Преступление, которое нам не простят

– И ты сжег его? – Да. Мой король. Роше не поменял ни позы, ни выражения на лице, зато у присутствующих в зале дворян лица-то перекосились. Еще бы, какой-то простолюдин, непонятно почему пригретый королем, жжет поместье древнего баронского рода, да еще и с владельцем внутри. Темерская знать еще могла принять того Роше, который резал белок и бандитов, вешал гавенкаров, убирал прочую грязь, налипающую на светлый лик Темерии. Но им не понравилось, что король спустил своего цепного пса на одного из них. Но сейчас недовольство шло пополам с высокомерными ухмылками. Перестарался капитан. Его послали разнюхать, а закончилось пожарищем и смертью старого барона. За такое любого должны выпороть на площади и навсегда выкинуть с королевской службы. Фольтесту пришлось отвести взгляд и погладить подбородок, изображая глубокую королевскую мысль. Про себя он смеялся. Хотелось бы посмотреть на все эти высокомерные лица, если бы они знали то, что уже знает он. Знали, что эта сцена была отрепетирована и сыграна для них, что Вернон вернулся во дворец два дня назад, а не сегодня, под гневное требование его величества. Тайно вынюхивал и следил за теми, кто не умел держать язык за зубами. Ох, если бы они знали правду, которую знал только Фольтест, в очередь бы выстраивались – целовать грязные сапоги Роше. И ненавидели бы еще больше, шепот был бы еще злее, слухи – еще более дикими. Нет, всей правды лучше никому не знать, даже… – Вернон Роше, указом короля Темерии, – писец зашуршал пером по пергаменту, с въевшимся под кожу безразличием готовый ловить любое монаршее слово, хоть милость, хоть гнев, – жалую тебе в награду мешок оренов. За твою верную службу. Возьмешь у казначея и распределишь между своими людьми, как считаешь нужным. Кажется, привычка держать лицо все же подвела Фольтеста, и уголки его губ дернулись, когда по залу прокатился общий вздох. Не нравится, твари? Будут знать, как злоумышлять против короны и называть его дочерей «отродьями». Каждый в этом зале сейчас должен был сделать выводы и выбрать, что нравится больше: сгореть со всем, что у тебя есть, или проявить лояльность и получить кусок земли менее смышленого соседа. Далее следовало легкое шевеление пальцами, показывающее, что капитан может благодарить и быть свободен. До вечера. Но об этом тоже никто, кроме них, не знал. Мазнув взглядом по спине уходящего Роше, Фольтест почувствовал такое знакомое, хоть и почти забытое тепло в груди, грозящее сметающим огненным штормом ухнуть ему в пах. Хорошо, что под тяжелыми королевскими одеждами не видно. *** За ужином Фольтест едва перехватил кубок красного и немного закусок, не желая набивать желудок и больше интересуясь прекрасной Марией-Луизой, чем едой. Баронесса вина вообще не пила, в последние несколько вечеров отдавая предпочтение воде. На ее тарелке не было ничего острого или слишком соленого. Не то, чтобы эта умеренность была чем-то необычным, но решительность, с которой она накрыла свой кубок ладонью… Фольтест не был дураком, что бы его двор ни думал, он умел считать дни и ждал, что скоро Мария-Луиза порадует его хорошей новостью. Самое время. Анаис, его маленькая лилия, благополучно пережила свою первую зиму, училась делать первые шаги и говорить первые слова этому миру. А где сестра – там и брат. Он не хотел бы лишать своих детей того, что было у него и Адды. Ни одна женщина в мире больше не смогла дать ему то же, что сестра. Дело было не в физической близости, не в ее волосах ярче всякого огня, не в белых ногах, обхватывающих его талию. У них было это единение на двоих. Чувство, что они плетут заговор против всего мира, совершают преступление слишком сладкое, чтобы от него отказаться. При всем его благоговении к баронессе, их интрижка за спиной у старого барона была слишком