Розовые очки бьются стёклами внутрь

Как забавно получается. Мари никогда не думала о том, что их мир не идеален. Ей нравилось то, как с ней обращаются взрослые, её любимой игрушкой был Большой Эйп, мягкий, плюшевый, тёплый. Она всегда мечтала стать учёной, чтобы как и остальные серьёзные дяди и тёти из черно белого телевизора, помогать и служить делу народа. Она любила это. Она любила свою жизнь. И верила, что все замечательно. Как же может быть не замечательно, если их поселение на планете охраняют специальные охранники Миникнога, ведь они заботятся о них! Большой Эйп заботится о них! Дети её не понимали. Или же Мари не понимала их. Они смеялись над её привычкой вечно таскаться с тёплой, мягкой, уже достаточно потрепавшейся игрушкой Эйпа, ведь она же не маленькая. Смеялись над тем, как она вгрызалась в знания, и на её открыто рассказанную мечту, что хочет стать учёной. Тогда она этого не понимала. Не понимала, почему другие не хотят так сильно обучаться, почему они так глупо относятся к этому всему. Почему смеялись над её внешним видом в школе, ведь она следила за волосами, шерстью и одеждой, всегда была чистой и опрятной. Но даже учителя смотрели чуть презрительно на нее, хотя и не занижали её уровень знаний. Всё прояснилось в один пугающий момент. Избиение за школой, у неё нет возможности защититься, нет возможности воспротивиться, нет возможности убежать. А за что? Она бедняк. Из низшей касты, она не сможет пробиться, пусть будет супер умницей. Она плакала, она не могла этого понять. Но в этот момент что-то явно изменилось. Что-то с хрустом сломалось. Ведь никто не помог. Никто не защитил. Почему всем проходящим мимо было плевать? Мама сожалеюще улыбалась, обрабатывая раны. И Мари впервые посмотрела на этот момент без розовых, приторных очков, что чуть сползли. Они жили на грани бедности. И хоть одежда была всегда чистой, от них не пахло ничем, но они жили на грани. Это было заметно, девочка слишком стремительно начала понимать это. Что совсем не помешало ей продолжать вгрызаться в гранит науки, по ночам засыпая в обнимку с потрепанной игрушкой Большого Эйпа. Она... продолжала надеяться. Что может быть её знания вытащат её? Может получится? Но только вот много в Мари изменилось, и не только внутренне. Вместо длинных, красивых волос заплетенных в тугую косу, та начала носить короткую причёску, безжалостно обрезав свои волосы почти что под мальчика. Пусть очки пришлось исключить из образа, ведь те просто были разбиты, а замены нет. Почти ничего не возможно было различить на доске, но на слух получалось писать все лучше и лучше. И пусть чтение книг превращалось в муку. Пусть. Она справится. Мари научилась драться, стоять за себя, и на кулаках вполне могла дать отпор обидчикам, даже нескольким. Всё же, при прямой угрозе учиться получается крайне быстро. Учителя закрывали глаза на это, им было плевать на травлю, но девушка уверенно шла вперёд. Стараясь не упасть, шла, не спотыкаясь, прогрызалась к своей цели, сохраняя какое то подобие розовых очков. ...мечты, как и сердце, были разбиты вдребезги одной лишь печатью. "Отказано" Она не смогла. У нее лучший диплом, лучшие результаты на экзаменах, везде. Но... Отказано. Отказано в работе, хотя по всем параметрам она должна была пройти. Хотя, хаха. По всем параметрам, кроме одного. "...вы же сами понимаете, вы не того уровня, чтобы подавать даже заявку на такую работу. Да, у вас замечательные результаты, но вы же сами понимаете, мы не можем вас взять..." Как же... Смешно... Мари пришла домой пустой, никакой. И с трудом смогла доползти до своей крохотной комнатушки, да и то, лишь пару шагов до кровати, куда она свалилась мешком. Привычно пружина выпирала в бок, но пытаться перелечь по другому и вообще сделать хоть что-то, не было сил. Дотянувшись до игрушки, что стояла на тумбочке около кровати, девушка свернулась клубочком, обнимая ту. И в голос, не сдерживая себя, зарыдала. Беспомощно, жалко. Остатки розовых очков разбились стёклами внутрь, ломая все. Не было желания даже пошевелиться. Больно, как же больно. Все мечты, все планы... Полетели к черту. Обнимать игрушку было приятно, было чувство какой то защищённости, которой, на самом деле то, и не было. Хаха... Ужас