Против часовой стрелки

В широко открытые окна, вперемешку с прохладным утренним воздухом, неторопливо проливался мягкий свет начинающегося дня. Тишина светлой и просторной столовой, нарушалась мерным звоном тонкой чайной ложки, размешивающей дорогой чай. Пожилой дворецкий, заметив пустую пепельницу, сигнализирующую о том, что хозяйка находиться в глубоких думах, тактично покинул помещение. Молодая госпожа, уставив застывший взгляд на статью сегодняшней прессы и на автомате помешивая чай уже несколько минут, усердно копошилась в собственных мыслях и воспоминаниях. То, что произошло между ней и Алукардом прошлым вечером терзало сознание, заставляя анализировать каждую секунду, искать потаенный смысл и перебирать возможные подводные камни, которых и не было вовсе. Но богатый, не по годам, опыт и привычка во всем искать подвох вынуждали небольшой каблук ее ботинок отбивать нервный ритм. Взбалмошный вампир впервые за годы их совместного пребывания под одной крышей позволил себе переступить черту, нарушить субординацию и внести в их замысловатые отношения новые ноты, звучание которых, к слову, Интегре пришлось по вкусу. Мелодия эта играла непривычно, странно и в какие-то моменты тревожно, но увлекала за собой все глубже, так что, когда наступала тишина - рассудок начинал в бешенстве метаться в поиске этого звука. Она запомнила все до мельчайших деталей, каждое слово и каждое действие. Впервые девушка слышала от Носферату откровения и впервые подпустила к себе столь близко, что на утро отрезвевший разум больно колол по нервам. Вчерашним вечером благородный напиток и ленивое перебирание конвертов задержали девушку до тех пор, пока от скучных писем и света настольной лампы не заболели глаза и чуть заметная головная боль не начала постукивать где-то в районе затылка. - Еще чая, мадам? – в дверях кабинета послышался мягкий голос дворецкого. - Нет, спасибо, Уолтер, - быстро отозвалась Интегра, откидываясь на спинку стула. - Я почти закончила и скоро отправлюсь спать. Уже поздно. - В таком случае я прикажу подготовить вашу спальню ко сну, - чуть поклонившись, ответил дворецкий. - Спасибо, - поблагодарила его леди и вновь устремила взгляд на строки очередного письма. Слова сливались в один сплошной запутанный клубок, все дальше и дальше унося от Интегры смысл написанного и все больше давя на виски пульсирующей болью, словно подталкивая ее, как можно скорее, отправиться спать. - Усердие и трудолюбие тебе достались явно не от отца, - бархатный голос вампира отражался от каждого угла комнаты. - Какое тонкое замечание, - холодно отозвалась девушка, не отрываясь от чтения. – Тебя, что не учили здороваться? - Как некрасиво с моей стороны. Прошу прощения. Добрый вечер, моя госпожа! – почтительно, но непринужденно ответил мужчина, представ во всей красе перед Интегрой. - Добрый, - поздоровалась леди Хеллсинг отложив письмо. - Еще бы через дверь научился заходить, как все люди, - упрекнула она Алукарда и отложив в сторону письмо, положила перед собой на стол сцепленные руки. – Чем обязана? - Не нужно сердиться. Я пришел составить тебе компанию, - сказав это граф, обычной своей неторопливой походкой, пересек кабинет и устроился в кресле напротив. - Не помню, чтобы я искала компанию, - вздохнув, отозвалась леди. - И ты опоздал, я ухожу спать. - Твой кабинет, столовая, коридор...