Племянница 3

      Тротл Дроссель Аксель Ван Драйв – титул, даровавшийся всем мужчинам его семьи при рождении. Судьбой рыжему мышонку было уготовано появиться в одной из самых древних и влиятельных фамилий Марса. Из –за этого он многое был должен и обязан. Жизнь его была распланирована, задолго до того, как на свет появились его родители. Он - представитель центральной ветки - наследник. Однако, не смотря на жесткие и порой жестокие правила, Дроссель рос счастливым. Все члены семьи любили друг друга. И он любил, всех. Все триста шестьдесят пять мышей, носящих фамилию Ван Драйв, были для него самыми-самыми.       Одно из главных достоинств его рода - очень сильные телепатические способности. Ван Драйвы могли чувствовать друг друга, а также общаться все и сразу, находясь на разных концах Марса. Из-за этого в голове у Дросселя всегда было шумно: кто-то что-то все время обсуждал, спорил, о чем-то думал и переживал. Со временем мышонок перестал понимать, где его мысли, а где чужие? И это его чувства или все же кузины Ариадны? Нет, но не может же он, так вдохновенно мечтать о мужике по имени Аристор?! Был бы какой-нибудь Тим или Шелдон, еще ладно. Но Аристор – это перебор! Так что пусть это будут чувства Ариадны. Не его, не Дросселя.       Свое двадцати четырехлетие рыжий отметил, стоя на пьедестале, с кубком за первое место в мотокроссе. Увлечение мотоциклами - единственное, что ему было позволено в обход плана жизни, по которому он должен был жить. Голоса семьи в голове в разнобой поздравляли его с победой и говорили о том, что если он не поторопится, то триста шестьдесят шестой кусочек праздничного торта съест кузина Ла… Расслышать имя ему не дали резкий звон в ушах и внезапная головная боль. По скулам побежало что-то теплое. Теряя сознание, Дроссель увидел на пальцах кровь.       Он пришел в себя в какой-то больнице, через три дня. Не сразу вспомнил кто он. Не сразу понял, что звук в его голове – тишина. Было страшно. Он звал, никто не отвечал. Он страдал, и не чувствовал поддержки. Он не слышал никого. Никого из трехсот шестидесяти пяти…       Молодой мышь провел в тяжелых домыслах неделю. Потом на глаза попались новостные сводки, и Дроссель узнал, что на Марсе война. В колонке «уничтоженные города» он увидел знакомое до боли, родное слово. Осознание пригвоздило колени к полу – они все погибли. Он - один.       Два года Дроссель жил в ужасе беззвучного вакуума. Два года страдал от бессонницы и одиночества. Не помогало ничего. Ни травки, которые сердобольно втюхивали ему медсестры. Ни лекарства, которые все труднее было достать. Ни тяжелая работа, которой щедро нагружал его Стокер.       Легче стало, когда они нашли Вини. Побитого, голодного, потерянного мальчишку Сток любезно повесил ему на шею и велел нянчиться. Положа руку на сердце, Дроссель не был рад, но кто бы знал, что Вини – его спасение? По началу, правда, было трудно. Мыслей, которые альбинос не контролировал, в голове Винсента было более, чем достаточно. И менялись они с поистине ужасающей быстротой. Башка у Дросселя из-за этого болела так, что хотелось выть. Когда он привык и даже научился немного блокировать белобрысого балабола, в голове зазвенел еще один голос – Модо. В отличие от первого его брата, второй был более спокойный, размеренный и какой-то молчаливый. Чаще Дросель его чувствовал, вместо того, чтобы слышать. Это было интересно.       Еще интересней стало, когда Модо привел братьев в семью. В первую их встречу Ван Драйв, потерпевший крупное фиаско в определении пола мышки, не придал этому значения. Во вторую с восхищением понял, младшая его племянница (да, всех Фаеров и одного Веста рыжий занес в категорию «моя семья») ставит блоки! На его вопрос : «Где Огонек могла этому научиться?» - Серая, пушистая мамочка Модо удивленно хлопала глазками. Мэри по части телепатии была слаба, и вообще не поняла, что он от нее хочет. Модо нахмурил брови и промычал: «А что, разве так не все могут?». Праймер, кокетничая, назвала сестру упрямицей. Сама Огонек нахмурила брови и промычала: «А что, разве так не все могут?» - Аут.       Как на зло, маленькая непоседа была тем членом его новообретенной семьи, в голове которого он должен был присутствовать двадцать четыре на семь. Но он не мог, поэтому ни одна из проказ, ни один из проступков подростка не были пресечены. Обычно, они с братьями последние узнавали, что Огонек пропала, была побита в школе, сидит в КПЗ или попала в плен. В такие моменты они с братьями сжимали челюсти, нервно подергивали ушами и хвостами, заводили мотор и ехали разруливать ситуацию. Злые, потому что голодные. Грязные и в крови, потому что только что из боя.       