***
Выхаживающую его девушку зовут Фэй Лю – это он узнает не сразу, лишь когда кто-то называет ее по имени. За то время, пока он безвольно валяется в лазарете, она все время находится рядом. Не денно и нощно, нет, но очень близко к этому – он смотрит на нее волком, выказывая недоверие, и отвергает помощь, даже когда становится совсем паршиво. Он не заслуживает помощи – слишком многое натворил, находясь под влиянием своей бывшей хозяйки, и понятия не имеет, как свою вину искупать. Лучше бы он сгорел в пламени посмертного проклятия, чем валялся пластом и страдал от бессилия – невозможность двигаться гложет изнутри, и груз вины на плечах становится в несколько раз тяжелее. Он отвергает заботу Фэй Лю – несмотря на то что целительная сила ее Крио Глаза бога значительно ослабляет симптомы проклятия, избавляя от последствий шаг за шагом, он не считает, что достоин спасения. Он не хочет даже смотреть на нее – напрочь игнорирует все просьбы и предписания, старается убраться из лазарета до ее появления, а в случае непреднамеренного столкновения ведет себя отталкивающе и грубо. В нем нет сострадания, как нет и доверия к тонким ледяным рукам и спокойному мелодичному голосу. Фэй Лю поджимает губы, на ее щеках ходят желваки – она вовсе не выглядит готовой расплакаться, когда гордо вздергивает подбородок и уходит, развернувшись на пятках. Заместо нее к нему приходит Моракс – Архонт, недавно убивший его хозяйку. Наверное, он должен его ненавидеть, но ему… никак. Интуиция по-кошачьи ворочается внутри и скребет коготками сознание, когда Моракс спокойным, глубоким голосом объясняет, что к чему, и под ребрами впервые за долгое время распускается нечто трепетно теплое. Он думает, что все эмоции, делавшие его человеком, давным-давно затухли и превратились в угли, но глаза предательски слезятся, стоит надежде раскрыть свои нежные лепестки. Он соглашается стать Якшей, получает новое имя – Сяо – и клянется служить Мораксу до конца своих дней. Он подставляет голову под прикосновения сильных пальцев, способных сокрушать горы одним лишь движением, и чувствует, что находится на своем месте. Фэй Лю слабо улыбается, когда он вскользь благодарит ее, выдавливая из себя каждое слово, – ей действительно удается вылечить его от посмертного проклятия, и от него не остается и следов. Впервые Сяо видит, как в глазах – голубых, как безоблачное небо, – вспыхивают яркие искры.***
Он знакомится с гиперактивным Фу Шэ, вспыльчивой Ин Да, отстраненным Фа Нанем и веселой Ми Ну [1] – они, уже давно сработавшаяся четверка, не скрывают своего интереса к Сяо и делают все, чтобы его растормошить. Так он узнает, что Якшей много, и их задача – защищать Ли Юэ от злых духов, которых порождает ненависть убитых и запечатанных богов. Он узнает, что Моракс стоит во главе Адептов, а также знакомится с Владыкой лун, Творцом гор и Хранителем облаков, мадам Пинг и Гань Юй. Последняя, кстати, внешне очень похожа на Фэй Лю. Когда Сяо как-то упоминает их схожесть в разговоре с Фу Шэ, тот делает круглые глаза и говорит, что Фэй Лю – сестра Гань Юй по матери. Про себя Сяо заключает, что они совершенно не по-сестрински себя ведут, а после застает момент, как Фэй Лю прижимается к Гань Юй всем телом, прячет лицо в изгибе шеи, а в ответ получает поглаживание по пушистым волосам, сквозь которые проглядывают изящные рога. Сяо думает, что сути взаимоотношений ему никогда не понять. Он стабильно выходит на вылазки вместе с сильнейшими, которые решают, что принять его, потерянного и неуравновешенного, в свою команду – лучшее решение, и понемногу оттаивает: отвечает на заданные ему вопросы, перестает шугаться прикосновений и смотреть на всех, кроме своего Архонта, волком. Моракс тихо смеется и треплет ему волосы, но в его глазах теплится грусть. Сяо не знает, как стереть эту печаль, но делает все возможное, для того чтобы на тонких губах играла мудрая улыбка. Невозмутимый Фа Нань заводит привычку звать Сяо на свои утренние и вечерние тренировки, и Сяо каждый раз приходит – не только для того, чтобы стать сильнее и не потерять форму, но и чтобы… не видеть на спокойном лице, не скрытом маской, огорчение. Потом к ним неизменно присоединяется и болтливая Ми Ну, которой только дай по мишеням пострелять, – она обращается с луком с такой завидной легкостью, что ее боевые навыки кажутся больше похожими на искусство танца, а не сражения. Она забирается на шею к высокому Фа Наню и виснет на плечах у Сяо, весело треща о чем-то своем и напрочь игнорируя чужие нравоучения. Фу Шэ, неизменно энергичный и активный, показывает