Ужас на болоте

В 1878 году я окончил Лондонский университет, получив звание врача, и с помощью друзей нашел медицинскую практику в отдаленном уголке Девоншира. Говоря по правде ни тогда, ни позднее я не собирался хоронить себя в деревне, исполняя однообразные и скучные обязанности сельского врача. Будучи человеком честолюбивым и свободным, я надеялся в скором времени вернуться в Лондон и, если повезет, получить место в одной из городских больниц. Пока же мой путь лежал в деревушку Гримпен в Дартмуре, графство Девоншир. На ближайшие несколько лет это богом забытое захолустье должно было стать моим домом и местом приложения полученных в университете знаний. В Гримпене я поселился у одного местного землевладельца, молодого человека, холостого, как и ваш покорный слуга. Он охотно сдал мне две комнаты на то время, пока мое финансовое положение поправится настолько, что я смогу подобрать более подходящее жилье. Мой хозяин, назовем его ШХ, не только предоставил в мое распоряжение значительную часть своего небольшого, аккуратного дома, но и позволил пользоваться библиотекой, в которой, как я вскоре понял, преобладала в основном научная литература. ШХ, получивший это небольшое имение в Гримпене по наследству от какого-то дальнего родственника, оказался человеком весьма своеобразным. Он вел спокойный, размеренный образ жизни и, насколько я мог судить, с соседями и местными арендаторами тесных отношений не поддерживал, а занимался в основном тем, что несколько высокопарно называлось «научными исследованиями в области химии». В чем состояли эти опыты, я не вникал, но большую часть времени ШХ проводил в дальней комнате, которую он громко именовал лабораторией и которую покидал весьма неохотно. Имея пытливый ум и неуемную тягу к знаниям, ШХ частенько запирался в своем кабинете на долгие часы, чтобы изучить очередной научный фолиант, присланный ему из Лондона, или подготовить сложный эксперимент. Встречались мы с ним главным образом во время ужина; наше общение заключалось преимущественно в том, чтобы пропустить по стаканчику и обсудить последние новости. Вот так, сидя перед камином, пока домоправительница миссис Хадсон прибиралась на кухне, бормоча что-то себе под нос, мы проводили несколько часов за спокойной беседой, прежде чем отправиться спать не позднее десяти вечера. Такова сельская жизнь: все здесь подчиняется строгим устоявшимся привычкам, поэтому я не считал себя вправе вносить какие-то изменения в распорядок дня нашего маленького дома. От ШХ я узнал много интересных фактов о жителях Гримпена и близлежащих деревень, а его точные и остроумные замечания помогли мне понять, кто из моих пациентов требует особого внимания, а от кого лучше держаться на расстоянии. Мне, как сельскому врачу приходов Гримпен, Торсли и Хай-Бэрроу, приходилось проделывать долгий путь от одного поселения к другому и на праздные расспросы времени не оставалось. Я определял диагноз, назначал лечение и периодически навещал больных до их выздоровления. И поэтому я был благодарен своему новому приятелю за то, что он обрисовал мне, если говорить иносказательно, картину здешней жизни в деталях, чем значительно облегчил вхождение в местное общество. При этом несмотря на обширные знания, умение понимать мотивы поведения людей, глубокий ум и некоторую, простительную такому увлеченному человеку, экстравагантность, ШХ сам был необщительным человеком. Я очень редко видел, чтобы он выезжал куда-то или приглашал к себе гостей. Возможно, причиной такого положения было его явное интеллектуальное превосходство, которое я охотно признавал, чем снискал его доброжелательное дружелюбие. Как-то вечером уже после того, как мы пожелали друг другу спокойной ночи, ШХ буквально ворвался ко мне в спальню и с бесцеремонностью, которую ранее никогда не проявлял, начал тормошить за плечо. — Поднимайтесь, дружище, мы едем в Баскервиль-холл. Там что-то случилось, и они вызвали меня. Помощь врача мне не помешает, как и присутствие лишнего свидетеля. Я, разумеется, не выказал энтузиазма относительно позднего визита в незнакомый дом, о чем