Зеркало

Мягкой поступью Мэй шла по протоптанной тропинке. Уже вторую неделю она жила в доме Кадзу. Жизнь, казалось, ни капли не изменилась. Тренировки с Такао у обрыва на краю деревни, поначалу пугающие и непредсказуемые, стали привычным делом. Кицунэ оказалась талантливой ученицей: ткала иллюзии, вызывала огонь – витиеватые ленты, пылающие шары, нежные языки пламени. Гораздо хуже дело обстояло с боевыми навыками. Масамунэ был на грани отчаяния. Мэй старалась, прислушивалась к советам, выполняла все рекомендации, но то и дело пропускала удары, спотыкалась, путалась в приемах, падала – однажды даже чуть не вышибла локоть. Каждый раз ей то и дело не хватало скорости: в решениях, движениях, чтении противника. Кадзу наблюдал со стороны, с каждой неудачей Мэй становясь резче и озлобленнее. Не притрагивался к ней ни на тренировках, ни дома. Его слова стали грубыми, резкими и иногда даже безжалостными. Говорил, что всё, чем они занимаются – не имеет смысла, и в столицу отпускать Мэй бесполезно, даже от предательницы Азуми выйдет больше толку. Припомнил даже то, что Мэй – гейша, дескать, ей бы за чаем ходить да мужчин развлекать, а не бестолково размахивать боккэном. Кицунэ стоило особых усилий тогда проявить выдержку и не разрыдаться. Куда делся тот человек, что понимал ее, наполнял ее душу таким теплом? Она не узнавала чужого, холодного синоби. Опускала лицо, скрывала пылающие щеки, горящие от непролитых слез глаза. Никто не заступался за нее. Были согласны с Кадзу или не хотели с ним ссориться? Девушка не желала даже думать об этом. Одного предательства было и так слишком много для ее сердца. В один из вечеров, заваривая чай, Мэй имела неосторожность поднять взгляд на Кадзу. Никогда раньше она не видела такого жесткого выражения на его лице. Рука дрогнула, и по полу разлетелись осколки разбившейся чашки. На секунду кицунэ застыла, охваченная ужасом: пугающий взгляд Кадзу сменился на звериный, страшный оскал. Синоби вскочил и кинулся к девушке, полоснув воздух перед ее лицом молниеносно вытащенным кинжалом. - Глупая фарфоровая кукла, выросшая среди стихов и пудрениц, ты можешь быть аккуратнее?! Этот чайный набор хранился моей семьей три поколения, а ты не смогла беречь его и неделю! Мэй замерла, как зверек в капкане. Она дрожала одними плечами, а пальцы, онемевшие, потерялись в складках кимоно. Никогда еще в присутствии Кадзу ей не было страшно за свою жизнь – даже тогда, в темнице, куда она отправилась, чтоб его освободить. - П-п-прости, я не хотела, - бросила она, не слыша ни своих слов, ни ответа на них, и кинулась прочь, в спальню. За спиной, подгоняя, раздался грохот керамики – вслед ей отправились остатки семейного набора. Кицунэ упала на футон и наконец дала волю слезам. Она плакала от страха, несправедливости, обиды, и плакала по себе: все ее наивные мечты о свободном счастливом будущем рука об руку с родным человеком таяли, как морозный узор в лучах солнца. Их футоны в спальне теперь лежали в разных концах комнаты. Кадзу всегда хранил под подушкой нож, никогда не разматывал своих ремней на запястьях, а его ненавидящий взгляд она ощущала даже спиной… Да лучше бы он выставил её вон! Всё свободное время Мэй проводила у пруда на краю деревни. Тут она дышала свободнее, чем в доме синоби. Невыносимо не хватало теплоты и ласки Кадзу. Она тосковала по его шершавым рукам, что так бережно касались её щеки. Вот бы сейчас просто прижаться к любимому, не замечая смены ночи и дня! Он для неё был, как воздух – не замечаешь, пока он есть, но как жить, если его отобрали? Опустившись у кромки воды прямо на землю, она водила пальцами по надтреснутому льду и слушала, что шепчет под ним вода. Стремилась понять: за что? Почему так резко стал холоден? Не оправдала ожиданий? Чего же не увидел в ней: отличного бойца, достойного лучшего «крадущегося» деревни? Образцовую