ему Ли Юэ с ракурсов, о которых Сяо никогда не ведал. Ему нравится наблюдать за хрустальными потоками водопадов, за распускающимися бутонами глазурных лилий, но больше всего – любоваться ночным небом. Ин Да высмеивает очарованность Фу Шэ природой, но как-то беззлобно – под ее пальцами творится самое настоящее волшебство: огненное, когда она вступает на поле боя, и кулинарное, когда она колдует на кухне. Они с Фу Шэ извечно препираются, но Сяо чувствует, что это, скорее, привычка – подобным странным образом они общаются. Сяо не может не признавать, что ему уютно – встречать первые лучи солнца вместе с Фа Нанем, любоваться звездами с непривычно спокойным Фу Шэ, собирать для Ми Ну туманные цветы и помогать Ин Да готовить миндальный тофу. Они становятся для него семьей – той опорой и поддержкой, которую он потерял когда-то давным-давно. И только за это лишь Сяо может бесконечно благодарить Моракса, который спас его из вечного заточения. За Фэй Лю он наблюдает только издалека – она кажется ему эфемерно хрупкой, какой-то нереальной. В ней нет силы, какой наделены другие Якши, однако она все равно носит этот титул с гордо поднятой головой. Она никогда не выходит на поле битвы, но в Доме – их гнезде, штабе, базе – неизменно появляется когда нужно. Все Якши послушно приходят к ней с ранениями – знают, что будет хуже, если не прийти. Фэй Лю – морозный воздух, хруст снега под ногами, оседающие на лице снежинки: колкие, хрустальные, тающие быстро и оседающие на коже влагой. Когда ее ледяные пальцы мягко дотрагиваются до кожи, Сяо вздрагивает, но не отстраняется – по венам растекается привычный холод, снимающий боль и усталость. Она заканчивает и прячет ладони в просторные рукава ханьфу. Сяо привычно коротко благодарит ее и чувствует, как сердце заходится непривычно громким стуком. – Ты слабая, – говорит он, стараясь заглушить странные эмоции куда более понятными: раздражением или равнодушием. – Целители и не должны быть сильными, – жмет плечами Фэй Лю. Темно-синие волосы, струящиеся по спине, к концам завиваются кольцами, и Сяо отворачивается, словно увидев что-то слишком интимное. Фэй Лю привычным жестом поглаживает маску Якши, прикрепленную к бедру, и добавляет: – Моя задача – сделать так, чтобы вы, сильнейшие, жили. И тогда я смогу считать себя сильной вместе с вами. Сяо отворачивается и вылетает из лазарета, чуть не сбивая с ног стоящую у дверей Гань Юй. Вслед ему несется тихий смех, который отдается в памяти эхом еще долгое время.***
Первой поддается тьме Ин Да – наглая, вспыльчивая, горделивая, но родная сердцу, почти сестра. Просто в один день Фа Нань возвращается, до побеления костяшек сжимая красную маску Якши, и все становится понятно без слов. Ми Ну, всегда открытая на проявление эмоций, прячет лицо за ладонями и растворяется в каплях росы, и по ветру еще долго разносится ее протяжный, болезненный плач – она и Ин Да были чем-то большим, чем просто семьей. Фа Нань некоторое время стоит перед ними и не шевелится, а после безвольно оседает на пол, и вся его огромная, мощная фигура – скала, монолит – кажется способной сломаться от одного лишь дуновения ветра. В больших ладонях он держит узорчатую деревянную маску с такой осторожностью, словно от этого зависит его жизнь. – Я не уберег ее, – надломленно произносит Фа Нань, и каждое его слово врезается Сяо прямо в сердце. Стоящий рядом с ним Фу Шэ пошатывается и опирается плечом о стену. – Не спас. Я должен был… должен был… что-то сделать. Но я… Сяо хочет сказать: «Это не твоя вина, мы все знали, на что идем», но с его губ не срывается ни звука. Он испускает вздох и чувствует, как слабеют ноги. Сердце в груди колотится с такой силой, будто готово проломить грудную клетку. Ему больно, бесконечно больно, словно у него отняли солидный кусок души. Ин Да, пламенно-рыжая, как простирающийся над горами Ли Юэ закат, как спелый закатник, стекающий соком по подбородку, как своенравный, дикий Пиро элемент, подчиняющийся длинным узловатым пальцам с завидной легкостью. Ин Да, улыбающаяся во весь клыкастый рот, ругающаяся с Фу Шэ из-за всяких мелочей и втихаря перебирающая длинные волосы Ми Ну, обсуждающая с Фа Нанем древние искусства и готовящая Сяо миндальный тофу. Сяо не хочет верить, что она мертва. Маска в руках Фа Наня – единственное, что от нее осталось. Наверное, Ин Да истаяла огненными искрами, или сгорела в жарком пламени, или рассыпалась еще горячим пеплом – она всегда любила красочные и эффектные появления и наверняка исчезла так же ярко. – Она поддалась карме, – тихо говорит Фа Нань. Сяо