Инспектор манежа

В их семье никогда не было особых поверий, чтобы оборачиваться по десять раз через плечо. Но этим летом внук с интересом разглядывает бабушку, которая хлопочет над посудой так, что кажется еще немного и она начнет ее в прямом смысле покрывать поцелуями. Мерзкое ощущение. Как и чувство полной чистоты тела, где нет места собственному запаху. Федора тоже с удивлением рассматривает сброшенного на плечи сыном внука, подмечая, что тот как-то болезненно бледен и слишком часто моет руки… Стоит ли спрашивать? Эй, ты, да, я с тобой разговариваю, И что ты здесь делаешь? И почему ты выглядишь таким грустным, чувак? Брат, пожалуйста, подойди сюда, Давай поговорим, выпусти это. Дорогая, тебе нечего бояться. Дитя, я тот, кто делает это, о, так, так намного лучше… Федора вспоминает момент, когда от нее бежала по пыльной дороге посуда до сих пор. Это снится ей в кошмарах. Она практически смогла убедить себя в том, что это ее самый жуткий из снов. Но реальность полна разочарований. Ей почему-то при взгляде на самовар кажется, что он может ей подмигнуть. Игриво. Внук же с опаской поглядывает в сторону умывальника, опасаясь, что тот сейчас встанет и вновь начнет свою речь о том, что нечистым трубочистам стыд и срам. У него всегда была чувствительная кожа, которую было небезопасно мыть каждый день. Сейчас она уже покрылась пятнами и покраснениями, ведь подходы к тазику с водой стали чем-то вроде нервного тика. Не хочется вновь видеть парящие в воздухе чулки, штаны, игрушки и предметы мебели. Как и не хочется видеть бабушку, озирающуюся по сторонам, когда какая-нибудь посуда начинает непроизвольно издавать звуки при столкновении. «Проклятые тараканы», — с опаской шепчет Федора, нервно натирая очередную сковородку и вызывая недоумение. Раздражают до одури ее кошки, которые валяются на солнечной стороне так, будто бы ничего не происходит. Внуку уже кажется, что самые жуткие истории происходят не во время дождя, а в самый солнцепек. Возможно, он и не ошибается. Я чувствую твое присутствие, как ты стоишь перед моим лицом. Я чувствую, как темнота преследует меня своими объятиями. Я хочу избавиться от этого, пойти в другое место, в другое время. Сюжет разворачивается, этот смысл здесь я никогда не найду… — Бабушка, ты когда-нибудь слышала о Мойдодыре? — сон. Время, когда никто тебя не может потревожить, даже если постарается. Сознание уже не принадлежит тебе. Федора и ее внук, не произнося этого вслух, ценят его намного больше, чем любое другое. Не сговариваясь, чтобы чувствовать еще одно разумное существо рядом, отрицающее самостоятельно летающие предметы быта, они придвигаются друг к другу ближе на единственной в помещении печке. Федора удивляется, что прежде чем провалиться в вязкую темноту, внук вдруг подал голос. Долго же он молчал. Они никогда не были близки, воспринимая существование друг друга как что-то, чего нельзя изменить. Но, похоже, сегодня настал час, когда что-то изменится. Федора могла бы и фыркнуть на этот вопрос, но тон внука располагает к себе, взывает… — Нет, — разворачиваясь к нему, отвечает Федора. И заглядывая в кромешной тьме в глаза внука, подмечает, что они полны страха. — Он заставлял меня мыться, — тихо шепчет тот, и шепот кажется его зловещим. — Он наверняка знал, что у меня чувствительная кожа. Он знал… — внутри Федоры все натягивается. Перед глазами проскальзывает фигура ее внука до этого лета. Что он носился по всей деревеньке, как все другие мальчишки, вляпываясь в лужи и раздирая коленки в кровь. Он переменился, нельзя не отметить. Стал чрезмерно спокойным. Страх волнами расползается и по ее телу. Мойдодыр. До дыр. Что это за магия? Моментально в ее голове проскальзывает схожесть ее ситуации с ситуацией внука. Она смотрит на него с немым вопросом, прося продолжить. — Он выглядит как огромный умывальник. Говорит, что умывальников начальник и мочалок командир… Если у тебя что-то случилось, скажи мне… — Не так давно от меня сбежала в поле вся посуда, — тихо отвечает Федора. — Среди нее не было огромного умывальника. Я теперь боюсь, что такое может случиться снова. — А я боюсь прихода Мойдодыра, потому умываюсь через каждые пять часов, — в тон ей шепчет внук. После эти слова оба молча смотрят друг на друга, находя в этом молчании поддержку. Поделиться с кем-то еще подобным просто невозможно. Каждый может понять любовь к чистоте, но не каждый осознает ценность грязи. С ней невероятно тяжело справляться, но без нее не имеет смысла никакая уборка. Федора мысленно возвращается к полчищам тараканов, которых пришлось прогонять собственными силами. Кто знает, может быть, самостоятельно, без какой-либо магии, она сама бы пришла к решению перемыть всю посуду. У внука мысли проще, он думал о том, что на людях ему все равно пришлось бы выглядеть более менее опрятно. Пару раз плеснуть водой на лицо, чтобы убрать видимую грязь не так опасно. Бабушка раскрывает объятия для внука, а, когда чувствует его руки на себе, крепко жмурится. Он прячется. Она скрывается. Чистота — самое настоящее зло, когда ее блюститель смотрит тебе в затылок.