Вместе

Рыжие волосы разметались по всей постели и, как ни старайся их смахнуть с лица, они всё равно норовили попасть в рот или нос. Олег в который раз сдул непослушную прядь с лица. Разумовский лежал, повернувшись к нему спиной, от чего казался ещё более хрупким обычного. Почти таким же, каким был в детстве. Олег всегда попадал в истории из-за этой рыжей бестии. Воспитатели в детском доме сетовали на их дружбу. Несомненно, они любили и Серёжку, и Олега, но прекрасно понимали, что от несдержанности первого, второму приходилось отдуваться, будь то школьные задиры или старшие дети всё в том же доме. Добрые нянечки всегда говорили, что он ходит за Разумовским, как верный пёс. — Если тебя заберут, ты будешь помнить меня? — ясные голубые глаза смотрели в душу, прожигая насквозь. Олегу эти глаза всегда казались чем-то нереальным. — Да кто меня заберёт? Я всегда буду с тобой, друг, — Волков небрежно толкнул Разумовского в плечо, — мы ведь вместе, — улыбнулся одними уголками губ. Олегу, в отличие от Серого, не очень то и хотелось в семью. Он неплохо себя чувствовал и здесь, среди таких же детей, как и он сам. Ему нравилось быть независимым от семьи, не чувствовать обязанностей ни перед кем. Но он прекрасно видел, с каким восторгом его друг смотрел на тех, за кем всё-таки приходили. Возможно, в те редкие минуты он представлял, что это пришли за ним. Ещё немного и кто-то позовёт его «сынок». Олег провёл рукой по рыжим волосам, заправляя прядь за ухо и оставляя невесомый поцелуй на щеке. Мерное дыхание друга говорило о том, что проснётся тот ещё не скоро. А пока есть время для завтрака. Волков встал с кровати, завернувшись в одну из простыней. Солнце светило в окна, согревая комнату своим теплом. Олег чуть повёл плечом, вспоминая холод своей собственной квартиры и недостаток солнечного освещения в ней. Полученная при выпуске из детского дома квартира оказалась слишком большой для парня, привыкшего жить в общей комнате. И слишком одинокой для человека, привыкшего по ночам пробираться в чужую комнату, где жил его лучший друг, и молча смотреть на потолок, ощущая близость друг друга. Этих двух причин с лихвой хватило для того, чтобы съехаться с Разумовским и начать сдавать собственное жилище. Его самое беззаботное время — студенчество. Здесь было всё: и пьяные драки, и неловкие поцелуи где-то в вузовских коридорах. Порой, всё это происходило с ним в один день. — Извини… Дай посмотрю, — Серый аккуратно обхватил чужое лицо руками и повернул ближе к свету. На самом деле, ничего страшного не случилось, просто Олег стал невольным свидетелем взаимоотношений в чужой группе. Он считал, что лучше сделать всю грязную работу самому, чем позволить Разумовскому ударить кого-то. Пусть лучше он сам станет для всех неуправляемым психом, готовым отколошматить любого. Пусть он собирает на себе косые взгляды студентов и преподавателей. А Разумовский останется с безупречной репутацией. Олег ни чуть не сомневался в силе своего друга, ведь несмотря на его щуплый вид и бросающуюся в глаза худобу, жизнь детдомовца научила стоять в драке насмерть. Олег невольно дёрнулся, когда руки стали сжимать его лицо сильнее, чем следовало бы. Свежий синяк на скуле отдавал неприятной пульсацией, как и покарябанный кем-то в драке нос. — Прости-прости, — Сергей на пару секунд убрал руки от лица, чтобы достать пластырь. — Ну вот, так-то лучше, — Разумовский плавно огладил по краям лейкопластыря, убеждаясь, что тот прочно приклеен и не слетит через пару часов. Их лица оказались достаточно близко для того, чтобы Олег увидел мелкие золотые вкрапления в голубых глазах — по истине завораживающая красота. И ни у кого более он не видел ни подобного цвета, ни взгляда; глубокого, внимательного, словно у дикого