Штрихи

      Хаджиме не был из того числа людей, кто мог бы легко контролировать свои эмоции. Особенно если этой эмоцией был гнев или раздражение. Обычно, второе от первого отделяет лишь доля секунд, за которое причина раздражения должна была успеть спрятаться куда подальше. Хоть зачастую это практически ни у кого не получается, дальше пинка по ногам или подзатыльника это не заходит. Как никак, но избивать до полусмерти парень никого не хотел. Да и в основе корил лишь свою эмоциональность, которую замечали только когда он злился. Было странным, что другие эмоции Иваизуми не замечали, но странным это казалось только парочке его друзей, не более.       И вот сейчас, в раздраженном от усталости состоянии, он гонит через всю префектуру, дабы забрать одного из таких его друзей — Ойкаву Тоору. Как бы парень не хотел отказать тому под разными предлогами, это никогда не выходило. Точнее, выходило, но после слов: «Совсем никак, Ива-чан?» — все рушилось. Что-то в глубине души не давало этого сделать, в частности из-за жалобного тона, которыми обычно произносится та фраза.       Он правда пытался не обращать на это внимание, но, черт подери, как можно отказать? Особенно, когда этот человек тебе нравится. Особенно, когда этот человек, скорее всего, мерзнет. Особенно… Да что было особенного для того, чтобы после изматывающей работы, когда хочется заснуть просто в любую секунду, один человек, пересиливая сонливость, мчал к другому по одному лишь зову? Может, будь это у какой-то парочки, то это бы и не было странным? Может быть… А может и нет. Кто знает.       Стеклоочистители с противным скрипом махали из стороны в сторону, убирая налипший снег с лобового, тихо пел какой-то певец из радио, которое включилось автоматически с заводом машины, а спидометр показывал почти сто километров в час. Ладони крепче сжали руль, а брови нахмурились. Хотелось быстрее приехать, забрать Ойкаву и отвезти того домой, ибо он, скорее всего, ждет Иваизуми на улице под сильным снегопадом. После чего, конечно же, сляжет на пару дней с чрезвычайно высокой температурой. “ — И почему я опять не смог отказать?» — уже в который раз спрашивал сам себя Хаджиме. Ответ был ему известен, но вот будь они парой, то все было бы прекрасно, а так… А так он просто безответно влюбленный друг, не более.       На лице появилась горькая усмешка, но, дабы не представать перед Тоору окончательно убитым, парень быстрым движением, не отводя взгляда от дороги, пару раз потыкал на кнопки, чтобы изменить частоту радио, оставляя играть что-то наподобие фонка, после чего, через пару минут, сделал громкость выше. Пара перекрестков, спальных районов и около наверное четырех светофоров, которые каждый раз, когда подъезжала машина Иваизуми, загорались красным, и вот он приехал к нужному месту. Глуша двигатель, юноша вышел на улицу. — Снег… — эти слова были сказаны как-то мечтательно. Аж передергивало… — Да-а, это снег, Ива-чан. — позади раздался знакомый голос. Голос, который Хаджиме мог узнать из ста… Да что там из ста, он бы и из миллиона узнал.       Голова резко повернулась в сторону, откуда исходил голос, а после повернулось и тело. Тоору, будучи одет не очень-то и тепло — да камон, он был одет так, будто на улице лето, только ветровка была чем-то стоящим в его прикиде. Глаза черноволосого можно сказать просканировали человека, после чего неудовлетворительно закатились. — Ну-ну, Ива-чан… — Ойкава неловко улыбнулся. — Может мы поедем уже? Я тут замерз немного пока ждал. Иваизуми кивнул, бросив лишь тихое «Поехали».       Сказать, что первые минуты были уж чересчур неловкими, то это не сказать ничего. В глубине души зарождалось беспокойство. Но вот из-за чего? Простой же день, с не менее простой просьбой подкинуть до дома, которая уже стала обыденностью. Но что-то не давало покоя, что-то заставляло нервничать. Хаджиме мельком глянул на сидящего сбоку парня, который был тише обычного. Может именно это и заставляло нервничать? — Слушай, ты чего такой тихий? Случилось чего? — А? Хм, ну, да-а… — протянул пассажир, тяжело выдыхая. — Я это… ну… как сказать… — Как есть, так и говори. Чего мямлить? Аль не друг я тебе? — шутливо произнес черноволосый. — Друг конечно! Просто я это… ну, понимаешь, не могу поверить