Вилка

Фокусируя взгляд на доске, Вы видите чёрного коня, под боем которого находятся сразу две белые пешки. Поменяйся они местами — Вы не заметите разницы. Безликие шары голов смотрят на Вас и коня одинаково равнодушно. Точнее одинаково равнодушно не смотрят, как не смотрит эта леди, спрятав глаза, очевидно тяготясь Вашим присутствием. Конь может съесть любую из пешек. Ни в одном из случаев это не принесёт ощутимой выгоды. Вы делаете ход. До этой леди, избегающей смотреть на Вас и, похоже, на доску, раньше — давно — другая леди помогала Вам с бумагами. Та леди была хорошим исполнителем, и Вы придумали для неё несколько интересных ходов. Вы делаете рокировку. Удачную. Впрочем так Вам казалось и годы назад, когда та леди, отосланная Вами в замок на Белоскальной, подарила Вашему брату ребёнка. Пусть и девочку. Эта леди вчера сделала собственный ход. Неразумный и совершенно не той фигурой. Пешка доходит до края поля, съедает коня и превращается в королеву. Вы сталкиваете её слоном, позволяя покатится по доске и даже зацепить Ваши фигуры. Этим же ходом ставите мат белому королю. — Вы позволите мне идти? — спрашивает эта леди. — Разве не полезнее я буду здесь? — спрашивала та леди. — Нет, — негромко говорите Вы, будто отвечая на оба вопроса. Та леди считала, будто её отъезд обязывает Вас к благодарности. Эта леди считает, что самое время вымаливать Ваше прощение. Что же, Вы считаете иначе. Ослабляя шнуровку на спине её платья, вы думаете о Бертиале. Вы никогда не питали иллюзий касательно ума Вашего брата, и всё же не ожидали подобного хода. Если это было его решение, значит впервые за многие годы он перехватил инициативу, оставляя Вас на шаг позади. Если это посмела сделать та леди — значит это Вы убили его, прикрыв неподходящей фигурой. Простой вывод. Но анализ расстановки бессмысленен, если не сможете повторить её в новой партии. А Вы не знаете, (ещё!) не знаете какую фигуру сделаете ключевой. — Будьте прокляты, — беззвучно выдыхала та леди в Вашу последнюю встречу, едва шевеля губами. — Простите, — едва разлечимо шепчет эта леди, сглатывая собственные слёзы. Вы ощущаете, как нарастает внутри напряжение, набирая обороты, словно храмовый колокол. Снисходительной вежливой улыбке та леди научилась в казначействе. Тогда Вы не спешили разубеждать её будто партия осталась за ней. — Прощайте, милорд. Вы крепче прижимаете голову леди к доске, упираетесь основанием ладони в ошейник на её шее. — Прошу… милорд… Второй рукой Вы продолжаете расправляться с пуговицами на собственной одежде. Чуть быстрее чем делаете это обычно. Стая птиц проносится мимо окон, и на мгновение в кабинете темнеет… … Вы испытываете почти облегчение, когда одно за другим подтверждаются Ваши подозрения, обнаруживая доказательства измены. Тогда во всхлипах этой леди, Вам перестают слышаться одинокие нотки укора, сменяясь безоговорочным признанием вины. Вины этой, равно как и вины той, как и вины любой другой, которая пустые стремления ставит выше защиты своего короля. Вы выходите, плотно прикрыв дверь, забирая единственный подарок, дающий право появляться на Вашем поле. … Вы швыряете белое в мусор, легко и пренебрежительно, будто сбрасываете с доски. Девушка за Вашей спиной суетится, уплотняя содержимое ведра. Простое серое платье. Она не из Ваших людей и не из Ваших пешек. Возможно, у неё даже есть лицо. Вы не оборачиваетесь, чтобы проверить.