Когда-нибудь я снова назову тебя братом

По дороге наверх Сомнус падает и обдирает коленку. Это больно, но он заставляет себя не плакать: Ардин и так не хотел его брать, говорил, что он маленький. Еще не хватало перед ним сопли распустить! Но Ардин все равно замечает его хромоту. Закатывает глаза с видом «ну, так я и думал». — Полезай на спину. Сомнус хочет упрямо отказаться, но нога болит, идти тяжело, а желание увидеть их будущую страну слишком сильное для того, чтобы сейчас развернуться и спуститься вниз. Он залезает на спину Ардина, обхватывает руками его шею, а тот подхватывает его под коленки и несет вверх — так легко, будто Сомнус ничего не весит. Тропа крутая, идти наверняка тяжело, но у Ардина даже дыхание не сбивается, и Сомнус невольно проникается к нему искренним обожанием — какой большой и сильный у него брат, с таким никакие испытания не страшны! Очень скоро подъем заканчивается, и Ардин опускает его на землю. Они на открытой всем ветрам вершине холма, и Сомнус хватается за плащ Ардина, боясь, что его сдует. Ардин смеется и крепко берет его за руку. — Смотри, — он ведет рукой, и Сомнус послушно смотрит. Вокруг, до самого горизонта — луга, поля, леса, реки. Далеко за лесом на востоке — деревня, и еще одна на западе, и вот там, у самого горизонта, тоже какие-то дома… — Когда-нибудь это все будет единым королевством, — говорит Ардин, и глаза у него горят. — Когда-нибудь мы объединимся, и народ будет процветать, а не выживать, как сейчас. Мы с тобой сможем добиться этого, правда? Сомнус смотрит на него во все глаза и верит, что уж Ардин-то точно сможет всех объединить. Кому еще, как ни ему, это под силу? И радостно, вдохновленно кивает. Дрова отсырели, не хотят гореть, от них валит густой серый дым, его запах смешивается с запахом распадающейся плоти, и Сомнус закрывает лицо рукавом. Он не знает, передается ли скверна через дым, но рисковать не собирается. Кто-то хватает его за руку, резко дергает, заставляя повернуться. — Нельзя вопрос со скверной решать вот так, — Ардин смотрит ему в глаза, в его лице сожаление, и Сомнус чувствует, как накатывает раздражение последних недель, вызывает желание крикнуть или ударить его — все и так паршиво, хуже некуда, а тут еще он, и наверняка снова со своими душеспасительными уговорами! Сомнус сдерживается. Негоже лидеру целого народа бить собственного брата на глазах у людей. — А какой у меня выбор? — спрашивает сухо. — Ты не можешь исцелить всех, каждый день появляются новые очаги. Лекарства нет, средства, которое бы замедлило распространение болезни, все еще не нашли. Согнать заболевших в одно место и изолировать его не помогает. Что еще мне делать? — Я буду исцелять больше, — решительно отвечает Ардин. — Я буду исцелять сотню в день, если понадобится. Эра поможет. Но пожалуйста, прекрати вычищать скверну огнем. Сомнус смотрит на него. У Ардина красные, глубоко запавшие глаза, щетина на щеках, он страшно похудел в последнее время — и Сомнус понимает, что его «буду исцелять больше» — пустая бравада. Не будет, не сможет, свалится и подохнет раньше — даже с помощью Эры. — Предлагаешь мне принести в жертву тебя? — Это не жертва, — Ардин качает головой. — Я смогу. Пожалуйста, брат, прислушайся ко мне. Мы не можем строить королевство на костях тех, кто в нас верит — что же это за королевство тогда получится? — Живое? — Сомнус все-таки не выдерживает и повышает голос. Ардин смотрит на него, как будто пытается найти какие-то слова, как-то до него достучаться, и Сомнус тоже чувствует сожаление. Они ведь братья, у них одна цель, они должны действовать заодно — но даже убедить друг