Господь не слышит писк мышей

      "Эта история не станет моей автобиографией. Или станет? Во всяком случае, она послужит мне хорошим напоминанием о том, кем я когда-то была и кем, надеюсь, больше никогда не стану. Невзрачным серым пятном, настолько слившимся с окружающим миром, что местами сама не могла понять, какая я на самом деле.       Какой же я человек? Я весёлая? Может быть, добрая? Или же злая и угрюмая? У меня никогда не было шанса выяснить. До этого момента.       Как ни странно, всё началось с обычного переезда. Казалось бы, что необычного? Собрать шмотки и умчаться в другой штат было бы куда более обыденным решением. Неожиданной сама новость не стала. Намного больше меня впечатлил пункт назначения. Учитывая специфику работы папочки, которую я до сих пор совершенно не понимала, речь о смене места жительства шла довольно давно, и я отчасти примирилась с этим. И вот, свершилось: моему отцу наконец предложили хорошую должность в огромной компании, известность которой охватывала даже мои недалёкие знания в этой области. Бизнес есть бизнес. Упустить такой шанс для моего отца было равнозначно самоубийству (которое бы он и совершил в этом случае, я уверена). Согласие на должность было дано моментально, без семейного совета. Перед фактом остальных членов семьи поставили как бы между прочим, за ужином. Мол, собираем чемоданы, и через неделю мы должны быть уже на новом месте. Месте под названием Лондон. Первые пару часов я наивно полагала, скрестив пальцы на обеих руках, что это крошечный городок в Огайо, но мои опасения подтвердились, и я с мрачным видом осматривала свой и без того небольшой гардероб, выбрасывая короткие топы и юбки: погодка в Англии славится прохладой.       В родном Сиэтле я никогда не была популярной. Город, который буквально кричал о необходимости посещения вечеринок как минимум регулярно, в свои шумные объятия меня так и не принял. Друзьями я так и не обзавелась, поэтому неоновые вывески и оживлённые тусовки я видела лишь из окна своей комнаты. Случалось, я завидовала сверстникам, но папочка всегда говорил, что я никогда не поумнею и не добьюсь успеха, если буду шататься по пьянкам. И я ему верила. Хотя иногда бесконечно сильно хотелось выскользнуть из окна своей спальни на улицу, — даже если при этом я переломаю обе ноги, — познакомиться с теми ребятами из дома напротив, у которых гулянки каждую пятницу, и пожить настоящей жизнью. Но я была слишком скромна для этого.       Или же слишком труслива?       Временами я молилась о том, чтобы моя жизнь изменилась. Но Господу нет дела, если ты шепчешь. Он просто не услышит.       Поэтому переезд для меня оказался не так страшен. Я даже восприняла это как своеобразный шанс на трансформацию. Перемены я не любила всей душой, но когда-то же надо начинать, верно? Хотя нормальные люди начинают перемены с перестановки в комнате, а не с переезда в другую часть света. Но о моей «нормальности» речь и не шла.       Самая большая загвоздка была с моим обучением. Оставалось всего пару месяцев до выпуска, а с переводом в другую школу — да ещё и английскую! — было бы проблем выше крыши. Но в связи с тем, что переезд категорически не мог быть отложен, было решено оставить меня с тётей Лойс, маминой сестрой, до выпускных экзаменов. Уверена, она не была в восторге: будучи старше меня всего лет на десять, Лойс всей душой желала свободы и развлечений, а с подростком на шее это было довольно сложно. К тётиному счастью, я предпочитала зарыться с головой в книги и всё личное время проводить в своей комнате, готовясь к экзаменам. Спустя пару недель она уже чувствовала себя менее