ИО старшего брата

      Мерт стоит, не чувствуя опаляющего лицо жара, и тщетно пытается дышать. Он не слышит ни суетящихся поблизости людей, ни рева пламени: отчаяние – плотное и черное, как дым пожара, вытеснило их без остатка, стерло. Оно жжет и режет глаза, набивается в легкие, заставляя надсадно кашлять... Страшно и горько: кругом не осталось ничего, кроме огня и отчаяния, а надпись на знакомой до дрожи старенькой вывеске по-прежнему гласит: «Умут». Огонь ее не касается, будто нарочно обходит стороной. Странно, но Мерта это чертовски злит. Хорошо… Злость придает сил.       - Отец?.. - он сам не понимает, как ему удалось разлепить намертво спекшиеся губы, и тем более – как пожилой мужчина в смешной кепке его расслышал. – А что случилось с хозяевами?       Время, которое и без того едва плелось, теперь и вовсе трусливо замерло. А потом дрогнуло и понеслось в привычном своем темпе, когда позвучал ответ…       Они вышли в последний момент. Они вышли.       Эта фраза гремит в ушах, заглушая приближающийся вой пожарных сирен, и ударяет в голову почище самого крепкого алкоголя. Во всяком случае, когда Мерт разворачивается и шагает прочь от кафе, его ощутимо ведет.       Впрочем, каким бы пьяным он себя ни чувствовал, а прицепившийся «хвост» все-таки разглядеть успевает – сказывается опыт. Когда столько лет ведешь двойную игру, волей-неволей учишься замечать такие вещи. А еще Мерт, конечно, узнает преследователя – одного беглого взгляда сквозь дым и резь в глазах оказывается достаточно. Этого ни с кем не спутаешь.       - А, сокурсник… Что же ты, приятель, такой широкий? В целом огромном мире мы с тобой никак не разминемся, куда бы я ни пошел, ты все время оказываешься на моей дороге! – шепчет Мерт и ускоряет шаг, торопясь убраться от людных улиц. Если намерен забрать жизнь полицейского – лучше делать это подальше от посторонних глаз.       Он почти бежит, ныряет в проулки и арки. В какой-то момент даже кажется, что перестарался, и Сарп, замешкавшись, потерял его из виду. Шайтан раздери, этого только не хватало!       - Нет, брат, ты уж меня найди. Найди меня, слышишь?.. – бормочет бывший полицейский.       Это кажется ему очень важным, потому что сейчас самое время разрешить их маленькое разногласие. Двоим им на земле места не хватит.       Мерт вздыхает с облегчением, когда ненавистная фигура в темно-серой куртке выходит из-за поворота. Ах, зря он усомнился в Сарпе! Конечно, тот его нашел, иначе и быть не могло. Вот и отлично. Просто замечательно, потому что они почти на месте!       Мерт хорошо знает этот район, с детства знает, будь оно трижды и четырежды проклято… Сколько ж он мотался по таким вот промзонам, уже в те дни обветшалым и заброшенным!.. Теперь тут и вовсе одни развалины - то, что нужно, никто сюда не сунется.       Что здесь было раньше – склад, цех? Замок на ржавой створке давно сбит, помещение встречает застоявшимся воздухом, здесь жарко и пахнет плесенью. Что ж, добро пожаловать!       Мерт щелкает предохранителем и ждет, присев за выступом дальней стены.       Света здесь немного, он сеется из выбитых окон, местами заколоченных фанерными щитами, и силуэт в дверях кажется ненастоящим, нарисованным. Сарп движется плавно – удивительно, как ему удается в тяжелых армейских ботинках не наделать шума, ступая по хлопьям старой известки и осколкам стекла. Движется вдоль стены, и в каждой руке у него по пистолету. Это хорошо, пусть шансы будут равными! Какое-то время Мерт наблюдает за бывшим сослуживцем, а потом выпрямляется в полный рост.       - Не меня ищешь, братишка? – слова срываются сами, можно ведь было и просто выстрелить. Или все же нельзя?..       Сарп уходит в сторону, под прикрытие колонны, но секунды, что он был на свету, достаточно, чтобы увидеть его перекошенное глухой, беспросветной ненавистью лицо. Взаимной, такой взаимной… Мерт и сам чувствует, как у него зубы сводит, как белеют костяшки пальцев. Наверно никогда и никого ему не доводилось ненавидеть так сильно, как Сарпа Йылмаза.       - Я пришел забрать твою душу, мерзавец! – цедит тот, и Мерт едва сдерживает хохот, до того высокопарно это звучит. Но отвечает в тон.       - Это я тебя убью, смирись!       Сарп смещается по кругу – осторожно, не высовываясь. Так по нему не попадешь, только патроны зря тратить… Нужно выждать подходящий момент, обязательно нужно, хоть, видит бог, Мерт ненавидит ожидание. Хорошо, что сокурсник любезно скрашивает его беседой.       - Это я заберу твою жизнь, подонок! В том кафе ты ел вместе с нами, все время был рядом с мамой и Эйлем! Какие у тебя были проблемы, сволочь?!       Несколько мгновений Мерт пытается осмыслить эти слова, а они почему-то упорно не хотят складываться во что-то связное. Кафе? При чем здесь кафе и тетя Фюсун?.. А потом до него доходит, и пальцы впиваются в рифленые рукояти пистолетов – зло и беспомощно.       Вот ты что обо мне думаешь, значит - что именно я устроил этот проклятый пожар, что подверг опасности жизни дорогих мне людей?.. Что стоял и любовался там плодами своих усилий?! Какая же ты сам сволочь, сокурсник, если способен о ком-то вообще такое подумать! И знаешь, что?.. Мне плевать! Должно, должно быть плевать…       Так откуда же берется это нелепое желание ответить?! Объяснить, что он просто не успел, что никогда бы не допустил подобного?.. Шайтан раздери, даже поняв, что Сарп работает на копов, Мерт утаил это от отца, неужели, не ясно, почему?! Но оправдываться перед Сарпом Йылмазом?.. Увольте. Да и не станет тот слушать.       Так уж сложилось, что никто и никогда не слушал его оправданий. Ни Джошкун – в детстве, когда не удавалось распродать проклятые салфетки, ни отец, когда Мерт пытался объяснить ему, что не всесилен, и не может достать у полиции нужные документы или замести следы… Когда открылась правда о его связи с Кебабщиком Джелялем, Мерт сам не понял, зачем сорвался посреди ночи к Эйлем и тете Фюсун: ведь не думал же он в самом деле, что они станут его слушать?.. Они и не стали. Так чего говорить о Сарпе?       - Ты много болтаешь, сокурсник, - смеется Мерт, и сам чувствует, каким фальшивым и больным кажется его голос. И снова приходит спасительная злость.       Он делает шаг и спускает курок; заблудившееся эхо выстрела мечется между стен. Мерт смещается за одну из опор, и едва успевает отпрянуть, когда ответный выстрел выбивает из нее тучу кирпичной крошки. Что ж, обмен любезностями можно считать законченным.       Уйти перекатом, успеть высадить еще четыре пули – одна проходит до обидного близко от цели, но все-таки Сарпу везет. Он, конечно, не уступает: палит с обеих рук, и скоро в и без того душном помещении становится вовсе нечем дышать от смеси пороха, известки и кирпичной пыли. Новый выстрел, и пуля чиркает по стене чуть левее его, Мерта, лица – так близко, что ему кажется, будто он кожей ощущает, какая она горячая.       - Опять в молоко! Смотрю, сокурсник, ты после академии здорово растерял навыки! – Мерт давится не то смехом, не то кашлем, во рту - омерзительный привкус извести. – Иначе как объяснить, что тебе вообще зачли «огневую» при таких-то промахах.       Сарп заходится сдавленной бранью, которая сразу же тонет в новой череде выстрелов. А впрочем, на этот раз примешивается что-то еще… Треск, грохот, вибрация?.. Громче, громче… Мерт краем глаза видит, как опрокидываются кирпичные опоры, как с треском оседают на пол какие-то балки и куски арматуры. Один из них проходится по ребрам, заставляя согнуться от боли, а выпрямиться Мерт уже не успевает, потому что пол трещит и крошится под ногами, как зачерствелый хлеб.       Короткий миг свободного падения и боль, навалившаяся сразу ото всюду. Он не теряет сознания, просто на какое-то время оказывается ослеплен и совершенно ничего не соображает. К тошнотворному привкусу извести примешивается металл, и Мерт пытается откашляться, но пыль еще не осела, и продолжает набиваться в рот и в ноздри, обжигает. Он с трудом переворачивается, и силится встать, держась за какую-то трубу, но окровавленные ладони всякий раз соскальзывают с гладкой поверхности.       - Черт подери! Это был твой план, да, пес Джеляля? Справиться со мной по-другому уже не надеешься?       Мерт вздрагивает, и наконец заставляет себя подняться – не валяться же тут в присутствии Сарпа. Ребра при этом взрываются горячей острой болью, так, что хочется выть. Похоже, здорово он их повредил, проверить бы, но под неприязненным взглядом Сарпа это кажется унизительным, и остается только сильнее стискивать зубы. А тот отплевывается от пыли и тоже встает, прихрамывая идет в его сторону. Жаль, оба пистолета Мерт потерял…       Кругом подвал, или подпол – шайтан разберет, как это правильно называется. Потолок низкий - Сарп почти цепляет его макушкой - наполовину разбит, и валяется под ногами неровными рваными осколками, а через провалы сеется жидкий сероватый свет. Кругом ничего, кроме обломков и целых барханов битого кирпича – если долго смотреть, кажется, что они не в подвал провалились, а попали прямиком в какую-то пустыню. Да и пить хочется соответствующе.       - На чем мы остановились, коллега, не напомнишь? – через силу ухмыляется Мерт, и выходит на открытое пространство.       Идти тяжело, ноги норовят подогнуться, а еще он успевает отметить, что, в отличии от него, Сарп один из пистолетов не потерял. Но думать об этом почему-то совсем не хочется.       - Кажется, ты наконец собирался сдохнуть, - охотно откликается Йылмаз.       Почему-то он все-таки не стреляет – может, патроны кончились? – а бьет в лицо мощным боковым ударом. Мерту почти удается уйти, но проклятая боль, завязшая между ребер не хуже тюремной заточки, сковывает движения, и кулак сослуживца все-таки проходится по скуле. Мерт делает несколько неловких шагов назад и цепляет плечом какой-то угол, тот подается, заполняя помещение новым треском и грохотом. Сквозь темень и рябь в глазах Мерт видит, как сверху летят обломки потолка и еще какой-то мусор, тщетно пытается откатиться, но тело не слушается. Чьи-то руки бесцеремонно отшвыривают в сторону, и бетонный блок величиной с хорошую тыкву рушится на пол, разлетается на множество колких крошек. Рядом падает Сарп, давится кашлем вперемешку с отборной тюремной бранью.       Когда все заканчивается, становится ясно, что дела обстоят не лучшим образом. Новый обвал загнал их в угол, отрезал отовсюду, откуда только можно. Теперь все, что у них есть – это пространство метров пять в одну сторону и еще меньше – в другую. А дальше только обломки. Это все, что можно разглядеть, потому что света теперь совсем мало – он просачивается тоненькими струйками через щели завала. Обозначает острые края арматуры, обветшалые стены и лицо Сарпа совсем рядом – перекошенное болью, злобой и непривычной растерянностью.       - Проклятье! – шепчет этот сукин сын. – Похоже тебе повезло, закончить разговор у нас сегодня не получится.       Мерт коротко лающе смеется.       - Не оправдывайся, мы оба знаем, кому из нас это на руку! Если бы не обвал, я бы прикончил тебя, не сомневайся!       В одном Сарп определенно прав, договорить у них не получится. Здесь не то, что драться или стрелять, здесь шевелиться лишний раз страшно – рухнет к чертям. И все-таки они шевелятся – осторожно, не сговариваясь, отползают в разные стороны, как можно дальше друг от друга.       - Поверить не могу, что ты в нескольких метрах от меня, а я даже не могу тебе врезать, - бормочет Сарп.       - Видит аллах, твои чувства взаимны, сокурсник!       Мерт осторожно проводит ладонью по ребрам - справа, там, где беснуются вспышки боли, и чувствует, как намокла футболка. Интересно, сколько им так сидеть, вызовет ли кто-то спасателей? Ох, вряд ли. Мерт же сам выбирал это место, сюда никто не суется, и здесь постоянно что-нибудь рушится.       Он стискивает зубы и кое-как тянется за телефоном, но тот оказывается безнадежно разбит.       