в глазах и непонимание, когда в комнату ворвались солдаты. Что произошло? Почему? Что происходит? Ей не давали ответа. Ей не собирались давать ответ. Её вели, гнали, вместе с родителями, что, твердили, говорили о том, что их дочь ничего не знает, оставьте её в покое! А Мари не понимала. Ужасалась и не понимала, послушно следуя указаниям и в ужасе смотря на все. Мама извинялась со слезами, отец умолял не трогать её, а она не понимала, что происходит. Мам, пап? Почему...? Относительно очнулась та лишь в камере. Тюремной камере. Больно, больно, очень больно. Всё внутри болит. Железная койка со скудным матрасиком, куцое одеялко, слабо набитая подушка. И это ещё хорошие условия, как немного глумливо проговорил один из охранников, на непонимающий взгляд. Даже вон, туалет есть, работающий, хаха. Разве это не чудесно? Это совершенно замечательно, конечно же, хаха... Мари не понимала. Мари была в ужасе. Она слушала о том, что говорят в различных камерах, переговариваясь между ними. Как они общались, шутили, говорили про революционную деятельность, про то, что тирания Большого Эйпа скоро падёт. А она н е п о н и м а л а. Почему она здесь? Её родители знали этих людей, с некоторыми общались, она слышала их голоса. И как же была рада, что её не видно, её не слышно. Она не издавала ни звука, вслушиваясь в чужие слова и действия. Это было... Странно. Так странно было понимать, что её родные занимались, шли против системы. И сейчас она понимала, почему. Только вот она ничего не знала. Не знала, и когда её привели в камеру по промывке мозгов, она была готова делать что угодно, чтобы только ей не делали больно. Но она ничего не знала. А они считали, что она лгала. Боль наполняла все сознание, боль, сплошная, вечная. Все тело было окутано болью. Болели руки, особенно пальцы, болели ноги, болели порезы на теле, болела голова, болело все тело из-за ударов током. Мари рыдала, свернувшись в комочек на тюремных нарах. Бесполезно. Бесполезно все это. Она во что-то верила в детстве? Так кажется это из неё вырвали. Лишь одно немного радовало - те знания, то образование, даже несколько специальностей, что она смогла получить. Они хоть немного помогали. Она могла понять, насколько повреждения сильны, она могла вырубить саму себя так, чтобы привлечь внимание охраны и получить хотя бы какую то медицинскую помощь, пусть самую отвратную и слабую. Но в экстренной ситуации и это спасало. Мари просто... молилась. Молилась, тихо, неизвестно даже кому. Она когда-то слышала и даже читала легенды о Создателе. И она тихо, в своей камере, молилась. Её не было слышно, её не было понятно. Она молила о пощаде, она молила о помощи, она молила... о жизни. Пожалуйста... Она хочет просто жить, пожалуйста... Никто не услышит. Никто не узнает. Ведь есть только Большой Эйп, верно? Нет никакого бога... Легендарный Создатель не спасёт. Никто не спасёт её. Никто не спасёт их. Тонкие руки беспомощно скованы за спиной, прохладный ветерок пыточной гуляет по коже, покрытой короткой взмокшей шерсткой. Больно, так больно. Её словно разрывает от того, что с ней делают, тошнит, жутко тошнит, но через это жуткое подобие кляпа возможно лишь кричать, ничего разумного сказать не получается. Роторасширитель, как забавно. Ха... Какой мерзкий вкус... Они добились своего. Она стала тем, кого они хотели в ней видеть. Ненавидящей их тварью, что мечтает перегрызть им глотки. Мари продолжала молиться. Хотя бы не чтобы выжить. Нет... просто чтобы этот кошмар закончился. Как угодно. Но чтобы он закончился. Девушка перебирала в уме все мольбы, всех богов, что знала. И молила. Молила о конце этого кошмара. Она уже выучила, что с ней любят делать. Медленное болезненное втыкание игл в когда-то нежную кожу, битье током, прижигание, жуткие картины от скальпеля, что закрепляется с каждым разом все сильнее на коже, ведь раз за разом, по лишь недавно зажившей коже, чтобы точно образовались жуткие шрамы, складывающиеся в картину. Как же забавно... И жутко больно... Почему она? Почему все это выпало ей? Почему она, а не другие? Чем она это «заслужила»? Почему? …кто нибудь, спасите… …пожалуйста, пока ещё сердце и разум не умерли окончательно… …пока ещё можно спасти… …но никто не придёт.