проста, чтобы вернуть ему это чувство. И к счастью, у него был другой заговор для этого мира. Оставив придворных трапезничать, Фольтест проигнорировал глубокий, зовущий взгляд Марии-Луизы. Сегодня ночью ее супружеские узы попраны не будут, в стенах королевского замка сотворятся грехи поинтересней. В свой кабинет он попал через тайный ход, просто потому что так было интересней. Красться по узкому коридору с бутыльком розового масла за пазухой, а не маршировать в окружении стражи, пока тебе кланяются все дураки какие есть. Ребячество, но оно позволило Фольтесту кое-что выиграть: полюбоваться на Роше, сосредоточенно что-то-то пишущего, сидя в кресле для посетителей. Капитан успел привести себя в порядок, сменить дорожную одежду, даже сапоги почистил, но со своим арсеналом не расстался. Только перевесил свой двуручник на спинку кресла, оставив при себе клинок-бастард и палицу. Спасибо, хоть без арбалета. У Фольтеста было всего несколько мгновений, чтобы оценить зрелище. Вернон не высовывал кончик языка, когда писал, не горбился, он делал это так же, как сам Фольтест – откинувшись на спинку кресла и с выражением скуки на лице, только глаза бегали по строчкам. Откуда мальчик из трущоб набрался таких манер? Подсмотрел? Умудрился родиться с ними? – Сир!.. Вернон наконец-то заметил его и сразу подскочил на ноги, кланяясь. Он всегда так делал, сколько бы раз ему Фольтест ни приказывал называть его по имени и сидеть спокойно. В обычных обстоятельствах он бы получил упрек за свое поведение, потом они бы поговорили немного о делах, потом… Сегодня терпение у короля закончилось непривычно быстро даже для него. Налетев на Роше так, что тот едва не упал обратно в кресло, Фольтест поцеловал его. Самозабвенно, напиваясь этим поцелуем больше, чем любым вином. Уже зная от какой одежды он хочет избавиться первой, стащил с Вернона его глупый шаперон и запустил руку в каштановые, рыжеватые на просвет волосы. Когда-то он сам подсказал Роше носить его, но теперь начал недолюбливать эту тряпку, желая видеть, как свет играет на этих волосах, подкрашивая их огнем, подчеркивая их естественный красноватый тон. Разорвав поцелуй, Фольтест провел рукой по своим волосам, почти таким же, но более яркого оттенка. – Невыносимо было знать, что ты уже два дня здесь, а я не могу к тебе прикоснуться, – он сам чувствовал легкое оправдание в своих словах, такое же, как у него всегда было для сестры, хоть Роше и не смотрел на него этим наигранно-обиженным взглядом. Наоборот, его взгляд был темным, полным хорошо сдерживаемого обожания. Фольтест понимал его без слов – Вернон сделает все для него. Любое желание короля для него закон. Можно творить с ним что угодно, то, на что не каждый наемный убийца, ведьмак или шлюха согласятся даже за деньги. Роше был весь для него, и это заводило Фольтеста сильнее, чем интрижки за спинами у чьих-то мужей или трахнуть монашку прямо в храме. – Раздевайся. Все же наполнив для себя бокал вина, Фольтест расположился на стоящей у стены софе, любуясь тем, как его капитан избавлялся от одежды. Она слоями выкладывалась на кресло, на котором Роше до этого сидел, заставляя Фольтеста чувствовать себя все более и более нетерпеливым. – Ради всех богов, Роше, зачем нацепил кольчугу даже сегодня? – Я к ней уже привык, сир. Она слишком часто меня спасала. Фольтест только хмыкнул, но его насмешка быстро растаяла, когда нижняя рубаха Роше легла к остальным вещам, открывая огромный, переливающийся всеми оттенками лилового синяк у него на ребрах. Стоило бы вздернуть того, кто поднял руку на его капитана, но скорее всего этот человек и так уже мертв. – Иди сюда, мальчик – ему не надо было приказывать дважды, Вернон охотно подошел к нему, без той опаски, которая была в нем же семнадцатилетнем, впервые раздевшимся для своего короля. – Уже