хозяйку дома, искусную любовницу, мудрую спутницу – кого же искал и не находил Кадзу в кицунэ? - Ты не дорога ему так, как он дорог тебе, - шептала вода в ответ. Желая вернуть расположение синоби, Мэй отправилась в лес, прихватив небольшую корзину. Забралась в самую чащу, задумавшись, и смогла вынырнуть из мыслей только когда поняла, что край кимоно разодрала ветка ежевики. А вот и орешник! Мэй улыбнулась удача - удалось набрать добрую половину корзины. Вернулась она домой уже на закате, предвкушая долгожданную улыбку от возлюбленного – орехи были его любимым лакомством. И замерла на краю двора, почувствовав неясную опасность. Будто в вечерних тенях было что-то еще, злое, поджидающее, готовое напасть. Девушка сделала шаг, другой, прислушиваясь к своему лисьему чутью. Вот он, источник тревоги! Неестественно густая тень отделилась от стены дома и в следующий миг в тусклый вечерний свет вступил Кадзу, облаченный в свой черный боевой костюм. - Явилась, - сердито бросил он. Мимо Мэй вдруг пролетел сюрикен, глухо ударив в ствол сосны за спиной. Лиса в ней металась, скуля от страха: опасность, бежать, спасаться! - Долго ещё будешь по лесам бегать, ленивая?! Тренировку пропустила! – одним грубым движением он вырвал корзину из рук Мэй и швырнул на землю. По дорожке глухой россыпью разбежались заботливо собранные плоды. Синоби окинул их презрительным взглядом. Кицунэ подняла брови, сжала губы, сдерживая крик. За что он так с ней? Неужели не видит, сколько сил приложила? Будто не замечая, Кадзу кивнул на дерево, в которое воткнулся сюрикен: - Вставай. Тело привычно приняло команду – ведь шла за ним, не спрашивая, куда, делала, что велел, не интересуясь, зачем, и только ощутив спиной твёрдую кору, девушка по-настоящему испугалась. - Твои тренировки – жалкая трата времени. Только силы отнимаешь у настоящих бойцов. Сам тренировать буду, - холодно сказал синоби и замахнулся кинжалом, — уворачивайся! Не успела кицунэ опомниться, как в неё уже летело острое лезвие. Инстинктивно метнулась в сторону, но не успела – кинжал полоснул по нежной коже на скуле и вонзился в дерево. Мэй провела рукой по щеке, надеясь, что это все сон, иллюзия – но на ладони в последних лучах солнца алела кровь. Что за зверь вселился в того, кто стал так дорог? Он никогда не промахивался, получается… Специально?! Девушка сморгнула слезы, не желая упускать синоби из виду. Не показывать ему слабости. Усмехнувшись, Кадзу подошел и вытащил кинжал. - Даже одного удара не можешь отразить, ничтожная. Мэй замерла, не веря своим ушам. Это было последней каплей. Оттолкнула его, бросилась в дом, но синоби не собирался отпускать ее. Сюрикен пронзил сёдзи прямо перед лицом. - Куда бежишь, трусливая? Тренировка не закончена! Следующий удар она предугадала, бросилась в сторону. Лезвие пролетело совсем близко. Неужели он серьезно? Это не мог быть он! Может, ёкай принял его обличие? Синоби был совсем рядом, готовый нанести новый удар, и в миг, пока тело принимало оборонительную позицию, повинуясь рефлексам, кицунэ присмотрелась к Кадзу. Его точеное лицо, его тренированное тело, его горьковатый запах – но чужой, колкий взгляд, сулящий беду. Мэй уклонилась от атаки. Раз, другой. Синоби не снижал темпа. - Негодная! – шипел Кадзу, - бесполезная! Тренировка? Битва! Страх и непонимание встретились с яростью и тьмой. По двору метались тени, и любому случайному наблюдателю было бы ясно: маленькой, хрупкой фигурке в разодранном кимоно недолго еще удастся уворачиваться от опытного противника. - Надо было оставить тебя в том тоннеле, под камнями! Слова ранили больнее, чем сопровождавший их удар – наотмашь, по лицу. И Мэй не вытерпела. Сноп ярких искр осветил двор, ослепив Кадзу. Когда он, наконец, снова мог видеть, противницу было не найти: под кустом войлочной вишни сжалась в клубочек дрожащая лиса.

