бдительности, и сейчас она разрушила надежду Разумовского на то, что его Волк (который скорее всего остаток ночи вытаскивал Сергея из той задницы, в которую его загнал Птица) поспит и отдохнёт ещё хотя бы часок. Серёжа знает, что как только Олег проснётся, им надо будет обсудить вчерашнюю ссору и то, что он подставил Грома. Нельзя сказать, что он горел желанием говорить об этом, но подобная беседа была неизбежна. Ещё с того момента когда Олег вернулся в его жизнь, они, наученные горьким опытом, договорились все ссоры и недовольства обсуждать, а не гнать любимого человека прочь из-за недомолвок. Да, сбежать хлопнув дверью куда проще, но как показала жизнь, это не приводит ни к чему хорошему. Последние несколько месяцев прошли почти гладко и эта ссора из-за вечера в казино была первой крупной и серьезной, и ее надо было обсудить. Волков, зная, что Разумовскому необходимо время на то чтобы остыть, не стал удерживать его дома и дал сбежать в башню, но потом не просто привёз в особняк, но и исправил все, что он — Серёжа натворил. И как минимум поэтому разговор был необходим, и откладывать его было нельзя. Разумовский чуть недовольно морщится от мысли о предстоящем разборе полётов, но стоит только Олегу, не открывая глаз, притянуть его к себе и уткнуться носом в рыжие волосы, от которых все ещё исходит лёгкий, едва ощутимый запах мёда, как настроение Серёжи резко взлетает вверх, и на лице появляется улыбка. — Доброе утро, — бурчит Волков, не выпуская своё рыжее чудо из объятий. — А оно доброе? — осторожно уточняет Серёжа, прикидывая масштаб разрушений, созданных Птицей, и до скольки Олег не спал, вытаскивая его из полной задницы. Наёмник усмехается, коротко целует Разумовского в губы и, довольно улыбаясь, сообщает, — Теперь вполне. Но видя, что Серёжа частично напряжен в ожидании разбора полётов, тяжело вздыхает и добавляет, — Разговор можно отложить до завтрака. Иди пока в душ, а я что-нибудь приготовлю. Разумовский кивает и, быстро чмокнув своего Волка в щеку, сбегает в ванную, понимая, что ему милостиво дали отсрочку чтобы прийти в себя после вчерашнего. Сам Олег подобные беседы тоже не очень любил, но понимал, что они необходимы, и сам был их инициатором. Им с Серёжей это было нужно, чтобы в какой-то момент не взорваться и не рассориться в пух и прах, а то был уже печальный опыт. Поднявшись с постели, он направился в другую ванную чтобы тоже привести себя в порядок, зная Разумовского, можно было не торопиться: он минимум час простоит под душем, но у самого Олега военные привычки давали о себе знать. Когда Серёжа чистый, посвежевший, благоухающий мёдом и ещё чем-то сладким, вплывает на кухню в своём кошмарном (по мнению Волкова) полосатом халате, украшенном белым мехом, Олег дожаривает яичницу и тосты. Разумовский откровенно наслаждается этой тёплой, домашней атмосферой и любуется своим Волком, в который раз убеждаясь, что вот он — его дом, их дом. Серёжа это знал и сам Олег много раз повторял, что его место рядом со своим рыжим чудом. Пожалуй, если бы не неизбежный разговор, Сергей мог бы назвать утро идеальным. В этот момент Волков замер ненадолго, ожидая, когда хлеб поджарится до хрустящей корочки, чёрная футболка немного завернулась, а домашние спортивные штаны чуть сползли, открывая вид на тазовые косточки. Тут Серёжа откровенно залип, мучительно медленно обласкав взглядом обнаженную кожу, он облизнулся и вздохнул, чуть прикрывая глаза, чтобы прийти в себя. Волков, не обратив внимания на такую заминку, вернулся к завтраку. Подойдя к Олегу со спины, Серёжа прижимается к нему максимально близко, специально склоняет голову и утыкается носом любимому между лопаток, а после глубоко вдыхает, чуть ли не урча от удовольствия. Волков легко усмехается, снимает яичницу со сковородки, выключает плиту, оборачивается лицом к своему неугомонному и, заключив его в тёплые объятия, осторожно и нежно целует в висок. Разумовский ещё ближе прижимается к нему, льнёт как хитрый кот, ластится и прячет улыбку в его ключицах, которые видны в вырезе чёрной футболки. Обоим хочется так и стоять на кухне, освещенной тёплыми лучами солнца, близко-близко, в объятиях друг друга. Но разговор все ещё неизбежен, и потому Олег, ласково перебирая влажные медно-рыжие пряди, спрашивает, — Отошёл? Многозначительное «угу» от Серёжи, куда-то в район шеи. — Будем разбираться? Ритуал повторился и был дополнен коротким кивком. — Вместе? — Как и всегда, — тихо усмехается Разумовский, утыкаясь лбом в сильное плечо. — Тогда садись, а я пока Марго насыплю корм, — выпуская своё рыжее чудо из объятий говорит Волков. В этот же момент, услышав своё имя, в кухню влетела ворона и, спикировав на плечо хозяина, ткнулась клювом ему в щёку. Серёжа, прекрасно зная все повадки своей любимицы, ласково погладил её по белым пёрышкам. Впрочем, через минуту она перелетела на другой стол к кормушке, а Олег присел рядом с Разумовским. Разбор полётов за завтраком (переходящим правда в обед) вышел не самый простой, впрочем новая ссора не разгорелась, что уже хорошо. Было