- уставив горящий взгляд на Интегру, начал вампир. – И даже твоя спальня... Мне не принципиально, где я буду составлять тебе компанию, - добавил он и легко улыбнулся девушке. - Да, тактичность и скромность это не про тебя, Алукард, - в тихом раздражении, сказала леди, уже давно привыкшая к поведению такого рода. - Примерно этого ответа я и ожидала, - продолжила девушка, чувствуя, что головная боль меркнет на фоне нарастающего недовольства. Вампир явился очень не во время, впрочем, как и всегда, и вынести всего его колкости, замечания и ответить, не растеряв гордости и авторитета, прямо сейчас представлялось Интегре в неприятно сложном виде. - Я предсказуем для тебя лишь на столько, насколько я этого желаю, - деловито проговорил вампир и схватил со стола хозяйки одно из писем. - Нелепая и скучная писанина, - сделал вывод мужчина, быстро пробежавшись по паре строк. - Эта нелепая и скучная писанина, как ты выразился, - моя работа. Которая, между прочем, обеспечивает тебя и меня всем необходимым. - Моя госпожа - это все что мне необходимо, - вдруг, резко отозвался вампир. - Как трогательно, - удивленно произнесла Интегра, нервным телодвижением поднимаясь из-за стола. - А как на счет пищи и сна? - Ты прекрасно осведомлена о том, что я очень долго могу обходиться без еды и сна, - отреагировал граф. - И к тому же, госпожа может легко решить вопрос с моим пропитанием, - продолжил граф, встав и сделав широкий шаг в сторону Интегры. - Даже не начинай, Алукард. - Твоя кровь для меня положительно необыкновенна, все всяких сомнений лучше любых яств и вина, так что тут нет ничего удивительного, что я вновь и вновь покорно прошу у тебя награды. Но я пришел не за этим. - Ты меня практически куском жаренного стейка назвал, слуга,- оскорбилась леди. - Лишь добровольно отданная кровь способна утолить такую жажду. Прости, госпожа, если мои слова обидели тебя. - Сам на себя сегодня не похож,- глядя на вампира девушка оценивающе прищурилась. – Чем хочешь поразить меня на этот раз? Поведение Алукарда, и правда, не вписывалось в рамки привычных стандартов в последнее время. Обычно он был щедр на сарказм, едкие замечания, философские разговоры, но чуткость и откровение все чаще и чаще стали проскакивать в их беседах. Граф почти каждый вечер стал проводить с хозяйкой, по большей части, лишь молча и почти завороженно смотря, как она управляет организацией Хеллсинг. Так же молодая госпожа подметила для себя, что вампир чаще стал выезжать с ней на разного рода встречи и собрания, чтобы грозной тенью стоять сзади нее, окидывая высокомерным и неприветливым взглядом, каждого присутствующего. - Ты не устала за столько лет искать в каждом моем действии и слове подвох? - спросил Алукард, подступив еще на шаг ближе. - Издержки профессии, - неоднозначно ответила леди Хеллсинг, сохраняя гордый и равнодушный вид. - Просто чтоб ты знала, - вампир держал себя как- то не по-привычному серьезно. - Каким бы безумным не был приказ - я выполю его, каким бы безрассудным не было твое решение - я поддержу его, каким бы отвратительными не были бы твои мысли - я разделю их, каким бы жестоким не было твое решение - я не стану с ним спорить, Интегра, - мужчина говорил очень размеренно и тихо. - Я твой слуга по собственной воле, а не по завещанию предков, - на последних словах Алукард протянул руку и перехватил серебряную прядь волос своей госпожи. - Кажется у нас сегодня вечер откровений, - стоя без движений, нервно добавила леди. Она, честно, не знала, как повести себя и не была до конца уверена, что это не одна из уловок Алукарда, которыми тот так любил потрепать ей нервы. - Не плохая идея, Интегра, - воодушевленно подхватил вампир и уставился на девушку ожидающим взглядом. - Не глупи, мы и так знаем друг о друге больше положенного, - строго ответила леди Хеллсинг и вытянула прядь с ладони мужчины. - Что касается наших привычек - да, но мне бы было любопытно узнать, потрогать и попробовать на вкус твоим мысли, чувства, желания, в конце концов, - мягко произнес граф. - Думаю, что я и так видна для тебя насквозь, Алукард, - неуклонно ответила леди Хеллсинг, пристально глядя в красные глаза. Глаза, в которых отражаются все грани вампирской личности, хорошие и плохие. - Твоя упрямость не оставляет мне