Пустота

У него всё должно было быть иначе - эта мысль настойчиво отдавалась в затылке, пока Шигурэ растирал худые узкие ступни, чувствуя, как сидящий неприязненно поджимает пальцы - "не надо". "Не стоит, Шигурэ" У него всё должно было быть иначе, потому что это был Ха, слишком непохожий на них, слишком уязвимый и по-настоящему добрый, чтобы жить так, чтобы связываться с кем-то так, чтобы искать утешения так. Аямэ не связывал это с любовью никогда - это всегда были капризы, случайные забавы, прихоть. Всегдашняя попытка его снова и снова ритуально доказать свою неотразимость, настойчиво убедиться в ней, посмеяться с торжеством. Шигурэ хотел, чтобы это было с любовью - однажды, раньше, прежде, чем всё изменилось непоправимо и смешалось с ядом. Теперь это тоже было оружие, прихоть, простая потребность. Но у Ха это должно было быть по любви - какой бы бестолковой ни была эта идея - она почему-то так подходила его дорогому другу. Чудеса должны были случаться с такими людьми, верно? Что ж, Шигурэ знал, что чудес не бывает. И пусть это отдавалось горечью - теперь оставалось только жить с этим, брать всё в свои руки и принять очевидное. **** Это ведь Шигурэ всё-таки нашёл его, неподвижно сидящим в углу с очередной бутылкой - осунувшего и изъевшего самого себя почти до предела. Вовремя нашёл - даже успел поймать, когда тот перекинулся. Это Шигуре стоял на коленях возле ванны с хлодной водой и поймал тогда первый, плывущий рассеянный взгляд вернувшегося Ха. Поймал и спросил в лоб: "Сдохнуть хочешь?" "...как думаешь, сколько морской конёк протянет в луже из рвоты и виски?" - не сказал, слишком был зол. Хатори всё равно ничего не сказал бы тоже, потому что на первый, заданный вопрос ответом была тишина - и Шигурэ почувствовал, как его тошнит: тишина эта была слишком громкой, слишком содержательной. *** Хатори напоминал ему стекло, разлетевшееся в конце концов от напряжения в такую мелкую колкую крошку, что, кажется, нужна была метла, чтобы собрать его обратно, а также щётка и ведро. "ты всегда думаешь, что справишься один, сколько бы ни взял на себя, и смотри, куда это тебя привело" Шигурэ не собирался играть в эту игру, и поэтому они были вдвоём - это был не только он - они с Аямэ - забравшие то, что осталось от Ха, из поместья. На время - сказал он Акито без выражения. Слишком был сосредточен, чтобы держать голове давний спор, и к тому же видел: она напугана до смерти. Он знал её лучше всех прочих, и теперь в ней был новый, почти правильный страх: она действительно не хотела случившегося (долгое время спустя он снова увидит подобное в её глазах, Подожди... Кто упал? - Тору... Хонда и будет знать, что это её спасёт). Итак, у них было теперь даже подобие свободы: на время, на троих, потому что время было необходимо и времени оставалось мало - Шигурэ смутно чувствовал. "только-верни-его". И ничего не оставалось, кроме как пытаться. Пытаться, пытаться, доходя почти до ругани и бессилия - накормить, и в первые дни держать его голову, пока Ха выворачивало до желчи - с отвычки есть - искупать, уложить, напоив каким-то выписанным пойлом, и снова заставить встать с утра, выйти наружу, пойти куда-нибудь, ну что ты всё сидишь, да посмотри же на меня. Это было всем, и этого было недостаточно *** "Не стоит", - Шигурэ целую минуту смотрел в его пустое, осунувшееся лицо. В полумраке, который слабо тревожил включённый Аямэ ночник, глаза Хатори казались темнее, чем были, и в них впервые за долгое время отразилось что-то. Призрак недовольства - но даже так, это был отклик. "Если тебе неймётся, можешь развлекаться. Но без меня" - в его голосе не хватало знакомых нот, и всё-таки Шигурэ почувствовал облегчение. И что-то вроде азарта, как собака, напавшая на след. Ему не нравились такие сравнения, но это всё ещё было. "Не могу поверить, что кто-то вроде тебя так недооценивает меня", - было почти приятно вернуться к этой манере общения с ним - "Это прямо-таки больно!" "кто тебе сказал, будто это развлечение?" - выговорил в самое ухо, бережно положив руку на чужой затылок, заставляя уткнуться лицом себе в шею. Хатори всегда принимал их трескотню и прочие выходки как обыденность - привыкнув за столько лет или наученный смиряться - не ими и не с ними - с вещами куда более тревожными и кое-кем другим. Шигурэ не любил вспоминать об этом. Хатори не понимал, вот что было важно. Чем-то похожим на развлечение это только казалось - к великой досаде самого