Янтарь

Несси резко зажмурилась от бьющего в глаза яркого света. Как это она ухитрилась прошляпить и шаги за дверью, и щелчок выключателя? Под толстыми подошвами скрипнула плитка на полу, и Несси почувствовала, как ее вздергивают за волосы и тянут вверх. Руки вывернулись под неестественным углом. Она даже не охнула: привыкла, и лишь плотнее зажмурилась. Не смотреть в глаза, не смотреть в глаза, не смотреть… Под пристальным взглядом человека напротив ее веки начали подниматься против воли, и она искривила губы в мучительной попытке не открыть глаза. Как обычно, не вышло. Веки распахнулись, и она посмотрела прямо в янтарные, нечеловеческие глаза. Все вокруг подернулось дымкой, тело расслабилось, даже затекшие руки перестали болеть. Несси обмякла и совершенно не сопротивлялась, пока ее развязывали, вытаскивали из ванной и волокли за собой в комнату. Она знала, что будет дальше — это повторялось не единожды, и каждый раз она проигрывала, глядя в янтарь напротив, — но все вокруг стало серым, безразличным, будто подернутым мягким пеплом. Она ощущала себя куклой, безразличной ко всему, гуттаперчевой и податливой. С той лишь разницей, что после у кукол, наверное, ничего не болит. Впрочем, в этом она была не так уверена. Сквозь пелену она чувствовала, как грубо разводят коленями ноги, и к низу живота прижимается горячее, протискивается вовнутрь, вызывая волну приглушенной боли, трется, и мужчина с янтарем вместо глаз рычит, кусая ее за шею, выдавливая глаза. Несси казалось, что она балансирует на грани сна и яви, вот-вот провалится, но страшный человек на ней не давал этого сделать, кусая за соски, выкручивая их так, что в обычной жизни она бы давно закричала, но сейчас не могла издать ни малейшего писка. Мышцы стали похожи на желе, и даже думать было невозможно. Но она пыталась, притворяясь, что горячее елозит внутри кого-то другого, что за соски дергают кого-то другого, не ее, не ей пытаются разодрать ноздри и разбивают нос. Не по ее щекам стекает горячая кровь, заливаясь в приоткрытый рот и отдавая солью и металлом. Так легче. Она давно уже не ждала ни Дениса, ни Петровича, ни Куратора, ни даже Курьера. Это все ее вина и только ее самонадеянность. Они с Денисом расследовали дело об исчезновении девушек. Его забрали у ментов, потому что там фигурировал один и тот же человек, двигавшийся с нечеловеческой скоростью, так, что на камерах оставалось лишь размытое пятно. Наметок у Дениса было больше — сказывался опыт работы в органах, и ей отчего-то стало дико обидно, поэтому на встречу с потенциальным подозреваемым она поехала, оставив лишь короткую записку, что скоро вернется. Вернуться скоро не вышло. Вообще не вышло, если совсем уж начистоту. В материалах дела ничего не говорилось о подавляющем волю и любое сопротивление взгляде и двух янтарях вместо глаз. Несси очень запоздало поняла, отчего девушки добровольно уходили вместе с ним и даже не пытались отбиваться. Сама она, зайдя в небольшой домик в садоводстве, неосторожно посмотрела в глаза — и пропала. В буквальном смысле. Она будто со стороны наблюдала, как отдает оружие и даже пилку для ногтей этому, янтарноглазому, терпит, не издавая ни звука, пока он вырезает из нее чип, и покорно идет следом, позволяя связать ей локти за спиной и запихнуть в холодную ванну. — Ты думала, это ты на меня охотишься? Что ты меня обманешь? — спросил он в единственный раз, когда говорил с ней как с человеком. — Вот уж нет! Сидел я в ваших катакомбах, и надо мной измывались похлеще, чем я над тобой, уж поверь. Терпи! Несси и хотела бы ответить что-то колкое, острое, резкое, но язык не слушался, и даже рта было не открыть. Получалось только моргать. И больше он с ней не говорил, лишь тычками и пинками показывал, что от нее требовалось. Поначалу она пыталась