Судя по тому, что Сарп не пытается ни с кем связаться, у него схожие проблемы – может, тоже раздолбал аппарат, а может, здесь просто не ловит сеть, как тогда, с проклятым холодильником. Только в тот раз было очень холодно, а теперь почему-то наоборот – чертовски жарко, настолько жарко, что воздух, кажется, обжигает гортань. А Сарп возится с маленькой поясной сумкой, достает фляжку и делает несколько шумных глотков.       До чего же ты везучая скотина, сокурсник. У тебя в жизни есть все, даже чертова вода.       Несколько мгновений Мерт зачем-то прислушивается, будто ждет, что ему тоже предложат флягу, и конечно ему ее не предлагают. Вот и отлично, потому что он все равно бы не взял. Только не у этого везучего сукина сына…       А ведь не так уж долго они смогут здесь продержаться. Интересно, будут ли их искать?..       Наверно, последнюю фразу он произносит вслух, потому что Сарп отвечает.       - Меня – да, а вот твою пропажу вряд ли кто-то заметит.       Ах, сокурсник, что ж ты всякий раз по больному?.. Да если б ты стрелял так же метко, как язвишь, я бы уже валялся с двумя пулями – во лбу и в сердце.       - Что ты несешь, отец перевернет весь Стамбул, чтобы найти меня! – выкрикивает Мерт, и словно со стороны слышит свой голос, в котором откуда-то берутся высокие истерические нотки. Надо же… А хотел сказать это спокойно, как данность. Ведь так оно и есть! Отец будет искать.       - Да ну? – отсюда не разобрать, но Мерт готов поклясться, что собеседник его щерится в неприятной, волчьей ухмылке. - А мне сдается, что ему проще купить себе нового «крота», ты-то все равно уже рассекречен! Если, конечно, получится найти еще одного такого же продажного ублюдка…       Мерту хочется вскочить и добраться до горла собеседника, да он бы так и сделал, наплевав на риск нового обвала, к черту обвалы!.. Но вскочить не получается. Словно кто-то тяжелой горячей ладонью вжимает его в усыпанный обломками пол. Мерт не собирается оправдываться перед самонадеянным ублюдком Сарпом Йылмазом, зарекался же!.. И все же слова рвутся с языка…       - Ты не знаешь, о чем говоришь, ясно?! Отец Джеляль не покупал мою верность, он нашел меня в детстве и вытащил с улицы! Стал мне настоящим отцом, слышишь?! Неужели, ты думаешь, он бросит здесь своего сына?!       Кажется, так этот ублюдок и думает, и Мерту плевать на это! Он закроет пасть любому, кто скажет подобное, но… Кто закроет пасть его собственным сомнениям?       Он рассекречен, пользы от него теперь немного – не больше, чем от Давута или любого из отцовских головорезов. Может, и меньше, потому что те куда лучше умеют выпускать людям кишки. Мерт Карадаг был неизменным козырем Джеляля Думана, его защитником, его правой рукой! Был. А что будет теперь?.. Разве отец еще когда-нибудь посмотрит на него с такой гордостью, как прежде, с таким одобрением?..       Незримые пальцы сильнее смыкаются на горле, и Мерт снова заходится судорожным кашлем. Есть ли слова, которые смогли бы выразить хоть бы сотую, хоть тысячную долю той ненависти, которую он испытывает к самонадеянному ублюдку, с которым оказался заперт в этой дыре?! Той ненависти и… той зависти.       Никогда и никому Мерт не завидовал так, как Сарпу Йылмазу.       Ты меня называешь мерзавцем, да, сокурсник? Меня обвиняешь в том, что подверг опасности твоих сестру и мать?! Открой глаза, да никто не виноват в их бедах больше, чем ты, сумасшедший ты ублюдок! Чего ты ждал, когда соглашался внедриться в банду Кебабщика Джеляля, чего?! У меня не было выбора, для меня все решено изначально, но ты-то мог выбирать! Так зачем решил играть с отцом Джелялем, чего тебе не хватало в жизни, а?! Амбиции взыграли, быстрой карьеры захотел? Острых ощущений?! Так вот тебе, куда уж острее! Может, пока мы здесь торчим, они найдут Эйлем и тетю Фюсун!       