***

Мэй становилось день ото дня хуже. Она будто не слышала его обеспокоенного голоса, в упор не замечала заботливого взгляда Кадзу. Следовал по пятам, будто тень, на каждой тренировке, боялся приблизиться, чтобы не спугнуть боевой настрой, но короткой улыбкой всегда подбадривал издалека. Неудачи свои кицунэ переживала слишком остро, не воспринимая даже здоровой критики - неизменной спутницы в совершенствовании искусства. Боясь лишний раз ранить ее словом, часто просто прикусывал язык, предпочитая молчание опасным обидам. Однако и это не спасало: возвращаясь в дом после занятий, дичилась, закрывалась, словно был ей чужой. Не находя себе места в собственном жилище, не вынося холода от домашнего очага, уходил бродить по горам в поисках в своей голове ответов на необъяснимое поведение девушки. В один вечер и вовсе все разладилось. Ища, видимо, утешения в привычных занятиях, Мэй готовила чай. Не дождавшись приглашения к столу, синоби все равно присел рядом в надежде, что за этой тихой церемонией завяжется отвлеченный разговор. Сделал неловкую попытку пошутить, скривив губы в улыбке, и девушка вдруг вздрогнула, выронив из рук чашку. И понять ничего не успел, как неведьма вся затряслась, словно не осколки посуды разлетелись во все стороны, а ее сердце: - Не поранься, красивая, - Кадзу тут же подскочил, желая помочь, но Мэй, расширив глаза от ужаса, отшатнулась от него, будто от прокаженного. - Иди, отдохни, - не зная, что еще предложить, осторожно посоветовал синоби, собирая острые куски с пола, - не волнуйся: на счастье бьется… Но она даже не дослушала его утешения: стремглав бросилась в спальню, сметая все на своем пути. Вот теперь, провожая ее озадаченным взглядом, он осознал, что нужна помощь. Но ни Такао, ни Чонган - единственные в деревне, кто ведал хоть что-то, - не знали, что случилось с бедной девушкой. Ждать и терпеть, наблюдать и оберегать - вот и весь совет. Словом, ничего не изменилось: он так жил и до случившегося. Тогда действовать решил сам. Как умел. Однако быстро был наказан за самонадеянность: она не реагировала на ласковые касания по коже ночами, не чувствовала, как обжигает требующее внимания его дыхание, даже не поворачивалась лицом, когда лежал рядом. Сверля выжидающим взглядом ее изящную спину, в отчаянии составлял новый план действий на грядущий день, а на завтра все повторялось вновь: глупые кошки-мышки, в которых хищница явно не понимала своих ошибок и каждый раз оставалась с пустыми лапами и добычей, которая от ужаса забивалась в самый дальний угол дома. Однажды Мэй слишком долго задерживалась после тренировки с Хонгом, который тоже взялся обучать ее тайным знаниям синоби, и Кадзу уже было решил прогуляться до зала искусств, проверить, все ли в порядке, даже успел покинуть дом, как вдруг хлопнула калитка и вошла кицунэ, как и всегда в последнее время, отрешенно скользя взглядом по двору. В руках ее была корзинка, которую прежде и не видел. - Как все прошло? - невинный вопрос обычно оставался без внимания, но парень не переставал бороться хотя бы за заинтересованный в его сторону взгляд. Потянулся было, чтобы взять ее ношу, как неведьма отпрянула назад, словно уходя от удара. И вдруг глаза с янтарным отблеском злобно сузились. - Что происходит? - взволнованно приподнял бровь Наито, на всякий случай убирая руку. - Что случилось, грозная? Будто потеряв слух, девушка не замечала никаких вопросов. Молча, стиснув зубы как перед броском, она взяла из корзинки что-то, блеснувшее на свету металлом, и воинственно вскрикнула. Лишь прекрасная сноровка спасла: в последнее мгновение увернулся от двух сюрикенов, которые воткнулись в дерево опоры, что была за спиной синоби. - Мэй! - уходя от нового замаха, Кадзу скользнул в сторону, - это же я! Он не