заявил со всей прямотой. — Вы думаете, мое появление будет уместно в такой ситуации? Господа из Баскервиль-холла меня не приглашали. Мы даже не представлены друг другу. — Вот и представитесь. Мне не хотелось покидать теплую постель и тащиться несколько миль в коляске по продуваемой всеми ветрами дороге, но ШХ впервые обратился ко мне с личной просьбой, и проигнорировать ее было бы невежливо. Тем более, за порогом комнаты уже стояла миссис Хадсон с чашкой горячего травяного чая в руках — верное средство, помогающее не подхватить простуду в такую холодную погоду. — Через десять минут я буду готов. По дороге ШХ рассказал мне немало интересного о нынешних обитателях Баскервиль-холла: сэре Генри, — молодом лорде Баскервиле, как его все здесь называли, — его очаровательной жене леди Баскервиль, а также супругах Бэрримор, единственных слугах, постоянно находящихся в имении и исполняющих обязанности дворецкого и экономки. — Сэр Генри прибыл сюда из Америки несколько лет тому назад, женился на обворожительной мисс Стэплтон, — вы должны знать ее брата, он живет в Меррипит-хаус, — и после нескольких громких заявлений о том, что ему противопоказан отвратительно сырой английский климат, — ШХ улыбнулся уголками губ, и эта его снисходительная улыбка лучше всего показала, что он думает об отношении сэра Генри к Англии в целом и условиям жизни на родине, — все-таки остался жить в Баскервиль-холле, несмотря на неприятные сопутствующие обстоятельства. — Что вы имеете в виду? — Странную смерть сэра Чарльза Баскервиля, разумеется, которую все списали на больное сердце. Разговоры о семейном проклятии, довлеющем на недостаточно просвещенные умы. Нежелание мистера Стэплтона видеть свою сестру женой сэра Генри, — как всегда прямолинейно заявил ШХ. У меня возникло столько встречных вопросов, что нам хватило бы времени доехать до Лондона, возьмись мой друг отвечать на все, так что я постарался задать только интересующие меня больше всего: — Что за семейное проклятие? И почему Стэплтон противился этому браку? Разве он не должен радоваться, что его сестра заняла столь высокое положение в обществе? Мне пришлось видеть мистера Стэплтона лишь несколько раз и то мельком, но я успел убедиться, что он был отвратительно, удручающе здоров, а, следовательно, не представлял для меня никакого интереса. Леди Баскервиль я вообще не имел чести знать. — Не спрашивайте меня о проклятии, дружище! Это обычное семейное предание, такие есть в любом более-менее древнем роду. Расценивайте их как дикие фантазии, порожденные невежеством местных жителей. Надо сказать, такое объяснение вполне меня удовлетворило, ведь будучи врачом, я прекрасно знал, какими губительными могут быть предрассудки, все еще широко распространенные в современном обществе. Меня больше интересовали взаимоотношения между людьми, с которыми в скором времени мне предстояло познакомиться. — Вы спрашивали, почему Стэплтон был против блестящего замужества сестры? Он объяснял это нежеланием, чтобы его сестра, девушка скромная и непритязательная, вступила в неравный брак, но я полагаю, это полная чушь. Выяснять его мотивы не входило в мои намерения, так что здесь я не могу вас просветить, — заметил ШХ, пожав плечами. — Но будьте с леди Баскервиль внимательны, она особа впечатлительная, эмоциональная, а женское воображение часто играет с ними злую шутку. Впрочем, скоро мы все узнаем. Я оставил при себе замечание, как ШХ может судить о женщинах, не поддерживая близких отношений ни с одной из них, кроме миссис Хадсон, тем более, мы уже подъехали к парадным воротам Баскервиль-холла с той стороны, откуда не видна Гримпенская трясина. На ступеньках нас встретил Бэрримор, дворецкий сэра Генри, чью жену я однажды лечил. Он совершенно не удивился, увидев меня в компании ШХ, и был безупречно вежлив, как и полагается представителю славного рода дворецких. — Господа, пойдемте, леди Баскервиль ждет. Бэрримор провел нас в гостиную, где металась, взволнованно заламывая руки, миловидная молодая женщина, жгучая брюнетка с бледным полупрозрачным лицом, своей белизной особенно