Morning After I Killed Myself

наутро, после того, как он убил себя. он зашел в кухню, вдыхая влажный свежий воздух, проникающий в комнату через чуть приоткрытое окно. светлело рано, это произошло летом. солнце уже давно поднялось, пламенно–оранжевым диском вися в небе. лучи освещали деревянный гарнитур. он медленно приблизился к кухонным шкафчикам, пальцами проводя по материалу. поверхность была матовой и ровной. он открыл шкаф доставая чистую сковороду и красивый, переливающийся на свету, хрустальный стакан. тот был из старого сервиза, который ему подарила бабушка. он единственный уцелел, кажется. джордж наблюдал за тем, как грани резьбы блестят, купаясь в лучах. солнечные зайчики на столе слегка дергались от того, что он вертел его. он включил плиту, ставя сковороду на темную поверхность. он достал масло и ровно три яйца. прозрачная золотистая жидкость тонкой струйкой перетекает из бутылки в алюминиевую посудину. несколько пузырьков образовалось на самом дне. он достал из холодильника апельсины и сделал себе сок. он испачкал половину кухни мякотью с соком, и теперь все помещение пахло свежими сочными апельсинами. сок очень красиво выглядел в стакане. он пожарил яичницу, добавив туда перец, соль и паприку. вся поверхность глазуньи была в специях, так что он не мог разглядеть желтки. он взял вилку из декоративной винтажной чашечки, стоящей в огромном стеклянном шкафу в гостиной. ему всегда было страшно испортить или разбить посуду оттуда. еда таяла во рту, вызывая терпко–приторное чувство ностальгии по временам, когда мать по утрам готовила ему точно такую же глазунью на завтрак, торопя в школу. она всегда старалась звучать строго, но мягкая улыбка в глазах выдавала ее. наутро, после того, как он убил себя. он влюбился. не в проходящего мимо парня, не в девушку из его старой школы, что в легком изящном платье шла вниз по улице. не в своего знакомого или добродушного продавца мороженного, из ларька в парке, что всегда улыбался детям, добавляя в мороженное три лишних вишенки. он влюбился в свою мать, склонившуюся над его фотоальбомом. в то, как пряди ее растрепаных волос прикрывают ей обзор, и как ей приходится все время заправлять их за ухо своими тонкими точеными пальцами, с аккуратным маникюром. он влюбился в своего отца. в то как он сжимал его записку в своих больших, массивных, но нежных руках. в то, как он печально улыбнулся, прикусывая нижнюю губу, чтобы не дать себе заплакать, свертывая записку и кладя ее в миниатюрную колбочку, с пробкой, похожей на винную. в то, как он смотрел на бутылочку, унесенную сильными потоками небольшого лесного ручейка. наутро, после того, как он убил себя. он гулял с кошкой, что всегда подкармливал и ласкал, когда шел с работы домой. он наблюдал, как грациозно и плавно она двигается, как перекатываются мышцы в ее теле, когда она спрыгивает с бетонного забора его соседей. как прикрывает глаза, принимая солнечную ванну на одной из плит старого разрушеного парка, где теперь нельзя было ходить людям. он смотрел, как она идет к высокому многоэтажному зданию, где он когда-то работал. он смотрел и видел глубокую, безграничную и темную бездну непонимания и удивления, таящуюся в ее зрачках. он улыбался, видя, как она заходит к кому-то во двор, лапкой скребя по двери. он улыбался, когда смотрел как девушка, живущая там, гладит животное по пушистой щеке. когда смотрел, как кошка утыкается носом в ее ладонь, блаженно прикрывая глаза, и мурлыча так же, как когда-то мурлыкала для него. наутро, после того, как он убил себя. он пришел на детскую площадку, где в четыре года повстречал своего лучшего друга. он присел на качели, чувствуя, как спину греют солнечные лучи. на турниках сидело четверо детей, лучезарно улыбающихся и смеющихся над своими шутками. вон, один из них, мальчик, самый маленький, никак не мог дотянуться до труников, все время подпрыгивая и вставая на носочки. а вот ему наконец протянули руку, усаживая на железные прутья с давно потрескавшейся краской. он видел, как его соседка, сидящая на лавочке рядом, читает газету с новостью о его смерти. одна из девочек подбежала к ней, что-то радостно крича и обнимая, и девушка аккуратно обернула свои руки вокруг ее поясницы, мягко прижимая к себе. джордж улыбался, отворачиваясь и раскачиваясь на детских качелях, стремясь поднятся высоко–высоко, достать ногами до небес. наутро, после того, как он убил себя. он наблюдал за закатом, держа за руку своего лучшего друга. он любовался огромным солнечным диском и светлой растущей луной на другой стороне неба. он восхищался красотой полевых цветов, ковром покрывших поляну. тем, как пестрило в глазах все это обилие красок и запахов, витающих в вечернем уличном воздухе. он слушал, как клэй шепчет признания в любви, роняя слезинки на зеленую траву под ногами, и как отчаянно сжимает в руках чужие очки. он с досадой и печальной радостью в глазах гладил чужие скулы, считая веснушки на чужом румяном из-за слез лице. он старался вложить в свои маленькие поцелуи столько любви, сколько накопилось в нем с самого момента его появления. больше, чем в нем есть, больше, чем воспринимается его сознанием. он переплетал их пальцы, глядя на горестно поднятые брови и тяжелое смирение в чужих глазах. наутро, после того, как он убил себя. он пришел к телу, в морг, пытаясь его вразумить. он громко смеялся, кричал и вздыхал, активно жестикулируя руками. он рассказал ему обо всем: о глазунье с паприкой, о сверкающем стакане, о вишенках, о плачущей матери и отце у реки, о кошке и девушке, о детях играющих на площадке, о полевых цветах. о клэе. он плакал и оттягивал волосы, от отчаяния падая на колени. он смеялся и с восторгом тараторил, местами задыхаясь от нехватки воздуха и слов. он стучал по стене, жмуря глаза и рыча от бессильной злости на мир. на себя. наутро, когда он убил себя, он пытался вернуться назад, ведь.. он так и не закончил начатое.