На прощание во время бури.

      Янтарные глаза мечтательно глядели в окно, переливаясь сладкой и тягучей карамелью ожидания, иногда скрываясь с томительными вздохами в случайных прядях каштановых волос. Мягкая щека, покрытая стеснительным румянцем, уперлась в кисть руки, облаченную в перчатки. Ее верхняя часть фигуры медленно расплывалась на столе от пленящих сознание грёз, пока темные тучи расстекались по чистому небу, вырисовывая очертания свирепого зверя бури, и первые капли дождя за окном с барабанным треском разбивались о переулки, напоминая строгий марш. Каждый внезапный для нее шорох, глухой стук, шебуршание сопровождались незаметным поддрагиванием, схожим на щенячью взволнованность. Порою, разрываясь от внезапного любопытства, она резко поворачивалась в сторону двери, преданно высматривая что-то, но ничего не увидев, она вновь так же резко отворачивалась и уже с громким разочарованием надувала в пылкой горечи пухлые розоватые губы, но все-таки изредка, время от времени, поглядывала украдкой в сторону двери, в детском смущении ковыряя пальцами ногти.       «Придет ли она?..» — она с тоской уткнулась носом в свою руку, бессильно лежащую перед ней, иногда дрожа и хныкая.       Вдруг красные заячьи ушки ободка, ранее приунывшие, подобно своей обладательнице, резко подскочили вверх, словно пытаясь уловить малейший звук, движение. Девушка, точно в приступе внезапного воодушевления, сорвалась со стула, упершись ладонями в стол. Ее глаза перебегали из случайной точки в другую, прыгали по темным жилкам дубовой поверхности, и, утопая в светлых водах радости, она самодовольно сложила руки на груди, прикрывая в тихой неге очи, точно была удовлетворена результатом блудной гениальной мысли. Но гордая ухмылка исчезла в пунце разочарования, проскальзывающего фрагментами сквозь щели пальцев.       «О чем я только думаю?..» — упав на пол, она, ерзая по нему, растирая колени до красноватого оттенка, хлопнула обеими руками по щекам, оставляя алые отпечатки, но даже боль не была в силах перебить тот стыд, что разрывал ее острыми клыками смятения, и девушка, хватаясь за пряди волос, дергала себя, бормоча в голове нечленораздельное:       — Нет… Ну. А… Почему… Я так нена… себя… Прости…       Она в багровой печали рухнула всем телом вниз утесными валунами, скрипкой заставляя ныть старый паркет. Девушка, бессильно расплывшись на нем, устало глядя через щели ширмы каштановых волос, смотрела, как мотыльки теней мрачной комнаты разлетались прочь от редких солнечных лучей, точно от острых копий, иные же, словно в языках пламени, осавляя от себя лишь пылинки, исчезали, она, сложив руки на груди, печально простонала от стыда. Дрожащие кончики ее пальцев уныло тянулись к приоткрытым глазам, из которых сдержанно выкатывались драгоценными бесцветными камнями горькие слезы, переливавшиеся лавой отражений ее радужек. Будучи парализованной грустью, она тяжело вздыхала, иногда душераздирающе всхлипывая в полной тишине. Ее туманный взор остановился на часах, на циферблате которого стрелки более не маршировали.       — Похоже, она точно не придёт… — она, кружась, чтобы осмотреть внешний вид, стряхнула с одежды пыль.       «А вдруг с ней что-то случилось?!» — девушка, схватившись за сердце, обеспокоенно посмотрела в окно.       «Нет, успокойся, все будет хорошо. Она точно в порядке…» — пытась успокоиться, она медленно вдыхала и выдыхала воздух через потрескавшиеся от волнения губы.       Девушка садилась за стол, перебирая пыльные стопки документов, пока за окном буря становилась все сильнее, иногда врезаясь дикими зверями ветров в окна, издавая страшное тупое рычание. Они беспощадно разгрызали ветви деревьев, срывая листья, что потом, клинкам подобно, рассекали воздух.       «Такого ненастья не было со времён Ужаса Бури…» — девушка мрачно посмотрела в сторону окна, иногда, словно от электрического тока, резко подрагивала.       