бросает взгляд на его пальцы и видит на них кровь. – Я не мог… дать ей сойти с ума окончательно. Она прошла точку невозврата. Тьма уже захватила ее разум, и последнее, на что ее хватило – это попросить о быстрой, безболезненной смерти. И я исполнил ее желание. Фу Шэ шумно выдыхает, приглушенно рычит и, разворачиваясь, исчезает в лиловой вспышке. Запах озона щекочет ноздри, но Сяо продолжает стоять – ему важно знать, что скажет Фа Нань, будь это хоть трижды очевидно. И Фан Нань не заставляет ждать – с тонких губ слетает тихое: – И я убил ее, – он приподнимает голову и глядит на Сяо с больной, изломанной улыбкой. – Она не страдала. Рвется тонкая нить, соединявшая его с Ин Да, и в душе остается одна лишь пустота. Сяо думает: он должен был знать, что все когда-нибудь так и закончится, что это логический финал, к которому придет каждый из них. Он должен был быть к этому готов, ему не должно быть так плохо… …но он вспоминает широкий победный оскал, которым Ин Да одаривала его каждый раз после победы в спарринге, сладость миндального тофу, который она готовила специально для него, и всполохи пламени, любовно переплетающегося с хрустальными каплями воды. Зрение почему-то мутнеет, и Сяо, прикасаясь к щеке, с удивлением обнаруживает, что плачет. На плечо ложится ледяная ладонь, и Фэй Лю обеспокоенно заглядывает ему в лицо. Сяо смотрит не на нее, а на красновато-рыжую маску в руках Фа Наня. От Фэй Лю веет холодом вперемешку с сочувствием, когда она опускается перед Фа Нанем на колени и берет его лицо в ладони. Только тогда Сяо замечает, что золотистую кожу расчерчивают уродливые чернильные узоры, и его сердце пропускает удар. Фэй Лю тихо поет – ее голос, полный печали, растекается в воздухе колючим морозом и оседает на коже снежинками; пальцы, белые, как снег, загораются нежным голубоватым светом и ласково обводят метки, оставленные вырвавшейся из-под контроля кармой. Она стирает черные следы с кожи Фа Наня, и Сяо с облегчением чувствует, как пропадает присутствие смерти, горчащее на основании языка. – Прости, – бормочет Фа Нань и обессиленно утыкается лбом в ладони Фэй Лю. Она ласково, как мать – маленькому ребенку, треплет его волосы, и Сяо этот жест кажется донельзя чужим. То, как Фа Нань подставляется под слабые бледные руки, как отчаянно жмурится, стараясь сдержать слезы, как вжимается лицом в хрупкое плечо… Фа Нань, грозный, невозмутимый Фа Нань, способный двигать горы взмахом руки и сокрушать врагов выверенными взмахами двуручного меча, сейчас кажется моложе и меньше леденяще звонкой Фэй Лю. – Все в порядке, – шепчет в ответ Фэй Лю. Сяо думает, что лишний здесь, но она тут же поднимает глаза и взглядом зовет к себе. Как завороженный, Сяо падает на колени рядом с ними и обнимает со всей силы, утыкаясь лицом в руку Фэй Лю. – Я должен был… – задыхаясь от слез, бормочет Фа Нань. – Должен был… Сяо закрывает глаза, когда Фэй Лю невесомо касается губами его макушки и прижимается щекой к волосам. Легкую дрожь, сотрясающую ее плечи и спину, он принимает за беззвучный плач. От Фэй Лю тянет морозом, но в этом запахе прорезаются нотки чего-то непривычно горького; впрочем, Сяо, предающийся общему горю, совсем не обращает внимания. Значение имеет лишь навечно оборвавшаяся связь с Ин Да, и Сяо оплакивает ее потерю так искренне, как только способен.***
Падение Ми Ну – лишь вопрос времени. Сяо знает, насколько нестабильной она становится после гибели Ин Да, и они с Фа Нанем и Фу Шэ не решаются оставить ее одну. Ми Ну, веселая, жизнерадостная Ми Ну гаснет, как спичка, и с каждым днем ей становится все хуже и хуже. Нет больше поражающей воображение меткости и болтовни, способной ненавязчиво заполнить любые пробелы в разговорах. Чаще всего Ми Ну молчит и отвечает на вопросы практически невпопад. Сяо уверен, что ей тяжелее всего – он только начал разбираться во взаимоотношениях Ми Ну и Ин Да, и ему все еще сложно дотянуться до истины, особенно теперь, после гибели последней. Фу Шэ утверждает, что Ми Ну нужно время, но сколько именно? Сяо убеждает себя, что все они знали, на что шли. Он не озвучивает это вслух, скорее, просто в очередной раз напоминает себе о том, что это логический итог, однако легче не становится. Он глядит в пустые глаза Ми Ну и не видит ничего, кроме всепоглощающего безразличия, которое затягивает в омут с головой. Сяо умоляет Моракса поговорить с ней – кто поймет ее душу лучше, чем господин, ведающий жизнями своих подчиненных? – и он соглашается. Сяо не знает, о чем Моракс разговаривает с Ми Ну целую ночь; на утро она выходит болезненно