высказано много не самых приятных вещей и со стороны Серёжи, и со стороны Волкова, но они смогли прийти к консенсусу. Им необходимо было учиться не только слышать друг друга, но и слушать, чтобы впредь избежать больших конфликтов. Но оставался ещё один нерешённый вопрос. — Серёж, — осторожно зовёт Олег любимого, сидящего чуть сгорбившись и уронив голову на руки — ему такие разговоры никогда не давались легко, — Что тогда было в башне? — Птица, снова, — Разумовский поднимает на любимого измученный взгляд — он устал, просто устал, — В этот раз он был ещё сильнее. Мне очень страшно, Олеж. Сережа пробрался на колени к Олегу и уткнулся лбом ему в плечо, — Я боюсь что однажды совсем не смогу сопротивляться, и он навсегда возьмёт верх. Когда ты рядом, он не появляется. Птица тебя опасается, знает, что ты защитишь, не дашь мне попасть под его влияние. И если он победит, он первым делом избавиться от тебя, а я буду смотреть на все это и ничего не смогу сделать. Волков ближе притягивает к себе Разумовского, всем своим естеством ощущая ту тяжкую горечь, которая терзает его самого родного человека, и ласково перебирает медленно отрастающие до прежней длинны рыжие волосы, которые Серый всё порывается снова постричь, но никак руки не доходят. — Серёж, надо будет обратиться к психиатру. Я попрошу Марго, она подберёт лучших. Я не хочу тебя потерять и не хочу, чтобы ты потерял себя, — Олег вдыхает сладкий запах мёда, осторожно касаясь губами виска любимого. — Хорошо, — кивает Сергей, обнимая своего Волка в ответ. Он был благодарен Олегу, за то, что тот вернулся в его жизнь, за то что заботиться и оберегает, за то что принимает его со всем тараканами в голове и, конечно, он бесконечно сильно любил его. Но не за внешность, не за душевные качества, просто любил, Разумовский не мог сказать за что конкретно, ведь Волков был весь из себя такой… родной. Он был его домом, его солнцем и светом, его самым близким человеком, неотъемлемой частью его жизни. Олег всегда улыбался, когда Серёжа говорил ему это, нежно обнимал и называл «своим рыжим чудом». А ведь так оно и есть — его, навсегда его и это взаимно. Потому что уже много лет как они поселились друг у друга в сердцах, въелись глубоко под кожу, растеклись по венам, срослись душами. Столько всего пережили, а до сих пор рядом, сцепились намертво и не разделить уже. От одной мысли об этом у Серёжи сердце колотится как ненормальное, и внутри разливается что-то обжигающе горячее. Он на несколько секунд отпускает плечи Волкова, отклоняясь назад, смотрит в глубокие омуты голубых глаз Олега и целует, обстоятельно так, глубоко, страстно, зарываясь пальцами в тёмные короткие волосы на затылке и прижимаясь к нему всем телом. Наёмник усмехается в поцелуй, а ведь это его прерогатива затыкать Серёжу таким нехитрым образом, но видимо в этот раз воспоминания о воистину сумасшедшей ночи по мнению гения, миллиардера и филантропа следует перекрыть чем-то более приятным. Эту идею любимого он разделяет на все 100% и принимает в ее реализации активное участие. Серёжа целуется самозабвенно, засовывает язык в чужой рот чуть ли не до гланд, не обращает внимания на покалывающую нежную кожу бороду его Волка, губы кусает почти до крови, прижимается так будто хочет вплавиться в Олега, хотя, он собственно уже. Разумовский — максималист, он всегда хочет больше, да и его самого постоянно хочется больше. Волков крепко держит свое рыжее чудо за талию, чувствуя, как халат постепенно сползает с хрупких, усыпанных веснушками плеч, сплетает их языки, чувствует, как тонкие пальцы любимого перебегают с волос на шею, поглаживают, заставляя порыкивать в поцелуй. Он отрывается от тонких губ, сладких, но с привкусом сигарет (И когда только успел?), смотрит в глаза Серёжи и наслаждается, купаясь в помутневшем от желания взгляде. Медленно скользит вниз, по скуле, по шее, обстоятельно вылизывает адамово яблоко, коротко прикусывая его, и ловит первый сдавленный стон Разумовского. Ласкает поцелуями бледную кожу, не упуская возможности в самый неожиданный момент оставить засос. А потом ещё один и ещё, и ещё, стремясь разукрасить своими метками всю шею, вновь доказывая, что Серёжа только его и ничей больше. Разумовский прогибается в его руках, упираясь поясницей в стол, и стонет, не скрывая наслаждения, подставляясь под обжигающе горячие, родные губы. Олег убедившись что на бледной коже почти не осталось не помеченного пространства, прекращает терроризировать шею миллиардера, опускается ниже и неторопливо целует, будто хочет пересчитать все веснушки, рассыпанные на плечах любимого. Медленно и старательно вылизывая хрупкий разлет ключиц, он прикусывает и оттягивает нежную кожу во впадинке между ними. В ту же секунду ему в плечи впиваются тонкие пальцы, и с губ Разумовского срывается стон, а Волков с ума сходит от того, насколько Серёжа открытый с ним, насколько чувствительный и громкий. Когда руки вышеупомянутого гения стремительно спускаются вниз и настырно пытаются стянуть с Олега футболку, чтобы получить доступ к