обязанной меня опекать, поэтому мы практически не пересекались, пока она веселилась вовсю. Естественно, выпускной бал мог мне только сниться, ведь всё то время, что я могла потратить на подготовку и глупые танцы, лучше всего провести в компании моих самых лучших друзей — книг, ведь, как говорил папочка: «Они никогда не предадут». Всю жизнь меня воспитывали как идеальную дочь, которая должна во всём быть лучшей, но каким-то образом я неизбывно доказывала обратное. Папочка был довольно консервативно настроен касательно учёбы и моего места в жизни. Однажды, я получила девяносто семь процентов за тест, и отец меня... выпорол. После такого провала я не приносила домой ничего ниже «сотки». О том страшном вечере мы никогда не вспоминаем, но он до сих пор иногда снится мне в кошмарах, заставляя просыпаться в холодном поту и судорожно ощупывать спину и задницу на предмет саднящих увечий.       Я побаивалась отца. Один его голос мог привести меня в ужас. Он мог быть по-настоящему жестоким, но если всё шло своим чередом, он был даже более, чем нормальным. Я уверена, он любил меня, просто не всегда об этом помнил. Моя мама, в свою очередь, никогда не видела тёмную сторону своего горячо любимого мужа. Но даже когда его недовольное ворчание и открытая критика по отношению ко мне всё же выскакивали наружу, она никогда перед ним не робела. Она умела умаслить его, заговорить его гнев и заставить отвлечься на что-то совершенно невозможное, лишь бы он перестал цепляться к своей дочери. Я же словно обладала даром совершенно противоположным: приводить папочку в бешенство. Ему не нравилось во мне абсолютно всё: мои неукротимые волосы, мой недалёкий ум, моё совершенно нескладное, по его мнению, тело, мои слишком большие глаза и «тяга к неприятностям». Одним из самых тяжёлых моментов было моё поступление. Из-за нашего переезда сильно поменялись планы, и вместо оговоренного Гарварда мне пришлось в последний момент подавать документы в Оксфорд. Каким-то чудом меня всё же приняли, но отец без устали меня отчитывал за то, что я была в числе последних зачисленных. Никакие аргументы на тему того, что я слишком поздно подала документы, и могла вообще не влезть в число поступивших, не работали. Я оказалась «позором семьи», и об этом мне напоминали регулярно.       С другой стороны — мой старший брат Генри. В отличие от меня, отцу в нём нравилось всё: его идеальная стрижка, выдающийся интеллект, восхитительное чувство юмора и телосложение атлета (о котором бы я сильно поспорила). Если бы в мире существовали награды вроде «Золотой ребёнок года», то нам бы пришлось купить для них отдельную квартиру — Генри взял бы все номинации. Но я не припомню, чтобы когда-либо ревновала. Наоборот, брат словно отводил от меня гнев отца. Когда глава семейства был занят восхвалением своего наследника, я наконец могла расслабиться: позволить себе съесть лишний пончик (что строго воспрещалось, ведь я могу стать «жирной уродиной»), отложить ежедневную пробежку и больше времени проводить не за чтением различной научной литературы, а за глупыми бульварными романами, которые приводили меня в детский восторг. Хотя радость они мне приносили скорее от того, что я читала их тайком. В них рассказывалось о непокорных и бесстрашных женщинах, бросающих вызов всему миру и делающих всё, что им нравилось. И ещё сливающихся в страстных объятиях со своими возлюбленными мужчинами строго каждые четыре страницы. Узнай отец о моих закулисных увлечениях, он бы растоптал меня в самый мелкий порошок, а затем смыл бы в унитаз. Уверена, что я разочаровала бы его и в этом случае, устроив мощный засор.