бледная, но с неуверенной тенью улыбки на губах. Ей требуется время на восстановление – рядом с ней всегда остается кто-то для пригляда, потому что все они разумно опасаются, что Ми Ну опять натворит глупостей. Она одна из сильнейших Якшей, но даже сильнейшим иногда требуется помощь. Тогда к ней приходит Фэй Лю – она заключает слабые пальцы в ладони и мурлычет колыбельную, укладывая голову Ми Ну на плечо. После таких визитов кажется, будто в Ми Ну вдыхают жизнь – она улыбается и снова начинает шутить, ее движения становятся ярче и свободнее. Только состояние Фэй Лю почему-то ухудшается. Она, конечно, никому об этом не говорит и старается не показывать своей слабости, но пытаться обмануть Сяо бессмысленно – он привык замечать слишком многое и игнорировать то, что другие пытаются скрыть, не умеет. Каждый раз она утомленно прикрывает глаза и поджимает губы, а после уходит куда подальше – к Гань Юй – и остается с ней дольше, чем всегда. – Что с тобой? – спрашивает Сяо, перехватив ее за запястье. Кожа Фэй Лю кажется холоднее обычного, хотя, казалось бы, куда уж больше? Спокойная улыбка Фэй Лю становится болезненной, и она жалобно заламывает брови, из-за чего ее лицо приобретает страдальческое выражение. – Ты больна? – Мне больно, Сяо. Пусти, пожалуйста, – говорит Фэй Лю. Сяо мимолетно вспоминает хруст костей, сломанных во время его беспамятства, и отпускает руку, которую Фэй Лю в тот же момент прижимает к груди как величайшую драгоценность. Глядя на то, как Фэй Лю растирает запястье, Сяо испытывает сожаление: он должен был помнить, какая Фэй Лю слабая и хрупкая, а не причинять ей вред. – Ты больна? – упрямо спрашивает Сяо и угрожающе склоняет голову. Фэй Лю угрозой не проникается – ее улыбка снова становится спокойной, как морская гладь, и она привычным движением прячет ладони в широкие рукава. – Я просто устала, – отвечает Фэй Лю и отступает на шаг назад, будто проводя между собой и Сяо невидимую границу. Стеклянная стена, думает он: близко, но не коснуться и мизинцем. – В последнее время мне плохо спится. Сяо не верит – ложь, сквозящая в ее голосе, слишком очевидна. Тем не менее, он не переступает черту и остается стоять на месте, даже когда Фэй Лю кланяется и уходит. Узкие плечи дрожат, хоть она старается идти ровно, и ее слегка пошатывает из стороны в сторону. А потом Ми Ну гибнет, и ему вновь становится не до этого. На одной из их совместных зачисток Сяо не успевает добраться до Ми Ну прежде, чем ее накрывает тьма, и она собственноручно перерезает себе горло – безо всяких сомнений, без малейшего колебания. Рука, за которую он ее хватает, растекается прозрачной водой, и Ми Ну напоследок улыбается Сяо тепло и нежно – чернильные узоры кармы безжалостно вгрызаются в ее тело и переплетаются между собой узлами. Она закрывает глаза и превращается в жидкость, которая тут же впитывается в землю, а у Сяо в груди еще одна нить обрывается со звонким треском. Сяо пустыми глазами смотрит на синюю маску с четырьмя прорезями для глаз, а после крепит ее к поясу и вскидывает копье в тот же момент, как злые духи набрасываются на него с особой жадностью. Он возвращается домой разбитый и потерянный – мир вокруг смазывается в одно сплошное пятно, и Сяо чувствует, как боль бурлит под кожей и выворачивает внутренности наизнанку. Маска Ми Ну тихонько стучит по его маске, и Сяо бестолково гладит ее кончиками пальцев. Ему пусто, ему так пусто, что хочется умереть – еще одна смерть прибивает его к земле; если бы он знал, что глубокая привязанность причиняет такую боль, то никогда бы не стал ни с кем сближаться. Его встречает Фэй Лю, и все забывается само собой – каким-то образом она всегда безошибочно определяет его месторасположение и состояние. Застилающая глаза тьма растворяется под ласковыми движениями чутких пальцев, которыми Фэй Лю гладит Сяо по шее, челюсти и скулам, и цепи, тянущие душу на дно, с тихим шелестом исчезают. Фэй Лю спасает его от участи быть задушенным кармой – Сяо не знает, как она это делает, но с каждым словом, который нежный голос выводит в песне, ему становится легче. Так же она делала и с Фа Нанем после гибели Ин Да, так же помогала и Ми Ну, находящейся на грани, так же вытащила и Сяо мгновение назад. Кусочки паззла встают на свои места, и Сяо перехватывает руку Фэй Лю прежде, чем она успевает отстраниться и сбежать. Он прижимается губами к внутренней стороне запястья и смотрит Фэй Лю в глаза. Впервые на его памяти она вздрагивает и отводит взгляд первая – это можно было бы засчитать за победу, если бы не ситуация, в которой они