друга им не под силу. — Я пытаюсь все сделать правильно, — говорит он и отворачивается. Смотрит на костер: тот наконец разгорается, чистый огонь пожирает трупы зараженных скверной. Наверное, эту фразу когда-нибудь напишут на его надгробии — «Он пытался все сделать правильно». И Сомнус не будет жалеть об этом — пока его надгробие будет находиться в объединенном Люцисе, свободном от скверны. Ардин отпускает его руку — как будто отказывается от попыток его переубедить. Когда его клинок с хрустом входит в спину Эры, время для Сомнуса словно останавливается. Он зависает в этой секунде, а она все не заканчивается, может быть, пройдет тысяча лет, а перед его глазами все еще будет стоять падающая на руки его брата фигурка в белом платье. Он не хотел этого. Видят Шестеро — этого он не хотел. Он пытался выманить Ардина, пытался заставить его показать свое истинное лицо, но он не хотел лишних жертв и тем более не хотел приносить в жертву ее! Он пытался все сделать правильно. Видимо, сейчас уже поздно о чем-либо сожалеть. — Из-за тебя погибла Оракул, — произносит Сомнус. Голос не слушается его, он то шепчет, то почти срывается на крик. — Ты виноват. Твоя гордыня, твое желание назвать себя Спасителем и Избранным Королем, пойти против воли Кристалла… Ты проклят. Смотри, какое спасение ты ей принес! Ардин баюкает мертвую Эру и, кажется, вообще ничего сейчас не слышит. Он сломан; ее гибель сломала его сильнее, чем смогла бы его собственная смерть. Сомнус смотрит на него, но не ощущает жалости, только опустошенность. «У меня не должно было быть брата. Если бы он не родился, я бы сделал все то же самое — но без потерь, без проклятий, без смерти Эры. Без всех этих бессмысленных жертв». Сомнус отворачивается от Ардина и, спотыкаясь, идет к Кристаллу. Люцис занимает половину континента, Люцис объединен и процветает, на троне Люциса сменяют друг друга короли — сильные и слабые, добрые и жестокие, но они все — его кровь, его потомки, и пока они живы, жив Люцис. «Значит, я все сделал правильно». На его могиле пишут: «Тот король, что встал на защиту мира вместе с Оракулом». Его нарекают Тайновидцем, хотя Сомнусу кажется, что это имя подходит ему меньше всего. Тайновидцем был Ардин, это он ходил по тропам между снами и реальностью, это он нес исцеление — и смерть. Сейчас он несет только смерть. Сейчас он — черная дыра, прокол в ткани мироздания. Сомнус существует даже спустя две тысячи лет, когда его тело давно рассыпалось прахом. Ардин не существует, хотя ходит среди людей, говорит и плетет какие-то интриги. Сомнус смотрит на него — духом из кольца, осколком сознания в статуе. Его тело рассыпалось прахом, но он все еще чувствует свою кровь — ту самую, которая связывает его с каждым следующим королем Люциса, и с этим наивным мальчиком тоже. И с Ардином тоже связывает. У Сомнуса не должно было быть брата, рождение Ардина было ошибкой, за которую уже две тысячи лет расплачивается весь мир — но он все же родился, и Сомнус не может вырвать его из своей крови, во что бы он ни превратился и какие беды бы ни нес. Ардин — проклятие всего мира, но нет никого, кто бы ощущал это проклятие так же тяжко, как Сомнус. Его потомки — воплощение его воли, того, к чему он стремился всю жизнь. А кто для него Ардин? Смерть, как и для всех остальных? Его личная месть? Тот, кто, все еще будучи сломанным, пытается теперь в отместку сломать весь мир? Сомнусу остается только надеяться, что наивный мальчик, сто тринадцатое воплощение его воли, тоже сможет сделать все правильно. — Услышь меня, Избранный Король… Иди вперед. Восстанови свет… и избавь моего брата от проклятия.