выбора, - просто произнес граф. - Но будет не интересно, если я сейчас назову скучный список твоих мыслей и суждений за последние минуты. Начиная с того, что чайный сервиз уже устарел и надо бы сказать об этом Уолтеру, что новая рубашка не приятна к телу и надевать ты ее больше не будешь, а еще паршивец вампир нагло явился к тебе на закате дня, - растягивая каждое слово, продолжил мужчина, видя, как с тревогой округляются голубые глаза его дорогой хозяйки в понимании того, что тот и правда сейчас произнесет вслух все то о чем она подумала за это время. - А если копнуть чуть-чуть глубже, туда где заканчиваются сухие думы и выводы, туда, где живут рожденные тобой эмоции, желания и влечения, которые проскальзывают в голове так быстро, что ты и сама их не замечаешь, но это не значит что их нет. Тут выясняется, что ты не прочь, если бы я помог снять ту самую неприятную к телу рубашку, а месте с ней и всю остальную одежду тоже, - обаятельно улыбаясь, продолжил вампир, для которого сам факт наличия таких мыслей был очарованием. - Не стоит выдавать свои собственные желания за мои, Алукард, - протараторила девушка, заметно волнуюсь, потому что вампир был прав и сейчас она хотя бы попытается откреститься от всего того, что этот мерзавец внезапно выудил из ее сознания и наглым образом обнажил. Хотя это и были ее родные мысли, но такие далекие, такие мимолётные и запретные, что от них хотелось бежать без оглядки и одновременно наслаждаться ими. Эти мысли были полны трепетного желания, теплого и головокружительного безрассудства и пьянящего томления. Мысли, о которых никто и никогда не должен был узнать, мысли которые глава Хеллсинга давно так ловко и так умело прятала от самой себя, что стала забывать об их существовании, а в какой-то момент и вовсе похоронила. А не-мертвый сейчас, словно фокусник из рукава лентами вытягивает грязные и безнравственные желания непорочной девушки. - Не стоит стесняться своих же желаний Интегра, - словно передразнивая девушку, проговорил граф. - Если я скажу, что мои желания совпадают с твоими, тебе станет легче? - добавил вампир и вновь великолепно улыбнулся своей госпоже, так что та взглянула на него с каким-то странным движением в лице, нетерпением и огромным желанием дать пощёчину и выгнать нахала со скандалом. Но леди молча продолжала смотреть на Алукарда из-под очков в упор, потому что вдруг осознала, как не просто было жить с этими мыслями и как сейчас легко она может вздохнуть после того, как вампир раскрыл всего одну шальную фантазию. Она непременно об этом пожалеет. – Ты перестанешь терзать себя, если я скажу, что готов защищать тебя не только от нечистии, но и от назойливо натирающей твою кожу рубашки? Я могу сейчас разорвать ее прямо на тебе, чтобы поскорее помочь телу избавиться от неприятных и ноющих ощущений, появившихся из-за жесткости ткани, - все эти откровения мужчина произнес без тени стеснения, не отводя при этом взгляда от девушки. - Какие дерзкие слова, вампир, - ответила Интегра, на лице которой проступил стыдливый румянец. Но пристального взгляда глаза в глаза она не отвела, девушка не собиралась так быстро проиграть в этой игре. - Нет никакой дерзости в правде, моя госпожа, - проговорил Алукард тихим и вдумчивым голосом. – А так же ее нет в том, что в твоей голове сейчас очень тихо зазвенело согласие со всем тем, что я сказал и лихая мысль выразила одобрение на счет рубашки, - вампир говорил это без намека на усмешку или издевку, в том время как его рука потянула красный галстук туго затянутый на шее девушки и, распустив его безвольной лентой, расстегнула первую пуговицу зловредной рубашки. - Не позволительные действия для слуги… - голос девушки чуть охрип от деликатности ситуации и бессовестности поведения графа. Но действия его Интегра не пресекла, стоя все так же