оказались. – Чем ты расплачиваешься за это? – шепчет Сяо, и Фэй Лю вздрагивает повторно, а после поджимает губы. – Я просто сильно устаю, – отвечает Фэй Лю. Ее кожа под пальцами Сяо мертвецки холодная, словно она уже не живая, и это пугает сильнее всего. – Ты не просто лечишь, Фэй Лю. Ты сводишь на нет действие кармы, – цедит Сяо сквозь зубы. От звука своего имени Фэй Лю вздрагивает и сжимается, и кажется совсем маленькой и хрупкой. Запах мороза становится сильнее, и сквозь него проступает отчетливая металлическая нотка – она оседает на основании языка медью и солью. – Это не может окупаться одной лишь усталостью. – Не это сейчас важно, – едва слышно говорит Фэй Лю и неуловимым движением высвобождает запястье из хватки Сяо. Она невесомо гладит его кончиками пальцев по скуле, а после забирает маску Ми Ну и прижимает ее к груди. Сяо видит, как мелко дрожат руки Фэй Лю, пока она выпрямляется в полный рост. – Ты должен проводить Ми Ну вместе с Фа Нанем и Фу Шэ. – А ты? – в лоб спрашивает Сяо. Бессилие душит, а Фэй Лю, ускользающая от прямого ответа, раздражает – Сяо не знает, с какой стороны подступиться с ней, чтобы заставить выложить всю правду. Боль жжет легкие, в горле встает тугой ком, который обращается острыми шипами, стоит только Фэй Лю отвести взгляд. Она всегда, всегда проводит между ними незримую черту, за которую не осмеливается заступать сама и не дает заходить другим. Фэй Лю скрывается за стеклянной стеной – она неизменно рядом, но протянутая к ней рука обязательно наткнется на преграду. Что заставляет ее выстраивать стену? Разве она не должна была уже давным-давно удостовериться, что жизнь Якши до смешного коротка и неблагодарна? Единственной, кому она позволяет заступать за черту, является Гань Юй, ее сестра. После ритуала прощания с Ми Ну, Сяо отправляется к ней, пытаясь отыскать истину, и видит что-то больное в лиловых глазах. Мадам Пинг укоризненно качает головой, когда Гань Юй тихо отвечает что-то неразборчивое и отворачивается, и припечатывает необычайно строго: – Это не наша тайна, дитя. Не мы храним ее, не нам ее и разглашать. Господин Моракс и Фэй Лю делят ее на двоих, и только они вправе решать, кому ее доверить, а кому нет. Не терзайся попусту. Сяо поджимает губы – оборванная нить связи с Ми Ну в агонии пульсирует под ребрами, напоминая ему, за кем не усмотрел, кому не смог помочь. Две оставшиеся нити – пурпурная и медная – истончаются прямо на глазах, а бледно-голубую, почти прозрачную, едва ли можно поймать. Фу Шэ все чаще пропадает за пределами Дома и возвращается бледной тенью самого себя. Он уже не светится энтузиазмом, скорее, напоминает грозовую тучу, готовую в любой момент разразиться дождем и молниями; взгляд его так и говорит: «Не тронь». Фа Нань, в свою очередь, закрывается в себе – прячется в равнодушие, как черепаха в панцирь, и прекращает реагировать на внешний мир. Нет больше мудрых советов, нет утренних тренировок, нет широких ладоней, треплющих его по голове, словно маленького ребенка; семья Сяо, обретенная через столько боли, столько страданий, разваливается по частям. Он не может обратиться к Мораксу, у которого и так слишком много забот, а потому отчаянно пытается склеить те осколки, которые валяются под его ногами, и неизменно режет пальцы об острые грани. Сяо не мастер задушевных разговоров, он не знает, как лечить чужие души, но, кажется, у него что-то потихоньку начинает получаться. Первая за долгое время кривоватая улыбка Фу Шэ отдается в сердце чем-то теплым, а осторожное прикосновение Фа Наня проходится по коже волной мурашек. Сяо думает, что ему по силам справиться – где-то за стеклянной стеной на него мягко, ободряюще смотрит Фэй Лю, и ее морозные пальцы неизменно стягивают паутину кармы из раза в раз. Сяо хочется верить, что все будет хорошо. Он забывает – не хочет вспоминать? – о том, как коротки их жизни.***
Фу Шэ убивает Фа Наня во время одной из зачисток в тот же момент, как по смуглой коже расползаются уродливые чернильные узоры кармы, – он не колеблется ни на мгновение, когда мечом сносит чужую голову. Взгляд у него безумный; он ошарашенно смотрит на пальцы, покрытые кровью, а после – на рассыпающееся золотой пылью тело Фа Наня. Медная нить связи лопается с таким оглушительным треском, что Сяо глохнет. Он машинально хватает Фу Шэ в охапку и переносится в Дом. Обеспокоенная Фэй Лю тут же появляется около них, и Фу Шэ шарахается в сторону. Он скалится и смотрит на Фэй Лю злыми, дикими глазами. Сяо старается взять его в захват, потому что чувствует, как карма Фу Шэ выжирает его