три пункта, два свидания, одно обещание

— И что в итоге? — А я что могу сделать? — Лиля разводит руками. — Я ему мягко так намекнула, мол, иди-ка ты нахуй, дружок, сегодня уже пятнадцатое. Они вместе заливисто хохочут так, что у Димы снова начинают болеть скулы. Вообще у него на удивление хорошее настроение после килограмма заполненной макулатуры, но дело скорее всего в грядущих выходных, тёплом майском позднем вечере, в Лиле, которая предложила пойти вместе после одновременно кончившихся смен и теперь по пути развлекала Диму историями про бывших, и ждущем дома... Валике. Стоп. Смех более менее сходит на «нет», и улыбка внезапно сменяется выражением невообразимого ужаса. Дубин замирает и тяжело сглатывает. — П-подожди, какое сегодня? Лиля недоумённо хмурится и заглядывает в экран смартфона для достоверности. — Ну да, пятнадцатое мая. А что? — О господи... — Дима звонко хлопает себя по лбу, трёт пальцами глаза, приподняв очки, и страдальчески стонет. — Валик. — Про свиданку что ли забыл? — смеётся Лиля. — Ну ты даёшь. — Ага, про свиданку в честь годовщины, — бормочет Дима и неловко отводит взгляд, прикусывая губу. Брови Абраменко ползут вверх, глаза круглеют до предела, и она с явным осуждением уставляется на Дубина. Кажется, теперь ей тоже несмешно. — Ты- О боже. Ещё несколько секунд они смотрят друг на друга. Диме это время нужно, чтобы осознать масштаб катастрофы, а Лиле — чтобы взорваться злостью: — Чего ты встал? Иди, Дим, пока я тебе сама по лицу, блять, не дала! — Абраменко отмахивается рукой в сторону чужого дома. — Иди-иди давай! Может, даже толкнула бы, но повышенного голоса и такого сильного гнева в нём хватает, чтобы вывести Диму из оцепенения, и он в ту же секунду срывается с места, скомкано прощаясь уже на бегу. Лиля что-то кричит ему вслед, но Дубин уже не разбирает, — сейчас ему есть дело только до Вали и... только до Вали. Как так вышло-то, блять? Насчёт удара по лицу было бы неплохо, если честно. Он заслуживает хотя бы отрезвительной пощёчины. Просто пиздец. Дима лично всучит Валику в руки дома его пистолет. Он мчится так быстро, как мчался бы за серийником-легкоатлетом, а в голове — бесконечной строкой все однокоренные слова к «пиздец» и «блять», самые грубые оскорбления в свой адрес и риторические вопросы по типу «почему ты такой еблан?» А ещё мысли об ужасно расстроенном Валике, который очень ждал этого вечера и вообще более менее длительного времяпрепровождения с Димой. Ладно, а почему он тогда ему не напомнил? Нет, вина, конечно, целиком на Диме, но у Вали никогда не было свойства терпеливо-горделиво ждать, пока Дубин сам о чём-то вспомнит, — Гашпаров всегда напоминает о чём угодно, если что, ему несложно. Дима, пока думает об этом, случайно врезается в какую-то студентку, набиравшую на ходу сообщение, — она не успевает увернуться и почти роняет на дорогу телефон, после чего что-то возмущённо кричит вслед Диме, который моментально смывается с места преступления. Он не помнит, извинился ли вообще, но зато до него доходит немного другое. Точно. Вот блять. Он же отписался Валику, что сегодня задержится, и больше телефон не проверял. Дима решает ненадолго остановиться на ближайшем повороте, чтобы чуть-чуть отдышаться и проверить свою догадку. Валик🖤 я надеюсь, что всё в порядке(20:34) у нас годовщина сегодня, если ты вдруг забыл...(20:36) наверное, не буду тебе звонить, чтобы не мешать(21:24) но позвони как закончишь, пожалуйста, чтобы я знал, что всё хорошо(21:25) дим..?