понимал, что происходит. В какой момент, где случился сбой?! Но Мэй была настроена идти до конца. Ни слова, ни фразы объяснения, ни шанса понять. Сюрикены, верные спутницы «крадущихся» теперь воевали на другой стороне. - Остановись же, безумная! - отчаянно взывал он, словно надеялся докричаться до той прекрасной неведьмы, что сломалась, исчезла где-то внутри того обозленного тела, которое грозилось вот-вот убить. - Прекрати! Кицунэ лишь осыпала его новыми остроконечными звездочками, уходить от которых становилось все сложнее. Не осознавая или подчиняясь какой-то чудовищной воле, она двигалась как искусный воин, отточенными движениями едва не поражая цель. - Чего ты добиваешься!? - не выдержал Кадзу, лишь на мгновение утратив бдительность. Тут же со свистом лезвие полоснуло его по щеке, оставляя кровавый след, и проткнуло насквозь сёдзи. - Убить меня решила, неведьма?! Не больно - обидно. От непонимания. От этого даже страшно, хотя неведом был прежде страх перед смертью. Но все же рискнул побороться за свою жизнь: не ради себя, ради нее же. Придет в себя, осознает, что натворила, - умрет от горя. Ускользнув от очередного полета сюрикенов, ловким движением прыгнул на Мэй, надеясь перехватить руки, от которых теперь было столько проблем. Два, три правильных движения, и наконец тонкие запястья оказались в его власти, хоть и сопротивлялась, буйная. И все же такая родная, беззащитная, хоть и охваченная непонятной яростью. - Тише, тише, сейчас пройдет, - больше себя, чем ее пытался успокоить синоби, осторожно пытаясь свободной рукой погладить по голове. Не был уверен в своих словах, но искренне хотел в них верить. - Сейчас пройдет… Жаром вдруг обдало ладонь до неожиданного вскрика. Огонь! Кожа на руке покрылась рытвинами, словно по локоть ее засунул в костер. Этих секунд оказалось достаточно, чтобы она с силой оттолкнула его от себя и бросилась бежать на улицу. В таком состоянии кицунэ опаснее дикого зверя. И, хотя боль разрывала изнутри, все же бросился за ней. Он за нее в ответе перед деревней: привел, приютил, обещал контролировать. Не простит себе, если кто-то пострадает из-за его слабости. Но Мэй, как оказалось, и не собиралась покидать двор. Она ждала его, исказив лицо в гримасе необузданной ярости. Ненавидела явно за что-то, будто покрыл ее позором. Каждый шаг ей навстречу теперь был будто по тонкому льду: - Тшш, - уже боясь слов, Кадзу, так и замерев в нескольких метрах от нее, приподнял пустые руки, чтобы не подумала, что он источает опасность. - Тшш… Как договориться со зверем, что не понимает человеческой речи и засел где-то глубоко под кожей несчастной кицунэ? Почему вдруг она ведет себя, словно раненая бешеная лисица, которая отчаянно обороняет остатки своей свободы? Острый конец кинжала, коварно спрятанного в корзинке, воткнулся точно в грудь, открытую для удара. Хонг научил этому приему, на всякий случай, чтобы смогла защитить себя, оставшись с врагом один на один. С последним вздохом, уже падая, он увидел лишь всполох ослепляющего света, поглотившего закатные лучи. Невидящие темные глаза замершими зрачками мертвым взглядом уткнулись в куст войлочной вишни, под которым сжалась в клубочек дрожащая лиса. Двумя неделями ранее. Такао бережно взял другую книгу, лежавшую сверху, похоже, заранее приготовленную для нее: - Здесь подробно описаны «кольцо» и «зеркало», - речь шла о магических образах, которые с колдуном Мэй отрабатывали недавно. Первый стоило использовать лишь в окружении врагов, а второй - в случае, когда нужно было обмануть зрение противника. - К сожалению, времени на дальнейшее оттачивание этих приемов нет. Тренируйся, это не так сложно. Только помни, что с магией нужно быть очень осторожной. Один неверный пасс, и она обернется против тебя…