не мальчик, сир. Сложно было спорить. Тело, которое Фольтест притянул к себе на колени, принадлежало мужчине, привыкшему размахивать двуручным мечом и носить кольчугу. Узлы мышц перекатывались на спине, руки, легшие ему на плечи, были сильными, щетина царапнула висок, когда Роше прижался ближе. Ничего общего с тем тощим щенком, которого он притащил из трущоб. И Фольтесту это нравилось. Он не изнеженный южанин, трахающий женоподобных мальчиков, он гордился каждый раз, когда смотрел на Вернона Роше. Гордость кузнеца, взявшего кусок породы и отлившего из нее пугающе смертоносный клинок. Вот только не всякая порода годится на такое дело. Этот человек вызывал в короле вожделение, которого тот не чувствовал с момента, как Адда покинула его. – Давай сам, – Роше принял протянутый флакон масла, выливая немного на пальцы и заводя руку за спину, давая полюбоваться, как плывет его взгляд. – Приготовь себя для моего члена, я знаю, ты хочешь его… мальчик. Продолжая поглаживать и чуть царапать перстнями поясницу Вернона, он какое-то время просто наслаждался зрелищем. Больше румянца на лице его капитана, больше открывался его рот, выдавливая первые тихие стоны. Из-за сбивающегося дыхания грудная клетка Роше ходила ходуном, и Фольтест не смог больше сдерживаться – прихватил губами один из маленьких сосков. Прикусывая его, катая во рту языком, пока стоны не стали громче. Оторвавшись, он снова посмотрел на лицо Вернона, про себя сравнивая с описанием его матери. Парню повезло, что он не похож на отца, это могло бы быть проблемой. Волосы хотя бы можно скрыть под шапероном. – Посмотри на меня, – дождавшись, когда их взгляды пересекутся, Фольтест вдавил свои пальцы в скользкую от масла дырку Роше. Его мальчик так сильно хотел, что уже вовсю трахал себя двумя пальцами, Фольтест добавил третий, вгоняя его до самого перстня. – Мой. Ты принадлежишь мне, Вернон. Он произнес это тем же тоном, который использовал, объявляя очередную победу Темерии, зная, какой эффект получит от Роше прямо сейчас: крупную дрожь и тяжелое дыхание сквозь зубы. Его капитан, его тайная правая рука, его… Жесткий как сталь. С сердцевиной сладкой, как губы шлюхи. Больше месяца Роше отсутствовал, исполнял его приказ, и Фольтест был уверен, что сейчас мог заставить его кончить только пальцами в заднице, уверенным тоном и грязными словами. Тихо посмеиваясь, он пару раз провел ладонью по горячему, подтекающему члену, подразнивая Вернона еще сильнее. Ему нравилось доводить любовников до состояния, когда они могут только стонать и скулить, выпрашивая у него больше ласк, заставлять их кончать и терять себя, пока он сохранял полный контроль. Но сегодня Роше получит больше, чем это. Он заслужил. Вытащив пальцы, Фольтест похлопал ладонью по боку Вернона, без слов указывая, что хочет, чтобы тот лег. – Вернемся к разговору, – насмешку в голосе скрыть не удалось, – ты сжег баронское поместье, потому что?.. Пару раз Роше моргнул, пытаясь отыскать какие-то мысли в своей голове. Для него не в новинку отчитываться с королевским хером в заднице, но всегда первые несколько мгновений он выглядел, как озадаченный щенок. – Потому что это было проще, чем тащить барона на суд, чтобы он снова оскорблял тебя. – Прекрасная причина для капитана моих прославленных Синих Полосок, – продолжая смотреть, привычно ища схожести и различия, Фольтест начал раздеваться. Это он тоже любил делать сам – не чертов нильф, не нуждается в пяти слугах, чтобы снять портки. Хотя их как раз он предпочел оставить, избавившись от камзола, богатой верхней и более приятной нижней рубах. Шнуровку на штанах он просто распустил, не желая слишком возиться. – Барон сказал что-то перед смертью? Ухватив Роше под коленом и устроившись между его разведенных ног, Фольтест добавил немного масла на свой член. От предвкушения