неподвижно, словно в оцепенении и в каком-то любопытственном заворожении. - Твои слова полны гордыни. Твой вид полон протеста и презрения. Но разум твой заходится в тихом стоне и простит меня не останавливаться на одной лишь пуговице, - непосредственно ответил на замечание госпожи не-мертвый, чувствуя, как учащенно забилось сердце девушки от острого желания и как в ожидании она поджала губы. – Я могу весь вечер посвятить чтению хорошо запрятанных тобой мыслей, но образы, что рисует сознание, молят о воплощении их в жизнь. И не отрицай этого, Интегра, - подытожил Алукард с видимым удовольствием. - Чего ты пытаешься от меня добиться? - собирая остатки непоколебимости и с натянутой строгостью, спросила глава Хеллсинга. - Я хочу, чтобы ты перестала бежать от себя самой. Созналась в своих мыслях, какими бы развратными они не были, приняла, научилась с ними жить и иногда позволяла им осуществляется, - проговаривая это, вампир лениво расстегнул еще две пуговицы белоснежной рубашки, остановившись в районе груди. Взгляд красных глаз блуждал по плечам, шее, ключицам и вновь возвращался к холодному голубому взору, в котором он видел все истерическое нетерпение девушки. - Глупости. И зачем мне это? - на выдохе спросила госпожа. - Чтобы не сойти с ума, - все так же размеренно ответил вампир. - Слишком серьезный разговор из-за простой рубашки, не находишь? – взглядом указывая на расстёгнутые пуговицы, поинтересовалась леди и вновь выжидательно посмотрела в глаза Носферату. - Моя госпожа хотела от нее избавиться, и я почту за честь помочь ей в этом, - отреагировал не-мертвый и расплылся в обворожительной улыбке. - Тем более что - мужчина замолчал на секунду, очерчивая рукой тонкую линию на шее молодой госпожи, запустил ее под раскрытый ворот рубашки, чуть сжимая плечо - ты сама желала помощи в этом деле. - Я этого не говорила. Ты бессовестно вторгся в мои мысли и … -Так скажи, - перебил Интегру мужчина. Его горящие глаза пристально следили за каждой эмоцией на лице девушки. От самих слов и напора, с которым вампир это произнес, у девушки подкашивались ноги. Его голос был ужасен в своей настойчивости и решимости. А еще эта его фирменная клыкастая улыбка, блуждающая по губам, полная самоуверенности, но до безобразия обаятельная. Улыбка, выдававшая порочные мысли, на которые решиться можно было лишь в темноте, и девушке сейчас хотелось всего того, что обещала эта улыбка. Черные волосы были в беспорядке, непослушные пряди, как всегда, падали на лицо, которое было отражением чувственного желания, властолюбия и малой доли похоти. Весь вид и поведение вампира вынуждали Интегру испытывать гаму эмоций и ощущений, от которых по телу бежали мурашки, кончикам пальцев, по непривычке, становилось холодно и хотелось как можно скорее снять нарастающее между ними напряжение. Хотелось крикнуть самой себе, что за все это ей обеспеченно место в аду, но леди не могла двинуться, уклониться, не могла скрыться от силы, которая рождалась в голове, сладким туманом заполняя собой все ее сознание. Слишком велико было желание скинуть эту чертову рубашку, будь она проклята. - Прошу, - на вдохе прошептала Интегра и отвела взгляд от вампира, хотя ей отчаянно хотелось видеть его лицо, но она боялась. Боялась, что купилась на все это и сейчас граф просто разойдется в победоносном и язвительном смехе. Вампир не заставил себя ждать, привлек к себе девушку рукой, которая все это время покоилась за воротом ее рубашки, даря нежные прикосновения, и поцеловал грубо, но чувственно. Интегра ответила с таким же самозабвением, вцепившись пальцами ему в спину, чтобы устоять на вдруг ослабевших ногах. Казалось, поцелуй требовал, ее подчинения, чтобы она поддалась воле не-мертвого, отзывалась на все его слова и действия, начала играть по его правилам, двигалась и дышала