Лами

      Боль... К сожалению, мне пришлось познать все её оттенки так рано. Вытянувшись во весь свой невеликий рост на кровати, я боюсь пошевелиться, открываю глаза, но даже это движение вызывает новый приступ диких мучений и озноба. Нет больше сил терпеть, нет больше сил бороться. Я чувствую, как смерть подбирается всё ближе, дышит холодом, уговаривает сердце больше не биться.       Куда же все пропали? Где мама и папа? Мой братик? Вокруг - никого, только на улице слышны какие-то хлопки, крики и топот. Какой же шумный этот фестиваль... Почему же все бросили меня здесь одну? Я захлёбываюсь слезами. Не понимаю, что происходит. Мешает дышать запах дыма и гари, он просачивается сквозь закрытые окна нашего особняка. На стенах теперь огненные отсветы и мечущиеся фигурки людей. Крики, мольбы о пощаде, плач. И... выстрелы?       Я собираю все оставшиеся силы и что есть мочи кричу: «Братик! Где ты?!» Ко всем моим мучениям добавляются паника и страх. Дымная завеса не даёт дышать. Слезятся глаза.Но вот дверь распахивается и в комнату влетает мой брат.       – Лами! Держись, малышка. Я сейчас спрячу тебя, но очень скоро вернусь за тобой, я обещаю!       Он поднимает меня на руки. От рук, волос, одежды исходит всё тот же запах пожара и отчаяния. Брат весь перепачкан сажей, слёзы проделали две дорожки по щекам. Он быстро распахивает дверцы шкафа и вталкивает меня туда.       – Сиди тихо! Я скоро!       Двери с треском закрываются, отсветы пламени – всё ближе и ближе. Я всем телом вжимаюсь в стенку шкафа. Громкий топот – в дом забегают какие-то люди с оружием, я ясно вижу через щелки в дверце их злые лица.       – Ну, что, есть ещё кто-нибудь?       – Нет, мы везде зачистили. Уходим.       Судорожно сглотнув, я дёргаю подол ночной сорочки. Он, как назло за что-то зацепился. «Мама! Папа! Мне нечем дышать! Плохо! Мне очень плохо!» – хотела крикнуть я, но получился лишь сдавленный хрип.       Вдруг пол подо мной резко пошёл вниз. Я куда-то проваливалась, но дышать сразу стало легче. Спуск прекратился, а вместо деревянных дверей шкафа передо мной раздвинулись металлические. Я вывалилась прямо на кафельный пол. Тут же вспомнились, через боль и уже полуобморочное состояние, слова папы о его лаборатории в подвале.       Здесь царил полумрак и тишина. Вокруг – столы с каким-то оборудованием, пробирки, спиртовки, колбы. Холод от пола передался всему моему маленькому телу. Меня сотрясала крупная дрожь. А в мозгу продолжали перекатываться папины слова: «Что ж, может быть, это – прорыв. Эта сыворотка успешно нейтрализует и выводит свинец из организма. Но она ещё не опробована. Мы не знаем, есть ли побочные эффекты.Кто бы мог подумать! Дикий кактус, чрезвычайно редкое растение...Осторожно, Ло. Да-да, вот это вещество малинового цвета. Красиво, не правда ли?»       Ноги подкосились, всё поплыло перед глазами. Здесь было так много разных колб и пробирок. Малиновый раствор был только в небольшой колбочке в центре комнаты на столе. Не помню, как я доползла до него. Сердце отказывалось работать и сбивчиво стучало где-то в горле. Я протянула трясущиеся руки. Только бы не разбить! Одним залпом выпив сыворотку, я поняла, что те мучения, которые меня терзали всё это время были ничем по сравнению с тем, что последовало далее. Внутри меня словно загорелось дикое пламя. Я рухнула на пол, скрюченная страшной судорогой. Дальше – полная темнота. Меня не стало? После того, как с лекарством покончено, я перестала БЫТЬ.       Наверное, прошло немало времени, прежде чем сознание вернулось. Нестерпимый холод кафеля – первое , что я ощутила. Попыталась приподняться, но снова упала. Слабость сковывала тело, но всё же мне удалось подсунуть под себя какую-то тряпку (или халат). Боль отступила, но почему так темно вокруг? Сон, нет сил бороться с ним. Я сдалась и поплыла по его течению.       