сильно контрастирующим с ее черными как ночь волосами, уложенными в аккуратную прическу. — Миледи, — поклонился ШХ, своим спокойствием разряжая несколько эту взвинченную атмосферу. — Позвольте представить моего друга, доктора Ватсона. — Ох, здравствуйте, господа, я вас так жду! Сэр Генри пропал. — Что? — одновременно воскликнули мы с ШХ, ошарашенные этой непредвиденной новостью. — Именно так, — подтвердил Берримор. Он уже вернулся в гостиную с подносом и поставил его на сервировочный столик. Невозмутимость дворецкого была как нельзя кстати. — Сэр Генри уехал на болота и до сих пор не вернулся. — Вот как? Но что ему понадобилось на болотах в такой час? — обеспокоенно спросил ШХ. — Его ведь предупреждали, как это опасно. — Он собирался выследить Всадника без головы, сэр, — ответил Бэрримор без тени шутки, и я прикусил язык, хотя имел сильное желание высказаться довольно пренебрежительно об этом поступке сэра Генри. Историю о безголовом Всаднике, разъезжающем по болотам с собственной головой под мышкой, мне уже приходилось слышать в нескольких вариантах, но без подробностей. Здравомыслящие образованные люди, коих здесь было немного, пересказывали ее с легкой насмешкой, но большинство жителей болотных пустошей не скрывали затаенного страха. Судя по всему, к последней категории относилась и леди Баскервиль. — Не думайте, что мой муж сошел с ума, — так она отреагировала на наши скептические взгляды. При этом молодая женщина умоляюще сложила руки и посмотрела на нас взглядом, который никого бы не оставил равнодушным. — Сэр Генри действительно его видел, и это привело его в такую ярость, что он вскочил на лошадь и умчался с криком: «Я сам его убью!» Господи, я не должна была его отпускать, но кто же знал? — в ее взгляде мелькнул страх, вполне искренний, как мне показалось. ШХ, пользуясь достаточно давним знакомством с леди Баскервиль, склонился к ней и мягко сжал дрожащие пальцы молодой женщины, словно обещая ей поддержку и защиту. — И мой брат тоже его видел, — прошептала леди Баскервиль. — А где ваш брат сейчас? — я не мог не задать этот вопрос, видя нервическое состояние миледи. Еще чуть-чуть, и у нее начнется истерический припадок, а в такие минуты присутствие близких людей может оказать благотворное воздействие. — Уехал проверить дорогу, ведущую к Гримпенской трясине. Возможно, там остались какие-то следы, чтобы мы знали, где искать моего мужа. В такую темень? Не слишком подходящее время для поисков, подумалось мне, и я с недоумением посмотрел на ШХ, но тот был совершенно невозмутим. За время проживания в одном доме я научился распознавать выражение лица моего друга, и сейчас его пристальный взгляд ясно говорил, что мне лучше помолчать. — Мистер Стэплтон обещал скоро вернуться, — заметил Бэрримор. Действительно, буквально через несколько минут раздался громкий стук в дверь, и дворецкий отправился открывать. Стэплтон вошел в гостиную и первое, что он сделал, — развел руками, а леди Баскервиль бросилась к нему на грудь, заливаясь слезами. — Успокойся сестра, еще ничего не известно. — Стэплтон погладил ее по спине и посмотрел на нас с легкой растерянностью и сожалением. Так бывает, когда приходится скрывать правду, чтобы не расстроить близкого человека еще больше. — В этой темноте проще заблудиться, чем отыскать что-то. — До утра мы ничего не сможем сделать, — резонно заметил ШХ. — Вы не возражаете, миледи, если мы с доктором заночуем в Баскервиль-холле? Леди Баскервиль кивнула с живостью, доказывавшей, как неуютно ей оставаться одной в большом доме, а ее брат посмотрел на нас с облегчением. Он собирался вернуться в Меррипит-хаус, чтобы подготовиться к завтрашним поискам. И пока незаметная миссис Бэрримор готовила для нас комнаты, мы расположились в кабинете сэра Генри, который все равно сейчас пустовал и отлично подходил для приватного разговора. — Вы заметили, как все разыграно? Как по нотам, — обратился ко мне ШХ, внимательно вглядевшись в большое темное окно, которое в кабинете сэра Генри не было занавешено шторой. — Безутешная жена. Самоотверженный брат. Вовремя появившийся