Мусорщики

      У меня есть приятель. Он появляется каждый раз после полуночи из щели между стеной и обоиной. С характерным скрежетом выбирается в полупустое пространство комнаты и усаживается на полу напротив моей лежанки.       Он выглядит странно и говорит на языке, который я не всегда понимаю. Но все же, когда он приходит, я не могу не радоваться, ведь он мой единственный настоящий друг.       Ему безразлично, что я выгляжу как улитка. Его единственный фасеточный жёлтый глаз не в состоянии различить эту безобразную особенность моего тела. С ним я могу не тревожиться об отсутствии конечностей и о раковине над моим беспозвоночным телом. Его это не волнует. Его вообще ничего не волнует в этом мире, кроме мусора.       Он приносит этот мусор с собой. Целый целофановый мешок шелухи, конфетных фантиков, винных пробок и прочей бесполезной ерунды. Он раскладывает все на полу и начинает перебирать это маленькими цепкими лапками. Мой друг никогда не настаивает, но когда мне становится скучно просто наблюдать, он начинает объяснять, как правильно сортировать этот мусор.       До того, как он появился, я и не знал, что мусор может быть таким разным. И я сам не заметил, как втянулся и полюбил эти монотонные методичные перекладывания бесполезного нечто из одного места в другое. Я даже начал копить мусор сам. Совсем понемногу откладывать каждый день. Прятать в ту же щель между стеной и обоями.       Иногда мой приятель приводит своих друзей. Других мусорщиков. Они выглядят и говорят по-разному, из чего я сделал вывод, что это не отдельный вид, а скорее общность. Мне интересно с ними. Они умеют отыскивать в кучах хлама особенно красивые фантики, что до сих пор пахнут шоколадом, а ещё редкие пробки, из которых можно выстроить вторую Китайскую стену. Прочную как гранит, но лёгкую как гусиное перо. Порой мне становится неловко, что я не умею так. Но даже просто наблюдать за ними увлекательно. Гораздо лучше, чем сидеть под стеклом на всеобщем обозрении или одному скучать взаперти.       Быть может кто-то из них однажды найдет в своем мусоре нечто ценное. Быть может, спустя время мусор кого-то из них перестанет быть мусором и станет чем-то большим. Я не тешу себя беспочвенными надеждами, но продолжаю день за днем перебирать свой и чужой мусор. Потому что как улитка я не могу покинуть пределов своей комнаты. Но как мусорщик, я могу появляться где угодно. Пребывать в любой точке света. Эта странная связь дает мне свободу. И я чувствую себя живым.       Мне порой бывает страшно, что хозяин заметит мое увлечение. Разгонит мусорщиков, отберет мои фантики и заклеит щель под обоями клейстером. Ведь ему больше нравится смотреть на медлительную улитку, тыкать палочкой в склизкое тельце, показывать ее знакомым, приговаривая: — Посмотрите на этого бедного моллюска. Он такой беспомощный, что не выживет без своего хозяина.       Возможно он прав, и я действительно перестану существовать, покинув эти стены. Но мне хочется чего-то большего, чем разговоры о муцине, ощущений ярче, чем зубочистка в подошву ноги, чувств возвышеннее, чем голод и жажда безопасности. У меня ведь есть целый мешок любовных стрел и два фантика, что до сих пор хранят на себе следы разноцветной карамели.