столь желанному, родному телу, наёмник возвращается к губам любимого, подхватывает его под бёдра и поднимается на ноги. Сколь бы ни была соблазнительна мысль разложить Разумовского прямо сейчас на столе, но пораниться в процессе об осколки разбитой посуды не хочется, так что прийдется отложить воплощение этой фантазии на потом. Дав Серёже несколько секунд на то, чтобы поудобней обхватить его ногами за талию, вцепиться в крепкие плечи и вновь приникнуть к губам долгим, опьяняюще жгучим поцелуем, Волков, удерживая свою бесценную ношу, направляется в спальню. По дороге он старается не цеплять мебель и декор, и, почти до синяков впиваясь пальцами в молочно-белые бёдра любимого, отвечает на обжигающие касания сладких губ. В перерывах между поцелуями Разумовский умудрялся совсем уж театрально, но от того не менее честно выстанывать что-то вроде «Олеееееж, красота моя, ты — любовь всей моей жизни! Я тебя обожаю! И силу твою, и эту охренительную удачливость, и трусы с волками». На последней фразе Волков утыкаясь лбом в плечо любимого глухо смеётся, а после целует, покусывая и оттягивая бледную, усыпанную веснушками кожу зубами. Как он смог дойти до спальни и не снести ничего — большой вопрос, особенно учитывая то, как самозабвенно Серёжа прижимался к нему, касаясь давно уже вставшим членом его живота, через ткань собственного медленно сползающего халата и футболки самого Волкова, дразнясь и параллельно, между поцелуями, выстанывая его имя на все известные лады. В этот момент Олег был готов уверовать и молиться всем существующим богам, лишь бы не сорваться, не прижать Разумовского там же на лестнице к стене и не войти, резко, полностью, в такого невыносимо узкого, ещё не подготовленного, открытого, только его. По дороге до спальни, они таки успели потерять где-то халат, и когда Волков опускает на кровать (которую скорее можно назвать траходромом) абсолютно нагого Серёжу, тот тянется красуясь, отползает назад и манит за собой, сверкая шальными голубыми глазами. Ему нечего стесняться, он прекрасно знает, что он великолепен, шедеврален, богемен, невероятен, пиздат по всем параметрам и охуенно красив. Да и закрываться перед Волковым, который изучил буквально каждую клеточку его тела, смысла нет. Олег быстро извлекает из тумбочки первую попавшуюся под руку смазку и оставляет её под рукой, возвращаясь к разнеженному и явно изнывающему от недостатка внимания Разумовскому. Стоит только Волкову опуститься на кровать и нависнуть над Серёжей, как тот тянет его к себе за цепочку на которой держится волчий кулон и снова впивается в его губы поцелуем. В следующую секунду Разумовский уже седлает его бёдра, тряхнув головой, убирает налипшие на лоб влажные пряди медно-рыжих волос, параллельно поддевая край футболки и скользя рукой по воистину стальному прессу любимого. Недолго думая, он склоняется и оставляет засос ровно в том месте, где голая кожа граничит с краем спортивных штанов. Волков резко вдыхает, сдерживая стон, и зарывается пальцами в медно-рыжие волосы любимого. Серёжа, явно довольный ответной реакцией, ловко стягивает с Олега футболку, горящим взглядом окидывает охренительно прекрасное родное тело и бросает, — Волков, свет мой, ты идеален везде и во всём, ей богу! До слуха Серёжи долетает глухой смешок, почти мгновенно перешедший в сдавленный вдох, стоило только ему через ткань штанов накрыть рукой крепкий, внушительных размеров член. — Здесь тоже идеален, — ехидничает Разумовский, приподнимаясь выше, налегает грудью на грудь, облапывает руками пресс, пересчитывает пальцами рёбра, вжимается губами в губы, целуется звонко, со вкусом, скользит языком по ровному ряду зубов, а после тянется и шепчет что-то на ухо, прерываясь на стоны и чувствуя, как родные ладони накрывают ягодицы и сжимают их с силой. Почти больно, почти до синяков, но так сладостно крепко, хорошо, правильно, что хочется скулить от охренительно прекрасных ощущений. — Вот даже в такой момент не смог смолчать, — выдыхает Олег в губы любимого, поднимая руки повыше и поглаживая большими пальцами 2 аккуратные ямочки на пояснице. — Неа, — многозначительно тянет Серёжа, хитро улыбаясь и оставляя большой засос на шее своего Волка, и именно выше ворота водолазки чтобы нельзя было прикрыть, и чтобы все видели, кто и кому здесь принадлежит. Впрочем усмехается он ровно до того момента, пока его собственный член не обхватывает рука Волкова, и большой палец не потирает головку, срывая с тонких губ протяжный стон, — Олееееежа. Олег ловко переворачивает Серёжу, вновь оказываясь сверху, властно разводит его ноги в стороны и, поднимая правую, скользит пальцами по голени. Немного царапая аккуратно подстриженной бородой, осторожно кусает под коленом и слыша в ответ сдавленное шипение, довольно порыкивает. Получив желанную реакцию, Волков проводит дорожку коротких поцелуев- укусов до внутренней стороны бедра и в самый неожиданный момент оставляет на тонкой, нежной коже большой, яркий засос. — Волков, блять! Выстанывает Серёжа, выгибаясь и вцепляясь пальцами одной руки