***

      Девять часов полёта. Немыслимое время. Мне казалось, моя пятая точка бесповоротно приняла форму самолётного сиденья. Я пыталась расслабиться, подремать, задумчиво вглядывалась в окно иллюминатора, но ничего не помогало. Я словно оставила частичку самой себя в родном городе, в котором, по грустной иронии, меня совершенно ничего не держало. Я уставилась в небольшой экранчик, встроенный в сиденье передо мной, и наконец отвела душу за просмотром классических диснеевских мультфильмов, целиком поглощая эти, по моему мнению, произведения искусства. На самом деле, большинство я видела впервые. В раннем детстве мне удалось беспрепятственно впитать «Золушку» и «Русалочку», прежде чем отец заявил, что отныне я буду смотреть только детские развивающие передачи. Поэтому именно сейчас, будучи довольно-таки взрослой, я не смогла оторваться от этого волшебного детища Уолта Диснея, ощущая вкус пьянящего бунтарства на своих губах. На «Рапунцель» я умудрилась прослезиться, ведь матушка Готель — анимационное воплощение моего папочки. Он бы с удовольствием запер меня в высокой башне глубоко в лесу, запретив раз и навсегда выходить в люди, и лишь изредка навещал бы, чтобы лишний раз напомнить об этом.       Я со смешанными чувствами отключила экран и глубоко задумалась о том, что Рапунцель нашла не только приключения с очаровательным Юджином (да, оказалось, что я падка на рисованных персонажей), но и нашла своё счастье в виде любящей семьи, а та самая Матушка осталась не больше, чем воспоминанием.       Вот тебе и мультики.

***

      Англия встретила меня своей хвалёной влажностью. Уже шагнув на первую ступеньку трапа, я воззвала к самым недобрым ругательствам в своей голове, волосы на которой тут же приняли вызов, начав завиваться и топорщиться. Не спас положение и угрюмый таксист, кинувший мой чемодан в багажник с таким видом, будто я там везла наброски и планы по уничтожению Великобритании. Даже моя приветливая улыбка сползла с лица словно комок липкой грязи, когда тот нахмурил брови и велел мне поторапливаться. Встретить меня никто не удосужился, и это неприятно задевало сознание. Я даже не смотрела в окно автомобиля, пока мы неслись по дороге. Уткнувшись в телефон, я с некоторым сожалением обнаружила, что у меня за девять часов ни одного нового сообщения или звонка. Так было и раньше, но иногда мне так хотелось быть похожей на одну из тех девчонок, в жизни которых есть небезразличные друзья, закидывающие тонной сообщений в социальных сетях.       И вот, спустя несколько самых напряжённых месяцев в моей жизни, я наконец стояла на пороге нашего нового традиционного английского террасного дома недалеко от центра Лондона. Я никогда не интересовалась отцовской работой и уж тем более её новыми особенностями, но всё же восхищённо присвистнула, оглядывая помещение. Дом был, мягко говоря, огромным, и находился в хорошем районе. Дураку было понятно, что новая фирма отца не просто одна из многочисленных контор. Это явно была одна из лучших корпораций мирового уровня.       Я не успела даже присесть после дороги. Меня тут же поволокли за стол: время ужина, который категорически не мог быть смещен из-за такого пустяка, как приезд родной дочери. Мама без устали расцеловывала меня, то и дело растрёпывая мои волосы, а отец лишь приветственно кивнул, напомнив, что всё ещё зол на меня и Всевышнего, пославшему ему такое наказание. Я вздохнула, усаживаясь на мягкий стул, и принялась голодными глазами выбирать, каким бы блюдом полакомиться в первую очередь. Обмен любезностями произошёл крайне неловко, поэтому я поспешила набить рот индейкой, чтобы не пришлось отвечать на вопросы матери о прошедшем полёте. Папочка за всё время не проронил ни слова, лишь изредка отрываясь от чтения газеты и хмуро глядя на меня.       — Ты выглядишь неподобающим образом. Такое ощущение, что ты подметала улицы собственной головой, — наконец пренебрежительно сказал он.       — Родерик! — в ужасе воскликнула мама.       