(22:02) Забыл. Он ебучий тупица и забирает у себя все права. Неделю назад они договаривались, что весь день проведут вдвоем, а потом через три дня от начальства поступила очередная бумажная мутотень — развлекайтесь, дескать, лейтенант Дубин, тут на несколько дней вперёд. В общем, Диме щедро оставили только поздний вечер, а Валик — храни его Господь — только понимающе кивнул и сказал, что будет ждать его к восьми. А уже двадцать два тридцать один. Дима краем глаза для себя подмечает, что свет в окнах не горит. За долгие годы работы в полиции внутри уже поселилась лёгкая, но перманентная паранойя, что при любом малейшем тревожном звоночке может случиться что-то плохое или даже очень плохое, и Дубин прямо-таки летит по лестнице, перескакивая по две ступеньки. Дома тихо. Дима включает свет в прихожей и настороженно вслушивается, стараясь как можно тише стащить верхнюю одежду. Он приоткрывает дверь в гостиную, и лучик света медленно доползает до фигуры плотно завёрнутого в одеяло Валика. Просто спит. Всё относительно хорошо. Дима оставляет свет в прихожей, чтобы уж точно ни во что не врезаться и лучше видеть очертания Вали. Точнее, части чёрного покрывала, потому что выше талии свет специально не падает. Единственное, что в темноте хорошо видно, так это свисающую с дивана бледную руку спящего Гашпарова. Дима собирается подойти, но замирает на полушаге, потому что в кармане вибрирует телефон. Лиличка!: ты жив?(22:38) Вы: Жив(22:38) Лиличка!: и что он?(22:39) Вы: Все в порядке(22:39) Ну, в смысле не в порядке(22:39) Мх(22:39) Убивать, я думаю, не собирается, в общем(22:40) Лиличка!: вау(22:40) дим подружеский совет береги мужиков которые тебя не убили после того как ты забыл про годовщину(22:41) я не мужик но если честно даже не дала бы оправдаться(22:42) Вы: Знаю(22:42) «Спасибо, успокоила», — мысленно добавляет Дима с нервным смешком и сглатывает, снова опустив взгляд на Валика. Затем по пути в поле зрения попадает бутылка вина и бокал с недопитым алкоголем, стоящие на кофейном столике. Диме особо не приходится применять свои детективные способности, чтобы понять, что эта бутылка предназначалась для них двоих. Он сжимает кулаки и хочет дать себе ими по лицу. Дубин садится прямо на пол перед Валей. Глаза более менее привыкают к темноте, и у него получается разглядеть Гашпарова поближе. Валик как Валик для остальных, просто без привычного хвостика и хмурости, а для Димы — личное домашнее сокровище, которое он, к его огромному сожалению, не умеет беречь. Дубин тяжело вздыхает и уже не надеется на разговор сегодня. Но всё равно стягивает очки, наклоняется совсем близко и заглядывает в спящее лицо парня. — Прости, я такой мудак, — он осторожно заправляет упавшую на щёку прядь за ухо и касается губами этого же места. Гашпарова это никак не тревожит, и Дима чуть смелеет, начиная беспорядочно, но довольно невесомо покрывать поцелуями всё лицо, иногда проводить кончиком носа по щекам и шее и просто утыкаться губами куда попало, ненадолго задерживаясь. Параллельно он будто ведёт очень обрывистый, неясный монолог, состоящий из сплошных извинений и слов о том, насколько же ему стыдно и насколько же он бестолковый идиот. Валик заслуживает самых лучших свиданий хоть каждый день, а не быть в очередной раз жертвой трудоголизма и дырявой памяти своего тупого безответственного парня. Валик заслуживает бесконечную вселенскую любовь, но парадокс в том, что сама вселенная вряд ли заслуживает Валика. Дима слегка улыбается этой мысли, пока осторожно целует открытую часть шеи. Валя вдруг ведёт головой, и Дубин в целях безопасности вынужден отодвинуться. — Привет, — сонно хрипит всё же проснувшийся Гашпаров и жмурится. Не то чтобы Дима особо старался не разбудить его, но отчасти надеялся — просто поговорить и извиниться так, чтобы Валя слышал, ну очень хотелось. — Пришёл наконец. На Диму с новой силой накатывает такой жгучий стыд и чувство вины, что будь он лет на пять помладше, то точно расплакался бы. Вместо этого снова слепо жмётся губами ко