май и леденцы

чун юнь, когда впервые его увидел, подумал, что он странный. прогуливает уроки, носит книжки-фэнтези вместо учебников, улыбается так таинственно, будто сам вылез из средневекового романа. про принцессу и дракона, и он как раз таки дракон. странный. и глаза ещё такие хитрющие. они подружились просто потому, что вместе сидели на крыше, прогуливая физру. чун юнь пытался делать уроки и не коситься на тоненькую фигурку возле края. он хмурится и утыкается в колени, чтобы не привлекать внимание. син цю сам привлекается и садится рядышком, обнимая тонкие коленки. — чего тебе? — бурчит чун юнь. косинус угла а деленый на... — привет, — с улыбкой вторгается в личное пространство. ничего необычного, но после «привета» они, кажется, считаются за друзей, и чун юнь даже делится с ним чокопаем из автомата. син цю читает вслух, хихикает и ещё кусается. обниматься лезет не меньше. чун юнь немного ахуевает от такого напора, у него щеки краснеют, когда прохладные ладошки залезают ему под кофту, чтобы защекотать. — ай! прекрати-и! — вопит он, дёргаясь в сторону. син цю хохочет и не прекращает. щеки краснеют почему-то слишком часто в последнее время, но чун юнь сваливает это на майскую жару и не обращает внимания. — юнь-юнь, ты весь красный, — смеётся син цю, всё-таки повалив его на землю. укладывает голову на грудь. — мне и так жарко, слезь! син цю слезает только после пятиминутной возни, а когда слезает успевает укусить за палец. котяра, ей богу. но потом он убегает и прибегает с половинчатым мороженым, и чун юню приходится простить. они разламывает половинки. син цю свою зачем-то грызёт. сначала они встречаются только два раза в неделю на крыше во время физры. потом син цю придвигается к нему за обедом, иногда прибегает на переменках — и его резко становится невозвратно много. чун юнь все ещё ахуевает, но уже привыкает и в прежнем одиночестве становится как-то не по себе. он даже рад, что син цю так много. син цю много не бывает, так и запишем. потом он совсем теряет контроль над ситуацией, когда получает вместо прощания аккуратный поцелуй в щеку. син цю убегает, махая обеими руками, а он ещё минуту стопорится, пялясь в асфальт. мысли плавятся, как топленое масло, как мороженое на солнце, как сыр на бутерброде в микроволновке. син цю на следующий день приходит, как ни в чем не бывало, и они оба решают сделать вид, что один — ничего не видел, другой — ничего не делал. чун юнь не уверен, что ему нравится это молчаливая договорённость, но приходится согласиться. через неделю на протяжении которой он заливался краской буквально на каждое прикосновение он нарушает обет и целует сам. син цю пару секунд втыкает в его подбородок. — хм. — что? — слюни у тебя леденцовые. чун юнь хочет переспросить с какого это черта у него слюни леденцовые, но не успевает ничего сказать — син цю заваливает на пол, обнимает за талию и царапает зубами подбородок. они почти уютно молчат, и чун юнь позволяет себе коснуться прядок его волос. — я кстати челку плойкой выпрямляю, — зачем-то вставляет син цю. — волосы отвалятся. — у девочек не отваливаются. — а у тебя отвалятся. син цю в отместку тыкает его пальцем под ребро. — буду лысым и не буду тебе больше нравиться, — бурчит он куда-то в рубашку. чун юнь вздыхает как-то резко от этих слов. — тогда я тоже побреюсь и будем лысыми вместе. — и крутыми. — и лысыми. — и слушать герл ин ред. — да. — пизда. син цю вскакивает с него, распрямляет брюки и беззаботно смеётся. выглядит как любовь, и чун юнь поздно осознаёт, насколько влюблён. они оба подскакивают от звонка на урок. впереди лето и их ждёт ещё целая бесконечность.