невидимые следы.

простыни мнутся под весом двух тел, а матрас неприятно скрипит от любого движения. все слишком громко и слишком реально, любой кто пройдёт возле двери по коридору, может что-то услышать. но в то же время это так неважно, глупые заботы о конфиденциальности, сейчас совсем не до них. мало таких моментов, когда можно остаться наедине друг с другом, непростительно мало и это злит. не нужно думать ни про скрип и лёгкий беспорядок, ни про стоны и томные реплики. ремни валяются где-то на полу возле большого книжного шкафа или чуть ближе. не важно. чёрная водолазка задирается вверх аккуратным взмахом руки, а по сильному прессу проходит дрожь от резкого холода. сквозняк неприятно касается кожи. - ох, жан... - у армина голос громкий и близкий такой, почти эхом отдаётся в голове. - мне так нравится... и жану ведь тоже нравится. такой армин, близкий, громкий и которому просто нравится. который не думает ни о чём важном, который просто наслаждается. жан ведёт блестящую линию мокрых следов от шеи к соскам. он целует худые ключицы быстрыми касаниями грубых губ и совсем немного прикусывает чужой кадык, когда армин громко глотает. медленно дышит через нос и проводит языком между груди, целует на последок, опускаясь к пупку. армин чувствует его губы у себя на коже, чувствует чужие выдохи и вдохи и совершенно не чувствует связь с реальностью. кирштайн везде, армин дышит с ним одним воздухом и это уже слишком много для понимания действительности. его русые пряди неаккуратно опускаются на кожу арлета, вновь и вновь вызывая тысячную атаку мурашек по коже, и он раздражённо забирает волосы за ухо. армин не видит, голова откинута на мягкие подушки, но перед глазами будто расплывается силуэт цокающего от раздражения жана. мысли путаются между собой, превращаются в огромную паутину чувств. румянец с быстрой скоростью окрашивает щёки и уши арлета в бледно-розовый, чертовски похожий на оттенок губ жана, только те темнее. армин никогда не знал о своих эрогенных зонах, не задумывался даже, но почему-то о них всегда так хорошо знал жан. армину казалось, что он не так уж и чувствителен к разным ласкам, что жан сам по себе не любит долго тянуть, но чужие движения языком слишком отчётливо отдаются приятной нежностью во всём теле и вызывают все больше бабочек в животе. влага от поцелуев холодит, не хуже недавнего сквозняка, и создаёт мягкий контраст между жарким воздухом, пылающей поцелуями грудью и холодными губами. жан иногда немного опускает подбородок и его щетина так легко щекочет. это ощущается так нереально и также реально в одно и тоже время, что потеряться в собственных ощущениях кажется малейшей проблемой и самым лёгким преступлением, что можно сейчас совершить. жан прижимается губами к левому соску, сжимая в пальцах правый. армин почти вскрикивает от ощущений и жан продолжает лишь поглаживать соски языком и подушечкой пальца. жар от руки и, тем более, от рта играет с наслаждением всё новыми красками. кирштайн опускает ладонь к чужому вставшему паху и проводит двумя пальцами через ткань брюк по всей длине. армин вновь глотает стон, на удивление, но не давится и закрывает глаза, хмуря брови и пытаясь сосредоточиться на чём-то одном. руки откровенно некуда деть, поэтому армин лишь держится за края кровати, немного выгибаясь в спине. хочется метаться из стороны в сторону, но в то же время хочется прижать жана ещё ближе к груди, чтобы чувствовать это бесконечно долго, чтобы эти ленивые ласки не прекращались. арлет убирает руки с краёв кровати и обнимает жана за лопатки, прижимает его к себе ещё ближе. жан довольно выдыхает и выпускает сосок изо рта, из этого жаркого плена языка. он вновь поднимает голову к шее и целует несколько раз ключицы. рука на члене немного сжимается и армин громко охает, опуская ладонь к ладони жана. кирштайн немного опускает штаны и обхватывает член двумя пальцами, армин кладёт ладонь поверх этих пальцев и может полностью регулировать темп движений. армина хватает на откровенно долгое для него время и он кончает, закрывая себе рот рукой. румянец лишь сильнее распространяется по лицу, но он не чувствует никакой неловкости. жан позволяет ему кончить себе в ладонь, чтобы не пачкать форму. он разочарован, что сам процесс доставил удовольствие лишь ему, но жан одобрительно улыбается уголками губ, вытирая пальцы салфеткой. ткань одежды неприятно касается мокрой от пота кожи, а ремни сложно нагинаться и застегивать от нежной истомы, что проходит по телу волнами усталости. но армин упрямо хмурит светлые брови и громко дышит, в спешке одеваясь. жан направляется к столовой, а армин уходит на тренировку. они прощаются на короткое время чуть более коротким поцелуем арлета в самый уголок губ кирштайна, переплетая тёплые пальцы левой руки. грудь пылает от невидимых следов после поцелуев и узоров, что были нарисованы языком, настолько отчётливо и уже начинает в самом деле казаться, что они там остались. остались, как и сотни других, таких же. остались навсегда также, как неизменность проведённых вместе вечеров и быстрых перерывов в загруженных графиках.