Один выстрел

      Неоновые пятна слабо мерцали в потрескавшемся и грязном стекле и, смешиваясь с сине-зеленым цветом океана, превращались в грязные разводы. Полуразрушенный город дрожал под тоннами соленой воды, грозя в любой момент обрушиться как карточный домик. Восторг был трупом, что постепенно разлагался. Кожа в виде лоска и богатства давно уже смещалась с грязью и нечистотами, мышцы настолько сильно прогнили и деформировались под огромными дозами АДАМа, что их проще было отрезать, чем реанимировать. От некогда золотой мечты остался лишь изуродованный скелет, и теперь это его наследие.       Джек Райан холодным, равнодушным взглядом осматривал свои владения из панорамного окна в новоприобретенном кабинете, что когда-то принадлежал основателю города. Он оторвал глаза от развалин и всмотрелся в свое отражение. Того невзрачного парня больше не было, на его месте стоял серьезный мужчина. Потрепанный, запачканный кровью и грязью свитер был выброшен на помойку, его заменил строгий, ухоженный черный костюм. Некогда растрепанные светло-русые волосы были аккуратно зачесаны назад. Неизменным оставались лишь цепи, украшающие его запястья.       Только недавно он был обычным парнем, что летел… Куда он летел? Он не мог вспомнить причину полета, а может его заботливый создатель забыл прописать эту информацию у него в голове. Как бы то ни было, это уже не имело никакого значения, ведь того наивного паренька, что без каких-либо раздумий шел на манящий голос по радио, уже больше нет. Он был извращен, поддавшись искушению при виде АДАМа, вытекающего из живота маленькой девочки. Этот грязный, темно-зелёный цвет, смешанный с кровью на мертвенно-бледной коже…       У него же была альтернатива, он мог спасти Сестричку, дав ей свободу и сознание. Но вместо этого выбрал опустошить ее. Почему? Почему он сделал именно этот выбор? Неужели голос Атласа был настолько пленяющим и соблазнительным, что он просто поверил ему из-за незнания? Но, тогда как объяснить то, что он с упоением продолжал это делать и после того, как вскрылась правда? Нет, он делал это осознанно. Он ставил свое выживание выше, чем счастье и жизни тех безликих детей. Плюс-минус десяток Сестричек ничего не значит для города, Восторг родит новых. Он лишь брал то, что ему было необходимо для его благополучия. Но теперь со всеми этими тониками и плазмидами в крови, Вита-камерами и ключом от города он стал практически богом. — Я лишь ставил себя выше других, — сквозь хрипы и китовые завывания, исходящие из его не до конца восстановленного горла, прошептал Джек, сжимая в кармане рукоять револьвера. Холодный металл тянул плотную ткань брюк вниз, создавая неаккуратные складки на штанине. Мужчина закрыл глаза и нахмурился. Голубое океаническое свечение падало на его исхудавшее лицо, создавая тени под глазами, от чего он казался усталым стариком. — «Ты ничуть не лучше своего отца или Фонтейна», — пронесся у него в голове слабый голос. Джек сильнее скривился от подобного сравнения, ногти нервно оцарапали неровную поверхность оружия. Этот голос… одновременно столь близкий, но в то же время такой далекий. Со времен воцарения в Восторге Джек старался всячески заставить его молчать, заливая его кровью, алкоголем и АДАМом. Как бы он ни старался, но убежать от самого себя ему никак не удается. — Заткнись, будь любезен, — как-то по-звериному прорычал Джек в пустоту, резко отворачиваясь от стекла. Резкая боль ударила в голову, во рту до тошноты пересохло, все мышцы резко напряглись, а по кончикам пальцев пробежали мелкие молнии. Щурясь, Райан пьяной походкой побрел к столу и нервно начал нащупывать на столе шприц. Даже такой тусклый свет был для глаз пыткой, а от скрежета механизмов, казалось, треснет мозг. Ему нужна доза АДАМа, а иначе он просто сойдет с ума. Как иронично: он пачками истреблял сплайсеров, а в результате стал таким же наркоманом, как и они. Разница лишь в том, что он никогда не превратится в бесформенный кусок вздутого мяса, обтянутого трещащей по швам кожей. Все же были плюсы в том, что его с раннего возраста пичкали плазмидами.       