в одеяло, а другой в плечо любимого. Олег осторожно целует свою метку, будто извиняясь, и кончиком языка скользит до основания члена, невыносимо медленно, слишком блять сладко и правильно. А стоит правой руке отпустить ногу и, поднявшись вверх, сжать пальцами горошину соска, как Разумовский матерится в голос. Серёжа готов спорить на все что угодно, что если Волков сейчас возьмёт в рот, он кончит. А с ним и нельзя иначе — Олега хочется всегда, постоянно, стабильно, до тёмной пелены перед глазами, до сорванного от стонов и криков голоса, до сбитого к чертями дыхания и сладкой боли во всём теле. Волков тем временем, мучительно медленно приподнимается, кончиками пальцев, почти невесомо оглаживает напряженный член и легко дует на головку. Такого незначительного по сути действия было достаточно для того, чтобы мир перед глазами у Разумовского на несколько секунд потемнел, и он сладко всхлипнул, но оно всё же лишь больше раздразнило его и не подарило желанный оргазм. Серёжа с нетерпением приподнимает бёдра, но успевает лишь коротко мазнуть влажной от выступающей смазки головкой по плотно сомкнутым губам любимого. Олег отстраняется, отпуская уже до боли напряженный член Разумовского, усмехаясь, и хитро-хитро смотрит на своё рыжее чудо. Серёжа буквально воет, подаваясь бёдрами вверх, и тянется к паху своей рукой, но Волков перехватывает тонкое запястье и, оставляя короткий поцелуй на внутренней его стороне, запрещает касаться самого себя. — Сука, сука, сука, сука!!! Волков, блять! Серёжа выгибается на постели, выстанывает всё это, матерится сквозь зубы и наконец поднимает на любимого умоляющий взгляд. Он всегда был жаден до ласк, а Волков был только рад утолить этот чувственный голод и параллельно довести Разумовского до исступления. Олег смотрит и чуть ли не жмурится от удовольствия: он обожает Разумовского, особенно таким, когда он сверхчувствительный, нетерпеливый и измотанный именно до того состояния, в котором готов умолять. — Что, Серёж? Ты чего-то хочешь? С максимально невинным видом интересуется Волков, медленно потираясь щекой, покрытой щетиной о нежную кожу с внутренней стороны бедра любимого. Серёжа шипит и пытается сам податься вперёд чтобы ощутить хотя бы одно прикосновение, но Олег полностью контролирует его, не позволяя даже дёрнуться. — Волков, ты в курсе что ты мудак? — с мученическим выражением лица интересуется Серёжа, подставляясь под родные губы, оставляющие на коже новый жалящий поцелуй-засос. — Зато твой, — констатирует факт Олег, проходя языком по тазовым косточкам и обстоятельно вылизывая их. С губ Серёжи срывается смешок, переходящий в протяжный стон, его основательно так ведёт от одного вида своего Волка. Волков поднимается выше, все так же не касаясь члена Разумовского, накрывает родные, покрасневшие от жарких поцелуев губы своими. Его пальцы прокладывают путь от скулы до ключиц и ниже к соскам. Стоит Олегу зажать один меж пальцев и покрутить, Серёжа выгибается, вжимаясь грудью в грудь любимого и, зарываясь пальцами в тёмные волосы, снова притягивает к себе для сумбурного, мокрого, жадного, чувственного поцелуя. Когда лёгкие начинает жечь от нехватки воздуха, Волков отстраняется и спустившись губами вниз к соскам, берет один из них в рот, посасывая и буквально вылизывая, в то время как другой покручивает меж пальцев, усиливая эффект. Серёжа не сдерживает громкого стона, ему мало, слишком мало таких ласк. Хочется ниже, чувственнее, жарче, хочется почувствовать, как член погружается в горячий рот и увидеть, как губы до безумия пошло обхватывают головку. Достаточно только представить это восхитительное зрелище, и в паху начинает почти болезненно ныть. Разумовский прекрасно знает, чего от него ждёт Волков: достаточно одной фразы и всё, о чём он так сейчас мечтает, осуществится. Но для них обоих это игра, кто продержится дольше, кто раньше попросит, взмолится, и исход игры предрешён. Серёже кажется, что губы Олега везде, повсюду. Он целует, ласкает, кусает, вылизывает, оставляет засосы, но не касается изнывающего от желания члена. В те моменты, когда Разумовскому кажется, что он готов кончить, даже не ощутив тёплой, родной руки ласкающей пах, Волков отстраняется, вырывая из груди протяжный, разочарованный стон. — Только попроси, — с рычащими нотками в голосе довольно предлагает Олег, целуя Серёжину шею, на которой уже начали наливаться тёмные засосы и про себя благодаря небо за то, что спортивные штаны не давят на и так до боли напряженный пах. — Воооолков…- Разумовский прочерчивает на его спине несколько ровных, красных полос, когда наёмник опускается ниже и начинает кружить языком рядом с членом, но не касаясь его. — Олеееж… — уже умоляюще просит Серёжа, подаваясь бёдрами вверх и чуть ли не крича от наслаждения, когда наёмник медленно, осторожно оглаживает кончиками пальцев его яйца, а потом повторяет тот же путь языком. — Что, Серый? — Разумовский слышит в голосе любимого издевательские нотки. — Олеж, мне надо… аааах, — ещё один засос на внутренней стороне бедра скоро станет