В очередной раз спасая задницу племяшки, Дроссель оказался в недавно разбившем здесь лагерь военном гарнизоне. Уверенный в том, что о «Борцах за свободу» знают все, и ничего ему за это не будет, он ворвался в палатку одного из офицеров. Оглушительно треснув по столу кулаком, рыжий потребовал тащить сюда девчонку.       Серая мышка, так бесцеремонно оторванная от своих отчетов, ошарашенно похлопала прекрасными миндалевидными глазками и спросила: - Может быть, пацана? - Да похрен! – Взорвался Дроссель, не ко времени вспомнив, что он - граф. – Огонька сюда, немедленно!       Ван Драйву прописали в солнечное сплетение, скрутили и посадили в соседнюю с Огоньком камеру. Так у девочки появился кумир. У рыжего в семье стало на одну мышь больше. А у Карабин добавилось проблем.       Время летело. Огонек становилась все не управляемее. Лезла в ситуации все более опасные. Оказывалась в проблемах, которые было все труднее решать. Каждый член его новой семьи хватался за голову: «Как удержать ее? Как защитить?» - Слышал он их, не озвученные вопросы, и сам задавался тем же.       Озарение снизошло на него, редкой на Марсе, безлунной ночью. Уплывающее в царство снов сознание, так ясно подкинуло ему ответ, что, ослепленный, он больше не смог сомкнуть глаза. Привыкшая, за годы войны, спать гипер-чутко, Карабин терпела пыхтение и шорканья час, два. На третий встала, и антеннами отправила Дросселю убийственное: «Этим надо прямо сейчас заниматься?!» - Гаденыш даже ухом не повел. Мышка обреченно опустила плечики: она так хотела поспать, черт возьми! От досады Карабин рыкнула в сомкнутые губы и, завернувшись в одеяло, подсела ближе к столу. Чиркая стрелочками и отмечая кружочками, они возились с картами до рассвета. Закончили. - Пошли к Стоку. – Сказала Карабин.       И они пошли. Прямо так, в чем были: Дроссель босой, в пижамных штанах и Карабин в одеяле. Бестактно разбуженный в шесть утра, помятый Стокер с порога спросил: - А не охренели ли вы? - Охренели. – Согласилась сладкая парочка, и сунула ему под нос свои каракули.       Стокер грязно выругался у себя в голове, понимая, что не отстанут, и подслеповато глянул на их художества. Нахмурился, всмотрелся внимательнее. Грязно выругался вслух и потребовал карандаш. Рискованный план, очень важного в этой войне сражения был доведен до ума, прямо здесь, на полу, в коридоре штаба «Борцов за свободу».       За неделю до боя, Дроссель помогал Огоньку в отработке выходов из захватов. Девчонка была, как всегда задорна, неутомима, заразительно воодушевлена. Внезапно для себя Дроссель понял, что ему нравится быть не просто наставником. Ему нравиться быть наставником ребенку. Ребенку очень ему близкому. Он, Тротл Дроссель Аксель Ван Драйв, не смотря на то, что кругом пиздец, готов стать отцом. Самооткровение подкосило его бдительность, и Огонек от души врезала ему по рыжей морде.       Следующие десять минут женщины семьи Фаер бегали вокруг него, пытаясь остановить кровь из носа. Огонек, захлебываясь слюнями, хвасталась своей победой и тыкала в него пальцем. Братья катались по полу от смеха. А Дроссель… А Дроссель четко знал, кто научил девочку этому приему, и заранее готовился, что Карабин повторит этот удар, когда он расскажет ей о своих намерениях.       Не вышло. Фронт был разбит. Карабин погибла. В плену, между пытками, Дроссель к ужасу своему узнал, что Вини умеет молчать, а Модо ставит ментальные блоки не хуже племянницы. Боль от того, что он не слышит Вини и не чувствует Модо, была в тысячи раз сильнее, чем от, выжигающего его глаза, лазера. Мужчина понимал, что братья закрываются от него не просто так – они страдают. И он сдался. Почти…       Дроссель уже раскрыл рот, чтобы выложить врагам все, что он знает, выторговав тем самым свободу для Модо и Вини, как вдруг! В сознании ярко вспыхнула та, которую он до сих пор не слышал. Крича через вселенную, Огонек полыхала в его голове. Благодаря ей, Дроссель четко осознал, что Огонек жива, что Праймер жива, Мэри, пушистая мамочка Модо и… Карабин… Они все живы. И продолжают бороться.       Разве может он сдаться теперь? Нет. Не имеет на это права. Он многое должен и многое обязан.