Сколько, свернувшись калачиком на папином халате, я проспала, не знаю. Что-то неприятно врезалось мне в бок. Сунув руку в карман, я нащупала маленький фонарик, которым обычно медики проверяют реакцию зрачков на свет. Включила его, но темень вокруг не развеялась. Должно быть, фонарик не работал. Я попыталась встать снова. Шатало, но мне всё же это удалось.       На ощупь, по пути натыкаясь на всё подряд, роняя какие-то склянки, я проделала путь обратно, до лифта. Как же привести его в движение? Обшарив все стенки, я внизу обнаружила маленький рычажок. Наверно, это за него зацепилась тогда моя сорочка. Я нетерпеливо дёрнула его. Раздался скрежет, кабинка медленно двинулась вверх и, наконец, остановилась. Я покрутила головой – непроглядная темнота и пустота, не дверей шкафа, нет даже задней его стенки. Видимо, пожар «съел» всё.       В воздухе ещё витал запах гари, беды и ещё чего-то безумно страшного. И – ни малейшего просвета, ни отблеска чего-нибудь. Мрак. Тишина. Мудро решив не рисковать, хотя мой желудок был против такого решения, я нащупала то, что осталось от стены, села, прислонившись, и стала ждать рассвета. Незаметно подкрался сон. Я снова видела плачущих и в панике метавшихся людей, слышала выстрелы, снова надо мной склонялось лицо брата, перекошенное от боли и горя. Проснувшись от собственного крика, вскочила на ноги, больно стукнувшись обо что-то головой. Всё так же тихо и бархат тьмы вокруг. Да что же это со мной?       В родном особняке я могла найти выход даже с завязанными глазами. Спотыкаясь поминутно, падая и плача от собственного бессилия, я вышла на крыльцо. Чувствуя как от напряжения трясутся коленки, села, обхватив их руками и мучительно прислушиваясь к кромешной тьме.       – Чёрт! Это ещё что такое? – голос какого-то мужчины, раздражённый и встревоженный. Я быстро вскочила и вытянула перед собой руки, услышав бряцание оружия.       –Нет-нет, не надо стрелять, я не болею! Пожалуйста! – я снова заплакала. Неужели в мире столько жестокости?       –Погоди. Похоже, девчушка говорит правду. Нету у неё этих пятен, посмотри. Чистая она...Ну, относительно. Прошло столько времени, а ты не заразилась? Повезло же тебе.       – Сейчас ночь? Я ничего не вижу. – Голос мой предательски дрожал.       – Бедняга... Да ещё и слепая. А ты её пристрелить хотел. Как зовут-то тебя?       – Я – Лами. А ты кто?       – Мы из Морского Дозора. Это и хорошо, может быть, что ничего не видишь. Натворили тут делов, – затянулся сигаретой мой спаситель.       –Вот что. Мы тебя отсюда заберём. Отдохнёшь, покушаешь, поспишь. Покажем тебя доктору. А дальше – посмотрим. Всё равно здесь никого не осталось.       То, что было сказано на ухо второму Дозорному, я очень хорошо слышала, то ли от потери зрения слух резко обострился, то ли говорилось не так тихо.       – Первый раз вижу таких девчонок бесцветных: альбинос она, что ли? Тогда я поняла только слово «бесцветных». И внутри зародилась тихая паника. Я безумно хотела посмотреть на себя в зеркало, но – увы, не могла.       Взяв меня за руку, Дозорные отвели свою «находку» на корабль. Здесь я снова услышала за спиной тихое перешёптывание, но старалась ничего не замечать. В каюте меня долго выспрашивали, разглядывали, и наконец, проводили в ванную. Девушка-Дозорная по имени Лия помогла мне вымыться и даже расчесала волосы.       – Да ты у нас красавица, Лами! Ты похожа на снежную королеву.       После обеда я начала клевать носом, и заснула бы прямо за столом, если бы Лия не отвела меня в каюту.       В Штабе Морского Дозора было шумно. Вокруг меня по делам бегали какие-то люди, шуршали бумаги, кто-то громко бранился. Я тихонько сидела в коридоре на стуле, где мне было велено подождать, и боялась пошевелиться.       