История об очень увлекательном (не)спасении Лале-хатун

Лале очнулась на мягких подушках и из последних сил села и поползла к краю. Кто бы это с ней не сделал — хорошего ожидать не приходилось. Она провела рукой по волосам — они были гладкие и холодные, будто мокрые тяжелые кудри. На ней самой была надета шелковая белая рубашка и полупрозрачные золотистые шаровары, которые прежде приходилось видеть только на наложницах гарема… Ах да. Голова прояснилась. Есть только один человек, что недавно хотел видеть её в роли наложницы. Эта мысль отозвалась страхом, Лале заметалась по своим воспоминаниям — как она здесь оказалась, как успела согласиться, прийти сюда, а затем просто уснуть… Вот дуркошка… Должны же её были сопровождать, должно быть Зара. И она сама должна была запомнить и всю эту одежду, и как приводила себя в порядок… Ничего не было. В голове пустота. Её опоили, а затем она оказалась здесь. Кто-то другой укладывал волосы, надевал эти наряды, использовал благовония цветов и увлажнял кожу. Паника подавляла Лале и она несколько раз быстро и глубоко вздохнула, пытаясь прогнать из мыслей остатки сонного тумана. – Моя лучшая наложница уже здесь так рано, я приятно удивлен. Лале слишком погрузилась в себя, и пропустила момент когда двери в покои отворились. Медовые отблески свечей отражались от расшитого серебрянным фередже и поглощающе красной ткани кафтана. Нелепый тюрбан с пушистым черным пером, пояс из серебра. И темные глаза на ровном мальчишеском лице. Лале попыталась собраться в уверенный вид. Поглощающее выражение этих глаз лилось раскаленным металлом на испуганное сердце Лале. Она мельком задумалась проскользнуть мимо кузена и сбежать, но почему-то застыла. Ещё можно было бросить в него парочку подушек, они как раз были под рукой. — К-как подобное понимать? – спросила она наконец, понимая что руки ужасно дрожжат. — О, – позабавленно начал Мехмед, снимая с себя этот проклятый тюрбан и растрепывая волосы, — Я собираюсь насладиться тобой этой ночью. Ну а ты… Тебе лучше бы понравиться мне. Лале замерла и молчала. Сбежать сейчас было бы лучшим решением. Без спешки кузен так же избавился от пояса, фередже и кафтана, оставшись в длинной рубашке и штанах. Когда сапогам также нашлось место вне его ступней, Лале поняла что если сейчас чего-нибудь не скажет, то просто потеряет сознание. — Ладно, отлично, если ты так хочешь, я могу рассказать тебе несколько сказок, могу станцевать… Мехмед непринужденно оторвал зеленую виноградину от грозди на золотом подносе на столике в центре комнаты, и наблюдал за ней. — А знаешь… Станцуй. Наблюдать за твоим танцем в прошлый раз было… Действительно увлекательно. Хоть и начало я не застал. «И хорошо что не застал» — подумала Лале, немного дергано поднимаясь с мягкой кровати. Если так будет нужно она всю ночь танцевать согласна, только бы кузен к ней не подходил. Но едва она поднялась на ноги, конечно же без обуви и даже тапочек, кузен почему-то оказался всего на расстоянии одного шага. Лале успела только немного выдохнуть, прежде чем их рты соединились в мокром прикосновении. Мехмед обнимал её чуть выше талии и за спину и печи, и вырываться казалось будет сложно. Это был один из её первых поцелуев. Самый первый был когда она натворила ошибок во все прошлые разы их перепалок. Лале понимала что после всех тех вырываться было бы немного глупо и странно, но всё же она просто не могла вот так. Она немного отстранилась, на пол шага, под коленями была только кровать, дальше некуда. — Что такое, мой прекрасный тюльпан? – слишком притворно удивился кузен. — Не надо было сговариваться с Шахи-хатун. Мехмет чувственно вздохнул напротив её губ, кажется они всё еще были немного влажными от поцелуя. — Хватит смотреть так, – не выдержала Лале. Должно быть этот гордый злюка уже давно понял как это влияет на её душу. И в тот