изнутри. – Лучше добей, – цедит Фу Шэ сквозь зубы и не подставляется под прикосновения. Воздух потрескивает от напряжения, его щеки расчерчивают влажные дорожки слез, и он выплевывает почти что с ненавистью: – Я устал от этого. Устал! Я не могу так больше! Не смей ко мне прикасаться! Просто дай мне уйти! – Я помогу, – мягко, но настойчиво произносит Фэй Лю, будто совсем не слышит злых слов. Ее пальцы покрываются изморозью и касаются скулы Фу Шэ, который тут же обмякает и обессиленно закрывает глаза. – Я помогу. У Сяо внутри все рвется и разбивается на осколки; в висках стучит набатом «не уберег, не уберег, не уберег, не–». Он задыхается, ему так больно, ведь все, что он с невероятным трудом собирал из осколков, что так любил и берёг, снова падает в пропасть, и Сяо хочется рухнуть в бездну следом. – Сяо, Сяо, тш-ш-ш, – шепчут знакомые губы, и у него едва ли получается сфокусироваться на небесно-голубых глазах. – Возвращайся, пожалуйста, ты нужен Ли Юэ. Ты нужен Мораксу. Ты нужен людям. Они находятся в лазарете; с трудом Сяо вспоминает, что отключившегося Фу Шэ он дотащил до покоев на своих плечах. Сяо как в каком-то трансе хватает ледяную руку и прикладывает ее к щеке. Холод растекается под кожей и проникает в глубины души, промораживает насквозь уставшее, расколотое сердце и дарит покой. На лице Фэй Лю отчетливо читается боль ничуть не меньшая, чем его собственная; она крепко жмурится и поджимает губы, а после испускает дрожащий выдох. Ее тело сотрясается как от лихорадки, и она, белая, как снежный покров, отчаянно пытается согреть замерзшие ладони дыханием. Отчаяние застилает Сяо глаза, и он совсем не ведает, что творит, – протягивает к Фэй Лю руки, сгребает в объятия и прижимает к себе. Поцелуй выходит коротким и соленым – крупные слезы скатываются по бледным щекам, и Сяо, отстраняясь, стирает их губами. – Не бросай меня, – тихо и горестно просит он. Пальцы скользят сквозь длинные шелковые пряди и перебирают кудри. Внутри пусто и одиноко – слова Фу Шэ, живого Фу Шэ, еще не сгинувшего под действием кармы, пронзают его сердце ледяными иглами. Сяо совсем не хочет думать о том, что скоро, совсем скоро… – Не бросай. Прошу тебя. – Конечно, – шепчет Фэй Лю. Тонкие ледяные пальцы невесомо гладят основание шеи – робко и неуверенно, будто она чего-то опасается. Сяо перехватывает ее руки и прижимает к своей груди, даже сквозь плотную ткань ощущая мертвецкий холод кожи, и накрывает ладонями. В ее голосе Сяо слышит ложь, но молчит – ему все еще хочется верить, когда верить уже совсем не осталось сил. Следующим днем Фу Шэ уходит на задание и не возвращается. Сяо знает, как знают и все вокруг: он больше не вернется. Эта мысль возникает в его голове совершенно случайно, и после нее становится совсем пусто. Эта сосущая пустота вынуждает его жаться к Фэй Лю как к последнему оплоту спокойствия и искать утешения в ее объятиях. Он чувствует, что стеклянная стена идет трещинами против желания хозяйки, – Фэй Лю совсем перестает контролировать происходящее, которое ловко ускользает из ее пальцев. Моракс говорит: «Фу Шэ пропал», и Сяо слышит невысказанное: «Или же обратился во тьму». Моракс говорит: «Мне жаль» и треплет Сяо по голове, и Сяо эхом отвечает: «Мне тоже». Он уходит от слов бессмысленной поддержки и взваливает на себя еще больше заданий; от сильнейшей пятерки остается один, а от всех тысяч могущественных Якш – какие-то жалкие десятки. Краем уха он слышит, как Гань Юй, невероятно преданная, верная господину Гань Юй о чем-то умоляет Моракса и чуть ли не плачет, однако Моракс остается непоколебим и тихим, сожалеющим тоном отвечает о невозможности расторжения контракта. Фэй Лю впервые оседает на пол, словно ее совсем не держат ноги, с невероятно удивленным выражением лица. У Сяо вздох застревает в глотке, не успевая обратиться в слова. – Что с тобой? – шипит он, подхватывая Фэй Лю на руки. Карма вновь не властна над ним – Фэй Лю и ее способности к исцелению надежно убирают все последствия, однако Сяо даже предложить не может, чем все может обернуться для нее. – Ты больна? Фэй Лю молчит все время, пока он ее несет в лазарет, пока укладывает на койку и суматошно мечется по комнате, не зная, чем помочь. Сяо уже готовится переместиться к господину и попросить о помощи, но проницательная Фэй Лю роняет тихое и спокойное: – Не надо. И он замирает. Во взгляде Фэй Лю – небесная высь, такая яркая и чистая, что Сяо почти слепнет от ее красоты. Она медленно вытирает пот со лба рукавом ханьфу и прячет дрожащие руки в складках одеяния. Сяо опускается на край