виден. Разумовскому всегда было сложно говорит о своих желаниях в такой форме. Ему проще указать, податься вперёд бёдрами, простонать что-то невнятное, так, чтобы стало ясно, что ему неймется, но не сказать напрямую. Когда Олег требовал от него просьбы именно в такой форме, Серёжа очень сильно краснел и слегка смущался. Хотя тут все зависело от того, насколько сильно он желал получить столь необходимую ласку. А сейчас ему было глубоко поебать на своё смущение, он хотел Волкова, бешено хотел, до темноты перед глазами и глубоких, протяжных стонов. — Олееееж, пожалуйста, — Разумовский буквально простонал имя любимого, Олег замер и напрягся, как настоящий хищник, готовящийся к прыжку, а Серёжа подавшись бёдрами вперёд, выдохнул, — отсоси уже мне. В глазах Волкова загорается какой-то бешенный, абсолютно неконтролируемый огонь, от которого у Разумовского внизу живота всё сводит и он, запуская пальцы в тёмные волосы, направляет голову своего Волка в сторону паха. Олег не противится, но успевает оставить ещё один засос чуть выше уровня пояса и укусить тазобедренную косточку, а после без лишних церемоний накрывает губами член. Разумовский тут же вплетает пальцы в чёрные, густые пряди, похожие на волчий мех, но не чтобы полностью контролировать, а лишь для того чтобы направлять и помогать. Для Серёжи касания суховатых губ, в плен которых попала головка его члена, ощущаются как раскалённый до красна металл. Это мука, сладкая, ни с чем несравнимая мука — он вскрикивает и плавится в руках Олега. Тот крепко держит его за бёдра, не давая пока что подаваться вперёд, навстречу его рту. Волков ласкает, облизывает головку, пуская ее за щёку и, не отводя взгляда от Серёжи. Он мог вечно наблюдать за тем, как лицо любимого искажает гримаса наслаждения, как он выгибается, прикрывая глаза, лишь бы не наблюдать за тем как его губы — Олега — пошло краснеют и натягиваются вокруг буквально каменного от возбуждения члена. Как медно-рыжие пряди разлетаются по подушке и липнут к влажным от пота шее и лбу. Как Серёжа кусает губы, пытаясь сдержать новый стон, и как после бесстыдно выкрикивает его имя на все известные лады. От этого зрелища сердце Олега на миг останавливалось, а после начинало биться с удвоенной силой. Вот и сейчас Волков замер на несколько секунд, будто задумчиво посасывая головку и не беря глубже, наблюдая за тем, как Серёжа мечется на простынях и стонет, срывая голос от охренительных ощущений. А потом выпускает член изо рта, Разумовский недовольно шипит и не сильно надавливает на голову Олега, как бы прося вернуться к прерванному занятию. — Руки, — буквально рычит наёмник и Серёжа подчиняется, отпуская его волосы, подаваясь бёдрами вперёд и касаясь влажной головкой чуть покрасневших губ. Во взгляде Разумовского чистая похоть, страсть, бесконечная любовь и мольба. Он чертовски хочет сейчас кончить, хотя прекрасно понимает, что это только аперитив и главное блюдо только впереди. Волков тонет в этих голубых омутах и, на секунду поднимаясь наверх, вновь прижимается к губам Серёжи своими, не забывая приласкать его достоинство рукой, и поймать ответный, сдавленный стон. Разумовский не целуется, а скорее лижется, забираясь языком чуть ли не в глотку любимого, прикрывая глаза от удовольствия, чувствуя сильную хватку родных рук на талии и, облапывая параллельно подкачанные ягодицы своего Волка. Олег отрывается, вновь спускается вниз, проводит языком от основания ствола до головки, вновь накрывает ее губами и внезапно полностью вбирает в себя член, впуская его в расслабленное горло. Серёжа кричит, срывая голос, его глаза закатываются, кажется, что он вот-вот потеряет сознание. Разумовский выгибается и впивается пальцами в плечи Олега, звонко и сладко выстанывая «Олееееежа!!!». Волк чуть недовольно рычит, ощущая как плечи горят под ногтями Разумовского, и того от вибрации, прошедшей по члену, будто прошибает разряд тока, заставляя задохнуться, всхлипнуть и выгнуться, на это раз уже вцепившись тонкими красивыми пальцами в простыню. Олег всерьез начинает опасаться за спину любимого и одной рукой ласково проходится по груди, как бы уговаривая опуститься. Серёжа чуть ли не задыхается от ощущения узкой, горячей глотки, которая окружает его член, но все же, чувствуя мягкую просьбу, роняет рыжую голову на подушку и, прикрыв глаза, чуть подаётся бёдрами навстречу узкой глотке. Волков двигается, то полностью выпуская член изо рта, лишь скользя языком по головке и стволу, то вновь заглатывая его, полностью расслабив горло. Больше Разумовский не болтает, не острит и не шутит, так что наградой для Олега становятся звонкие стоны, охи, вздохи, царапины на сильных плечах и его собственное имя, выкрикиваемое на все известные лады. Когда Волков вновь полностью взяв в рот сглатывает, восхитительно сжимаясь вокруг члена, Серёжу будто током прошибает и он, вцепившись в тёмные волосы любимого, стонет на какой-то нереально высокой ноте. Именно тогда, когда Разумовский готов кончить, Олег отстраняется, пережимая его достоинство у основания и не давая