Тот, кому нечего ждать

Агент Виски предпочитает делать, а потом думать — и то не всегда. Поэтому когда они с Эггзи греются у камина в заброшенном лыжном домике он совершает первый шаг в бездну. И при всём своём желании уничтожить лекарство и дать миру то, что тот заслуживает, Джек никак не может сосредоточиться — в голове настоящая снежная буря, из-за которой всё скатывается в огромный шар проблем. Их миссия начинается ещё в Кентукки. Джек сутки напролёт твердит Эггзи, Мерлину, Джинджер и даже Чемпу, что брать с собой предыдущего агента Галахада большая ошибка. Какую пользу может принести выживший из ума старик, всё время отбивающийся от галлюцинаций? Эггзи упрямый, но Джек умеет убеждать. Поэтому в самолёте кроме них и пилота никого больше нет. Джек сидит напротив Эггзи и цедит «шотландский односолодовый», непонятно откуда взявшийся в баре. Эггзи до сих пор рассержен — Джека это даже забавляет. Остаток пути он спит, прикрыв лицо шляпой. В Италии всё идёт наперекосяк. Они летят в вагончике фуникулёра через горный массив, и Эггзи так забавно ругается, что Джеку по-прежнему хочется смеяться — в лицо смерти, обхватив мальчишку обеими руками. Они наделали слишком много шума, чтобы незаметно скрыться от преследователей за завесой парашюта с американским флагом. В конце концов никто из них не владеет трюком магического исчезновения в дыму. В доме Джек — у него саднит горло от крика — первым делом растапливает камин. Рано или поздно их заберёт вертолёт, остаётся только ждать. Джеку хочется вернуться обратно в отель, где они приземлились вместе с вагончиком, и купить пару бутылок виски. Ему нужно согреться изнутри. Эггзи садится поближе к камину и растирает ноги — после долгой пробежки и нелепого полёта над пропастью термобельё кажется промокшим насквозь. Джек тянет руки к огню. Несмотря на внешнее спокойствие он напряжён до предела, и дело вовсе не в том, что в любой момент их могут догнать. Он не хочет признаваться даже самому себе в собственных чувствах. И чувства ли это вообще? За свою жизнь Джек успевает повидать немало дерьма, ещё больше он пропускает через себя. После её смерти ему больше не хочется испытывать хоть малейшую привязанность к кому и чему угодно — эти эмоции настолько хрупки и уязвимы, что каждый дурак может использовать их против него. Джек не может наступать на одни и те же грабли. Он не слушает, что говорит Эггзи. Даже не смотрит на лекарство, по глупости вынутое из контейнера. Джек сражается с собой и до боли сжимает кулаки. — Тебе лучше убрать эту штуку, приятель, пока не разбил. Его едва ли не единственный шанс решить всё раз и навсегда исчезает в металлическом кейсе, а затем — в недрах лыжной куртки. В голове гудит, и Джек медленно облизывает пересохшие от стресса губы. За камнями в кладке камина он находит заботливо припрятанную бутылку воды — отравленную или нет — и бездумно делает пару глотков. Зубы сводит от холода. Эггзи то и дело сверяется с часами, выглядывает в окно. Вокруг звенящая тишина — в такой глуши не бывает ни лыжников, ни любителей пеших прогулок. Заледенелые ветви деревьев гудят под тяжестью снега. — Странно, что вертолёта ещё нет. Джек трёт глаза. Ему как никогда хочется поскорее очутиться дома и лечь в горячую ванну. Может, напиться до беспамятства, чтобы выкинуть из головы лишние мысли. Что угодно, лишь бы не торчать здесь рядом с Эггзи. Тот расстёгивает куртку и отодвигает воротник кофты. Джеку не остаётся ничего другого, как сесть рядом. Стрелки часов бесшумно двигаются по циферблату. — Парень, если ты думаешь, что с Гарри миссия была бы успешнее… — Не думаю, — отрезает