первый раз. И во второй. И несколько потом. — Отвечай мне. — Я бы с радостью, дорогая Лале, но твоя воспитательница сама предложила мне этот восхитительный подарок. И как это я смотрел? Лале заставила себя взглянуть на эти точеные черные брови и высокий лоб, ровный нос, и глаза сами собой опять сползли чуть ниже. Чтобы отвлечь себя, она неловко потянулась к прядке гладких черных волос. Кузен не сводил с неё глаз, и она ощутила как потеплели щеки. — Что бы ты не захотел делать со мной этой ночью, дорогой кузен, – сказала она, не решаясь растрепать его волосы, но зарывшись тонкими пальчиками и чувствуя себя дрожжащей внутри от ощущения тепла кожи головы, — Не стоит забывать о приличиях, и… — Поцелуй меня, – внезапно сказал Мехмед. Лале замерла и попыталась в этом поглощающем взгляде отыскать ответ на свою кучу невнятных вопросов. А ещё она поняла, что её рука независимо от её понимания скользила по скуле, и ему определенно это нравилось. Судя по тому каким он казался довольным. Ну а вторая рука… Покоилась на его груди конечно же. «Этот мир неисправим» — со смирением пронеслось в мыслях Лале. — Тогда, в комнате для занятий, ты поцеловала меня. – вслух размышлял Мехмед. — И потом, в заброшенной лачуге. Ты меня обругала, а потом тоже поцеловала. И вот сейчас я ради разнообразия сделал это первым. Станешь отказываться? Лале собиралась отпираться что в первый раз это произошло совсем мельком и совершенно не всерьез, а второй раз… Ну во второй раз Мехмед за ней проследил до её любимого тайного-нетайного места для уединения и рисования, иии… Выбора просто не оказалось. Он бы обнаружил её рисунки, этого никак нельзя было допустить. Смотрел он конечно совсем в другую сторону, но опять обзывался всякими сладкими прозвищами навроде «лукума», был самодовольной лошадиной, да и нельзя же постоянно рассказывать о планах на неё и держать столько расстояния. Так что Лале просто решила сделать один маленький шажок и несколько охладить его пыл. Ну а что произошло потом… Это определенно его дерзость виновата. И тот поцелуй в учебной комнате тоже виноват. «Тот поцелуйв учебной комнате»… Лале не хватало думать ещё и о нем, иначе она просто упадет без чувств прямо здесь. Так что она избавилась от удушающих воспоминаний весьма просто. Переборов некоторое сомнение она привстала на носочки и почти коснулась этих губ снова. Но нет. Ужасно не хотелось быть здесь как наложница, и все последние слова Мехмеда тяжело осели на сердце. — Я тоже хочу виноград, – сказала она в последний момент. — Угости меня? Когда кузен отлепился и довольно быстро оторвав маленькую гроздь уже приближался, Лале снова мельком взглянула на дверь, а затем совершенно по-ребячески забралась на самый дальний край кровати, к расшитым подушкам. Кузен состроил лицо, и обойдя с другой стороны сел рядом, протягивая одну единственную виноградину. – Не стоит скрываться и изображать страх, мы же оба знаем почему ты здесь. У Лале немного помутилось в голове. Значит так он видит всё вот это? Она взяла ягоду и сладкий кисловатый сок немного вернул её с небес на землю. — Я не одна из твоих наложниц, и ты не можешь сговариваться с моей воспитательницей чтобы опоить меня и положить здесь дожидаться тебя. Она снова встретилась с ним взглядом, и он явно не признавал свою вину. Ожидаемо. К обиде и напряжению примешалась еще нота, должно быть принятие. Никто ведь не собирается спасти её? Мехмед ухмыльнулся, и оставив виноградную гроздь на тумбочке рядом с горящими свечами, через голову избавился от рубашки. — Иди сюда, сладкая Лале. — Сам иди ко мне, – пробурчала она совсем тихо. И чуть отвернулась, чтобы не наблюдать его воодушевленное лицо. И ещё вид светлой кожи на плечах и груди приводил в замешательство. «Просто это непривычно, вот и поэтому» — думала Лале про себя. Конечно она понимала что творит не особенно