Как только заветное вещество попало в кровь и ударило в голову, мир снова стал терпимым. Шум в ушах сменился на ритмичный стук шестеренок, яркие пятна в глазах сменились на вид потрепанной столешницы и его исколотой руки с закатанным рукавом. Джек настолько привык к хаотичным и беспорядочным инъекциям, что его запястье превратилось в один большой розовый синяк. Небольшая плата за более-менее ясный рассудок и могущество. — Разве это так необходимо? — раздался позади него все тот же вездесущий тихий, шелестящий голос, что легко было принять за журчание воды, — Плазмиды, деньги, власть, Восторг? Ты же знал, что был иной путь. Как же Райана тошнило от этого голоса… — Я же сказал тебе заткнуться! — издав дикий рев, Джек резко развернулся со всей силы ударил по растрепанному пареньку в свитере, что виднелся в окне. По гладкой поверхности толстого стекла пробежали разряды молний, по всей руке прошлась волна резкой боли. Тяжело дыша, Джек поднял голову, но перед ним было уже его собственное отражение. Неужели сукин сын оставил его в покое?       На его спину упала высокая человеческая тень. Мужчина даже не хотел оборачиваться, чтобы увидеть, кто стоял позади него. Если бы в кабинет проник какой-нибудь сплайсер, то система охраны первым же делом сообщила бы о вторжении в его зону комфорта. Ни визгов сигнализации, ни жужжания ботов, ни свиста пуль. Лишь мертвая тишина. Но сейчас это отсутствие посторонних звуков только пугало Райана младшего. Восторг приучил его к тому, что если тебя что-то пугает, то надо бить и сражаться за себя и свою жизнь. Но как он будет сражаться с тем, кто нависает над ним? — Почему бы тебе просто не раствориться? Не оставить меня в покое? — хриплым голосом прорычал Джек, медленно, нехотя разворачиваясь к гостю. Он не хотел снова видеть этот посеревший вязаный свитер, забрызганный кровью, и с закатанными до локтя рукавами, это детское, наивное лицо, эти грустные карие глаза, эти цепи на запястьях. Но он не мог не смотреть. Это был тот самый Джек, что пережил авиакатастрофу и, как ему казалось, по чистой случайности попал в этот проклятый город. Тот самый, у которого хватило милосердия спасать маленьких сестричек. Он с явным разочарованием и укором смотрел на мужчину, скрестив руки на груди. На лбу появилась морщина от напряжения, а губы сжались в тонкую полоску. — Ты не ответил на мой вопрос, — спустя минуту напряженного молчания спокойно проговорил парень, глядя прямо в налитые кровью глаза Райана. — И не отвечу, — отрезал тот, резко отворачиваясь от юноши, — Я выбрал Восторг, его идеалы и ценности. — Ты говоришь как Эндрю Райан, даже выглядишь как он. Хоть яблоко и упало далеко от яблони, но ее гены все равно дают о себе знать. — Ты ничего обо мне не знаешь, — рявкнул Джек, сжимая кулаки, — Всю жизнь мной пользовались, как вещью, мои воспоминания лишь бред больного на всю голову ублюдка, меня вырастили в лаборатории как чёртову крысу, а родная мать продала за несколько тысяч гнилых бумажек. Я танцевал под чужую дудку, но теперь это будут делать другие. И, уж поверь, эта музыка будет намного хуже, чем у Райана и Фонтейна.       Будто в подтверждении серьезности и грозности его слов, один из небоскребов за окном накренилось в бок и, издав похоронный скрежет, разломилось пополам. В воде образовались миллионы пузырей драгоценного воздуха, что кривыми зигзагами устремились к поверхности. Металлические конструкции упали на океаническое дно, сотрясая его. Еще одна кость в скелете Восторга оказалась сломанной. — И какая твоя награда? — тихо, но уверенно начал парень, — Восторг? Ты и сам прекрасно видишь, что он разваливается на глазах, и скоро от него останется только груда ржавеющего металла. Вряд ли ты сможешь что-то с этим поделать, разве что ускорить процесс. Даже Фонтейну не нужен был сам город. Ему нужен был АДАМ, с помощью которого он смог бы покорить мир поверхности. Эндрю Райан здесь хотел построить идеальный для себя мир, лишенный пороков и слабостей. В Восторге он видел единственное свое спасение. А зачем он тебе? У тебя же нет никаких планов или особых взглядов. Ты же просто обиженный мальчишка, что выплескивает свою обиду на все, что движется и не движется.       