Эггзи, поворачивая голову к Джеку. Он смотрит так долго, что тому кажется, будто Эггзи видит его насквозь. — Давай не будем это обсуждать. Я знаю, что ему нужно восстановиться. Джеку о многом хочется спросить. О Мерлине и о Гарри. О самом Эггзи и особенно — об его отношениях с Хартом. Джек собирает информацию по крупицам, анализирует её, чтобы вновь и вновь прокрутить сложившуюся картинку в голове. Но вместо этого он говорит: — Я тоже потерял своего старика на войне и знаю его только по фотографиям. Мать плохо справлялась, и своего отчима я ненавидел больше всех на свете. Стейтсмены спасли мне жизнь — не только потому что забрали на обучение, но и потому что вытащили меня из перестрелки в гетто в день нашего случайного знакомства. Джек смотрит на свои руки — даже на ладонях полно шрамов, с которыми ему предстоит жить дальше. Годы тренировок, сотни разнообразных заданий. Были и такие, которые ломали его ещё сильнее, заставляли замыкаться в себе. Никто из агентов ни разу не спрашивает, как он себя чувствует: если видимых повреждений нет, то значит всё в порядке. — Мой наставник был для меня и отцом, и лучшим другом. Он погиб национальным героем во время терактов в Нью-Йорке. Принесло ли мне это успокоение? Нет конечно. Эггзи не перебивает, лишь иногда посматривая на Джека — на его руки, на его лицо, и заглядывает в его влажные глаза, в которых отражаются языки пламени. — Ты должен научиться действовать самостоятельно, потому что однажды ты можешь остаться один. Джек слишком хорошо знает, что значит одиночество. У него нет домашних животных, нет родственников и любовных связей. Всё, что его окружает, на самом деле картонные декорации. Ничто не утянет его вниз. Не утянуло бы. Ему хочется рассказать о каждом своём шраме — внутри и снаружи, — выговориться наконец за столько лет, снять груз с души, раскрыть сердце. Эггзи покачивает ногой в лыжном ботинке, и Джек готов отдать всё на свете, чтобы узнать, о чём тот думает. Только у него ничего нет — демонам вряд ли нужны пустые люди. — О чём задумался? — О совпадениях, — Эггзи снимает очки и совсем выпутывается из куртки. За окном уже темно, вертолёт в лучшем случае найдёт их завтра утром. Агент Виски не читает досье агента Галахада, хотя оно и лежит среди других папок на столе. Эггзи он изучает по-другому. Джек подкидывает дров в камин и тоже снимает куртку. Его оружие беспомощно лежит рядом, дожидаясь своего часа. Он должен был помешать Эггзи войти в лабораторию, подстроить несчастный случай, разбить в конце концов ампулу, когда они оказались в точке эвакуации. Но Джек ничего не делает — не хочет. Есть ли смысл в мести спустя столько лет? Он даже не уверен что помнит, как выглядит его жена, и не знает, какого пола неродившейся ребёнок. Это было в прошлой жизни — той, которую Джек отправляет в шрёдер вместе с любыми упоминаниями о ней. Он слишком долго страдает, наказывает себя, слишком долго считает себя виноватым. Это не его вина. Не его. Джек приподнимает рукав термокофты и оголяет рваный шрам. Эггзи сразу обращает на него внимание — даже наклоняется чуть ближе. — Чтобы научиться тому, что я умею сейчас, мне пришлось потерпеть миллион неудач. И эти шрамы напоминают мне о том, как я начинал свой путь. Эггзи делает невозможное. Касается тёплыми пальцами уродливого выпуклого шрама. И эти касания — словно электрический ток — подгоняют ритм остановившегося когда-то сердца. — Если покажешь мне свои шрамы, — Эггзи едва шевелит губами, но Джек улавливает его горячее дыханием рядом, — я покажу свои. Джек замечает его уверенный взгляд и медленно кивает. Ему есть о чём рассказать.