Да поменяйся они местами, Мерт ни за что, ни за какие блага не согласился бы на подобное! Не подверг бы опасности Фюсун Йылмаз, не причинил бы ей столько боли. Он же помнит, как она плакала, думая, что ее сын работает на мафию! А теперь, когда вскрылась правда, все стало еще хуже… Нет, никогда бы Мерт не поступил так с этой женщиной, он бы все на свете отдал за такую мать! Проклятье, да он бы за любую отдал, но уж если бы довелось выбирать…       - Надеюсь, тебе хотя бы хватило мозгов отправить Эйлем и тетю Фюсун в безопасное место, - выдыхает Мерт.       - О, только не делай вид, будто ты переживаешь! Единственная угроза для них – это ты и твой подонок-отец…       Мерт хочет возразить – сам еще не знает, как, но промолчать кажется кощунством. Никто не в праве говорить в таком тоне про его отца. Не потому, что это неправда, нет…       Что же ты, сокурсник, думаешь, я не знаю?.. Да, я подонок и прикрываю подонков! До последнего буду прикрывать, потому что Кебабщик Джеляль – единственный, кто у меня остался, ясно тебе?! Да, я знаю, кто он, я не питаю иллюзий, но он мой отец, и я пойду за ним до конца! И если ты представляешь для него угрозу, значит, я уничтожу тебя, слышишь?!       Он хочет возразить, но голос окончательно перестает повиноваться, Мерту вообще кажется, что собственное тело все меньше ему принадлежит. Безжизненным становится, пластиковым…       Нет-нет-нет, так не пойдет! Не может же он просто так здесь подохнуть! Не защитив отца от этого словоохотливого урода, не узнав правду о своей семье, не отыскав брата?..       Почему-то подумалось о том, что в жизни Мерта все-таки был один человек, которому он завидовал больше, чем Сарпу - Мустафа, в ту ночь, когда они вдвоем пришли за ним на корабль. Когда Мустафа Думан бросился на шею Сарпу, назвал братом, а тот прижал его к себе. И на ненавистной его физиономии читалось одно единственное слово: «нашел».       Как многое отдал бы Мерт за то, чтобы когда-нибудь оказаться на месте Мустафы, чтобы его тоже однажды нашел и обнял старший брат.       Он все-таки заставляет себя подняться. Шайтан разберет, на что надеется: в одиночку разгрести чертов завал? Докричаться до помощи? Мерт не знает, но если сейчас ничего не сделать, если остаться лежать, то все закончится здесь и сегодня. Не будет ему семьи, не будут ни брата, ни матери! Сарп о чем-то спрашивает, но слов уже не разобрать, да и плевать Мерту, что он скажет. Ему бы дойти, ему бы выбраться, а там…       А потом страшнее боли под ребрами оказывается непрошенная мысль… Он так мечтает найти свою семью, так любит их… Любит, хоть совершенно не помнит! А о чем мечтают они? Кому нужен сын или брат, связавшийся с мафией? Наворотивший все то, что к двадцати с небольшим годам успел наворотить Мерт Карадаг?..       Если кто и мог любить его - таким, какой есть, просто за то, что это он! – то только Мелек. Обычно Мерту приходилось что-то делать, доказывать… Работать на отца, чтобы заслужить его одобрение, быть хорошим полицейским, чтобы завоевать уважение в отделе… Играть того, кем не являлся на самом деле, чтобы его любила Эйлем. И только Мелек ничего не требовала, ничего от него не ждала. Прощала ему и слабость, и слезы под дождем, и ложь, и правду… Но Мелек больше нет, она отдала свою жизнь ради подонка Сарпа, и теперь ждет своего неправедного брата там, за плотной завесой темноты. Так, может, нет ничего плохого в том, что все закончится здесь и сейчас, может, так и должно быть?..       Мерт касается груди – чуть ниже сердца, смотрит на кажущуюся черной кровь. И только теперь позволяет сознанию погаснуть.