его и самого немного трясло. Секс сам по себе, даже секс с Роше, не имел такого большого значения, но это чувство неправильности, преступления перед всем миром, который, узнай, что творится за закрытыми дверями его кабинета, возненавидел бы его... Это чувство делало Фольтеста нетерпеливым, будто ему снова восемнадцать и он, влюбленный дурак, крадется в покои Адды. – Только кричал. – А мог бы извиниться, может, тогда бы ты его пожалел, – Роше только улыбнулся в ответ, будто услышал что-то действительно смешное. Не пожалел бы. И даже не думал о бароне больше, судя по тому как нетерпеливо двигал бедрами. Так и просился… Ощущение, когда он брал Роше, отличалось от того, что было с Марией-Луизой. Его тело было более неуступчивым, более гладким внутри, и он явно чувствовал дискомфорт, когда Фольтест входил в него. Ни один из них не считал это поводом останавливаться. Ласково похлопав Вернона по внутренней части бедра, Фольтест продолжил двигаться. Он никогда не говорил нежных слов в такие моменты, зная, что они смутят его капитана только сильнее, заставив зажаться. Приказ расслабиться, может, и подействовал бы на какие-то солдатские струнки его души, но сейчас меньше всего Фольтесту хотелось быть королем. Пара минут неторопливых толчков, и Фольтест был там, где ему надо – полностью входил в капающую маслом задницу, по самые яйца, тяжело шлепнувшиеся о крепкие ягодицы. – Мой, – снова выдохнул Фольтест, начиная трахать поддающуюся дырку, не отрывая взгляда от теперь куда более довольного лица. Положив руку на член Вернона, он уже знал, что его капитан не продержится долго. Целый месяц вдали от своего короля и, вряд ли у Роше был кто-то, кроме его собственного кулака. Только ради этого нетерпения, с которым он двигался сейчас на его хере, стоило отсылать парня на такой долгий срок. Фольтест, в свою очередь, мог каждый день и каждую ночь наслаждаться всеми прелестями баронессы. И он был старше, уже давно не чувственный юнец. У Вернона не было шанса в этой маленькой игре. До слуха Фольтеста долетели тихие мольбы и скулеж, когда его смертоносный шпион, самый крепкий ублюдок Темерии просил его остановиться, дать ему немного времени, потому что он сейчас кончит. Раньше своего короля. Можно ли это считать нарушением придворных правил? Фольтест посмотрел бы на лица своих подданных, если бы кто-то задал им такой вопрос. Еще несколько движений – плавных, сильных движений бедер и ладони, – и Роше кончил под ним. Спрятав лицо в сгибе локтя, всхлипывая и терзая второй рукой обивку софы. Он легко поддался, когда Фольтест убрал руку от его лица, желая насладиться этим потерянным выражением, удовольствием, широкой подписью утверждающее его право на этого человека. – Что надо сказать своему королю, когда он отложил все дела, чтобы выебать твою неуступчивую задницу, Вернон? – Что она служит Темерии получше многих? – Холера, а ты наглец! – Фольтест довольно рассмеялся и снова двинул бедрами. Звук, который издал Роше, когда головка задела слишком чувствительное место внутри, был тем самым звуком, который издавала Адда, когда он доводил ее до края своим языком, а потом трахал влажную, отчаянно сжимающуюся киску. Конечно, голос у капитан был ниже, хриплый, но все же это был тот самый звук. – Спасибо, сир. – Фольтест, – как бы ему хотелось, чтобы Вернон мог говорить другое, называть его правильно. Но Фольтест даже его не посвятил в ту маленькую тайну, которая делала их отношения такими… такими… острыми. Прекрасно-неправильными. Он продолжил двигаться, не давая Роше перевести дух, наслаждаясь тем, как тот дергался, разрываясь между желанием уйти от переизбытка ощущений и необходимостью доставить удовольствие своему королю. Его волосы потемнели от пота, но Фольтест все еще видел затаенный огонь, играющий на прилипших ко лбу волосках. Огонь