только так, как он этого хочет. И нужно сказать у Алукарда это великолепно получалось. - Я говорил, что сегодня ты очаровательна как никогда? - прерывая поцелуй, задал вопрос граф и всматриваясь в лицо леди Хеллсинг, не заметил в нем ничего, кроме потребности, потребности, равной которой он еще не видел в ней. Девушка всегда просила от него адекватного поведения, соблюдения границ морали и человечности, но сейчас перед мужчиной раскрывалось все то непостижимое и чудовищное, что хранила глубина голубых глаз его горячо любимой хозяйки. - Если это комплимент, то спасибо, если издевка, то пошел вон, - чуть приглушенным от волнения и накрываемых эмоций, но строгим голосом ответила Интегра и приложила, словно не веря самой себе и собственным ощущениями, пальцы к губам, которые только что прочувствовали весь трепет и тонкость симфонии прикосновений к ним. - Будь честна хотя бы с собой, госпожа. Ты не хочешь, чтобы я уходил, тем более сейчас, когда я только что украл твой первый поцелуй, - безмятежно отреагировал не-мертвый, с приливом радости, которую сдерживал и был преисполнен важности, что именно ему достался этот трофей. - Ты - мерзавец, Алукард. - Мерзавец, к которому обращены твои ночные грезы и нетерпеливые желания, жаром отдающиеся вот здесь, - сказал вампир, прикладывая ладонь к груди девушки, - И не отпускающие до самого рассвета, - снова склоняясь к Интегре добавит вампир, слыша грохот ее сердца и как в венах ещё быстрее полилась кровь, сжимая в объятьях, утянул в еще более горячий поцелуй. Спонтанность всей этой ситуации, что вихрем закружилась вокруг девушки в считанные минуты, отдавалась барабанным боем в голове вперемешку с гадкими мыслями о нарушении всех границ нравственности, которые она так долго строила между собой и вампиром. Чудовище, наплевавшее и все законы этого мира и живущее на этой земле против воли высших сил, парой фраз и одним поцелуем разрушил эти стены, которые, нужно сказать, Интегра воздвигала с большой неохотой, ведомая долгом и законами этики. И пропади они пропадом эти рубежи, за которыми скрывалось это невероятное и будоражащее все нутро чувство. Этой новизной хотелось долго наслаждаться, чтобы до конца распробовать все ее ноты и оттенки, и попытаться дать ей хоть какое-то определение, но оно ежесекундно ускользало. Не зря ни одному поэту, художнику, скульптору и музыканту в своих творениях до конца не удалось отразить всю изящность и невообразимость человеческих эмоций, когда душу и тело переполняет та теплота и то мерцающее волнение, рождаемые в поцелуи с любимым, будь то человек или король нежити. Однако среди всего океана чувств, что пьянили похлеще вина, не было и крупицы страха. Опасные клыки, которые впивались в горло врагов были сейчас так близко; сильные руки, разрывавшие в клочья тела упырей были нежными, но властными одновременно, в вампирской манере получать свое в любом случае; красные глаза были прикрыты, так по-человечески, и сам вампир, обычно ведущий себя, как взбалмошный и капризный ребенок, был сдержан, рассудителен и галантен, как взрослый мужчина. Алукард с безумием сжимал сейчас Интегру в объятьях и словно душимый жаждой продолжал упиваться этим поцелуем. Он этого ждал. Очень должно ждал, когда его потерянная во мраке и пустоте душа будет спасена его возлюбленной госпожой. Пусть вот так нелепо, неловко, зажато и не совсем осознанно, но спасена. У чудовищ тоже есть чувства, свои своеобразные, глубинные, пропитанные многолетней скукой, слишком отдаленно напоминающие человеческие, однако живые и не менее искренние. Алукарду было невыносимо тягостно волочить свое тоскливое существование из века в век, пока он не преклонил колено перед той, что стала его слабостью, пороком, грехом, сладостным ядом, искуплением, порочностью и проклятьем. Ему, как вечно живущему