Шигурэ. Потребность, рутина, решение проблемы - и ничего иного, и это был не тот способ, который ему хотелось бы кому-то передавать. "И чт..." "Помолчи, хорошо?" - отстранился спокойно, почти по-деловому. Это должно было быть по-другому - мысль была почти созерцательной, пока он медленно целовал и ласкал светлую кожу чужих ног, неспешно поднимая подол тонкой ночной юката и разводя дрогнувшие колени. "Просто помолчи". Для него это должно было быть по-другому - не с ним, не здесь и не так. Шигурэ всерьёз ожидал пинка - Хатори с детства развил исключительно тонкое чутьё на все их с Аей промашки, случайные выходки и нелепости и умел временами железной рукой пресекать самые разные вещи. Даже сейчас он всё ещё был реальным человеком. Самим собой. Шигурэ успел заметить, как метнулась в сторону, сжалась в кулак, а затем расслабилась худая сильная кисть. Хатори не издал ни звука. Не двинулся. Шигуре вздохнул и положил голову ему на бедро. Пахло мылом, нагретой чистой тканью и горькой лекарственной гадостью. В груди премерзко тянуло. "Мы с тобой не персонажи плохого романа, это верно" "тогда зачем" - его рука на простынях была вялой, и в вопросе по-прежнему не хватало знакомого. Шигуре потянулся вбок и тихо погладил тыльную сторону чужой ладони. "Это как нажраться. Только, если умеючи, лучше по голове даёт", - пальцы были холодными, и он принялся слабо их растирать, вслепую, уткнувшись носом в смятую ткань, пропахшую больницей. Как иронично - потому что ни в какую больницу сейчас было нельзя. Запах самого Хатори почти не получалось учуять - и от этого грызло свербящее беспокойство. Чёртова собачья сущность. "Вот как" - в том, насколько это было без интереса, звучала почти насмешка. Шигурэ чуть подтянулся и снова опустил руки на чужие бёдра. " Ты безответственный", - отрезал, чувствуя, как собственная злость и эта резкость в тоне горчит на языке настолько, что хочется сплюнуть на пол, - "не для других, не подумай. Но остановиться и прекратить жрать сам себя ты не можешь. Значит, мне придётся прибегать к необычным способам, вот и всё". "Пожалуйста", - хотелось сказать что-то ободряющее и хотелось ударить его, хотелось встряхнуть за плечи или наоброт, просто прижать к себе и дрежать - и следить, чтобы не развалился на куски прямо здесь, рассыпавшись по простыням. "...просто выкинь всё из головы. Хотя бы на время". *** В конце концов, он знал, это будет работать. Телесный голод, который испытывает человек, лишённый объятий годами, с самого детства, вероятно, трудно было представить тем, кто не жил такой жизнью. Может быть, даже часть проклятых неспособна была этого понять, но Ха был... действительно тяжёлым случаем из-за его звериного обличья. Шигурэ не раз подозревал, что это было источником его манеры держаться так, словно он проглотил портновскую линейку. Несведующему трудно представить, как сильно бьют по непривычным к такому нервам даже обычные прикосновения. Как это сводит с ума. В этом было что-то почти жестокое - и Шигурэ знал, что делал, настойчиво скользя пальцами под ткань, касаясь напрямую, дразня и рисуя узоры. В конце концов ему удалось окончательно выпутать из одежды обоих - себя самого и давившегося стонами Ха, которого не слушались руки. Того только прошила новая судорога - от слабого ли сквозняка или от смятого льна - Шигуре было плевать. "Это... уже слишком". "Пока ещё нет" - он криво усмехнулся, ныряя вниз если ты ещё задаёшься такими вопросами "...Правд-аа" Прикусывая нежную кожу в паху, лаская языком головку, Шигуре отчётливо чувствовал, как вздрагивают по сторонам чужие бёдра. Я был вполне серьёзен "Я тебя... ненавижу..." "Я знаю," - вышло мягко, хотя и хрипло: горло саднило; было жарко, мокро и душно. Сев на пятки и машинально утерев рот, он долго вглядывался в лицо Ха - опустошённое как-то иначе, с расслабленными губами, расфокусированным туманным взглядом из-под отяжелевших век и прилипшими к мокрому лбу спутанными прядями. *** "Заснул?" - Ая скользнул в дверь бесшумно и как из ниоткуда "Да", - а потом очевидное: "всё время там стоял?" Ты-то зачем себя мучаешь Аямэ пожал плечами, перекидывая за спину заплетённую на ночь косу "Ну, стоял". Иногда, изредка он тоже казался Шигурэ загадкой. Забавно. "Тори в любом случае заслуживает большего, чем ты или я", - прилетело в спину, пока он затягивал пояс ночной юкаты, отвернувшись к окну. Ая мало говорил таким тоном, и Шигурэ не посмел смотреть ему в глаза, а просто ответил: "Я знаю".