получить желанную разрядку. — Волков, ты…чудовище, — измученно выдыхает Серёжа, откидываясь на подушки и умоляюще смотря на своего Волка. — И я тебя люблю, Серёж, — усмехается Олег, оставляя поцелуй выше пупка Разумовского и протягивая руку за смазкой, краем глаза наблюдая за любимым: взгляд шальной, прядь рыжих волос прилипла ко лбу, мышцы подрагивают, а сам растёкся по кровати и дышит через раз. Сладко вздрагивает в предвкушении главного блюда и ласково гладит Олега по исцарапанным плечам, как бы извиняясь. Волк на мгновение прижимается лбом ко лбу любимого и трётся кончиком своего носа об его, «лисий поцелуй» — от этого момента нежности сердце щемит у обоих. Когда Волков открывает крышечку и выдавливает сладко пахнущую баббл- гамом смазку на пальцы, Серёжа перекатывается и оказываясь на животе встаёт в коленно-локтевую, элегантно прогибаясь и ведя бёдрами, буквально перед носом у и так еле сдерживающего себя Олега. Волк мгновенно оказывается позади него и скользит кончиками пальцев по колечку мышц, потирает, дразня и заставляя Серёжу податься навстречу, начинает растягивать своего любимого одним пальцем. Разумовский тугой и чертовски узкий, и так всегда, особенно если они давно не занимались сексом. Хотя для них и день назад давно, а прошлый раз у них был как раз утром прошлого дня, ещё до ссоры. Серёжа недовольно шипит, преодолевая первый дискомфорт и подаётся назад, навстречу ласкающему его пальцу. — Олееееж, давай быстрее, — протяжно стонет Разумовский, ещё сильнее выгибаясь. Даже такое касание ощущается чем-то до жути правильным, и его охватывает сладкое предвкушение. Волков любуется двумя аккуратными ямочками на спине и, наклонившись, несколько раз целует каждую, пока вводит в любимого второй палец. Он прекрасно знает тело Разумовского и его самые чувствительные места, за столько лет несложно было запомнить. Когда Олег точно находит простату и давит на неё, с тонких губ Серёжи срывается вскрик — ему очень хорошо и хочется больше. Подаваясь вперёд, Волков наконец добирается до ещё не разукрашенной его метками спины Разумовского и покрывает короткими поцелуями красивые плечи с россыпью веснушек, вылизывает солоноватую от пота кожу и оставляет засосы под хрупкими на первый взгляд лопатками. Серёжа выгибается навстречу, бесстыдно стонет его имя, нетерпеливо ёрзает и просит большего, чтобы быстрее, сильнее, до миллиардов звёзд перед глазами и дрожащих ног. А Волков никогда не умел ему отказывать, да и как такому отказать? Когда ластится, подставляется под прикосновения, когда стонет так сладко и чуть ли не умоляет, когда Серёжа такой близкий, открытый, бесконечно родной и только его. От этих мыслей что-то собственническое в груди у Волкова довольно урчит. Олег медленно разводит пальцы внутри Разумовского на манер ножниц, видя как его ноги медленно, но верно разъезжаются в стороны, а сам гений растекается по постели, как одна маленькая солнечная лужица от получаемого кайфа. Волков не торопится у них масса времени, хочется раздразнить, заласкать, изнежить, зацеловать до помутнения и взять так, чтобы искры из глаз и стоны на весь дом. А Серёжа был громким, причём всегда, будто компенсируя годы их зажиманий и взаимной дрочки в детском доме и тихого секса в универе, ещё до ссоры, когда Олег приезжал из армии. В съёмной квартире особо не разойдёшься, соседи потом будут жаловаться, и чего доброго хозяйка выселит. Разумовский тяжело дышит, кусает губы и стонет под умелыми пальцами любимого человека. Его дико ведёт от того, как Волков зацеловывает его спину, покусывает нежно, поверх ещё не исчезнувших засосов, оставляя новые, как двигается внутри него, растягивает, заботясь о том чтобы ему не было неприятно или больно, даже от того, как покалывает нежную кожу борода его Волка. Олег добавляет смазки и медленно вводит сразу три пальца, чувствуя, как их окружают тёплые, почти горячие стеночки ануса. Серёжа расслаблен, открыт и податлив, он подаётся навстречу, подставляется под поцелуи и забавно шипит, когда Волков чересчур сильно прикусывает кожу. Олег откровенно любуется им, чуть поворачивает руку и сгибает пальцы, лаская простату, по телу Разумовского проходится неконтролируемая дрожь, и он буквально скулит от удовольствия. — Олееееееж, — выстанывает Серёжа, вцепляясь пальцами в простынь, и на одном дыхании выдаёт, — Душа моя, быстрее, я сейчас… Волков быстро вынимает пальцы, оставляет короткий поцелуй на пояснице и просит, — Сереж, перевернись, хочу тебя видеть. Разумовский падает на постель и медленно перекатывается на спину, его протряхивает от возбуждения, чувствует крепкую хватку на бёдрах и подаётся навстречу, обхватывает ногами талию любимого, подталкивая его ближе к себе. Олег скользит членом меж ягодиц Серёжи, потирается о растянутую дырочку, вырывая из Разумовского недовольный скулёж. — Олееееж, пожалуйста, — стонет Разумовский, подаваясь вперёд и пытаясь самостоятельно насадиться. Даже такой небольшой стимуляции достаточно для того, чтобы Олег зарычал от почти болезненного