В то же время мне жутко любопытно, во что, собственно, я превратилась, в Царевну Лягушку или в прекрасного Лебедя? Чьи-то тихие шаги послышались совсем близко. Я вскочила со своего стула и с размаху лбом врезалась в чью-то ногу.       – Подождите, пожалуйста. Извините. – я обхватила ногу проходившего очень высокого человека как колонну и задрала кверху голову. – Скажите, я страшная и правда – бесцветная?       – Ара-ра... – озадаченно послышалось надо мной.       Остановленный мной гигант присел на корточки.       – Ну... Как тебе сказать... Для начала, юная леди, хорошо бы познакомиться. Я – Адмирал Аокидзи. А как величают тебя?       После того, как я представилась, мой вынужденный собеседник продолжал.       – Что ж, могу тебе сказать точно, ты – не уродлива и вовсе не страшная. – он погладил меня по щеке, – у тебя очень белая кожа, похоже на снег или лёд. Волосы – тоже . И глаза такого интересного цвета – первый раз вижу. Такие...Как бы это сказать... Эммм, малиновые, что ли... Прости, крошка, мне пора идти.       – Аокидзи-сан, как ты вовремя, веди нашу гостью сюда.       Голос говорившего был намного ниже адмиральского.       – Я хочу тебе, малышка, предложить немного отдохнуть и подлечиться. Мы отправим тебя к замечательному доктору. Его зовут Вегапанк. Думаю, ты с ним быстро подружишься. Он поистине творит чудеса. Кто знает, может и глазки твои подлечит, а?       Когда ты неожиданно попадаешь в мир, где нет больше никого из твоих родных и знакомых, где больше не существует города, в котором ты родилась и жила, где царствует темнота, соглашаешься на всё, только бы не оставаться одной.       Мне предстояло ещё одно путешествие по морю, что несказанно меня радовало. Хотя я и не могла видеть скачущих по водной глади солнечных зайчиков, не могла любоваться сказочными закатами и восходами. У меня появилось развлечение другого вида. Греясь под лучами солнца, впитывая его каждой клеточкой своей кожи, я садилась на палубу, ощущая руками её вибрацию. Постепенно, под влиянием моей сверхчувствительности, мои нервы становились нервами корабля, проникали во все его закоулки и трюмы. И вот, наконец, полное единение с ним достигнуто, и уже я сама лечу по волнам, рассекая их грудью, ветер играет с моими волосами. Скорость, свобода, простор...       Свободы меня лишили сразу же по прибытии в лабораторию Вегапанка. Этот человек с вкрадчивым и каким-то сладко-липким голосом быстро выведал всю мою историю. Правда, я не сказала самого главного: из чего папа сделал свою сыворотку против Бело-Свинцовой болезни. Таким образом, Вегапанк знал только её цвет.       Дальше последовало великое множество разных анализов. Мне казалось, исследовали каждую капельку моей крови, каждую клеточку организма. И – да, я была жестоко разочарована: доктор Вегапанк не занимался лечением больных, он их исследовал и проводил над ними необходимые для него самого эксперименты.       Дни, недели, месяцы летели с бешеной скоростью. Кроме меня были ещё дети. С нами занимался учитель, но из-за слепоты я толком так и не научилась ни читать, ни писать. Правда, пыталась карандашом вывести те печатные буквы, которым меня научила мама. Зато знаний об окружающем мире, об учёных и их открытиях и многом другом, было достаточно.       Меня и всех детей «лечили». Давали разные таблетки, от которых то болела голова, то поднималась температура, то хотелось постоянно спать, то разыгрывался дикий аппетит. В конце концов я стала тайком смывать их в раковину или унитаз. Гулять нам позволяли под присмотром вечно ворчащей няни в маленьком садике, где, казалось, никогда не бывает солнца и ветра, да и сами деревья чем-то больны и чахнут. Я обхватывала их стволы руками и чувствовала их боль.       