Если бы не мама, я бы давно вскрыла вены, но даже здесь отцу нашлось бы, к чему придраться, и, стоя у моего гроба, он бы точно возмущался, что я взяла не тот нож и вообще резала под неправильным углом.       — Я девять с половиной часов летела в самолёте, папа. Плюс ко всему, в Лондоне страшно высокая влажность, а ты знаешь, как мои волосы ведут себя в такую погоду, — тихо защитилась я, ковыряя вилкой в тарелке.       — И всё время ты мямлишь! Я учил тебя говорить громко и чётко. Как и подобает девушке уровня, к которому ты должна стремиться.       Ага, будешь тут уверенной в себе, когда тебе с детства внушают, что ты недостаточно хороша буквально во всём.       Я глубоко вздохнула и кивнула, избегая смотреть отцу в глаза. Наконец я решилась сменить тему:       — А где Генри?       Как ни странно, эта заноза в заднице оказалась моим лучшим, хоть и единственным, другом. У меня практически не было от него секретов, и я надеялась, что это взаимно.       — Ох, милая, мы не говорили тебе… — неожиданно сконфузилась мама.       Она с минуту подбирала слова, пока отец резко не выдал:       — Генри скоро женится. Он со своей невестой гостит у её семьи.       Вот тебе и взаимность!       — Что?! — я подскочила, задев бокал с вином, и оно тут же хлынуло мне на платье.       Даже не опустив взгляда на растекающееся пятно, я развернулась к маме.       — Женится? И когда же вы собирались мне сказать?       Поверить не могу. Наверняка, это злая шутка.       — Я принял решение не ставить тебя в известность, чтобы ты не отвлекалась от подготовки к поступлению в Оксфорд. Как оказалось, это тебе не очень помогло, — раздражённо отметил папочка.       Я чувствовала, как вино стекает по коленям, и, казалось, моя челюсть отвисла навсегда. Аппетит повернул вспять, и съеденная индейка грозилась возвратиться туда, откуда пришла. Так и не найдя слов для возмущения, я лишь бессильно приложила ладони к лицу.       — Нам очень повезло, что дочка моего начальника и Генри сошлись. Это очень выгодный брак.       Ах вот оно что. А я ожидала подвох. Конечно, выгодный брак. Иначе и быть не могло.       — Семья Кэролайн любезно пригласила нас в их загородное поместье до конца лета. Так сказать, познакомиться семьями. Машина приедет за нами в девять утра.       — Что? Завтра? — из-за шока я вдруг потеряла способность выстраивать полноценные предложения и кинула взгляд на маму.       Та беспомощно улыбнулась и пожала плечами.       — Зато тебе не придётся раскладывать чемодан, — она старалась приободрить меня, но это не помогло.       Выражение лица папочки явно давало понять, что разговор окончен. Он резко встал из-за стола, направившись в какую-то другую комнату. Мои слабые дедуктивные способности тут же подсказали, что это, должно быть, его кабинет.       В полном молчании мы с мамой закончили ужин. Точнее сказать, она закончила, а я лишь опустошённо ковырялась вилкой в тарелке. Пытаясь сгладить ситуацию, мамочка выволокла меня из-за стола и принялась с воодушевлением показывать мне дом. Я полностью погрузилась в свои мысли, лишь изредка отрешённо улыбаясь и изображая восхищение. Переступив порог своей комнаты, я с тоской осознала, что не запомнила ни единого уголка своего нового жилища. Наверное придётся заново его изучать, но это будет уже нескоро. Мне придётся провести два с половиной месяца в окружении незнакомых людей, жаждущих объединить семьи через своих отпрысков.       Бедный Генри.       Все мои переживания в итоге свелись к походу в душ. Для меня это всегда было лучшим средством устаканить мысли. Вода будто забирала негативную энергию и уносила с собой прямиком в канализацию. Лучшее средство от депрессии. Лучшее средство от всего. Горячая вода, по температуре больше похожая на кипяток, меня мгновенно разморила, и я даже удивилась, что всё ещё стою на ногах. Долгий полёт и, как всегда, богатый на любого рода эмоции семейный ужин — вероятность остаться в живых была крайне мала. Но я выстояла и только сейчас готова была умереть от усталости. Даже не потрудившись надеть постельное бельё, я плюхнулась на кровать и тут же заснула.