внутри него был куда сильнее. Всепоглощающее пламя, уничтожающее все преграды, заставляющее его трахать Роше сильнее, пока их возбуждение снова не станет взаимным, и сам Фольтест начнет терять контроль. Ему нравилось поддаваться этой слабости с Роше, срываться на громкие стоны удовольствия, когда его так хорошо, так тесно сжимали внутри. Безумство похоти, на которое не согласится знатная дама, но согласны любящие свое дело шлюхи, благочестивые монашки и стойкие солдаты. Подхватив пальцами вязкое семя с живота Вернона, Фольтест поднес пальцы к его губам, давая слизать, и наклонился ниже, чтобы разделить этот вкус в поцелуе. На протестующий стон он просто не обратил внимания. Когда они делили на двоих что-то настолько развратное, Роше всегда протестовал, но всегда поддавался его воле, ломался наконец-то. Прикасался к нему, оставляя синяки, за которые потом извинялся, будто это не было очередным доказательством власти короля над его волей. Власти направлять ее. – Мой, – снова простонал Фольтест, хотя это не нуждалось в подтверждении. Ему просто нравилось утверждать свое владение, пока его член обхватывали горячие, скользкие от масла стенки. Он бы хотел перед всем миром показать, насколько полно он владел Верноном, насколько тесно переплелись их жизни, насколько тщетны попытки разделить их. Он шептал это короткое утверждение, пока весь мир не стал ограничиваться им, сосредоточенный на их удовольствии, на том как хорошо и тесно внутри, насколько он близок… Член Вернона терся головкой о его живот, и Фольтест был совсем не против добавить больше кончи к тому, что уже было на капитане. Заставить его задницу снова сладко сжиматься вокруг него. – Фольтест, – пришлось отстраниться немного, чтобы глянуть Роше в глаза и убедиться, что он правда это сказал. Взгляд у его капитана был тот самый, ясно дающий понять – этот человек не здесь сейчас. В каком-то гораздо лучшем месте, где он мог называть своего любовника по имени, не прибавляя «сир». Фольтесту тоже хотелось поскорее там оказаться. Быстро доведя Вернона до разрядки и кончая вместе с ним, он уронил голову на чужое плечо, глубоко вдыхая. Смесь запахов возбуждения и пота, масла… От Роше невыносимо приятно пахло лесом и костром, запахом свободы. Фольтест дал себе погрузиться в него, на минуту отбрасывая все другое, чем был. Когда он наконец-то нашел в себе силы хотя бы снова сесть, то обнаружил, что Роше спит. – Отличная солдатская привычка – спать, где угодно, если обстоятельства позволяют, молодец, капитан, – конечно, он бы мог разбудить Вернона сейчас. Но не хотел. Должно быть, жечь баронские поместья ужасно утомительно, хоть и весело, пусть отдыхает. Ухмыльнувшись, Фольтест подумал, что чертовски гордится и собой тоже. Поверил своему чутью, когда оно подсказало приблизить этого щенка, перегревшегося на побегушках у Бернарда. И оно не подвело. Но это была простая удача, а вот то, что ему удалось разузнать все о Верноне Роше и его матери в обход своих же шпионов, просчитать даты, сравнить показания и собственные воспоминания о редких отлучках его отца, короля Меделла, свести все точки воедино и… Он презирал своего отца. Не жалел о его смерти ни секунды, не ждал от него ничего. А вот же, какой подарочек получил напоследок. Он убрал со лба Роше падающую на глаза прядь, наслаждаясь зрелищем. Щенок-ублюдок вырос в красивую гончую. Объективно у Вернона был лишь один недостаток – он никогда не смог бы дать Фольтесту наследника, в котором тот так нуждался. Но у них с Роше было нечто больше, чем дети. Чувство заговора, большой тайны, разделенной только на них двоих, связывающее их невидимой колдовской нитью. Они были заговорщикам против всех на этом континенте – людей, народов и целых государств. Соучастниками в преступлении, которое сотрясает основы мира. Братьями.