И был он слаще мёда...

Кроули, со вкусом потягивая отменное коллекционное вино, сидя на крыше любимого «бентли», не менее заслуживающего стать украшением любой коллекции, любовался прекрасным в своей живописности заходом солнца. Любовался четырехкратно, потому, что наслаждался всем этим великолепием, «Бордо», «бентли» и закатом, отнюдь не в одиночку, а вместе с тем, кого любил. Даже больше, чем своего верного «железного коня». Что говорить, демон даже это по определению отсутствующее в лексиконе адской братии слово был готов сказать, и уже говорил, и готов был повторять его Анри снова и снова. Студент-француз привлек внимание сразу, говоря же в выражениях, которые демону не пристали, Кроули влюбился в него с первого взгляда. Было бы присуще таким, как он, раскаяние, демон бы почти наверняка почувствовал себя виноватым перед старым другом, который, так же почти наверняка, испытывал к нему чувства, причем не ограничивающиеся эфемерно-платоническими. Азирафаэль давным-давно стал ему как родной, с другой стороны, оба начиная ангелами, никем иным, как родными братиками они друг дружке и приходились. Его он любил тоже, конечно, с той лишь невеликой разницей, что Азии ему никогда не хотелось затащить в постель. Где вдвоем с Анри Кроули оказался в первую же ночь последовавшую за днем знакомства. Разумеется, дело было не только и не столько в постели. Которую Кроули с кем только не разделял за время своего многовекового пребывания на земном шарике. Ни разу не испытывая к возлюбленным ничего хотя бы отдаленно похожего на то, что обрушилось на него небесным громом, стоило им повстречаться. За выполнением демоном своего служебного долга. Анри тогда так мило полюбопытствовал, чем это тот занимается, каким-нибудь научным исследованием, если ему будет позволено поинтересоваться? Демон с огоньком предавался тому, что сам же однажды увековечил словами «Это я придумал». Очередную чертовщину до которой люди еще не успели додуматься сами, собственными руками усложнив себе жизнь. На всякий случай Кроули ничего не рассказал Азирафаэлю о своем милом красавчике-парижанине, ведь тот бы расстроился, приревновав. Пусть себе живет спокойно, кушает свои любимые суши, не теряя аппетита. До постели бы у них не дошло в любом случае, но с него не убудет, если ангел станет тешить себя мыслью, что если бы он только позволил, демон бы его тут же завалил, где стояли. — Я люблю тебя. — с чувством, в которую вложил всю свою огромную любовь, произнес Кроули, целуя любимого человека, в губы, пьянящие слаще любого вина. Солнце закатилось за линию горизонта, словно для того, чтобы не подглядывать — за тем, для чего, считанные минуты спустя, счастливому обладателю вновь понадобилась его верная антикварная машина.