Вдруг приглушенный стук послышался за дверью, девушку, испугавшись, передернуло, а ушки ее ободка со скромным любопытством приподнялись и точно смотрели в сторону звука. Она в расстерянности подбежала к двери, иногда нечаянно спотыкаясь о неровные доски паркета, после чего девушка попыгуньей взлетала от боли. Все-таки дойдя до нее, она, проведя вспотевшей ладонью по ручке двери, открыла ее.       Девушка, в оцеплении застыв, смотрела на гостью, что в смятении скользнула маленьким лесным зверьком в кабинет. Она, в смущении убрав прядь помутневших от влаги золотых волос за ухо, стыдливо глянула на девушку, другой рукой наматывая рожь случайных локонов на палец.       — Пожалуйста, прости меня, Эмбер… — она, словно страшась зрительного контакта, иногда украдкой смотрела на девушку. Ее грудь тяжело вздымалась, а сквозь розоватые губы вытекал усталый вздох. — Я ведь обещала, а так и не-       — Люмин… — Эмбер, прикрыв дверь, медленно подошла к девушке и неожиданно обхватила ее оголенные холодные мокрые плечи, оставляя красноватые следы тепла сквозь ткань перчаток. — Ты точно в порядке? — скаут, сжав плечи девушки еще сильнее, сквозь проявляющуюся дымку слез посмотрела на Люмин.       — Да… То есть, — не успев закончить предложение, она почувствовала тепло объятий Эмбер. Ее нагую шею щекотало ее горячее дыхание, оставляя после каждого жадного выдоха незаметный след.       — Л-Люмин… А так волновалась за тебя… — сжимая руками одежду девушки, ломая ее резкими складками, в лихорадочной дрожи Эмбер заплакала.       — Мы так давно не виделись… Я-я столько всего хочу тебе рассказать… Я знаю, что ты ищешь брата, я действительно хочу тебе еще больше помочь. Но… В Монде без тебя так одиноко. Правда… Люмин, — девушка, ослабив хватку, рухнула к ее ногам, пытаясь вытереть слезы, что ручьём текли по ее красным от горечи щекам, оставляя после себя тропинки ожогов. Стряхивая их, разводы клинками лепестков хризантемы окропляли пол, после бесследно исчезая в причудливых соленых узорах. — Я думала, что ты не придёшь… Что ты больше… Л-Люмин…       — Эмбер… Прости… — ее нежный голос, ломающийся стальными арматурами горечи, приближался к ней. — Я снова покину Монд… — она села напротив девушки, стыдливо смотря в пол. Люмин положила руку на грудь, жадно сжимая от печали платье. — Прости… Я бы тоже хотела остаться с тобой… Я тоже хочу рассказать тебе о своих приключениях… Но…       — Л-Люмин… — ее дрожащие руки нежно провели по щекам девушки. Эмбер, точно заблудившись во тьме отчаяния, медленно приближалась губами к лицу путешественницы. Ее уста накрыли чужие, сладкий тонкий аромат цветков-сахарков, постепенно улетучившийся в вуали росы, впитывался слюной в голодные губы скаута. Они, точно ненасытные дикие звери, жадно проглатывали ее уста, впиваясь порой клыками до появления багровых камней гранатов крови, после слизывая их.       Пунца стыда ударила в голову, окрашивая лицо скаута. Она, как ошпаренная, вылупив изумленные глаза, скачнула назад, неловко проводя кончиками пальцев по влажному бархату губ, а после неуверенно разглядывая руки, Эмбер, еще сильнее краснея, точно не веря в произошедшее, вытирала о шорты пальцы.       Люмин, в смятении застыв, подобно немной статуе, иногда резко подрагивая, словно от разряда электрического тока, также притронулась пальцами к губам, кругами проводя по ним, порой теряясь в мокрых уголках уст, из которых еще иногда вытекали капельки слюны. В тихом и стыдливом смущении она, ерзая по полу, приблизилась к Эмбер, поправив ее прядь выпавших волос, нежно поцеловала в губы скаута и застыла, не в силах двинуться. Люмин, теряя равновесие, рухнула на нее, но не спешила вставать. Руки путешественницы обплели ее шею и не отпускали, оставив в сладком плену.       — Прощай, моя дорогая Эмбер… — Люмин, впившись губами к ее ключицам, в вожделении прикусывая бледную тонкую кожу, оставила полукругами расположившуюся красноватую россыпь рябины крови. Она, нехотя вставая, стремительно покинула кабинет. Эмбер, еще сильнее краснея, прикрыла руками глаза, до сих пор не осознавая произошедшее…