* * *
Первое, что видит Ганси, войдя — это Ронан, развалившийся в кресле и жующий кожаные браслеты на запястье. Может показаться, что тут нет ничего особенного, но в случае с Ронаном это говорит о многом. Обычно он сидит у себя за плотно закрытой дверью, поэтому обнаружить его ожидающим возвращения Ганси посреди комнаты — знак искренней приязни. Так пёс сидит у двери и преданно ждёт, когда хозяин вернётся домой. Ганси бросает сумку в изножье кровати. Простыни выглядит гораздо более измятыми, чем когда он уезжал. Ронан спал в моей постели, пока меня не было? При этой мысли Ганси чувствует приятный трепет. — Пожалуйста, скажи, что у нас здесь есть еда. Я уже два дня питаюсь закусками и вот-вот умру голодной смертью. Ронан мгновение раздумывает. — Там в холодильнике есть апельсиновый сок. И, наверное, с полпачки «Орео». Ганси стонет. — Можем поехать к «Нино» и взять пиццу. Ганси снова стонет: — Я только что четыре часа отсидел за рулём, пока домой ехал. — Могу повести, — небрежно говорит Ронан. Ганси прищуривается, ожидая продолжения. Ронан редко бывает любезным, если у него нет скрытых мотивов. — В конце концов, Кабан заслуживает водителя с душевной организацией покрепче, чем у бабки лет восьмидесяти девяти. Ага. — Исключено, — твёрдо говорит Ганси. — Если ведёшь ты, едем на «БМВ». Ронан ухмыляется: — Ладно, Дик.* * *
Оставаться у «Нино», где людно, шумно и полно студентов из Агленби, которые могут подойти и заговорить с ним, Ганси совсем не хочется, так что к тому времени, когда они с Ронаном берут пиццу и возвращаются на фабрику, начинает темнеть. — Давай посидим и поедим здесь? На улице хорошо. Ронан равнодушно пожимает плечами и открывает дверцу со своей стороны. Отодвигает сиденье, чтобы было попросторнее. Следуя его примеру, Ганси распахивает свою дверцу и откидывает назад спинку кресла. Хватает ломтик пиццы и откусывает здоровенный кусок. Горячий, жирный сыр почему-то помогает острее почувствовать, что он дома. Они едят молча. Слышно только, как ветер шумит в деревьях, да сверчки стрекочут в высокой траве на краю парковки. Доев, Ганси выбирается из машины и потягивается. Обходит «БМВ» и прислоняется к бамперу. В зеркало заднего обзора Ронану видно, как он запрокидывает голову и смотрит в небо. Ронан подбирает пару смятых салфеток и, бросив их в опустевшую коробку из-под пиццы, вылезает из машины и встаёт рядом с Ганси — так близко, что они соприкасаются плечами. Не оборачиваясь взглянуть на Ронана, Ганси говорит: — Какой смысл во всём этом? Ронан смотрит на светлячков в траве и ждёт, когда Ганси разовьёт мысль. — Какой смысл познакомиться с тобой, и жить здесь, и искать Глендауэра, если в конце концов я просто стану таким же, как моя мать? Политиком, который устраивает дорогие вечеринки, чтобы произвести впечатление на людей, до которых мне нет дела. — Ты совсем не такой, как эта шайка долбаных идиотов. — Но откуда тебе знать, что я не стану таким? Ощущение, будто мне это на роду написано. Я вижу, чем заканчивается моя история, и мне этот конец не нравится. Зачем мне через это проходить? Ронан на шаг отступает от бампера и оборачивается взглянуть на Ганси. — Даже не думай бросить меня, — решительно говорит он. — Если ты перестанешь дышать, то и я тоже. Я уж постараюсь. Ганси не отвечает. — Послушай, я же не вру, правильно? Так что и сейчас можешь мне поверить. Есть у тебя кое-какие бесячие замашки, но ты — не твои родители. Ганси судорожно вздыхает: — Всякий раз по возвращении у меня ощущение, будто я исчезаю. Будто я просто такой сын с заскоками, который шляется в поисках чего-то невероятного. Будто это просто переходный возраст, а в итоге я вернусь в Вашингтон. Я теряю себя. — Ну так в следующий раз возьми меня с собой. Слова срываются с губ Ронана прежде, чем он соображает, что сказал. Ганси потрясённо смотрит на него. Ронан ненавидит и политиков, и чиновников, и носить галстук. Предложить такое для него нехарактерно до чрезвычайности. Но Ронан не отказывается от своего предложения. С чего бы? Он не жалеет о нём. — Я не позволю тебе потерять себя, — объясняет он. Ганси всё ещё смотрит на него широко распахнутыми глазами. Ронан чувствует, что краснеет. — Ганси, до тебя что, ещё не дошло? — спрашивает он. — Разве ты не знаешь, что для тебя я сделаю что угодно? Всё на этом грёбаном свете. Ему больше нечего сказать, но вид у Ганси всё ещё ошеломлённый — вообще-то, ещё более ошеломлённый, чем раньше. Очень непохожее на него выражение. Аристократическим чертам Ганси гораздо больше подходит абсолютная, непоколебимая уверенность. Ронану нравится этот неуверенный Ганси. Он снова прислоняется к бамперу «БМВ». Ганси прижимается плечом к его плечу и тихонько вздыхает. К тому времени, когда они заходят домой, последние лучи вечернего света сменяются туманной вирджинской ночью.