и бессмысленно тонущему в истории человечества, пришло осознание и принятие своих чувств, когда сквозь, кромешный ужас его снов, вызванных событиями давно минувших лет, стал прорываться светлый образ смертной девы. Лавировать среди этих туманных снов, наполненных отголосками его темного прошлого, горящим горизонтом последнего рассвета, который он видел перед смертью, стало легче, когда пелену этих нежеланных воспоминаний разрушал голос молодой хозяйки зовущий его выйти их вязкого мрака. И с завидным постоянством эти возмутительно низшие и никак не отпускающие желания повернуть изгиб судьбы на свою сторону и словно в спектакле переиграть их роли, подзывали короля нежити без боя принимать поражение и в покорности бесцельно и бездумно каждый вечер навещать госпожу. Ведомый своими же мыслями вампир приходил к Интегре, в молчаливой угрюмости намеренно занимал ее любимое кресло и в противности характера мог закинуть ноги на журнальный столик, лишь бы обратить на себя внимание слишком занятой и привыкшей к его манипуляциям хозяйки. В лучшем случае Алукард был вознагражден коротким диалогом и парой изучающих взглядов, в худшем - громким и приказным «Убирайся прочь». Прочь… Так же прочь, как сейчас с плеч девушки до сгиба локтя сползла белая рубашка. Холодные пальцы быстрым и запутанным вальсом пробежали по теплой коже девушки, заставляя ту чуть вздрагивать, но не от холода, а от неизвестных, до этого момента, ощущений. Тело помимо ее воли бурно реагировало на нежные поглаживания мужских рук, само поддавалось навстречу и неспешно двигалось в плавных изгибах, по которым проходили руки вампира. Сама же Интегра то ли радовалась, то ли не очень, пока в груди все сдавливало почти фантомной болью от рвущихся чувств и холодной любви, которой так спешил делиться не-мертвый, но всеми фибрами души она улавливала трепетность момента и насколько сейчас уязвимо самое опасное существо на планете. Она слишком мало живет на этом свете, а он слишком долго. Для обоих по умолчанию признаться и сделать первый шаг ровняется слабости, но сейчас леди почти готова вмести с вампиром окунуться в объятья смерти, захлопнуть за собой все двери, ведущие к свету и уйти гордо и без сомнений крепко сжимая его руку. И чем чаще Интегра отрывалась от губ Алукарда, смотря на него медленным взглядом, тем крепче в ее светлой голове становилось это желание. Как глупо было все эти годы одергивать себя и слепо поддаваться этому назойливому чувству, которое корило молодую госпожу за теплоту по отношению к Носферату. Но сейчас, они оба сдались, истирая все думы в прах и поддаваясь чарующей власти поцелуя, были готовы забывать имена друг друга в восторге от этого греха. - Останови меня... Запрети... Потому что сам я не в состоянии прекратить это безумие, - проговорил мужчина, когда его руки, словно помимо его воли, спустились ниже, не встречая никаких препятствий, потому что Интегра была сегодня на редкость тиха и послушна. - Безумие заразно, - не громко и смело ответила леди Хеллсинг, понимая, что дает Алукарду полный карт-бланш для действий. Ее взгляд туманился, от вердикта, что она жизни своей уже не представляет без этого самоуверенного вампира, который так глухо и намертво вцепился в ее одиночество и намеревался изничтожить его. Их влечение друг к другу переросло в страсть, а та - в глубокую чувственность и принятие, обновляющиеся каждую секунду. Вампир хмыкнул, легко улыбаясь, от того, что он почти почуял запах свежей могильной земли, под которой сейчас его госпожа похоронила свою сердечную смуту и вся ее чистая и тонкая душа раскрыта перед ним. И она его. Только его. - Замечательный вечер, чтобы отдаться этому безумию, - красные глаза опасно блеснули, а руки быстро подхватили девушку под бёдра. Интегра тихо охнула, когда в два шага оказалась прижатой