передать хоть крохи информации Петровичу, кому-то из его команды, Денису, дяде Лёне, Курьеру, но мозг будто положили в свинцовый саркофаг, сквозь который не пробраться было ни единой мысли. Она билась, как птица о стекло, пока не изнемогла, и тогда на смену ватному оцепенению пришла боль. Болело все и сразу: рана на месте чипа, саднило между ног, пульсировали разбитые нос и губы, ныли соски и укус на шее. Набор действий был стандартным и повторялся из раза в раз. Из раза в раз она клялась, что не будет смотреть в глаза, и все же против воли веки ползли вверх и ее глаза встречались с янтарем напротив. Времена, когда она проклинала себя за то, что не зарылась глубже в архивы, не запросила больше информации об этом существе, в конце концов, не поехала сюда вместе с Денисом, прошли. Сейчас Несси вяло мечтала умереть — и одновременно боялась этого больше всего. Расслабленность и заторможенность после взгляда глаза в глаза прибивали, тушили боль, и какое-то время она могла существовать, будто плавая в густой-густой воде. Затем дурман проходил, но выбраться она все так же не могла — из-за боли, которая вновь вспыхивала в самых неожиданных местах, даже там, где ее вроде бы не били. Скулить Несси не могла из-за кляпа, распиравшего рот, и жажды. За глоток воды она отдала бы все на свете не задумываясь. Янтарноглазый — его имя она однажды забыла — поил ее раз в день. Стакана, по его разумению, ей должно было хватить. Конечно, этого было мало, и Несси иногда представляла моря, океаны, целые планеты воды, откуда можно пить, пить, пить… Внезапно Несси почувствовала, как мужчина на ней остановился, недовольно скривил рот и горячее перестало распирать ее изнутри. Она бы выдохнула от облегчения, если бы могла, но безмыслие после его взгляда было слишком сильным. Она продолжала смотреть в потолок, складывая годовые кольца деревьев в бессмысленные, как само ее существование, узоры. За дверью загрохотало, и Несси вяло перевела взгляд к двери. В комнату ввалился сверкающий и лязгающий Денис, и янтарноглазый вначале взвыл, как от невыносимой боли, а затем застыл, и Несси почувствовала, как туман в голове истончается и исчезает. Она и хотела бы пошевелиться, как-то прикрыть наготу от сострадающего взгляда Дениса, но не могла даже двинуть рукой. — Погоди, я сейчас, — бросил через плечо ослепляющий Денис и ловким движением водрузил на нос оглушенному янтарноглазому очки, сконструированные так, что зеркала вместо линз оказывались прямо у глаз. Для верности он накинул и крепко завязал ему на шее еще и черный мешок из плотной ткани, и лишь затем снял явно переделанный из мотоциклетного шлем, на поверхности которого были приклеены осколки зеркал. Несси наконец смогла закрыть глаза, почувствовав, как мягко Денис прикрыл ее покрывалом, доставая кляп изо рта, и лишь тогда промямлила: — Пить. Денис кивнул, растирая ей руки: — Погоди немного, Курьер доберется, дадим тебе воды. Пока я тебя с этим вот, — он указал носком кроссовки на янтарноглазого, — одну больше не оставлю. Ладно? Несси была не согласна, но сил возражать и спорить не было. Денис продолжал: — Мы тебя бы в жизнь не нашли, если б не Петрович. Когда ты пропала, он примчался на Базу, сказал, что чувствовал тебя, и показал на карте, где именно. Сначала поехал Курьер, но вернулся один, сам не свой, сказал, что там одно лишь болото, и уехал. Потом уже я нашел инфу про этого Медуза Горгона, что он сбежал из Центра, и догадался, как его можно оглушить. Эй, ты тут? Несси, слышишь меня? Несси слышала и одновременно падала куда-то глубоко вниз. Плевать, что когда-то, далеко впереди, будет взбучка от дяди Лёни, главное — ей удалось пробиться сквозь саркофаг в мозгу, а на Дениса не подействовал янтарь. Это самое-самое главное, даже главнее воды. Наверное.