***

      Глухой удар заставляет Сарпа вздрогнуть. Проклятье, неужели еще что-то обвалилось? Этак до прихода помощи можно и не дотянуть!       - Черт тебя дери, сослуживец, не смог найти другого места для свидания? – едко интересуется он.       Тот молчит. С ним всегда так, то невозможно заткнуть, то слова не вытянешь… Да и к черту его, последнее, о чем мечтал Сарп Йылмаз, так это слушать треп очередного джелялевского пса - наслушался за последние месяцы, спасибо. Так наслушался, что тошнит. От Мерта и других таких же псов, от размеренного голоса Джеляля, от запаха кебабов… Все, чего он хотел бы от бывшего сослуживца – это поскорее спровадить его на тот свет. Сегодня не сложилось, но, видит аллах, в следующую встречу он это исправит.       Сарп вытаскивает фонарь, и маленькое световое пятнышко шарит по обломкам. Картина оптимистичной не выглядит: начнешь трогать, и все окончательно рухнет, погребая под собой двух идиотов, не сумевших выяснить отношения в более подходящем месте. А потом фонарь выхватывает из темноты скорчившуюся на полу фигуру, и становится ясно, почему Мерт сегодня немногословен.       Надо же, Сарп и не понял, когда того успело задеть, но кажется, дела у сослуживца идут не лучшим образом. Даже отсюда видно, как неестественно остро обозначились скулы, как мелко и рвано вздрагивает грудная клетка. И кровь вокруг – очень-очень много крови. Что ж, туда ему и дорога!       Этой мысли Сарпу хватает на минуту, может, даже на полторы. Потом он, чертыхаясь, встает на ноги и делает шаг к лежащему на полу человеку. Шайтан бы побрал проклятые рефлексы, намертво вбиваемые в голову кадетам полицейской академии!       Кровь, пропитавшая одежду, уже успела подсохнуть, и теперь та липнет к телу так, что не отдерешь, приходится срезать. Мерт без сознания, и привести его в чувство не удается, он только слабо вздрагивает, когда Сарп случайно задевает рваный воспаленный край пореза.       Да, так сразу и не поймешь, то ли Мерт Карадаг чертовски везучий ублюдок, то ли наоборот. С одной стороны, досталось ему сильно, в свете фонаря Сарп может разглядеть крупные волокна мышц, а местами, кажется, и кости. С другой – то, что он вообще еще жив при таком раскладе – большая удача. Впрочем, как подсказывает опыт, это с ним ненадолго.       Сарп не сомневается, что в полиции его хватятся быстро, может, уже к вечеру. Отследят телефон, сложат два и два… Часов пять, максимум десять – для него ерунда. Для Мерта - смертный приговор… Которого тот, впрочем, всецело заслуживает.       Сарп это, конечно, понимает, но все-таки смачивает водой рукав мертовской рубашки и осторожно оттирает кровь вокруг раны, чтобы оценить, нет ли других повреждений. Повреждений хватает: два ребра сломаны, вспухают под кожей неровными буграми. Видимо, все-таки зацепило обломками при первом обвале. Надо же, этот ненормальный уже минут двадцать в таком состоянии, и даже перевязать себя не попробовал… Почему? Неужто боялся, что Сарп воспользуется моментом?       Да, сокурсник, людей ты, видимо, судишь по себе! И знаешь, что, убирайся-ка ты к шайтану с такими суждениями! Может, ты и мразь, достойная поскорей подохнуть, но я-то – комиссар полиции!..       Он стаскивает с себя футболку, хмурится: не лучшая замена бинтам – жесткая и определенно не стерильная - но выбор невелик. Фонарь приходится зажать зубами: руки нужны, чтобы приподнять Мерта и наложить повязки, к слову, тот оказывается не таким уж тяжелым. Сдал он в последнее время, осунулся… А ведь, когда учились, были почти в одном весе, даже пару раз оказывались противниками в учебных спаррингах.       Со спиной дела обстоят чуть лучше: порезов много, собственно, там все в порезах, но они неопасны. Мерт дергается, судорожно хватает ртом воздух, но в себя не приходит. Тем лучше, говорить с ним Сарп точно не настроен. Он стирает с поврежденной кожи кровь и грязь, проверяя, не упустил ли чего-то… И замирает, непроизвольно стискивая зубы на пластиковом корпусе карманного фонаря.       Как же их много – вмятин и шрамов, старых, давно и не совсем ровно сросшихся. Их почти не видно, если специально не смотреть, если не знать, то, наверно, и не заметишь, но Сарп – полицейский, он знает, видел подобное… Так выглядят старые, очень старые следы частых побоев, какие бывают у детей, ставших жертвами насилия – именно у детей, потому что на взрослых так не срастается. Вот только остаются они на всю жизнь.       