к холодной стене сидя на руках у не-мертвого. Спешно оставив череду коротких поцелуев на ключице, Алукард в пару лоснящихся махов головы, зарылся лицом в волосы своей госпожи. - Это все словно сладкий, до боли приятный сон, - откровенно признался вампир. - Боишься проснуться? - спросила леди, запуская пальцы в ворох черных волос Носферату. -Да. Если это сон, то я не желаю просыпаться, - ответил граф, сильнее вжимая девушку спиной в стену и сжимая руками ее худые бёдра словно она как сновидение вдруг ускользнет от него с первыми светлыми проблесками нового дня. - Сегодня я открыла тебя с совершенно иной стороны, Алукард. - И как? Тебе нравиться эта сторона, - поднимая голову и вопросительно смотря на молодую госпожу, уточнил вампир. - Я еще не решила, - быстро произнесла Интегра, крепко обнимая мужчину за плечи. - Чувствую запах недоверия, хозяйка, - проговорил Алукард, уже своевольно целуя в шею девушку и почти теряя то, что с большой натяжкой можно было назвать самообладанием. - Опять читаешь мысли? - Нет, просто слишком хорошо тебя знаю. - Очень смелое заявление, Алукард, - без яда в голосе, ответила Интегра. - Ни капли лжи и сомнения, моя госпожа. Я знаю твои страхи и желания, привычки и предпочтения. Я часть твоей жизни, проговорил мужчина, видя тень недоверия на лице леди Хеллсинг. - Против часовой стрелки, - вдруг добавил граф. -Что против часовой стрелки?- в недоумении повторила за вампиром слова молодая госпожа. - Ты размешиваешь чай против часовой стрелки, - медленно и проговаривая каждый слог, ответил Носферату. Голубые глаза в замешательстве уставились на вампира. Девушка никогда не замечала за собой этого, да и кто обращает внимание на столь незначительную в обычной жизни привычку. Но обычная жизнь это же не про Интегру Хеллсинг, хотя бы потому, что в ее жизни есть Алукард, готовый отнять жизнь у любого кто посмеет ее обидеть, которого она хоть и не признается открыто, искренне любит, как мужчину и позволяет всей своей жизни, всем своим чувствам, эмоциям, страхам, желаниям переплетаться, смешиваться и сочиться сквозь его пальцы, в который раз доказывая, что она его графиня, а он ее граф. И ошарашено смотря на вампира, она ощущала, что действительно ложка в ее чашке закручивает чай тонкой и слабой воронкой именно против часовой стрелки и ни как иначе. - Наконец поверила, - усмехнувшись, подытожил Алукард, хотел еще что-то сказать, но на этот раз девушка сама притянула его к себе, прильнув к холодным губам. Вампир с победоносным самозабвением принял этот поцелуй, так что Интегра вновь болезненно ощутила оголенной спиной всю шероховатость стены, к которой была прижата. Поцелуи быстро сменяли друг друга, своим напором и страстью доводя до боли в губах. Последние разумные мысли были о том, что контроль подошел к концу, оставляя только бездонное желание. Желание, которое красиво и ловко прошло под радарами морали, выстраивая ровным рядом всю палитру и всю прелесть чувств, как на параде планет. Время замирало в ощущении теплого и холодного дыхания на коже. В голове каждого все эмоции спутались. Какой-то матовой пеленой заполнялось сознание, унося далеко, в те места, что не отмечены на картах, пока леди Хеллсинг торопливо развязывала галстук своего любимого слуги. Нахлынувшее наслаждение было таким острым и неистовым, что их голоса и вся эта ночь слились воедино. Исступленный восторг, наполнял все существо вампира и человека, каждую их клеточку и щекотливо отзываясь в каждой мышце, дарил момент наивысшей услады в единых движениях, едином порыве. Жизнь медленно становилась такой, какой ни Алукард, ни Интегра раньше представить себе не могли. Впереди было утро, ленивое и сонное после любви, омываемое каким-то потоком неторопливых мыслей и чувств. А на завтрак чай, размешиваемый против часовой стрелки.