койки и требовательно заглядывает Фэй Лю в лицо. – Цилини приносят благополучие и удачу, – тихо говорит Фэй Лю и внезапно улыбается – тихо и нежно; взгляд ее становится почти любовным. – Гань Юй перепала эта способность – знаешь, сколько она делает для Гавани и как сильно ее там ценят? Ее мифическая природа способствует всем ее начинаниям. – Не о Гань Юй речь, – резко обрывает ее Сяо, и Фэй Лю вздрагивает – ласковое выражение лица сменяется тревожным и виноватым. Сяо чувствует себя некомфортно из-за таких перемен и стискивает ее ладонь под тканью ханьфу. Он не скрывает тревогу, которая нещадно пережимает ему горло и грозится вырвать сердце из груди. – А еще цилини могут изгонять зло. Во мне только половина мифической крови цилиня, поэтому эта способность досталась мне не в полной мере. Я не изгоняю зло, а забираю, потому что моих сил недостаточно, чтобы избавиться от него. Сяо стискивает руку Фэй Лю крепче. Она даже не смотрит на него – рассеянно глядит куда-то в окно, где к земле льнут могучие горы, которыми полнится Ли Юэ. – Я заключила с господином контракт, – мягко добавляет Фэй Лю. Она наконец-то переводит на Сяо взгляд и тянется мертвецки холодными пальцами к его щеке. Он подставляется под ласку, ловит ее руку и глядит в ответ отчаянно-отчаянно. – Кровь цилиня подарила мне устойчивость к искушению темной стороны. Это сопротивление сильно, но не вечно. Моя задача – сделать так, чтобы сильнейшие защитники Ли Юэ как можно дольше держались в строю. Ну, а контракт близится к завершению. Как думаешь, я заслужила немного отдыха? Сяо молчит. Он подносит руку Фэй Лю к лицу и прижимается щекой, закрывает глаза. Ему хочется сказать: «Откажись, убегай куда подальше, оставь это дело», но не может – знает, насколько Фэй Лю предана господину, как сильно любит Ли Юэ и как заботится о народе, который поклялась защищать. Просить ее сбежать равносильно оскорблению, поэтому Сяо лишь хрипло спрашивает: – Ты с самого начала знала, что так будет? – Да, – просто отвечает Фэй Лю. Сяо поднимает взгляд – Фэй Лю улыбается как человек, готовый к смерти и ничуть не страшащийся ее. – Если такова цена за благополучие Ли Юэ, я готова ее заплатить. Это закономерный итог, понимаешь? Сяо только сухо кивает. В груди разрастается дыра – непомерно глубокая, с жадностью поглощающая свет и оставляющая после себя лишь пустоту. Она щерится ядовитыми клыками и хлопает кожистыми крыльями, поудобнее устраиваясь где-то в животе. Сяо резко поднимается на ноги, не бросив на Фэй Лю и взгляда, и исчезает вместе с потоком анемо. Закономерный итог, думает Сяо. То, к чему Фэй Лю шла с самого начала – к верной, осознанной гибели, способной немного, но оттянуть смерти других Якшей. Если бы Сяо знал об этом первоначально, он был бы осторожнее? Он сумел бы убедить других, они нашли бы вместе выход? Фэй Лю смогла бы прожить немного дольше? Вся ее стеклянная стена выстраивалась лишь для того, чтобы ни с кем не сближаться, чтобы никому потом не было больно – Фэй Лю с ее искренней любовью ко всему живому не хотела заставлять страдать близких ей людей. Сяо знает – как минимум Гань Юй, недавно просившая господина о милости, точно будет скорбеть. Будет скорбеть и он. Некоторое время Сяо ведет себя максимально осторожно, стараясь самостоятельно подавить карму и особо не усердствуя. Тьма выжигает его изнутри, причиняет боль, растекаясь по венам раскаленным жидким железом, но Сяо терпит – ему не впервой, лишь бы не сорваться, лишь бы не переступить черту. Боль – последнее, что может его остановить; он не может позволить себе приблизиться к Фэй Лю, потому что она обязательно заберет карму, как ей предписано по контракту, и на шаг приблизится к гибели. – От судьбы невозможно убежать, – задумчиво говорит Моракс. Сяо вскидывает на него болезненный, полный бессилия взгляд и отворачивается. У господина глаза горят золотым пламенем – чуть менее тусклым, чем обычно, будто припорошенным пеплом горьких воспоминаний. – Не бросай Фэй Лю в столь сложный для нее час. Без тебя ей тяжелее, чем с тобой. И Сяо слушается совета – приходит к Фэй Лю, но, наученный сотнями, тысячами встреч уходит от прикосновений, забирающих карму. Фэй Лю лишь смотрит в ответ странным, глубоким взглядом и словно невзначай переплетает их пальцы. За несколько дней их неловкого, но тесного общения Сяо узнает, что по условиям контракта Фэй Лю не может покидать дом во время миссий Якшей, как и уклоняться от исполнения обязательств, если ситуация совсем критическая; что Фэй Лю любит печенье с предсказаниями, ее любимый цвет – темно-зеленый, а