нету интереса

маленькие девочки всегда вызывают большие проблемы. проблемы в школе, в семье, в голове. но джинни — особый случай, она проблемы не вызывала — она ею являлась. хрупкой, очень незрелой, переменчивой и оттого нерешаемой. но проблемой больше, проблемой меньше — маркусу на всё поебать. маркусу поебать и на семью, и на себя — только волосы расчесать, жигу взять и по коням. так и всю жизнь хотелось провести, работать каким-то барыгой (одноклассник говорил, что платят хорошо, главное знакомых полицейских завести на районе), половину веса себе оставлять, сбывать стафф за увеличенную цену и радоваться жизни. жить где-нибудь в мотеле в пригороде, завтракать кофе и мальборо в придорожной забегаловке с необъяснимым названием и по выходным созваниваться с сестрой. к родителям на день благодарения и рождество, новый год в элэй, летом — там же, на скейте, может, кататься, в калифорнии на сёрфе. в 40 на накопленные уехать куда-нибудь в европу, прага, говорят, город интересный, может быть осилит даже париж или ниццу. на лазурный берег как-то выбраться, а там уже перетрахать половину француженок, которые всё будут ему повторять ”oui, oui, marcus!” и улыбаться глазками. да вот только одна незадача — он живёт в гребанном городе для старух в шляпках и сорокалетних ковбоев, которые в детстве не наигрались. и школа отстойная, и сестра кукухой поехала (маркус опасается, что ещё в утробе ей что-то прищемил, но что уж тут поделаешь), и вот оно, самое главное, — соседи обнаружились спонтанно. милая скромная мамина девочка с именем, что не позавидуешь — хорошо хоть она сама понимает, что дело плохо. она выглядит сладко, тепло улыбается и загадочно смотрит в окно по ночам. наверняка слушает лану дель рей и плачет под неё в подушку, а по субботам печёт с мамой яблочный пирог и рассказывает о новом мальчике в школе, который ей улыбнулся на биологии. господи, хочется вырвать. неужели ему настолько не везёт даже здесь? ну с девушками у маркуса проблем уж точно никогда не было, ну это совсем глупости. да и джинни не глупость, просто — нулёвка, простушка, никто. ну правда. что ему до ее волос, до вздернутого носа, острого подбородка. что ему до ее звонкого смеха (он, блять, по утрам до его комнаты через всю улицу долетает, неужели ей не спится в шесть утра?) и карих глаз, таких глубоких, хотя маркус их плохо рассмотрел. может они и зелёные, кто знает, проверять желания нет. ну что ему до неё? ну джинни же никто, никого не знает, никуда не ходит, ничего из себя не представляет. на языке крутится слово «новенькая» и маркус его приятно рассасывает. «но-о-овенькая». бедная, несчастная овечка с южным акцентом. «новенькая малышка джинни» — думает маркус, потягивая косяк на заднем дворе. «джинни». он помнит, как сладко было поцеловаться с ней в её первый же школьный день. как желанно и нежно к нему прикасались губы. главное, что это была именно её осечка, маркус просто поддался, ну правда. но он физически чувствует тягу к миллер, чувствует, как удивительно было ощущать через футболку жар ее живота, как удивительно было, когда джинни прислоняла свои ладони к его лицу и довольно улыбалась во время поцелуя. небось ее первый раз, ну точно. в горле тем временем растворялась индика. пальцы беспричинно стучали по колену, пока на столе уже одиноко стоял помутневший бонг. голова начинала затуманиваться. хорошо. нравится. глаза искали за что бы ухватиться. окно дома напротив ярко светилось в окружающей темноте, и маленькая хрупкая фигурка джинни ходила из стороны в сторону. будто маятник, то появлялась, то снова пропадала за стенами. вскоре маркус понял, что его пульс уже подстраивается под этот ритм. вот это прикол. вот это надо заканчивать. он знает, где джинни сегодня была. знает, как радостно она улыбалась тупому огромному хантеру, который в душе не ебет, кажется, как можно жить без заумного выражения лица и выпученных глаз. ну и почему маркус только сейчас об этом вспомнил? вот же блять. бесит. бесит, что нельзя по-человечески позаигрывать с очередной девчонкой, поцеловаться без обязательств, подрочить на неё в душе и со спокойной душой забить. нет же, появляется какой-то новый персонаж, ещё и какой — скользкий неприятный тип-отличник, который забирает единственный интерес, который только-только маркус начал ощущать. вот же сука. ну почему нельзя было просто с ней поиграться? на самом деле маркус внутри понимал, что ему не хотелось так. не в этот раз, не с этой девочкой. она ему не подходит, она не та. не та, с которой можно было бы поболтать в коридоре, потом поцеловаться и забить хуй, нет. она вызывает куда большее — она вызывает эйфорию, она вызывает привязанность, она вызывает настоящие чистые искренние ощущения, которые будто ничем не подкреплены. которые чувствуются и без травы, и без алкоголя, и без скуки. она сама, своим присутствием, своим видом и голосом вызывает их, и это бесит. бесит настолько сильно, что желание увидеть лицо джинни в двух сантиметрах от своего бьется в голове пульсацией сердца, сводит скулы и оставляет на костяшках красные следы. тошно. из такого легко не вылезешь. эта мысль крутилась заевшей пластинкой и надоедала-надоедала-надоедала, пока окончательно не надоела. и вот перед глазами уже дорога, потом кусты, сложные подъемы по окнам и стене (как ёбанный спайдермен, блять) и — ну наконец — именно то растерявшееся личико джинни и типичная фраза типа «что ты тут делаешь?» или «как ты сюда попал?». маркус уже не помнит, да это и значения не имеет. он почти что получил желанное, почти что разрядился, почти что пальцами почувствовал ток ее кожи. пару шагов осталось, пару фраз, пару переглядываний. в груди где-то таились сомнения. вдруг всё маркусу показалось, вдруг всё это чушь и никаких надежд нет, никаких заинтересованностей, никаких ощущений, никаких привязанностей. она ведь нулёвка, так же? но сердце, сука, всё равно щемит за рёбрами. маркус смотрит на джинни, видит непонимающие глаза и раскрытый от удивления рот, и уже хочет сказать, что просто зашёл поздороваться и съебаться из ее комнаты, потому что сомневается. уже не в себе, но в ней. она, всё-таки, не готова. она, всё-таки, наивная малышка. да и она, всё-таки, с хантером. маркус смотрит на ее губы и замечает — что это? — отблеск улыбки. тщательно скрытая, замаскированная, но на секунду вдруг показавшаяся улыбка сверкает в уголке, отбиваясь на щеке ямочкой. маркус понимает — игра начинается. маркус понимает — сегодняшняя ночь точно принадлежит ему. как, собственно, и малышка джинни. время разыгрывать представление. время рисковавшим пить шампанское. время покорять эверест. он ухмыляется и хватает первую попавшуюся тетрадку с ее стола. — так, значит, это твоя комната?