С каждым словом ярость закипала у Джека в жилах, пузырилась в горле, душила. Ладонь, до скрипа в костях сжатая в кулак, до красноты раскалилась, а выходящий из пальцев огонь, казалось, был готов спалить все вокруг. Еще одно слово, и мужчина точно превратит это круглое личико в уголь. Как он смеет говорить такое! Разве он не понимает, перед кем стоит? Он король, высшая форма эволюции Восторга, золотое звено в Великой Цепи! Каждая живая тварь, ходящая по этой земле, ходит потому, что он это позволяет делать! А этот парень заявляется к нему и говорит, что он слаб! Но самое противное то, что Райан в глубине себя осознавал, что тот прав. Множество чувств смешались в его голове: злость, ярость, обида, разочарование, стыд, страх. Но истолковал он их по-своему. — Послушай, сопляк! — Джек резко развернулся лицом к собеседнику, едва сдерживая, чтобы не вгрызться в глотку зубами. Его лицо полыхало адским огнем, как и его руки, а в глазах отражалась молнии, что Райан был готов обрушить на парня в любую секунду. Рот искривился в дикой гримасе ярости и злобы, а его прилизанные волосы растрепались и падали на мокрый от пота лоб. — Ты ничего обо мне не знаешь! Это мой дом, мое царство! Поверхность лишь прогнившее со всех сторон место, где я был бы жалкой потерянной букашкой, которую мог бы раздавить каждый бездомный прохожий. Жалкий, безымянный отброс, у которого даже прошлого нет! Здесь же у меня есть все. Зачем кому-то солнце и облака, когда есть бессмертие и тонны смертоносных наркотиков? И все это есть у меня. Меня боятся, меня обожают, меня боготворят! Я считаю, что это достойная для меня награда. Этот город мой храм, мой алтарь, где молятся на мое имя, где воспевают меня, где просят у меня благословления! Это даже не снилось этим двум петухам Райану и Фонтейну. Лишь две собаки, что пытались друг у друга из пасти вытянуть голую кость в надежде полакомиться сочным мясом. Я нечто большее, чем эти двое вместе взятые. Когда ты это наконец-то поймешь?! — Джек был на грани. Каждое выкрикнутое слово сочилось ядом и злостью. Мужчина то шипел, как змея, то до хрипоты срывался на крик. Слюни вместе с потом капали с его лица на грязный пол, а отблески плазмидного огня, добавляли этому дикому образу особый адский вид. Губы растянулись в сумасшедшем оскале, глаза широко распахнулись, зрачки сузились. Его всего трясло. Он был уже готов поджечь парня, но… — Босс, мы поймали… — внезапно из омута гнева и злости Джека вырвал появившийся сплайсер, что замер в дверях кабинета. Его поплывшее лицо застыло в гримасе ужаса и благоговенья, а покрытые волдырями, неестественно выкрученные руки тряслись, пытаясь удержать окровавленный кусок арматуры. Единственный открытый глаз расширился от страха и неподвижно следил за безумием короля Восторга. Надо же! Он и не заметил, как кто-то вошел. — Босс, Вам точно не плохо? Мне кажется, что все же Вам стоит записаться на прием к Лэмб… — Я в норме, — отрезал Джек, вытирая рукавом пиджака пот со лба и потихоньку успокаиваясь, — Я сам решу, что с собой делать. А теперь говори, что ты сюда приперся? — В общем, мы поймали ученую немку и притащили сюда, как Вы и просили. Было сложно изловить эту сучку, она довольно изворотливая и прячется хорошо. Правда ее мелких отродий не удалось найти. Мы схватили ее, когда… — Тененбаум здесь? — Джек прервал возбужденный рассказ сплайсера взмахом руки и незаметно перекинулся взглядом со своим альтер-эго. Тот в разы помрачнел, все мышцы в его теле напряглись, а встревоженный мутный взгляд метался между Райаном и мутантом. На лице короля Восторга появилась хищная улыбка. Он облизнул губы в предвкушении вкуса крови. — Э, да, она здесь. Мы с парнями держим ее в одном из подсобных помещений Гефеста. — Так чего же ты ждешь, дубина?! Веди меня к ней!       Сплайсер тихо взвизгнул, поджав трясущиеся руки к груди, и, тихо пробормотав «следуйте за мной», направился в сторону выхода из кабинета.       Поход до нужного места был недолгим. Они только вышли в холл перед офисом и сразу же свернули в ближайшую комнату, что когда-то служила жилым помещением для рабочих. Джек довольно причмокнул языком, когда его взгляд упал на висящий среди прочих тел врагов Восторга труп Эндрю Райана. Старик обещал ему, что рано или поздно парень будет висеть на одном из этих столбов. Как иронично, что он сам своей напыщенной персоной пополнил эту жуткую коллекцию.       