Здесь и сейчас

      Главная ошибка расчётливой одиночки Мегуми Фушигуро — сердце, способное наполниться любовью. Юноше казалось, что это просто какая-то шутка его одиночества, которое устало преследовать мрачного первогодку, и что эта непродолжительная слабость в конце концов покинет его, перестанет терзать, даст вдохнуть полной грудью воздуха, но только что и делал, как вдыхал ее запах жевачки с мятой.              Фурукава доставучая.              Фурукава невыносимая.              Фурукава показатель безграничной доброты, что граничит с настоящим безумием.              Она совсем не добродушная, не невинная, не доверчивая.              Хару может сделать больно словами.              Она засела в его сердце навсегда.              — Поешь. — Настойчиво командует девушка, и молчаливый юнец не желает ей противиться, ведь знает, что выйди та из себя, то Фушигуро вряд ли сможет остановить поток обиды. Хару слишком прямолинейна, когда речь заходит про то, что она ненавидит в Мегуми.              «Одиночество. Хладность. Безрассудность. Слабость.»              Слова все ещё режут пополам его сердце, и Мегуми поддается вперёд, опускает подбородок на раскрытую ладонь девушки, закрывая глаза, пока она, читающая очередную литературу из их совместной библиотеки, и виду не подаёт, что вот-вот на лице ее расцветут красные цветы смущения, ведь уставший маг после долгой работы был для нее сродни котёнка. Хотелось утянуть в крепкие объятия, шептать о безрассудности Фушигуро. И тот будет слушать, засыпая на груди. Пока она распинается. Пока она…              — Злая. — Умозаключение одним словом делает маг, открывая глаза свои, дабы увидеть как сменяется смущение на закипающее раздражение. Фурукава бьёт ладонью по столу и Мегуми подпирает лицо рукой, ожидая очередную тираду от девушки, ведь так всегда оно и бывает. — Ты сегодня очень злая, потому что утром я был слишком груб и оставил тебя по одному звонку Годжо. Ты не выносишь Сатору, и любое ваше взаимодействие превращает место встречи в поле словесной брани.        В них было что-то общее. Может их daddy issues, ведь фамилия «Фушигуро» и «Фурукава» сами по себе так и говорили — у вас огромные проблемы, и в первую очередь с чертовым отцом. У одного он ушел, продав ребенка клану. У другой он словно скотина причинял боль, агонию и страдания. И почему-то их притянуло друг к другу. Дало возможность держаться ночью за руки, когда ему снятся кошмары, от чего гончая громко скулит, не давая ей заснуть. Дало возможность видеть ее каждое утро перед плитой, готовящую завтрак.              «Будь попроще» — говорили они.              «Разбей эту гребанную вазу» — говорил он.              «Она не идеальна, но ты для меня — да» — говорила она.              Поэтому они, наверное, все ещё вместе.              — Нет, забей, к этому уже привыкла. — Хару захлопывает книгу и оставляет ее на столе. Удивительно, она до дрожи спокойна. Мегуми боялся ее, когда голос звучал тихо и спокойно, когда на ее лице ни тени эмоции. В такие моменты она могла впасть в безумие похуже того, в которое впадает он, когда забивает на предрассудки. — Просто иногда ты так раздражаешь меня. Я так ненавижу тебя. Ты словно собрал в себе все, что я ненавижу до невозможности в гадких людях. И я совсем не люблю тебя, это просто желание не быть одной. Мне плевать, абсолютно плевать на то, как прошел твой день, чем ты был занят и почему ты настолько устал. Мне плевать на твою работу. Плевать на твои объяснения. Плевать на все, что связано с тобой. По крайней мере сейчас. Поэтому, будь добр, возьми свою подушку и уйди молча на диван.              Она врёт. Мегуми знает, но уже вполне привык к такому. Хару закрывается внутри своей обиды и выскальзывает из крепкой хватки мага, ночью засыпая на холодной постели одна, и даже не потому что она выгнала его на диван, а просто потому что его опять нет дома, он опять в командировке. Он опять предпочел работу.              — День прошел, число сменилось, нихрена не изменилось. — Фушигуро утыкается в свою раскрытую ладонь, понимая, что действительно виноват пред девушкой, потому что он иногда словно забывал о ее существовании. Уходил утром, ничего не сказав, словно поступая с ней так же, как и со всеми женщинами на одну ночь до нее.              — Да ладно? Знал бы ты, как достали меня твои родственники, которым каждый раз я завариваю чай, улыбаюсь, так мило беседую о тебе. Ты эгоист, Мегуми. Самый настоящий эгоист, которому чуждо слово «взаимопонимание». Да ты срать хотел на меня. — Дева срывается на крик и маг понимает, что она абсолютно права. — Я устала быть поддержкой, Фушигуро.              Сердце пропускает удар. Ещё один. Ещё. Мегуми сжимает до боли в кулаках белую простынь и с грохотом за ее спиной разбивается чашка. Его любимая чашка, которую она склеивала столько раз. То нечаянно юноша ударит ручкой и та отвалится, то кружка вовсе на две половины треснет в его руках, пролив на чистую одежду кофе. Только сейчас она не склеит ее. Склеивать осколки разбитой чашки, что была неким показателем его терпения, уже не было смысла. Она смотрит на пятно и осколки через плечо, пока внутри бушует настоящий клубок огня, что вот-вот станет пожаром, оставив пепелище из ее слез, истерик, нервов и бессонницы. Фушигуро ведь уже спокоен. Он смотрит на то, что осталось от кружки и опускается обратно на стул, закрываясь от Хару. «Эгоист» от нее звучит больнее, чем «Монстр» от кого-либо другого.              — Прости. — Он шепчет впервые это. Впервые его голос предательски дрожит и он не может ни на октаву его повысить. Дышит Фурукава часто, обхватывает свои плечи руками и просто уходит.              В квартире, на удивление, сильно похолодало, и ей хотелось натянуть его свитер, укутаться в плед и лежать на его подушке, вдыхая этот приятный запах до тех пор, пока матрас не прогнётся под весом. Хару слишком хорошо знала «эгоистичного» Мегуми Фушигуро, чтобы сказать, что он растерян. Накрываясь с головой, словно ребенок, она сворачивается в клубок, пытаясь таким образом согреть внутренности свои, что покрывались тонким слоем льда.              Вскрик тонет в тишине, что нависла над парочкой. Звонкая пощёчина остудила пыл Фушигуро, как то казалось Хару, однако девушка слишком хорошо знает того, из-за кого ее сердце выпрыгивает из груди. Спит он, или выходит в одном полотенце из ванной, читает или пьет кофе, не важно когда — Мегуми всегда заставлял ее задыхаться от любви, что заполняла девичье сердце. Он невыносимый, а она неправильная до жути и скрежета в зубах.              — Что ты делаешь? — Хару выдыхает вопрос в горящую щеку Фушигуро, ожидая, что он отпустит запястья, что были так грубо и накрепко прижаты к мягкой постели.              — Глупый вопрос. — Голос Мага звучит холодно до дрожи по всему телу. Иногда его терпение действительно иссекало и сейчас, раз ей так хотелось испытать Мегуми Фушигуро, то пускай принимает то, что есть.              Он не будет делать больно, лишь сильнее укусит, покрепче сожмет, возможно где-то будет грубее, чем всегда с ней, но лишь для того, чтобы придушить змею раздора внутри ее груди. Чтобы Хару не забывала о том, что нервы у него ни к черту. Она и без того знает, что Фушигуро может заставить ее кожу гореть от шлепков, и не важно, рука это или ремень. Что первое взбредёт в голову. А быть может сидеть она не сможет от глубоких укусов, что синяками остались на ягодицах. Мегуми ужасен, когда дело доходит до грубостей.              — Хару, Хару, Хару… Ответь мне всего лишь на один вопрос. От ответа будет зависеть целостность твоего тела сегодняшней ночью. — Мегуми склоняет голову, а дева свою откидывает, ему на радость громко взглатывая комок. Вздрагивающая жилка так манительно выпирала пред носом юноши, что тот, не удержавшись, зажимает зубами ее, заставляя из груди Фурукава выплеснуться громкому вскрику. Совсем не больно. Ей приятно. — Этот чертов клан каждый раз приходит к тебе, спрашивает про меня, а ты, любезничая, улыбаешься им. Им. Не мне. Так скажи мне, дорогая Хару, чем я заслужил такое отношение к себе? Тем, что люблю тебя? Тем, что даю тебе все, чего только ты пожелаешь? Что же сделать мне надо, чтобы хоть раз ты вновь улыбалась лишь для меня?              — Идиот. — Стиснув зубы, Фурукава шипит ему прямо на ухо, заставляя уверенность внутри Фушигуро пошатнуться. — Какой же ты гребанный идиот! Сколько раз мне говорить, чтобы ты не поступал со мной, как с ними! Да я плевала на то, когда ты уходишь! Разбуди меня! Грюкни блядской чашкой! Урони на пол пояс! Что-нибудь сделай уже с этим, Фушигуро!              — Сделай уже с этим, Фушигуро… — Повторяет последнюю фразу девы тот и приподнимается, смотрит в ее лицо, пытается понять где же он проштрафился и когда же случился тот самый срыв их тормозов. Хару. Слишком эмоциональная сегодня. Злая. А он не может понять почему так крепко сжимает ее запястья, почему все ещё пятно кофе так и не смог убрать. Она будет ругаться. — Замолчи. Я ненавижу тебя, когда ты такая шумная. Действуешь на нервы.              Фурукава застывает и вместе с ней в воздухе остаётся не сказанная фраза, ведь хозяйка ее тонет в поцелуе, который не даёт расслабиться. Фушигуро всегда начинает первым, всегда пытается от начала до конца быть ведущем, но в ее рту это делать невозможно, ведь язык ускользает от него, давит, дразнит кончиком, и ведь Мегуми не смеет противиться. Он закрывает глаза, отпускает руки, и те обвивают его шею, прижимая ближе к себе, словно боясь упустить миг. Пальцы его всегда такие холодные, всегда заставляют тело покрываться гусиной кожей, а живот вжиматься от прикосновений его. Она даже не будет сопротивляться, когда эти самые руки пройдутся по ребрам, просчитают их, и лишь для того, чтобы нащупать переднюю застёжку на ее лифчике.              Фушигуро ныряет под ткань, разрывая поцелуй спешно и неожиданно, заставляя Хару под собой ещё пару секунд задыхаться, словно был прерван какой-то важный обмен. Ей мало этого, но приходится довольствоваться поцелуями, что скользят по всему плоскому животу. От бедра к бедру. Выше, по боку, по ребрам с одной стороны, под грудью к другой стороне и вновь вниз, по ребрам, боку, бедру, к животу. Он проводит дорожки хаотичными поцелуями, то идя вперёд, то возвращаясь неожиданно назад, заставляя ёрзать от нетерпеливости.              Сосок цепляют зубами, в тот же миг выбрасывая лифчик с кровати долой. Фурукава лицо свое закрывает руками, сквозь пальцы глядя на тени от фар проезжающих машин, так громко, в унисон со своим сердцем, считая до десяти в попытках успокоиться, как ее и учила мама, но с Мегуми такие фокусы не проходят. Его зубы смыкаются на мягкой плоти, тянут ее вверх, вынуждая грудную клетку приподняться следом.              — Хватит. Хватит. Хватит. Пожалуйста, Мегуми-чан. — Она зовёт его нежно, хотя это так раздражает его. Раздражает эта кличка, эта приставка, раздражает чертов Юджи, который привил ей эту кличку.              — Не двигайся. — Серьезно приказывает девушке Фушигуро, стараясь сгребсти насильно с нее эти облегающие бедра штаны. Ему казалось, что они всегда лишние на ней, и понимай Хару это — вряд ли смогла бы даже в первый месяц их совместного проживания назвать хоть одну поверхность, где у Мегуми бы не сорвало крышу.              — А то что? — Дева настойчиво прижимает бедра свои к постели, не позволяя парню оголить ее так бесцеремонно. Маг поднимает глаза и их взгляды встречаются, словно конкурируя кто кого. — Используешь расширение территории? Поместишь меня в Сад Химер и позволишь своим животным крепко держать меня, пока ты раздеваешь меня?              — Использую. Только расширю то, что мне надо. — Мегуми оценил шутку своей возлюбленной, в душе даже посмеявшись с ее попытки ему помешать, однако в ту же секунду штаны улетают за спину его. Его пальцы ведут по намокшей ткани, вдавив ее в возбуждённый цветок Хару, заставив ее тихо заселить. — Если не перестанешь меня дразнить — я не стану сдерживаться.              Мегуми невыносим и он это знает. Он знает, что она задыхается от его прикосновений и давит на слабые места для ее податливости, но иногда даже он не может совладать с ужасным характером Хару Фурукавы. Маг прижимается к ней внизу, и понимает, что одежда на нем действительно так же лишняя, как и на ней. Пускай остаётся этот чертов свитер, который был для нее, словно крепость из подушек для детей. Пускай ее выражение лица так невинно, что Мегуми не в силах отвести взгляда от него. Это настоящий ад.              Эрогированный член трётся об одежду, принося Фушигуро неудобство ещё то, но и Хару все никак не может успокоиться. Почему он все ещё в одежде? Руки девушки разбираются с его ремнем быстро, Мегуми понимает это не сразу, но и штаны его она тоже оперативно расстёгивает. Юноша шипит на нее, заставляя тихо засмеяться, хотя что смешного, тебя сейчас трахнут, Фурукава. Тебе смешно, а он и ты уже раздеты.              