поправимые вещи. Что вообще она творит? Она продолжала думать об этом, когда спустя несколько мгновений сидела верхом на его талии и целовалась, одной рукой держа послушные руки над растрёпанной головой чтобы не распускал, а другой гладила ключицы и шею. На короткое время Лале потерялась в удовольствии от которого кружилась голова, и на короткий приступ паники ощутила эти самые широкие руки на собственной талии, тянущие её наряд наверх. Впрочем это происходило слишком медленно, потому прикрыв глаза и тихо рассмеявшись когда они соприкасались лбами, она сама избавилась от рубашки и замерла под чужим взглядом, не находя сил даже поправить волосы. Мехмед, ну, просто смотрел. Потом опять ухмыльнулся, хоть глаза и выдавали что-то более мягкое нежели обычно, и подтвердил что поправлять волосы было не надо. Он слегка погладил голую кожу на пояснице, и быстро поменял их обоих местами, и Лале едва не утонула спиной в подушках. Изысканное шитьё было не особенно приятно коже, и хотелось соскользнуть ниже обратно на шелковое скользкое покрывало, но скоро стало совершенно не до этого. После того жара, что разгорелся между их телами и перепутавшимися мыслями и руками, Лале могла только цепляться за плечи, ногами обнимать чужие бедра, и совершенно бесстрашно наконец зарываться обоими руками за эти черные пряди. «Ужасно красиво» — подумала она, когда запыхавшийся парень с полуоткрытым ртом мельком серьезно взглянул на неё, прежде чем стянуть полупрозрачные шаровары. Собственно Лале маловато знала о том что должно произойти позже, но хэй, ей уже давно восемнадцать. Кажется было немного больно поначалу, и где-то потерявшись во времени, потом, укусив за чужое соленое плечо и застонав, Лале поняла что кажется это не боль, точно. Потом вместо отрывистых вздохов из горла Мехмета раздался низкий возглас и он прикрыл глаза, и Лале невольно прогнулась в спине, прижимаясь всем телом и ощущая как поджимаются пальцы на ногах, из-за того что эта острая истома пронзила сердце и следом всё тело. Их руки переплелись, и Лале беспомощно заскулила, повернув голову и вжимаясь шекой в ткань, ей одновременно ужасно хотелось вырваться и сплавиться с горячим чужим телом в одно целое. Она закусила губу почти изо всей силы, перед глазами завертелся калейдоскоп сине-оранжевых орнаментов, должно быть из-за свеч, что ещё не догорели, и… – Сладкая Лале… - пробормотал Мехмед, касаясь ртом её напряженной шеи. Его пальцы, что держали её руку, напряглись, несколько толчков были гораздо сильнее, сквозь туман и отблески свечей Лале удержала его черный взгляд, дыша казалось в один ритм. Ужасно громкий и в то же время невыносимо свой. Затем, после как она потеряла всякую возможность думать и дышать, Мехмед просто отпрянул. Лале без сил откинулась на подушки тяжело дыша и почти не чувствуя своего тела. – Нам ещё не нужны дети, моя дорогая. А вот позже… Лале беспомощно тихо засмеялась. На ощупь нашарила над головой проклятую расшитую подушку и отпихнула её туда, где по звуку так же тяжело дышал он. Послышалось недовольное, даже так понятно что высокомерное ворчание. – Мой сладкий лукум, твоя выходка была просто очаровательна, я признаю, - сонно сказала Лале. Ей снова хотелось задремать, на этот раз в безопасности, ведь сейчас она в одних покоях с главным безумием всей империи, что может произойти? - - - - - Ванда оторвалась от картины, над которой заработалась уже глубокой ночью в своей комнате в замке. В глазах стояли слёзы, а ещё… Ещё сердцу было хорошо. Кажется оно нашло дом. Пускай дом этот был в четырнадцатом веке. Даже рисунков не осталось. Перед ней благожелательно смотрела прямо в душу Сафие, но… Но ведь Ванда теперь помнит это. Значит и ужасно раздражающие условия Влада она терпела не напрасно, ведь чувствовала – в этих видениях действительно скрывается нечто… Нечто очень важное для неё.