Когда за Джеком с тихим стуком закрылась дверь, все присутствующие в комнате замолчали и подняли голову в сторону вошедших. Трое крепких мужчин окружили что-то на полу. Из-за довольно крупной фигуры одного из сплайсеров, сидящей на сломанном каркасе кровати спиной к выходу, Джек не сразу понял, что это была сидящая на коленях женщина с мешком на голове. Ее сильно изувеченные руки и ноги были крепко перевязаны веревками, но пленница продолжала дергать конечностями в жалкой попытке выбраться. — Да прекрати ты! — рявкнул на нее ближайший мутант и ударил ее ногой в бок. Она издала протяжный стон и обмякла. Другой зашел за спину женщины и резким движением сдернул с нее мешок. Лицо Тененбаум было все в синяках и царапинах, губы разбиты, и к подбородку стекали несколько алых капель свежей крови. Она давилась куском грязной ткани, что использовался вместо кляпа, и пыталась всеми силами его выплюнуть. — Босс, мы нашли ее для Вас, как Вы и просили, теперь нам полагается заслуженная награда. Ни на что, не намекаю, но… — Что мы будем с ней делать? Предлагаю выпытать место нахождение оставшихся маленьких сестричек и выпотрошить их! — Да убить суку надо! И дело с концом! — Бессмысленно ее убивать! Она может помочь нам добыть больше АДАМа.       Джек не слушал никого из этих наркоманов, которых интересовала только новая доза АДАМа. Он неотрывно глядел в глаза ученой, в которых читался огонь ненависти, отвращения и презрения. Казалось, она только одними глазами говорила ему: «Если ты убьешь меня, то я унесу все свои секреты в могилу». Но Райану не нужны были эти секреты. Сейчас он впервые серьезно задумался, а зачем она ему? Чего он хотел добиться этим? Разумного, рационального ответа не было.       Он чувствовал, что этот парнишка в грязном свитере был здесь тоже, стоял в тени и наблюдал за каждым его действием. Даже спиной он чувствовал на себе этот тяжелый взгляд карих глаз. Он наверняка ожидал от него того, что он ее отпустит и пойдет вместе с ней спасать бедных сирот, но…он этого не хотел. Злость и обида за считанные секунды наполнили его мозг до краев. Этой огненной смеси было настолько много, что она чуть ли не выливалась у него из глаз или рта. Ведь именно эта женщина являлась ответственной за его создание, за его испорченное детство. Именно она превратила его в уродливого Франкенштейна, напичкав всевозможными плазмидами. Внезапно ему стало до безумия обидно за того маленького мальчика, что всю жизнь растили на убой в лаборатории. Он был слабым и непорочным, он не заслужил того, что с ним сделали. Для них он был лишь вещью, лабораторной крысой, расходным материалом. Но теперь это оружие обрело свободу и надменно насмехается над своим создателем. — «Но ведь она раскаялась и хотела все исправить», — раздался в голове слабый голос совести. Джек лишь злорадно хмыкнул. Ее раскаяние не распространяется дальше ее обожаемых сестричек, за которыми она носится словно матушка-гусыня. Да, она сняла с него ментальный контроль, но ведь и это она сделала не просто так. Она, как и все остальные, боялась его и на расстоянии направляла по нужным ей точкам. Она пользовалась им, как когда-то им пользовался Атлас, для нее он был лишь оружием, что она упорно настраивала против Фонтейна. Такое он простить не мог.       Медленно, будто в замедленной съемке, Джек достал из кармана брюк револьвер и направил прямо в лоб ученой. Один выстрел, и тело женщины обмякло на холодном, грязном полу, а лицо навсегда застыло в гримасе страха, ужаса и отчаяния. Она точно не ожидала, что он осмелится на такое, как и он сам глубоко внутри. Тененбаум мертва. Вокруг него загалдели сплайсеры, они начали смеяться, хлопать. Кто-то даже осмелился потрясти его за руку. Но Джеку было все равно. Пустым, не моргающим взглядом он уставился на труп. Медленно злость начала угасать, а вместо нее появилась леденящая пустота и осознание того, что он только что убил единственного человека, что по-доброму относился к нему, и что пытался ему помочь. Но больше всего Райана пугало вовсе не это.       Джек повернул голову назад, чтобы увидеть привычный бежевый свитер и вечно растрепанные светло-русые волосы. Но в темноте помещения никого не было. Он покинул его.