Всё кончилось, когда доктор Вегапанк куда-то неожиданно пропал. Персонал лаборатории разбежался, место нашего содержания стали называть приютом. Теперь можно было ходить на берег и по-настоящему дышать полной грудью. Здесь невозможно было заблудиться, поэтому я часами пропадала у моря, слушала его дыхание, собирала ракушки, долго перебирая их пальцами. Потом выпросила иголку и сделала на ощупь настоящее ожерелье. Для меня это было достижением!       Спокойствию настал конец, когда в тихой бухте нашего острова бросил якорь настоящий пиратский корабль. Тишина и покой были грубо нарушены громкими голосами, руганью и выстрелами. Я долго сидела в своей комнате, не решаясь выйти.       Дверь вдруг распахнулась от мощного бесцеремонного пинка.       – Привет! Ну-ка, что тут у нас? Ха, да мне сегодня положительно везёт. О-ри-ги-наль-нень-ко! Красотка! Ну, с такой внешностью ты вряд ли согреешь мятежную пиратскую душу, но освежить в такой жаркий денёк можешь. А?       Я поморщилась от мерзкой вонючей смеси табака, перегара и немытого тела. Запах неумолимо приближался ко мне, вслед за этим последовала грубая попытка обнять меня за талию. Я не могла видеть лица мерзавца, но увесистая оплеуха пришлась точнёхонько по щеке.       – Ах, ты маленькая шлюшка! Сейчас я преподам тебе урок смирения и покорности. Да знаешь ли ты, кого ударила?       Видимо, я всё же лишилась удовольствия узнать имя этого болвана, потому что под окнами, в садике, началась какая-то суматоха.       – Капитан! Где капитан? – кричали сразу несколько голосов.       Разъярённый мой обидчик, по всей видимости, им и был, поскольку зло топнув ногой, побежал вниз. Внизу тем временем, кто-то, тоже, не скрывая раздражения, рявкнул на незадачливого покорителя дамских сердец: «Ты! Не заставляй меня идти на крайние меры и лучше не зли! Если сейчас же не отдашь долг и я через пять минут не услышу звона монет, будешь в аду веселить чертей!»       Голос человека, который это произнёс, заставил меня вздрогнуть. Да, нет, это просто ветреная погода чудит. Я потихоньку стала спускаться в сад. Стоя на пороге, вся обратилась в слух.       – Ха, Ло! Кто тебе сказал, что капитан Гюйс не возвращает долги? Да для меня, если хочешь знать это – самое святое. Слушай, здесь есть нечто, что позабавит тебя круче всяких там белли. Гляди, какая милашка! Просто Снежная королева!       Мне на минуту показалось, что я сплю или лишилась рассудка. Я сделала несколько осторожных шагов вперёд и тихо, одним сердцем прошептала: «Ло, братик, ты не узнал меня?» и протянула вперёд руку.       – Что? Лами, сестрёнка, возможно ли это? Я столько думал о тебе, успел похоронить в своих мыслях, мучился виной, что не спас тебя тогда, во Флевансе!       Родные тёплые, слегка дрожащие пальцы прикоснулись к моему лицу, потом наши объятия могла разорвать только смерть, но я уже один раз победила её. «Боже, как Ло вырос за это время! Видели бы его сейчас наши родители! Вернуть бы наше уютное гнёздышко...» – мысли мои путались, как нитки в пряже у мамы когда-то.       – Как ты выжила в том аду, Лами? – дрогнувшим голосом произнёс Ло. – Ты так изменилась.       Пока я рассказывала свою немудрёную историю, брат ни на секунду не выпускал моей руки, словно боялся снова потерять. Потом мы долго шли по какому-то трапу. Под ногами зазвенел металл, и Ло бодро объяснил, что теперь он – капитан подводной лодки, пират, что за его поимку сулят бешеные деньги.       – Ну, вот, познакомься: это – Полярный Тан, моя субмарина. Потом я расскажу о ней подробнее.       В просторном помещении, куда мы спустились, пахло точь-в-точь как в кабинете у папы: чистотой и какими-то лекарствами.       – Лами, я не только злой пират, – Ло засмеялся. – Я ещё и добрый доктор. Ты же не против, если попытаюсь тебе помочь? Для начала переоденем тебя, а то этот монашеский прикид... Он может испугать моих накама.       Я послушно взяла предложенную одёжку и, закрыв ненадолго дверь, шустро переоделась.       – Ну, вот. Почти по размеру! – удовлетворенно засмеялся Ло. – Да тебя просто не узнать, Лами. Эти белоснежные волосы, глаза необыкновенного цвета... Я узнал тебя по голосу. Эти капризные нотки не спрячешь.       – Я абсолютно и безнадёжно слепа, братик. Так сказал доктор Вегапанк.       – Посмотрим.       Тут я первый раз услышала странное слово, больше похожее на заклинание: «Room!» – тут же послышалось какое-то гудение. Одна рука Ло легла на мои глаза, друга мягко скользнула на затылок. «Scan!» – от ладоней брата шло успокоительное тепло.       – У тебя атрофированы зрительные нервы, но это поправимо и нас не остановит.       Ло хмыкнул, сказал, что до завтра меня беспокоить не будет, оставил отдыхать. Несмотря на жёсткую койку, спала я без кошмаров, спокойно, кажется, даже во сне напевала какую-то песенку.       Утро было странным, точнее, пробуждение. Что-то мягко давило на глаза, мешая им открыться. Я покрутила головой, но навязчивое ощущение не проходило. Обнаружив на глазах что-то вроде повязки, тут же попыталась её снять, но на мои пальцы легла чья-то тёплая ладонь и незнакомый мягкий, но властный голос произнёс: «Лами, ваш брат просил не снимать это до его возвращения. Это может вам повредить».       – Меня зовут Росинант, я тут что-то вроде сиделки, пока Ло отдыхает после операции.       – Как, он сделал её ночью?       – Простите, ваш брат просто не хотел волновать вас. Это не заняло много времени. В том, что касается медицины, моему другу и вашему брату нет равных. По еле слышному дуновению, я поняла, что дверь открылась.       – О, наша спящая красавица пришла в себя. Как она себя вела, Кора-сан? Не буянила? – Ло чмокнул меня в щеку и освободил глаза от повязки.       – Можешь открыть глаза. Осторожно.       – Ло, я не могу... Я боюсь. Вдруг, ничего не увижу? Я так хочу на тебя посмотреть...       – Так-так-так... Вот только слёзы нам могут повредить. Я абсолютно уверен, что всё удалось как нельзя более лучше.       – Посмотри на Кора-сана. Он, можно сказать, как и ты, вернулся с того света.       Я осторожно приоткрыла глаза – и сразу зажмурилась. Всю каюту заливал свет, повсюду резвились солнечные зайчики. Они прыгали даже на голове сидящего в кресле, рядом с кроватью человека, читающего газету. Он был одет в белые джинсы и полосатый джемпер. Волосы его, непокорной шапкой прикрывающие глаза, золотились и напоминали лён.       – Ло! Ты спас меня. Я вижу! Я вижу ВСЁ!       От непомерного счастья у меня кружилась голова, от весёлого и вездесущего солнца хотелось чихать. Я засмеялась и села на кровати, обняв брата и жадно всматриваясь в до боли родные черты. Лицо почти не изменилось, только стало более мужественным, ушла детская округлость. И глаза, суровые, цвета грозового неба, улыбающиеся сейчас мне. Стройная худощавая фигура со множеством татуировок на руках. Синие джинсы и чёрная водолазка. Непокорные тёмные волосы. Я легко вздохнула: «Родной...»       – Спасибо... вам обоим. Это – просто чудо.       Росинант отложил газету и замечательные густо-медового цвета глаза встретились с моими, он улыбнулся и сложил буквой «V» указательный и средний пальцы:       – Теперь всё будет хорошо, Лами!       Я попробовала взглядом проникнуть до самого дна этих необыкновенно добрых глаз – и отпрянула: пепел сожжённых воспоминаний лежал в их сокровенной глубине, заставив моё сердце болезненно сжаться.       – Горький... мёд... – прошептала я.       – А? – не расслышал Росинант.       – Да, теперь непременно всё будет хорошо.       Я улыбнулась и протянула ему ладошку.