Мегуми опирается на вытянутые руки, нависая над девушкой та, опустив глаза вниз, внимательно и взгляда не отрывая, смотрит на прижатую к ней внизу возбужденную плоть. Головка сверкает от размазанного предэякулята и рука Хару тянется к ней, пальцы пачкаются в жидкости под шипение Мегуми и его «не трогай там». Очередное его. Пальцы умело и ловко размазывают по члену юноши смазку, хотя это вряд ли чем-то могло бы помочь если бы она не становилась водопадом лишь от взгляда на сильные руки Фушигуро.              В этот раз считает до десяти Мегуми.              Один.              Два.              Три.              Четыре.              Я хочу тебя.              Один.              Два.              Три.              Господи, прекрати.              Один.              Два.              Да как ты…              Пальцы сжимают подушку под головой Хару и та поднимает глаза на лицо Фушигуро. Его терпение вновь достигло своего предела и он, одной рукой схватившись за тонкую шею, опускает голову, выдыхая холодный воздух на плечо девушки, заставляя по спине ее пройтись мурашкам. Он усмехается, своим хриплым голосом вынуждая девушку тихо взвизгнуть от неожиданности. Да и не только от голоса.              — Расширение территории.              Один лишь толчок в нутро заставляет Мегуми потерять на долю секунды равновесие. Девичьи руки обхватывают его спину и Фушигуро вновь выдыхает из лёгких воздух. Одним лишь толчком под громкий сладкий стон он заполнил собой все внутри Хару, не давая ей и времени подумать хочет она или нет. Он просил, держался до последнего, но нервы достигли апогея, разорвавшись на нитки.              — Мегуми, пожалуйста… — Хнычет дева, словно думая, что это остановит Фушигуро. Ее пальцы вжимаются в кожу на спине юноши, а он сам покрывает тонкую шею поцелуями, опустив руку под кофту, вновь своими пальцами подразнивая нежную и чувствительную кожу на ребрах. Она не просит остановиться на самом деле, она просит его продолжать.              И Фушигуро не в силах ей отказать.              Каждый толчок в жаждущее нутро давалось юноше с огромным трудом, ведь сжималась она так сильно, будто бы не пускала его глубже, но Мегуми своего достигнет. Он руки прямые как опору использует, от мелких толчков бедрами переходит к более быстрым, более глубоким, заставляя Хару под ним сгорать от возбуждения. Внутри нее все внутренности комком сжались, превратились в один давящий внизу клубок, от чего к животу своему руку она прижала, другой стоны заглушая, что могли бы помешать соседям за стеной, хотя Фушигуро давно было плевал на людей за стеной.              По спине тянутся вязко мурашки, заставляя выгибаться, тянуться вверх грудной клеткой, от чего маг свитер задирает, даже нет, он останавливается, замирает глубоко внутри, и сгребает чертов свитер долой с девичьего тела, открывая вид на россыпь укусов и засосов, что оставил он на коже ее в прошлый раз. Это радует его глаз и юноша сжимает девичьи бедра сильнее пальцами, движения возвращая.              Темп толчков только растет и Мегуми не может остановить себя, ведь стоны и вздохи, что исходили от его ненаглядной, ласкали его слух куда лучше, чем ее постоянные упрёки и крики. Он не мог думать ни о чем, кроме как о ее теле, что горело там, внизу, сжимая его крепко, будто бы Фушигуро сейчас возьмёт и оставит ее в таком состоянии. Это лицо. Ее лицо, что выражало на себе все спектры удовольствия, какое испытывала Хару.              Маг не сразу замечает, что его нагло за волосы вернули вниз, а мягкие, опухшие от укусов, губы сомкнулись с его, утягивая в поцелуй. То ли глушила она так свои стоны, то ли желание вновь в ней проснулось, Мегуми знать не хотел, он лишь тонул в своих быстрых движениях, в податливом теле и в нежном поцелуе, от которого внутри груди сердце успокаивалось.              На самом же деле их поцелуй ужасно развратен, знал бы только Мегуми насколько.              Толчки замедляются и Хару прижимает все тело Фушигуро к себе, не позволяя ему отстраниться в такой момент. Ощущение того, как что-то теплое заполняет твою пустоту там, внутри, она любила больше всего в сексе. Только Мегуми не всегда разделял такой опасный способ окончания.              Но сейчас сил сопротивляться не было и он, рухнув сверху, оказался прижат лицом своим к мягкой груди, пока пальцы девы успокаивающе перебирают непослушные локоны.