возбуждения. — Сейчас, родной, — Волков приникает к губам любимого и, придерживая своё рыжее чудо за талию, входит единым движением на полную длину. Серёжа выгибается, и его рот раскрывается в немом вскрике. Волков утыкается лбом ему в плечо и тяжело дышит, он и сам не знает как сдерживается и не срывается на бешенный темп. Прикрывает глаза и делает первый толчок, жёстче, глубже, чуть грубее чем следовало. Ему крышу сносит от ощущения горячих, податливых, нежных стеночек, окружающих его член. Олег чувствует приятное тёплое покалывание — смазка с разогревающим эффектом — от этого у него почти сносит крышу. Он чувствует, как Серёжа сжимается на нём, как тонкие пальцы впиваются в плечи, как он дрожит под ним. Исключительно на остатках трезвого разума Волков распахивает глаза, смотрит на своё рыжее чудо и замирает. Огненные пряди разметались по подушке, всё тело подрагивает, дышит тяжело, жмурится, по щеке скатывается маленькая слезинка. У Олега будто воздух из груди выбивают, он быстро склоняется к любимому, покрывает его лицо поцелуями, — Серёж, что случилось? Я сделал тебе больно? Тебе нехорошо? Где болит? Разумовский тяжело дышит, прикрывает глаза, зарывается пальцами в волосы Волкова и целует, затыкая, сплетаясь своим языком с его, прикусывая и оттягивая нижнюю губу, проходясь по ровному ряду зубов. А после отстраняется и выдыхает, — Мне чертовски хорошо, просто слишком много сразу. — Мне остановиться? Подождать? — Не смей! , — возмущённо шипит Серёжа, будто Олег сейчас встанет и уйдёт. Волков облегчённо выдыхает, нежно расцеловывает покрасневшие щёки любимого, украшенные россыпью веснушек. — Давай уже, — Разумовский сам двигается навстречу. Волков, пройдясь языком по солоноватой коже на шее, подхватывает свое чудо под бёдра и делает первый глубокий толчок, на этот раз медленнее, нежнее. Серёжа вцепляется руками в его плечи, проходится коготками по татуировке Волка на спине и подставляется под поцелуи. Олег находит подходящий угол и вновь толкается, быстрее, жёстче, попадая по простате и любуясь тем, как Разумовского подкидывает на белых простынях, как с тонких губ срывается довольный стон. Волков постепенно начинает набирать темп, когда убеждается, что Серёже хорошо и он тут не единственный получает удовольствие. От каждого движения Разумовского будто прошибает разряд тока: он жмётся к Олегу, ищет его губы, держится за него, стремясь не потерять таким образом связь с реальностью. Серёжа не в силах кричать, он только постанывает и скулит от удовольствия, Волков ласкает шею любимого, чувствуя как бешено бьется в ответ пульс под тонкой, покрытой засосами и укусами кожей. Разумовскому настолько хорошо, что перед глазами все плывет, он пытается не потерять сознание, сосредотачиваясь на горячих губах любимого человека, на быстрых, глубоких толчках и на члене, проезжающем по простате. Он концентрируется на Олеге потому что Волков — его свет, его любовь, его судьба, его жизнь. Кажется, что он сейчас даже дышит им, зачем нужен кислород, когда рядом есть свой, родной Волк, которым невозможно надышаться. Олег впрочем и сам похоже заменяет себе воздух Серёжей, глухо рычит пока скользит губами по подтянутому любимому телу, вдыхает естественный запах, вылизывая и быстро вбиваясь в Разумовского. Отрываясь на секунду, он окидывает взглядом своё чудо и любуется. Серёжа неземной, с огненными прядями рыжих волос на белой простыне, с глубокими омутами небесно-голубых глаз, с протяжными стонами и россыпью солнечных веснушек на плечах. И за что ему досталось это чудо? Серёжа сильнее выгибается, потираясь напряжённым членом, с которого успела натечь небольшая лужица естественной смазки, о живот Олега, и он еле сдерживается чтобы не кончить, но все же хочет сначала доставить удовольствие любимому. Он перемешает одну руку на талию, а вторую опускает на член Разумовского, начиная скользить по нему в такт быстрым толчкам. Волков чувствует, как после нового глубокого движения колечко мышц вокруг него сокращается, заставляя резко втянуть воздух сквозь зубы. Слишком хорошо и чертовски близко к финалу, Олег поглаживает большим пальцем головку члена Серёжи, растирая по ней выступающую смазку, чтобы довести его до финала. Разумовский сдавленно стонет, вскидывает бедра навстречу руке любимого и тянется за поцелуем. Волков касается губ своего парня, вновь подхватывает его под бёдра и делает несколько максимально глубоких толчков. Короткий, отчаянный вскрик проносится по спальне, Серёжа выгибается, брови жалобно заломлены, рот приоткрыт, ясные голубые глаза распахнуты. Олег замирает, чувствуя как мышцы ануса вновь сокращаются, сжимая его член внутри, и с восхищением смотрит на то, как любимого накрывает волна оргазма. Разумовский кончает, пачкая семенем свой живот и живот Волкова. Олег не может оторвать взгляда от этого нереального зрелища, и ему хватает нескольких резких толчков под слабые, еле слышные стоны, чтобы излиться глубоко в тесное, жаркое нутро своего Серёжи. Он опускается сверху, стараясь не придавить расслабленного, ещё не отошедшего от