всему, к чему удаётся. — Валь, солнышко, прости меня, пожалуйста, мне так жаль... Гашпаров молчит. На поцелуи тоже не реагирует, но Дима всё понимает. Вале совсем необязательно повышать голос и едко упрекать — он этого и не делает почти никогда. Хватает разочарованно-грустной молчаливости, отсутствующего взгляда и тактильной холодности, чтобы Дубину рвало сердце. — На работе всё в порядке? Дима отстраняется и садится на коленки, отводя взгляд. — Да, всё уладили... — Ну хорошо, — Валик прокашливается, чтобы совсем перестать хрипеть, и внезапно вскакивает с дивана, обходя недоуменного Диму стороной. Гашпаров шлёпает босыми ногами на кухню, и Дубин, спохватившись, нацепляет очки и следует за ним. Он несколько секунд привыкает к розовому свету фитолампы на подоконнике и издает какой-то сдавленный горестный вздох, когда замечает, как Валик молча убирает забытые столовые приборы с обоих концов стола и один из наборов перекладывает на середину. Другого места на кухне для декоративных канделябров не оказывается, поэтому их парень оставляет на столе. Дима переводит взгляд на ссутуленную фигуру и лицо Гашпарова. Лучше ничуть не становится, если вообще не наоборот: у него совершенно отрешённое выражение лица, вялые телодвижения вплоть до моргания, опущенная вниз голова, потому что не хочет расплакаться, и немного треснувшее сердце. По крайней мере Дима надеется, что немного. Он с какой-то толикой растерянности разогревает Дубину пасту с заумным названием и наверняка не менее заумными ингредиентами. Валик обычно, конечно, не проводил по полдня на кухне по одной простой причине отсутствия времени, но по праздникам ещё задолго выбирал, что и как сделать, а потом мог часами торчать у плиты. Диму в наказание за то, что тот первые разы мешал готовке поцелуями и внезапными объятиями со спины, к себе старался больше не пускать. На столе появляется ещё и красивый ягодный десерт с шоколадным сиропом и мятными листочками. Валя мешкает и вроде хочет пояснить: «это если захочешь», но всё же не озвучивает. Дима тоже не решается нарушить молчание, и гнетущая тишина прерывается только звоном посуды. Он прекрасно знает, насколько Гашпаров запаривается, чтобы всё было идеально, — от цвета подводки до выбора сервиза. Он так хотел провести этот вечер вместе и так терпеливо ждал, что от осознания димино сердце разбивается на ещё более маленькие кусочки. Дубин, чтобы не стоять истуканом столько времени, делает два огромных шага по стеночке к раковине, лишь бы не натолкнуться на Валю, и чересчур тщательно скоблит руки мылом. — С твоего позволения лягу спать, а то что-то совсем в сон тянет. Приятного, — бросает Валик, вытирая полотенцем руки, и через долю секунды уже выскальзывает в коридор. — Постой! Гашпаров разворачивается и не успевает и рта открыть, как Дима буквально влетает в него, крепко-крепко обнимает, утыкаясь в шею и, судя по неослабевающей хватке, отпускать не собирается. Валик в конце концов сдаётся и тоже неуверенно обвивает руками его напряжённые плечи, ставя подбородок на макушку. Дубин со вздохом бормочет: — Я худший в мире парень. — Не худший, но оболтус с дырявой башкой тот ещё, — таким же уставшим голосом парирует Гашпаров, прикрыв глаза. — Я мудак, Валь. Валик недолго думает и всё же признает, что не может не согласиться. — Иногда бываешь. — Прости меня, — Дима снова сбивается на лепет: — Я всё испортил, господи, я- — Попозже поговорим, — увиливает Гашпаров, хотя впервые за вечер касается губами его виска. Он запросто выбирается из объятий, потому что немного опешивший Дима перестает держать его. Дубин остаётся на кухне один. Пока кое-как заталкивает макароны в рот, лениво листает ленту инстаграма (где только не зарегаешься ради дела), чтобы было не так грустно. Ужинать