Прóклятый трофей

Бывали моменты, когда Тауриэль совершенно не хотелось ступать дальше порога этих величественных покоев. Она заходила и вдруг останавливалась, не решаясь выйти из-под арочных сводов на свет... — Я знаю, что ты здесь. Зачем ты прячешься в тени? Эллет чуть дрогнула, заслышав голос Короля, но, тем не менее, совладала с минутной слабостью и наконец показалась ему, моментально сосредоточившись на делах службы. — Я пришла доложить Вам... — она поклонилась. — Я приказал уничтожить это гнездо еще две луны назад, — перебил ее Трандуил; он возвышался перед нею как величественная и неприступная скала. — Мы зачистили лес, как Вы и велели, Владыка, — Тауриэль уверенно расправила плечи, сложив ладони на рукояти своего клинка, покоящегося в ножнах, и взглянула на эльфа с учтивостью и нетерпением. — Однако с Юга пришли новые пауки! Они плодятся в руинах Дол Гулдура. Если мы уничтожим их логово… — Крепость за пределами наших владений. Охранять границы от этих тварей — вот ваша задача, — тон Короля обрел звон стали, и воительнице следовало бы тотчас умолкнуть. Но это было не в ее нраве. — Возможно, нам удастся прогнать их. И что же? Не уйдут ли они еще дальше? Мы можем навлечь смерть на селения людей и… — Люди меня не волнуют. Видя нескрываемое замешательство подданной в ответ на эти слова, Трандуил несколько смягчился, и взор его больше не казался ей столь тяжелым и острым, как мгновенье назад. — Великие державы мира сего рождаются и угасают, — начал объяснять он вкрадчиво, — но здесь, в этом лесу, мы выстоим. Черная крепость таит в себе древнее зло далеких лет, и одолеть его не под силу никому из вас. Эллет на миг склонила голову в повиновении, но досаду испытывала все равно: даже если руины намного опаснее, чем предполагалось, нельзя было просто оставлять это на волю судьбы или случая. — Ты еще слишком молода, чтобы понять, Тауриэль. — Отчего мы не можем покончить с этой напастью, подвергнув себя риску лишь однажды, вместо того, чтобы рисковать еженощно и ждать, покуда цена нашего поражения не окажется слишком высока? — спросила вдруг стражница, все еще настаивая на своем, хоть и менее ретиво: нельзя допустить, чтобы тьма окрепла и охватила земли всех свободных народов. — Жизнь эльфа для меня всегда будет превыше жизни существа из подлунного мира. Отчего мы должны идти на верную гибель ради тех, кто заведомо обречен? Люди. Гномы. Нет никакой разницы. Они смертны. Слова Повелителя звучали жестоко, и Тауриэль не хотелось мириться с ними. Она считала, что важна любая жизнь, — за каждую должно биться, как за свою... Но возразить все же не осмелилась. — Придет день, когда мрак Дол Гулдура расползется... — смиренно добавила эллет и опустила глаза. — Почему мы должны позволять злу быть сильнее нас, Владыка? — Довольно, — Трандуил приблизился к ней, неумолимо глядя на нее с высоты своего внушительного роста, и та невольно напряглась, словно перед битвой. — Тебе известен приказ, Тауриэль. Стражница снова поклонилась, не поднимая взора. — Велите уйти? — Передай Леголасу, что я желаю видеть его сегодня до заката, — произнес синда с напускной отеческой назидательностью, едва ощутимо касаясь шелка огненных прядей, ниспадавших по острым плечам Тауриэль, и почти задевая отогнутый ворот ее камзола. — Ты ведь не забыла, о чем я предупредил тебя в последнюю нашу встречу, orui aew nin? — Не забыла… Владыка. — Ступай. Эльфийка отступила назад, не без труда сдвинувшись с места. «Не обнадеживай его понапрасну», — эта мысль вновь обожгла ее, как ледяная вода хладным утром, и вынудила выпорхнуть из покоев Короля, словно из клетки. Трандуил лишь таинственно улыбнулся, прислушиваясь к звуку удаляющихся шагов: «...Никому и никогда не обладать тем, что уже принадлежит мне». Простая лесная эльфийка. Трофей. Трофей древней войны. Вот, чем на самом деле была Тауриэль в стенах Лесной Цитадели, ничего не ведавшая о своем истинном происхождении. Десятки вопросов, ответов на которые сокрыты для нее, терзали особо темными ночами, лишая покоя. Лихолесский Владыка бывал искуснейше жесток. И неумолим. Он помнил ужасы битвы далеких лет и не мог забыть их. Не мог простить. И эту закаленную тяжким бременем боль утрат он изощренно утолял ею. Тауриэль. Невинное осиротевшее дитя случайности. Живое напоминание о горе, принесенное ее родом; о падении Дориата; о проклятии, тенью опустившемся на историю великих нолдор и, казалось, на него самого. Трандуил знал, что его деяния недопустимы. Предосудительны. Однако то, какое удовольствие он испытывал, контролируя ее, ненавязчиво прикасаясь к ней, к своему заслуженному трофею, привлекало его, как пламя свечи привлекает мотылька. Однажды мотылек этот сгорит в огне, а свеча истлеет и угаснет навсегда, и некому будет возжечь ее снова. Имел ли Трандуил право обрекать Тауриэль на такую судьбу? Боле не было дороги назад. Он уже давно ступает по этому порочному пути, уводя ее за собой вместе с жалким оправданием — желанием уберечь единственного сына: лучше уж сгинет сам, наслаждаясь этим горьким плодом вековой мести, чем позволит Леголасу связать свою жизнь с потомком проклятого рода. Потомком феанорингов. Но кто знает, что произойдет, если непоколебимая преданность потерянной нолдо все же даст трещину… Свеча продолжала гореть. И пламя ее бушевало неистово. ㅤㅤ ㅤㅤ