оргазма Разумовского. Олег утыкается лбом ему в плечо и тяжело дышит, все ещё ощущая, как бархатные стеночки сжимаются вокруг него. — Серёж, я люблю тебя, — тихо говорит Волков оставляя на нежной коже парня короткий поцелуй. Разумовский медленно проводит кончиками пальцев по его волосам и довольно улыбается. — Я тоже тебя люблю, Олеж. Я тоже… — мягко отвечает Серёжа, чувствуя, как Олег покидает его тело и опускается рядом, давая ему возможность вдохнуть полной грудью. Разумовский раскидывается на кровати в сладкой неге, расслабленный, изнеженный и абсолютно счастливый, Волков любуется своим рыжим чудом и отводит руку в сторону. Серёжа, пользуясь моментом перебирается под тёплый бок любимого и удобно устраивается в его объятиях, довольно жмурясь. — Нам бы в душ, — напоминает Волков спустя несколько минут блаженного молчания. — Олеееееж…- хитро улыбаясь смотрит на него Серёжа. Волкову знаком этот взгляд, от него чего-то хотят и не отстанут, пока не сделает. — А набери ванну, — просит Разумовский, поднимая на него взор ясных голубых глаз. — С бомбочкой? — только уточняет Олег, тяжело вздыхая, Серёжа довольно улыбается и кивает в ответ. Волков ненадолго покидает постель чтобы включить воду в ванной. Потом возвращается на кухню, забирая свой телефон и вытаскивая для Серёжи из холодильника коробку с пирожными — он как никто другой знает, что после секса Разумовский любит съесть что- нибудь сладкое. По дороге обратно в спальню Олег находит на лестнице драгоценный халат Серёжи и забирает его с собой в спальню. — Ты долго, — чуть недовольно фыркает Разумовский, но видимо заметив в руках любимого угощение решает смилостивиться. — Вода почти набралась, пойдём, — Олег протягивает Серёже руку, и тот поднимается с постели. Оставив халат в спальне, он идёт перед Волком, абсолютно не смущаясь своей наготы и сверкая хитрым взглядом голубых глаз. Пока они нежатся в джакузи, Волкову кто-то звонит и тот, отрываясь от Сережиных губ, отвечает на вызов. — Да, понял. Хорошо. Спасибо, что позвонил, Жень. Откладывая телефон в сторону, Олег натыкается на заинтересованный взгляд Разумовского. — Кто это был? Изменяешь мне? Болтаешь с любовником, а ведь наша постель ещё не остыла! — с наигранной серьезностью и драматизмом говорит Серёжа, корча серьезную мину. — Ни за что, Серый. Я только твой, — тепло улыбается Олег, прижимаясь губами к виску Разумовского. — Я знаю, Олеж, — тихо отвечает Серёжа, поглаживая его по щеке, чуть поворачивая голову и запечатывая на губах любимого поцелуй. — Звонил Стрелков. — Тот тип со стрёмной улыбкой? Ей богу, если бы я знал его протезиста вырвал бы ему руки за такие зубы, — усмехается Серёжа. — Да, мы когда-то вместе служили в спецназе. Я намекнул ему, что под маской Чумного Доктора скрывается Игорь Гром. Он поймал его, допросил. Разумеется Гром своей вины не признал, все твердил о том, что ты его подставил, вот только его друзья попытались его вытащить и их поймали с поличным, — Разумовский с интересом слушал рассказ Олега, — Грома посадят, Дубина и Пчелкину он отпустил. Женя знает на что давить чтобы убедить человека не лезть в его дела. Так что никто ничего не знает, Сереж. У них нет никаких доказательств, ты в безопасности. Разумовский шокировано молчит, несколько минут только плеск воды тревожит слух Волкова. — Олеж, я тебя люблю. Ты спас меня и помог выбраться из ямы, в которую меня загнал Птица, — поворачиваясь к Олегу лицом и смотря прямо в глаза, абсолютно серьезно говорит Серёжа. — Твоя безопасность — моя прерогатива, — Волков оставляет поцелуй на рыжей макушке, — Пока я рядом с тобой, никто не посмеет тебе навредить. — Пока мы Вместе, Олеж, — улыбается Разумовский, накрывая руку любимого и сплетая их пальцы.

***

— Олег, а если им не понравится? Если что-то пойдёт не так? — в который раз спрашивает Серёжа, нервно поправляя белый пиджак. — Серёж, ты шёл к этому последний год. Все будет хорошо, — Олег чуть улыбается, подходит и берёт руки любимого в свои. — А если я речь забуду? Или презентация не сработает? — Разумовский подрагивает и нервно кусает губы. — Ты прекрасно умеешь импровизировать, а за презентацию отвечает Марго, она не подведёт, — спокойно говорит Волков и обнимает Серёжу, передавая часть своей уверенности ему. — И сейчас перед вами выступит миллиардер, филантроп, создатель социальной сети «Вместе» и кандидат в президенты — Сергей Разумовский, — раздаётся голос за кулисами. — Иди и порви их всех, я буду рядом, — улыбается Олег, выпуская Серёжу из своих объятий. По дороге на сцену, на плечо Разумовского садится Марго и приглаживает белые пёрышки клювом, прихорашиваясь, Сергей улыбается, бросает последний взгляд на Олега, буквально врывается под вспышки камер и под взоры репортеров. — Марго, презентация. Когда поток желающих задать вопросы иссякает, Разумовский уходит со сцены, под нескончаемыми вспышками камер, подходит к ожидающему его Олегу, притягивает к себе, звонко целует в губы, довольно улыбается и в обнимку с ним покидает зал. Вместе они определённо произвели фурор.