кота, выжидающего. Волк, неожиданно для самого себя, провёл пальцем по чужим приоткрытым губам. Дыхание у обоих сбилось. Первый поцелуй в их жизни оказался совсем не таким, каким виделся когда-то. Олег целует напористо, не давая отстраниться. Сергей отвечает робко, не зная, куда себя деть. Он смелеет с каждой секундой, и с каждой углубляет их поцелуй. Кажется, впервые они говорят на одном языке чувств и могут высказать всё, накопленное за годы. Сердце стучит как бешенное, когда Олег окончательно понимает, что здесь и сейчас Сергей прижимается к нему и целует только его. — Вместе? — первое, что слышит Олег, когда они оба всё-таки отстранились, дабы переварить случившееся. — Вместе, — он утвердительно кивает и свободной рукой ерошит рыжую шевелюру. Кажется, только что он нашёл свой любимый цвет — рыжий. — Не смей оставлять меня, — Сергей смотрит на него со злостью, обидой. Возможно, Олег заслужил этого. — Послушай, — он аккуратно берёт Разумовского за руку, словно тот — самая хрупкая бабочка, которая рассыплется от случайного прикосновения, — я буду приезжать к тебе на все свои отпуска. — Олег наклонился к уху друга, тихо добавляя: — Ты же у нас гений программирования. Неужели мы останемся совсем без связи? Вместе, помнишь? — он провёл носом о мочку уха, выдыхая последнюю фразу. Это всегда действовало успокаивающе на Сергея. — Вместе, — Разумовский медленно кивнул в знак согласия. Его пугала перспектива остаться одному, пусть и в родном, но большом городе. Кто бы мог подумать, что их фраза станет началом для популярной соцсети. Кто бы знал, что безродный мальчишка из приюта взлетит высоко в небо. И кто бы знал, к чему это всё приведёт и как больно будет падать. Олег поставил собственноручно приготовленный завтрак на поднос, на котором уже стыл кофе; черный, с молоком и двумя ложечками сахара — как любит Серый. Волков иногда ловил себя на мысли о том, что эта идиллия — затишье перед бурей. Но так же и отмахивался от этого. Вся его жизнь — это буря. Пусть хоть иногда она превращается в мягкий бриз и дарит приятное расслабление. Он поставил поднос на столик в комнате и лёг обратно на своё место, сгребая в объятия спящего парня и утыкаясь носом в его шею. — Щекотно, — Разумовский уже не спит и довольно улыбается, поворачиваясь лицом к Олегу. Он задумчиво выводит узоры на груди своего телохранителя, старательно избегая шрамов на его теле. Тех самых пяти отметин. — Таковы правила, ничего личного, Олежа, — Сергей — или тот, кто очень на него похож — равнодушно пожал плечами. Олег не успел ничего сказать, как в голове раздались один за другим выстрелы. Раз. Олег знает, что Сергей не сделал бы этого. Сейчас перед ним был кто угодно, но не его друг детства. Первый выстрел он стоически выдерживает. Пуля попадает куда-то чуть выше ключицы. Рана начинает жечь, но Олег привык к подобному. За годы на службе и не такое бывает. Два. Вторая пуля попадает в плечо. В этот раз становится больнее. Но он лишь с большим упрямством смотрит на Разумовского, прожигая его взглядом, желая разглядеть в его надменном виде того, кого он знает всю жизнь. За время разлуки, когда каждый шёл своей дорогой, они оба сильно изменились. Но что-то своё, родное, осталось с ними навсегда. Три. Лёгкое. От боли темнеет в глазах. Олег уже не чувствует, как падает на залитый — чужой или своей собственной — кровью пол. Всё происходит слишком быстро. И Олег этому благодарен, что скоро его пытка закончится. Четыре. Пять. Олег уже не пытается догадаться, куда входит очередная пуля. Просто ждёт, когда всё закончится. Сознание медленно уплывает, голоса становятся далёкими, еле различимыми. Перед тем, как потерять сознание от потери крови, Олег усмехается собственным мыслям: «я помню цвет твоих глаз совсем другим». — Еда стынет, — Олег