любимый драгоценный камень – кор ляпис, потому что такого же цвета глаза господина. Он впитывает все, что Фэй Лю ему говорит, вплоть до самых мелочей. На ее губах застывает маленькая улыбка, будто намертво приклеившаяся к лицу. Сяо приносит ей печенье-лотосы и дарит букетик шелковых цветов, и Фэй Лю словно расцветает – благодарит так искренне и чувственно, что у Сяо сжимается сердце. Фэй Лю может сколько угодно говорить, что ей не страшно умирать, но Сяо знает, что она, толком не видевшая мир, хочет жить больше, чем кто бы то ни было. Он, знающий только о том, как убивать, искренне, страстно хочет спасти. Он оступается единожды – отказывается от сопровождения других Якшей и отправляется на Тростниковые болота в одиночку. Сил тьмы оказывается больше, чем Сяо предполагает, и они давят его числом. Все мысли вытесняет привычное убей-убей-убей-убей, которому он отчаянно сопротивляется, – только не сейчас, не когда он так близок к цели, не когда он обещал Фэй Лю вернуться в целости и сохранности. Веет знакомым морозом, и внутри у Сяо все рвется на части. Тонкая фигурка, объятая синим шелком, ступает на разгоряченную, вспаханную землю, и мир вокруг вспыхивает бело-голубым светом, изгоняющим тьму. У Сяо из груди рвется не крик – звериный рык, но темная пелена заволакивает его глаза и гасит сознание. Он перешел порог, на сей раз окончательно – переоценил возможности, оказавшись чрезмерно самоуверенным. Уродливые демоны, миазмы богов древности отступают, сдаваясь под действием промозглого холода, и пугливо прячутся по теням. Фэй Лю падает на колени прямо в грязь и берет лицо Сяо в ладони. Ее пальцы загораются белоснежными узорами и взаправду леденеют; все тело сотрясается крупной дрожью, а с посиневших губ срывается облачко пара. Она не может быть здесь, не имеет никакого права – контракт запрещает ей выходить за пределы Дома, и откат уже бьет по ней. Мрак отступает медленно, но верно, и Сяо, прорываясь сквозь тьму кармы навстречу холодному свету, слышит тихое умоляющее: – Позаботься о Гань Юй, ладно? Она еще такая глупышка, за ней глаз да глаз нужен. И не спеши уходить, как бы тяжело тебе ни было. Ты нужен Мораксу, нужен Ли Юэ, нужен его жителям… – А тебе? – хрипит Сяо – тело будто налито свинцом, и каждое движение отдается невыносимой болью. Фэй Лю страдает – это он видит даже затуманенным взглядом, которым не мигая изучает ее лицо. – И мне, – со смешком отвечает она. – Но я подожду сколько потребуется. Фэй Лю вскидывает голову и улыбается, наблюдая за тем, как первые рассветные лучи окрашивают небо. Сяо надсадно хрипит и пытается дотянуться до нее, остановить, заставить прекратить – если она продолжит в том же темпе, если заберет всю тьму, которую Сяо вобрал в себя, то погибнет. Он не может этого допустить, не имеет никакого права, но ему не хватает сил, чтобы оттолкнуть нежные ледяные руки. – Этот мир прекрасен, – произносит Фэй Лю. Ее лицо покрывается слоем льда, будто промерзает насквозь, и все тело, сотрясающееся крупной дрожью, источает мертвецкий холод – Сяо чувствует это кожей, которой соприкасается с ее бедром. Она склоняет голову, не прекращая вытягивать карму, и, нежно глядя на Сяо, просит: – Береги его вместо меня, ладно? Уродливые отметины кармы пропадают с кожи Сяо, и он может сделать нормальный вздох. Он в ту же секунду хватает Фэй Лю за руку, но она рассыпается прозрачными кристаллами льда прямо в его пальцах. Сяо застывает, не в силах пошевелиться, и пустым взглядом смотрит на снежинки, которые тают от тепла его кожи. Сяо хочет думать, что все это страшный сон, бесконечный кошмар, из которого нет выхода. Он вот-вот проснется и поймет, что ему все приснилось, и Ин Да снова будет творить на кухне, Ми Ну – учить Сяо стрелять из лука, Фа Нань – звать на утренние тренировки, а Фу Шэ – приглашать любоваться звездопадом. И Фэй Лю будет весело сверкать глазами и сжимать его руку холодной ладонью, быстро целовать в щеку, пока никто не видит, и нежно улыбаться в ответ на искренние признания. Сяо будет перебирать густые волосы, вьющиеся кольцами ближе к концам, и обязательно покажет рассвет с самой высокой точки Ли Юэ – ему точно хватит сил перенести ее туда даже на руках и пешком. Сяо с надеждой открывает глаза, но ничего не меняется. В россыпи прозрачных ледышек лежит нежно-голубая маска с узором из снежинок по бокам. Он цепляет ее за край негнущимися пальцами и подтаскивает ближе к себе. Рассветный луч скользит по лицу, радостно знаменуя новый день, но Сяо вскидывает голову и заходится горестным воем. И тогда приходит тьма.