в моих пальцах весеннее солнце, а в твоих тают сигареты.
Машнов тащит на колченогий столик всратейший бонг, скрупулëзно обклеенный наклейками из конфет «несквика». Колдует над стеклом с бензиновыми разводами и, наконец, затягивается первый. Щëки надуваются, выставляя на обозрение утреннюю проëбку в бритье — светло-русые щетинки, местами не стëртые станком с мальчишеского лица. Светло кажется, что это самое прекрасное зрелище, что он видел. Его внутренности, свернувшиеся в узел (какие там бабочки!), с этим согласны. Он даже не успевает отпустить сальную шуточку-упрëк, в том, что его лишили права первому дунуть. Славик отодвигается от бонжика и, выдыхая дым через ноздри, улыбается, поплывшей по первым искоркам прихода улыбкой.твой пол мужской — какой облом, моя любовь как страшный сон.
Бонг переходит в руки Ванечке, но подобревшему тактильному Карелину одного столкновения руками при передаче мало, он неловко лезет на оккупированное Светло кресло, почти к нему на колени, наконец устраиваясь на подлокотнике и запуская широкую ладонь в курчавые тëмные волосы. Ване хочется плакать, хочется в голос ругаться на злодейку-судьбу, хочется перестать существовать. Но он просто закрывает глаза, затягивается и растворяется в моменте. Ласковые пальцы шерудят по его макушке, Славик рядом непозволительно живой и тëплый, за окном гудит детвора, радуясь апрельскому солнцу.как трудно быть друзьями, мы валяемся в одной и той же яме.