Пару секунд Сарп растерянно смотрит, на неровные блеклые линии, расчертившие ребра и спину бывшего сослуживца, некоторые из них обрываются, другие уходят вниз под ремень брюк… Потом медленно, со свистом втягивает воздух и начинает бинтовать. Аллах, дай сил. Лишь бы не тряслись руки…       Проклятье!.. Сарп ненавидит лежащего перед ним человека, но еще больше он ненавидит жестокость по отношению к детям – любым, даже тем, которые вырастут и станут такими, как Мерт Карадаг.       А какими, какими еще они могут стать при таком раскладе?!       Некстати вспоминаются слова, брошенные Мертом. «Отец Джеляль не покупал мою верность, он нашел меня в детстве и вытащил с улицы!» - кажется, так он сказал?.. Черт подери… Из какого же ада вытащил его Джеляль Думан?!       Сарп гонит от себя эту мысль, потому что если не прогнать, если позволить ей задержаться в сознании хоть на пару лишних мгновений, то никогда он уже не сможет смотреть на этого человека так, как раньше. Смотреть, и не видеть перед собой одинокого уличного мальчишку, побывавшего в аду. Есть вещи, о которых нельзя думать, есть люди, которых нельзя понимать! Плевать, кто виноват в случившемся, какая теперь разница?.. Мерт Карадаг – лживый ублюдок, много месяцев саботировавший работу полиции, сводивший на нет все их усилия! Из-за него мама и Эйлем в опасности, из-за него Сарп до сих пор не нашел Умута!       Стоит подумать о брате, как к горлу ледяной волной подступает страх, почти что паника. А кто знает, какой была жизнь Умута?.. О, Аллах, если ты и впрямь милостив и милосерден, сделай так, чтобы ему никогда не приходилось пережить того, что пережил этот человек! Пожалуйста, я ни о чем больше не попрошу.       Это кажется какой-то странной сделкой. Будто если здесь и сейчас Сарп Йылмаз не бросит лежащего на полу человека, сумеет вытащить, то кто-то другой однажды поможет его Умуту.       Мерт сдавленно стонет, когда Сарп затягивает повязки, его заметно трясет.       - Уж прости, сокурсник, никто тебя не просил ломать себе ребра, - бормочет Йылмаз.       В подвале душно и невероятно жарко, но того продолжает колотить озноб. Приходится расстелить на полу свою куртку и, стараясь не тревожить повязки, перетащить Мерта туда. Он вертится, пытаясь найти положение, в котором будет не так больно, но когда у тебя сломаны ребра, а мышцы вспороты до кости – это вряд ли возможно. Приходится придержать, пока не стало еще хуже.       - Да можешь ты не дергаться?.. – беспомощно цедит Сарп, сжимая плечо сослуживца.       Тот не слышит, пытается сбросить чужие руки, бьется, рискуя к чертям сорвать импровизированные бинты. И откуда только у него взялись силы?.. Сарп не знает, что еще можно сделать и, беззвучно матерясь, перемещает ладонь на разгоряченный лоб сокурсника – легко, чуть касаясь. Это всегда работало с маленьким братом, если у того поднимался жар, Сарп хорошо это помнит… Как ни странно, сейчас тоже срабатывает: Мерт затихает под его ладонью, даже дышать начинает ровней.       Злясь на него и на себя, Сарп сидит так какое-то время, рука начинает затекать, но убирать ее страшно. Черт подери, он же не врач, откуда ему знать, что делать дальше?! Да, в полиции учат оказывать первую помощь, но что потом?       Бывший сокурсник, а ныне злейший враг лежит теперь неподвижно, только глаза лихорадочно мечутся под закрытыми веками и иногда шевелятся губы – так, словно он пытается что-то сказать. На лбу – крупные капли пота мешаются со следами побелки и крови. У виска налипла прядь волос, и Сарп зачем-то отодвигает ее, заправляет за ухо. А потом вздрагивает, когда горячие пальцы перехватывают его ладонь, сдавливают.       - Брат?..       Мерт бормочет на грани слышимости, может, Сарпу вообще это кажется, но руку он отдергивает так, словно обжегся. Ясно, уже до бреда дошло… Понять бы еще, у кого из них двоих.       Сарп не знает, есть ли у этого парня братья, может, были когда-то. Были и, видимо, умерли, потому что ни один брат, будь он жив, не допустил бы того, что происходило с Мертом в детстве.       