Последствия одной пьянки

Лучи солнца пробивались сквозь маленькое мутноватое окошко. Слышался мягкий плеск волн. Джереми отвернулся от окна. Голова раскалывалась. Юноша открыл глаза и сел. Осмотревшись, он понял, что находится не где-нибудь, а прямо в капитанской каюте! Звучит жутковато, капитан Дэвис всё же не самый добрый и любезный человек. Матрос встал и подошёл к окну. Его шатало, очень хотелось пить. Судя по положению солнца (хотя Джереми не особо мог сейчас о чём-то верно судить), было около полудня. В памяти юноши постепенно начали всплывать детали вчерашнего вечера. Да, точно, вчера они пристали в каком-то порту и делили добычу. Ну и, конечно же, закатили праздник. Капитан разрешил даже взять из трюма не один, а два бочонка рома. Матросы пели, пили и танцевали. Старина Олли даже сыграл на своей домре. Да, славный был праздник. Джереми выпил две кружки рома. Или три?.. Он не помнил сколько рома выпил, и тем более не помнил как добрался до капитанской каюты и уснул там. Может, он вообще пришёл вчера к капитану и домогался до него?! Дверь каюты скрипнула. Джереми резко развернулся и еле удержался на ногах. Вошёл капитан и закрыл за собой дверь. — Доброе утро, Джереми, — кэп улыбнулся, как показалось Джереми, немного хищно. — Как ты себя чувствуешь? — Доброе утро, капитан Девис. Скажите, как случилось, что я проснулся в вашей кровати? — Ты не ответил на мой вопрос, — Девис слегка нахмурил густые чёрные брови, — с чего бы мне отвечать на твой? — Виноват, капитан. Я себя чувствую, как будто меня сам Кракен пожевал да выплюнул, ещё и сушняк после вчерашнего. Девис молча указал на стакан, стоящий на столе, и Джереми мгновенно осушил его. — Спасибо, теперь мне гораздо лучше. А что это вы так беспокоитесь о моём самочувствии? — На какой из твоих вопросов мне следует ответить сначала? — Девис привычным жестом зачесал назад чёрные волнистые волосы, которые так и тянули прикоснуться к ним и проверить, настолько ли они мягкие, как кажется. — Ну, начните с первого, наверное, — Джереми улыбнулся. Казалось, что сложившаяся ситуация начинала его веселить. — Хорошо. Ты, возможно, помнишь, вчера была большая пьянка, — Джереми кивнул. — Ты тоже выпил, куда же без этого, и припёрся, пьяный, в мою каюту, — Джереми постепенно краснел. — Я попытался тебя выпроводить, но ты ни в какую не соглашался. Сел мне на колени и вцепился мёртвой хваткой. Начал бормотать что-то, я сначала подумал, что ты, уж прости, порчу на меня наводишь. Потом разобрал кое-что, конечно, — на горящем лице Джереми уже можно было жарить яичницу. Только бы он не признался вчера капитану в любви! Всё ведь было так хорошо, они наконец нашли общие темы для разговора, да, представьте себе, Джереми Смит, простой матрос, беседует и даже дискутирует с самим Бернардом Дэвисом, грозой морей и океанов, капитаном самого лучшего - по мнению Джереми, конечно - корабля - трёхмачтового фрегата под гордым именем "Кровавая Анна", которую сам кэп ласково называет Малышкой Анни. И вот, это хрупкое равновесие, эти пока неясные отношения, похожие на дружбу, а если чувства Смита окажутся раскрыты… — Хмм… Да… — На обыкновенно бледных щеках Девиса тоже проступил лёгкий румянец. — В общем… Ты сказал, что любишь меня, и что жить без меня не можешь, и что уже долгое время мечтаешь разделить со мной постель. Говоря всё это, Девис смотрел прямо в испуганные голубые глаза Джереми. «Неужели…» — думал последний, — «Неужели мы переспали?! Нет, нет, такого не могло произойти, ни в коем случае! Капитан не такой, он не мог просто воспользоваться мной. Или…» — но что «или» Джереми додумать не дали. Девис резко шагнул к нему и порывисто обнял. Прижатый тёплыми, сильными ладонями к широкой груди капитана, Джереми моментально успокоился и отставил свои переживания в сторону. Всё это сейчас было не важно. Он обнял Девиса в ответ и положил голову ему на плечо, едва дотянувшись. - Знаешь, Смит, ты а ты ведь мне тоже далеко не безразличен, - Бернард произнёс это тихо прямо на ухо Джереми. - Вернее, я хотел сказать, что тоже... - Казалось, что Дэвис смущён, хотя прежде за ним такого не наблюдалось. - Ну, тоже люблю тебя. Так они и стояли, обнявшись, какое-то время, высокий, широкоплечий брюнет и низкий, худенький блондин. Никто и ничто не могло им сейчас помешать, в миг, когда наконец соединились две потерянные души.