***

      Джек сидел на полу в своем кабинете, прислонившись спиной к холодному стеклу окна. Тьма окутывала его со всех сторон, единственным источником света было голубоватое свечение океана. Все пространство вокруг мужчины было усыпано осколками разбитых бутылок и иголками от шприцов. Среди этого стеклянного поля, словно грибы, проглядывали многочисленные окурки от сигарет. Одна из них догорала во рту Джека. Ее дым застилал истощенное, измученное лицо: кожа посерела, став похожей на бумагу, щеки впали, глаза терялись среди синяков. За спиной раздался грохот, который сопровождался скрипом металла. Океан забрал себе еще одну часть Восторга. Скоро он доберется и до него.       Ничего не помогает! Мужчина издал отчаянный вой и вдавил сигарету в железную пластину пола. Как бы он ни старался, но ничего не могло заполнить образовавшуюся пустоту внутри и заглушить вязкое чувство вины. Только сейчас Джек осознавал, что погубил все, что было светлым в Восторге. Прошла пара месяцев с тех пор, как он убил Тененбаум. С тех пор Райан больше не видел паренька в свитере. Он ждал его появления, оглядывался по сторонам и намеренно задерживал взгляд на темных углах, но тот не появился. Он навсегда покинул его. Он не появился и того, когда все пошло под откос: несколько районов города ушло под воду, запасы АДАМа быстро кончались, а многие его последователи бросили его и ушли к более сильному лидеру. Он слышал, что против него готовится новая война, чтобы окончательно скинуть короля с насиженного трона. А зачем? Тут ловить все равно нечего. Его власти практически не существовало. Все же был прав его постоянный посетитель: его слушали только из-за страха и жадности. Когда сплайсеры поняли, что у этой мелкой рыбешки больше ничего нет, то его попросту кинули. Больше не было ни песен в его честь, ни молитв. Его алтарь был заброшен. Он все испортил. Он сам же в этом и виноват. Он остался один среди врагов на дне Атлантического океана.       Внезапно Джек подумал о той самой альтернативе. Что если бы он спасал девочек, как говорила ему ученая? Что было бы тогда? Закончил бы он так же в самом центре трупа? Райан закрыл глаза и представил себе другой исход. Маленький домик где-то среди бесконечных полей, залитых солнцем, он среди деревьев напевает радостную песню, рядом раздается тихий смех, и чьи-то руки крепко обнимают его за талию. Светло, тепло и уютно. Он может слышать шелест листьев, может чувствовать душистый аромат цветов и запах свежего пирога. Боже, когда он последний раз ел нормальную, горячую еду, а не перебивал голод чипсами и батончиками? В той далекой реальности он был не один. У него была любящая семья, он был счастлив. А был ли Райан по-настоящему счастлив? Чувство собственного величия опьянило его, подарив временное счастье. Но ни не вечно. Он променял любящую семью на искаженную империю.       Внезапно Джек всем сердцем захотел, чтобы эта фантазия стала реальной, но этого никогда больше не будет. Чем больше он к ней тянулся, тем больше эта идеальная картинка отдалялась от него, и вскоре он остался в пустоте. Джек открыл глаза, окинул пустым взглядом разруху в его кабинете и, уткнувшись лицом в свои колени, тихо заплакал.       Как он мог позволить этому случиться? Он и правда был всего лишь обиженным мальчиком, что не мог простить обидчиков. Но он мог бы хотя бы попытаться. Он мог бы простить Фонтейна, Райана, Тененбаум, Сучёнга и свою мать, но он точно не простить самого себя.       Он по собственной воле загубил все: сестричек, Восторг, Тененбаум, себя. И дальше может быть только хуже. Его схватят в собственном кабинете и отведут к петле на площади Аполлона. Он больше не мог ничего исправить.       Рука Джека скользнула в карман брюк и вытащила оттуда револьвер. Он ничего не мог исправить, а вот пуля — могла. Он направил дуло себе в висок. Один выстрел, и все его проблемы были решены в долю секунды.