Всадник без головы. Интересно, какой бедолага исполнит главную роль в этом спектакле? Надеюсь, что не сэр Генри. — Скажите же, наконец, кто этот Всадник? Какое-то потустороннее явление? — воскликнул я с горячностью, совершенно неподобающей взрослому серьезному человеку. — Помилуйте, Ватсон, вы же умный человек. В любой старинной семье имеются такие истории, возникающие из реальных событий, но впоследствии обрастающие ворохом неправдоподобных подробностей. Насколько я знаю, один из Баскервилей обвинил своего брата в преступлении, которого тот не совершал, и отправил его на виселицу. С тех пор таинственный всадник периодически возвращается, чтобы воззвать к совести очередного потомка. Скепсис, с которым ШХ излагал это предание, меня немного приободрил, а то уже начало казаться, что скоро я сам увижу во мраке болот призрачную безголовую фигуру. — Думаете, его очередное появление это выдумка? С какой целью? Кто-то хочет запугать сэра Генри? — Здесь очень тонкий расчет. Приняв версию о Всаднике, мы тем самым отвлечем внимание от истинных причин этого происшествия. Здесь, в Гримпене, очень мало здравомыслящих и образованных людей. Вы, я, натуралист Стэплтон, доктор Мортимер, ваш коллега. Вот, пожалуй, и все. Фермеры суеверны, они легко поверят, что старинное проклятие возродилось и пало на голову молодого наследника. Удобная отговорка, мой друг. — Что вы хотите этим сказать? — удивился я. — Что нам следует в первую очередь выяснить, зачем сэр Генри на самом деле поехал на болота. Я ничего не понял из этих слов, но полностью положился на проницательность моего друга, и мы спустились в помещение для слуг, которое находилось в этом же крыле дома, только этажом ниже. Там мы застали Бэрримора, протирающего фамильное серебро, что могло свидетельствовать о крайней степени волнения у невозмутимого дворецкого. Действительно, глубокая ночь — не слишком удачное время, чтобы приводить в порядок столовые приборы, да еще после всех этих загадочных событий. Но как врач я прекрасно знал, что монотонные занятия — лучшее лекарство от расшатанных нервов, а Бэрримор явно держался из последних сил, судя по тому, как он вздрогнул при звуке наших шагов. — У нас к вам есть несколько вопросов, — без обиняков начал ШХ. — Слушаю, сэр. — Что вы все время высматривали на болотах, Бэрримор? Признаться, вопрос удивил не только меня, но и дворецкого, который заметно напрягся. Плечи у него закаменели, и он застыл в неподвижности, сжимая в руках несчастные ложки. Они тихо постукивали друг о друга, потому что дворецкий не мог сдержать легкую дрожь в руках. — Я вас не понимаю, сэр, — наконец, произнес он. — Бросьте, Бэрримор, отговорки здесь не помогут. Во время нашей беседы с леди Баскервиль вы все время к чему-то прислушивались, хотя стояли у двери, выходящей в коридор. Допустим, вы ждали возвращения сэра Генри, но он вряд ли стал бы входить через черный ход. В кабинете сэра Генри вы несколько раз пристально посмотрели в окно, а оно как раз выходит на пустошь. Вы так сосредоточились на этих наблюдениях, что проигнорировали нашу просьбу принести нам по стакану бренди. В подтверждение своих доводов ШХ повернулся ко мне, хотя я совершенно не помнил, чтобы мы о чем-то просили Бэрримора. — Так что вы там ожидали увидеть? — Ничего, сэр, я лишь… Мне не хотелось вмешиваться, но бедняга дворецкий находился в таком состоянии, что я стал опасаться за его душевное равновесие, поэтому как можно мягче произнес: — Вам лучше все нам рассказать, Бэрримор. Все, что поможет прояснить судьбу сэра Генри. Возможно, мое благожелательное отношение подтолкнуло его к тому, что он, наконец, заговорил откровенно. — Хорошо, я расскажу. Это не моя тайна, я обещал не выдавать ее, но, поверьте, сэр, я не совершил ничего противозаконного, что могло бы навредить Баскервиль-холлу или, упаси боже, поставить под угрозу жизнь сэра Генри. Это все моя жена, вернее, ее младший брат. Бэрримор убрал, наконец, злосчастные ложки в буфет, и сложил руки на груди. — Брат моей жены и есть тот самый убийца Селден, сбежавший из принстаунской каторжной тюрьмы. Если