в кое-что… — Ну-ка, заинтриговал. Говори давай уже. — чувство какого-то легкого страха начинало расти сильнее. — Девушка мне тут призналась… — сердце Иваизуми пропустило удар. — Сказала, мол, понравился я ей, встречаться хочет. — А ты что? Если скажешь, что отшил, то мне сложно будет поверить. — парень пытался не выдавать того страха, что постепенно окутывал все его тело. — Ива-чан! Я не то чтобы и отшил ее… Просто, знаешь, как-то я не чувствую, что она тот человек, который мне подойдет… Да и я не такой уж и идеальный, как она говорит, ха-ха… — Вот оно как. И кто ж тебе подойдет? — если честно, то эти слова вылетели случайно. Вот правда, Хаджиме даже не думал, когда сказал это. Он глянул на Тоору, который с неким удивлением смотрел в ответ. И тут пришло осознание, что он проебался, немного, но проебался. — Спросишь тоже… Я никогда не думал о серьезных отношениях, мы ведь всегда были вместе и мне хватало. Так что, может мне подойдет кто-то как ты? — в обычной своей озорной манере шутканул каштановолосый.       От такого заявления лицо парня, что вел машину, покраснело. Это был один из тех моментов, когда Иваизуми смущался. Но кто бы не смутился, если бы предмет его обожания сказал, что в его вкусе такие как ты, верно? Верно ведь? Или только он так думает? — Ты… — руки сжали руль, что не скрылось от взгляда Тоору. — Я пошутил! Я просто пошутил, Ива-чан! Я знаю, что Ива-чан не такой! — господи, как же он ошибался. — Да и я не по парням, ха-ха.       «Не по парням, ха-ха…» И правда «ха-ха». Вот и все, получается все мосты можно сказать сожжены. Его отшили еще до признания даже. Разве не смешно? Хотя, а на что было надеяться? Что он не пошутит и сделает первый шаг, сказав, что всю жизнь любил и решил признаться после отказа другому человеку? Хах, довольно наивно было бы так думать… К сожалению, жизнь не такая веселая и простая штука, какой ее хотелось бы видеть. Конечно, Хаджиме давно отказался от того, чтобы надеяться на взаимность, но надежда ведь умирает последней. И в сложившейся ситуации это было ужасно. Сердце болезненно сжалось, хотелось… плакать? Наверное да. — Ива-чан, ну хватит злиться, я же пошутил в конце концов. — Я не злюсь. — хотелось сказать это максимально нейтрально, но получилось как-то уж слишком опустошенно.       Ойкава на такое ничего не сказал, видимо решив, что Иваизуми устал после работы. Оставшийся путь до дома Тоору проходил в тишине, только тихое радио пело какую-то песню о любви. Довольно иронично было.       Когда Хаджиме припарковался, пассажир поблагодарил своего друга, выпрыгивая из авто. У самого входа он развернулся, помахав рукой на прощание. То же сделал и черноволосый, на лице появилась грустная улыбка. Дверь закрылась, скрывая за собой предмет обожания, а давящие мысли заполнили весь разум. Но как бы не хотелось предаться грусти нужно было ехать домой спать, работу еще не отменяли. Выдохнув, парень сел обратно в свой автомобиль и завел его, выезжая с парковки через пару секунд.       Дорога до дома была мучительно долгой и тихой, точно такой же была и его квартира — тихой, мучительно тихой… Впервые она казалась такой неуютной. Парень бесцельно побродил по комнатам, после чего, схватив первый попавшийся под руку плед, завернулся в него и прямо так плюхнулся на кровать. Спать было немного боязно, ведь мысли скорее всего сведутся к Тоору, но он должен был заснуть. Это нужно, просто нужно.       Наутро Иваизуми поймет, что ему придется отпустить свои чувства и быть для Ойкавы хорошим другом. На работе его телефон завибрирует, а на экране мобильного будет красоваться сообщение:

Дуракава Через пару дней я уеду в Аргентину, не хочешь прийти на прощальную вечеринку? Хоть у меня и язык не поворачивается ее таковой назвать, но это что-то в таком роде будет. Так как я уеду надолго, то хотел бы перед этим оторваться с тобой, Маки и Мацукавой

Иваизуми Да, конечно. Я постараюсь прийти. С меня выпивка.       После этой прощальной вечеринки Хаджиме окончательно погрязнет в работе, дабы не допускать лишних мыслей об уехавшей в другую страну любви. Но даже так в груди всегда будет теплиться надежда на хорошее будущее с Тоору. Надежда умирает последней. И в его случае это ужасно. В его случае она не умрет никогда…