плавно убирает чужую руку и тянется к подносу. То, с каким упоением Сергей уплетает завтрак, заставляет невольно улыбнуться. Пожалуй, он был бы не против проводить так каждое своё утро. Верный пёс. Это преследует Волкова всю жизнь. Он не знает, как бороться с этой зависимостью, в которой Сергей Разумовский — его личный наркотик. Врачи несколько часов борются за его жизнь, в то время, пока он борется за желание жить. Первый раз он приходит в себя ещё в реанимации. Видит очертания трубок, тянущихся из его тела, слышит пищание приборов. И чувствует, что что-то заставило его очнуться именно сейчас. На периферии зрения он видит расплывшееся рыжее пятно и тут же проваливается обратно в небытие. Смутная догадка заворочалась где-то на глубине сознания, но исчезает прежде, чем Олег успевает прийти к какому-то выводу. Второе пробуждение имеет уже больше красок. В горле до ужаса сухо, а попытка пошевелиться не приносит ничего, кроме острой боли. Олег пытается попросить воды, но из горла вырывается неразборчивый хрип, до боли раздирая горло. — Держи, — Разумовский помогает удержать голову навесу и подносит к пересохшим губам стакан воды. Олег пьёт жадно, моментально опустошая стакан. Откидывается на подушку и, наконец, переводит взгляд на Сергея. Тот тут же теряет всю свою смелость, с которой поил его из стакана. Он не знает, как реагировать на это. С одной стороны, лучший друг и родной человек, с другой — твой почти что убийца. — Вижу, тебе уже лучше, — Сергей обвёл палату полным напускного безразличия взглядом. Олег был готов поклясться, что теперь он лишь тень себя прошлого. И яснее всего об этом говорили его глаза, некогда насыщенного голубого оттенка, а теперь, тусклые, совсем безжизненные. — За лечение не беспокойся, я оплатил всё. Поправляйся, — Разумовский повернулся к выходу, намереваясь покинуть здание больницы, но хриплый голос Олега заставил его остановиться. — Останься, — фраза получилась тише, чем Олег ожидал от себя. Верный пёс, что вернулся к нерадивому хозяину, который чуть не убил его. И он ничего не мог поделать с собой, не смог отказаться от дружбы длиною в жизнь. Случившееся разделило её на до и после. До, такое тёплое и действительно беззаботное, покрытое пылью времени и поддёрнутое мрачными воспоминаниями о недавней трагедии. И после, совсем ещё новое, неизведанное. После, в котором учишься заново принимать и доверять. После, в котором ты начинаешь новую жизнь, с чистого листа. И она началась… — Я прощаю тебя, — с этих трёх слов. Так легко и просто. В голубых глазах вновь появилась надежда на лучшее, а не вина, преследуемая его месяцами. Вина за то, что позволил нажать на этот чёртов курок. Вина за то, что вообще позволил оказаться в клетке своему самому дорогому человеку. В глубине души Олег всегда знал, что в него стрелял не Сергей — Птица. Но разглядеть в двух, почти идентичных, людях того самого, оказалось совсем не так просто, как казалось вначале. Но он справился, не дал ненависти одержать верх, хоть это и заняло больше времени, чем Олег ожидал. Сначала он научился не отводить взгляд от своего друга. Затем, позволил тому постепенно приблизиться к себе. Им обоим потребовалось много времени, чтобы восстановить их прежние, увязшие в пепле воспоминаний, отношения. Волков задумчиво посмотрел на Разумовского. Всё-таки, он не бросил его и был рядом, пока он не встал на ноги. И что-то внутри до сих пор заставляло сердце замирать при виде этих огненно-рыжих волос и бездонных голубых глазах. — Чего лыбишься? — Сергей уже отложил поднос с пустой тарелкой и лениво растянулся на кровати, как заметил улыбку, с которой на него смотрел Олег. — Да так, — Олег встал, бросив простыню на Разумовского, — мы же не собираемся вместе проваляться здесь весь день?