Сарп никогда не спросит об этом. Вообще не заикнется о том, что увидел сегодня, это кажется немыслимым. Лучше пристрелит без разговоров при следующей встрече.       Впрочем, до нее Мерту еще нужно дожить, а это кажется все менее вероятным. Сарп, может, и не врач, но и он видит, что жар у сослуживца растет, дыхание становится все более поверхностным и хриплым.       Ну же, начальник, поторопитесь там!..       Шайтан разберет, сколько уже прошло времени – можно посмотреть на телефоне, но он лежит в стороне, а Сарп не рискует отойти. Если верить ощущениям, то долго. У него самого уже голова кружится от духоты, строительной пыли и шайтан знает, чего еще. Он вспоминает, что есть вода и тянется к фляге. Она маленькая и наполовину пуста, тут и одному бы не хватило... Смачивает оставшийся лоскут ткани и осторожно проходится по лицу сослуживца, стирая кровь и грязь. Наверно, вода кажется тому прохладной и немного унимает боль, потому что Мерт улыбается. А потом губы его снова шевелятся…       - Брат…       То ли зовет, то ли спрашивает - не понять. Сарп хочет попросить его заткнуться, или просто зажать себе уши, чтоб никогда больше не слышать это слово из уст продажного подонка…       - Ш-ш-ш. Тише, держись, - шепчет он вместо этого.       А Мерт Карадаг продолжает улыбаться, и на бледном заострившемся лице улыбка выглядит странно, чужеродно. Сарп смотрит на давно знакомые и в то же время новые какие-то черты, и отвести взгляд почему-то не выходит, он словно прилип, присох вместе с кровавой коркой. Сейчас, без привычного самодовольства без вызова, бывший сокурсник выглядит абсолютно другим, и Сарп умоляет аллаха, чтоб у него получилось забыть об этом, когда придет время спустить курок пистолета.       Он приподнимает Мерту голову и осторожно, по глотку, пытается влить в него остатки воды. Тот вертится, заходится кашлем.       Тихо ты, сокурсник, тихо!.. Уж если волей шайтана вышло так, что сегодня я тебе за брата, то имей в виду – за старшего. Так что придется тебе слушаться, ясно? Говорю, пей, значит, надо пить. Говорю, не вздумай умирать — значит, надо держаться…       Сарп винит во всем кислородное голодание, жажду и усталость. А может, он приложился головой во время обвала и сам того не заметил?.. Но именно в эту секунду ему очень важно, чтобы с человеком на полу не случилось ничего плохого. А еще ему жаль, что братьев у Мерта на самом деле нет, потому что ему бы очень пригодился брат. Старший желательно. Чтобы и по шее надавать при необходимости, удержав от глупостей, и вытащить из передряги…       Но брата у Мерта нет, а есть только он, Сарп Йылмаз, и раз уж сегодня все вышло именно так, то и вытаскивать сокурсника придется именно ему. Поэтому, заслышав где-то наверху треск и шелест шагов, Сарп отодвигает раненного сослуживца под прикрытие единственной целой стены и делает выстрел в воздух – так, чтобы наверняка услышали. Глотает поднявшуюся пыль. А еще через час, или полтора смотрит, как за Мертом закрываются двери машины скорой помощи.       Вздрагивает, услышав голос фельдшера:       - Вы не поедете с братом? Он вас зовет.       Сарп давится воздухом, хочет объяснить, что зовет Мерт вовсе не его, что никакие они не братья, а злейшие враги… Но в горле пересохло, и говорить нет ни сил, ни желания. Он виновато отводит глаза и шагает туда, где виднеются огни полицейской машины.       И точно знает, что очень скоро они с Мертом встретятся вновь, и для одного из них эта встреча станет последней. Так просто они уже не разойдутся.       И он, конечно, отчасти прав. Через несколько дней будет встреча на старом заводе. Будут тихий голос Джошкуна и черное дуло, нацеленное в лицо Мерту. И так просто они не разойдутся, это правда… Они вообще никогда больше не разойдутся. Но это будет потом, а сейчас Сарп Йылмаз провожает глазами отъезжающую скорую и набирает номер начальника Юсуфа. Война не закончена, и расслабляться ему нельзя.