без Валика — совсем не то. Особенно при таких обстоятельствах. Дима опирается руками о бортики раковины и глубоко вздыхает, прикрыв глаза. Ну что он в самом деле, в первый раз что ли? Дима исправлялся, Валя быстро переставал обижаться — спокойно выходили из ситуации каждый раз. Только есть две пиздец какие серьёзные проблемы: это гребаная годовщина, а не просто свидание, а во-вторых, Дубин так проёбывается не впервые. Хотя в таком масштабе впервые. Господи. Когда-нибудь у Гашпарова кончится его ангельское терпение. Дима с пустой головой еле как плетётся в душ. Кажется, минут пятнадцать просто сидит в ванной под горячей водой, прижавшись головой к прохладному кафелю стены, потом случайно надевает чужую домашнюю футболку вместо своей и, пораскинув мозгами ровно две секунды, плюёт на это. Точно также как и на неразобранные вещи, оставшуюся на столе бутылку вина и как попало брошенную одежду. Диме сейчас ужасно хочется просто прижаться к Валику и отдохнуть, если тот, конечно, не занял всю кровать, ненавязчиво намекая на то, что Дубин сегодня спит отдельно. Он приоткрывает небольшую щелочку, чтобы не скрипеть дверью лишний раз, и шмыгает в комнату. Валя всё-таки учтиво оставил половину кровати пустой. Обниматься, конечно, вряд ли будет, но спасибо и на том, что не выгнал на диван. Дима сначала не шевелится, но убедившись, что Гашпаров спокойно спит, перекидывает руку через его талию и сплетает ноги. Даже идёт чуть дальше: коротко целует парня в нос, а тот, на удивление Дубина, видимо, оказывается готовым к продолжению разговора, раз лениво приоткрывает глаза и пододвигается поближе. Они несколько секунд смотрят друг на друга, чувствуя тёплое дыхание на губах. — Получается, ты меня два часа ждал? — С половиной. Два с половиной часа. Диме так стыдно. Мало того, что он сильно задержался, так ещё и домой особо не спешил, — просто без задней мысли согласился пойти с Лилей, а это уже означало получасовую дорогу домой вместо пятнадцатиминутной. — Прости, пожалуйста, прости... — Дубин несколько раз неуверенно прижимается своими губами к его. Гашпаров лишь морщит нос и снова почему-то идёт на попятную. — Дим, подустал, давай завтра... — Ты даже когда очень устал уделяешь мне внимание. А сейчас просто обижаешься. — Ого, как вы догадались, детектив? — Гашпаров фыркает и делает небольшую паузу. — Но ведь заслуженно, правда? — Д-да, конечно, — мямлит пристыженный Дима и приходит к выводу, что бесконечными извинениями время-то не вернёшь и что уже пора бы найти к этой проблеме действенный подход. — Так... как я могу загладить вину? Дубин на самом деле ждёт, что тот отшутится и ускользнет от ответа, но Валик на ближайшие полминуты делает очень сложное задумчивое лицо. Если он вдруг скажет «уйти», то Дима точно завтра же пристрелит себя из рабочего пистолета. Вероятность мала, но его не отпускает мысль, что где-то у Вали должен быть предел терпения. Дима молится, что ещё не дошёл до него. — Есть всего три простых пункта, —заговорщически начинает Валик. — Первое и самое лёгкое: немного подожди, пока я остыну. Второе: останься со мной на ближайшие два выходных в качестве компенсации. Третье... ну-у, может чуть больше уделяй внимания своему парню? — с вопросительной интонацией тянет он, переходя на шутливый тон: — А то решу, что ты на работе женишься, а меня продинамишь. Тоску и жалость с лица Димы это всё равно не сгоняет. То ли он переваривает информацию, то ли учтиво ждёт, когда Валя скажет что-нибудь ещё, — пока молча хлопает глазами, в общем. Гашпарова это тоже как-то сбивает с настроя. — Хотя знаю, что ты не можешь мне этого пообещать... — со вздохом заканчивает он, поджимает губы и отводит растерянный взгляд в сторону. Боже. Дима готов не то что пообещать проводить больше времени с ним, а вообще послать всё на четыре стороны, купить домик в Новой Зеландии и вместе до конца жизни пасти овечек, ходить в горы и вечерами пить чай на веранде, лишь бы Валик не думал, что будет вечно брошенным и обделённым вниманием со стороны Димы. — Вообще-то могу и обещаю, — Дубин наоборот оживляется, кое-как сплетает их руки и несколько раз прижимается губами к тыльной стороне ладони Валика. — Честное слово. И службу оставлю, да... Гашпаров усмехается и легонько щёлкает его по носу. — Ты без своей работы жить не можешь. — Могу-у, — протестующе тянет Дима, как капризный ребёнок. — А без тебя нет. — Разберёмся. Тебе нужно очень хорошо подумать, а сейчас не время, — Валик целомудренно целует его в губы. Диме хочется дольше, но Гашпаров довольно быстро отстраняется, прижимает парня к себе и самодовольно улыбается, слыша разочарованно-обиженный вздох. — Спи уже. Добрых снов. — Тебе тоже, — шепчет Дима и чмокает в шею. — Ты самое настоящее чудо, и я тебя невероятно сильно люблю. Валик задумчиво мычит прежде чем ответить. — А я подумаю. — Ну Ва-а-ль, — Дима слегка толкает его плечом, на что Гашпаров хохочет и целует парня в лоб. — Люблю-люблю, не переживай, — ещё поцелуй уже в макушку. — Точнее, можешь немного поволноваться, пока не отплатишь мне двумя свиданиями подряд. Так что ты попал. Дима задирает голову и долго-долго сцеловывает лёгкую, с оттенком нахальности улыбку, как будто забирая себе. Они смотрят друг на друга, ткнувшись носами и сбито дыша. Дубин в обычный день невербально попросил бы продолжения банкета, забравшись рукой под футболку, но ему давно щекочет нервы один вопрос, который по-хорошему необходимо задать прямо сейчас. Дима снова опускает голову. Кажется, Валик хочет уточнить, всё ли в порядке, но Дубин опережает его с вопросом: — А ты... никогда не думал бросить меня из-за работы? Гашпаров отвечает не сразу, и у Димы в эту паузу всё внутри успевает похолодеть. Удивлён вопросу? Не хочет озвучивать того, чего ожидает Дубин? Он не слышит собственного дыхания — только ровное чужое. — Нет. — Я... — подхватывает на вдохе Дима, а потом до него доходит, что между его ответом и «да» нет никакого совпадения в буквах. — Постой, серьёзно? — Дим, — Валик немного подминает парня под себя, как будто пряча, и тихо шелестит в макушку: — Я ужасно горжусь тобой, правда. Конечно, я иногда могу злиться или сильно волноваться, но с тем же бесконечно восхищаться тобой, любить и хотеть поддержать. Я не собирался и не собираюсь предъявлять тебе ультиматум. Всё в порядке, солнышко. Он делает небольшую паузу и слышит беспокойное дыхание Димы на грани слёз. — И если ты всё же решишь уйти, то ориентируйся больше на себя, своё желание и здоровье, ладно? Я в любом случае тебя поддержу и буду заботиться. Только пообещай, что тоже будешь содействовать, и стараться беречь себя, пожалуйста. Ну вот и что он? Довёл опытного двадцатисемилетнего старшего лейтенанта полиции до слёз и доволен. — Эй, ну ты чего? — Валик мягко перебирает волосы на его затылке. — Прости, я не хотел... Ему и извиняться вообще не за что, а он... А как-то можно лично выдвинуть кандидатуру на канонизацию? — Обещаю, да, конечно, — Дима хлюпает носом и вцепляется пальцами в футболку ещё крепче. Кажется, одними губами добавляет «спасибо». — Ты тоже чудо, — Валик осторожно поглаживает его по спине. — Голову иногда теряешь, но кто из нас нет? Дима ему не отвечает, но Гашпаров кожей чувствует улыбку — то ли смущённую, то ли довольную. Совесть пока не позволяет Диме хорошо отоспаться, но подремать, ткнувшись Валику в шею, — вполне. Если святые или ангелы красят ногти в чёрный, каждые выходные ходят в клуб и влюбляются в дураков, то может быть и Диме можно быть иногда не самым правильным человеком?