помните, его поиски наделали много шума в Гримпене несколько недель тому назад? Он прячется на болотах, пережидая, пока можно будет покинуть Англию, а я ношу ему еду время от времени. Обычно он подает мне условный знак, зажигая свечу, но сегодня я так и не дождался сигнала. Ночи сейчас холодные, и моя жена собрала кое-какую старую одежду. Но боюсь… — Что сэр Генри мог стать жертвой этого убийцы? — резко прервал его ШХ, а я весь похолодел. Ведь правда! Жестокий преступник не остановился бы ни перед чем, чтобы сохранить с таким трудом отвоеванную свободу! Не уважая наши государственные законы, он, естественно, не будет уважать и законы христианского мира, и сэр Генри подверг свою жизнь очевидной опасности, разъезжая в одиночку по этим глухим местам. А сколько раз я сам возвращался домой поздним вечером и проезжал мимо Гримпенской трясины, не задумываясь, что мне грозит смертельная опасность. Однако, Бэрримор решительно покачал головой. — Нет, нет, сэр! Селден не стал бы рисковать, совершая очередное преступление. Единственное, чего он хочет, уехать подальше отсюда и как можно скорее. Тем более, сэр Генри узнал его тайну и обещал не сообщать пока в полицию. Моя жена умоляла его об этом почти на коленях, а у сэра Генри доброе сердце. Он дал слово не трогать Селдена, пока тот сидит тихо и никому не вредит. Но появление этого Всадника все испортило. Я думаю, сэр Генри отправился на болота, чтобы уговорить Селдена убраться оттуда как можно скорее. — Тогда я ничего не понимаю, — признался я. — При чем здесь Селден? — Ни при чем, мой друг, совершенно ни при чем, — заметил ШХ. — Виной всему исключительно наше так называемое христианское милосердие. Полагаю, сэр Генри уже догадался, что в этих событиях нет ничего сверхъестественного? Не так ли, Бэрримор? Дворецкий сдержанно кивнул. — Давно? — Поначалу сэр Генри отказывался верить во все эти мистические совпадения, но рассказ мистера Стэплтона был очень убедителен, а потом он и сам столкнулся с Всадником. Подробностей я не знаю, — развел руками Бэрримор. — Знаю лишь, что после этого сэр Генри на несколько дней заперся у нас в библиотеке, а когда вышел, запретил миледи «нагнетать обстановку», как он выразился, пока все не выяснится. Весьма разумно со стороны человека, внезапно оказавшегося в центре мистического круговорота. Бэрримор, как можно было судить, в этом полностью одобрял своего хозяина. — Леди Баскервиль очень нервничала, когда слышала о родовом проклятии; она умоляла милорда держаться подальше от Гримпенской дороги и однажды в сердцах пыталась порвать манускрипт с историей рода Баскервиль, который хранится в библиотеке. — Тот самый, описывающий эти ужасающие события? — не удержался я и получил утвердительный кивок от ШХ, чье мнение относительно исторической правдивости семейного предания мне уже было известно. Бэрримор же пожал плечами и философски заметил: — Женщины. Они готовы упасть в обморок от любой ерунды. И хотя я не одобрял подобную категоричность, в данном случае склонен был согласиться с Бэрримором. Дворецкий, который постоянно имел дело с двумя такими непредсказуемыми натурами как миссис Бэрримор и леди Баскервиль, знал, о чем говорил. Но следующие его слова заинтересовали нас гораздо больше. — Скажу вам по секрету, сэр… — с таинственным видом начал дворецкий. Он даже оглянулся, словно кто-то мог нас здесь подслушивать. — Несколько дней назад сэр Генри получил пакет из Лондона. Я лично забирал его на почте и могу сказать, что эти бумаги вызвали у моего хозяина необычайное беспокойство. Раньше я не видел его в таком волнении. — Что за бумаги? Ну же, Бэрримор, — недовольно шикнул ШХ. — Любая зацепка может оказаться полезной. — Не могу утверждать наверняка, но, кажется, они касаются того самого манускрипта. — Бэрримор закатил глаза. — Некоторое время назад сэр Генри просил доктора Мортимера найти ему специалиста, который мог бы оценить историческую ценность этого документа. Кажется, ему пришел ответ. — А-а… — протянул ШХ, теряя интерес к дальнейшему разговору, в то время как мне по-прежнему оставались непонятны некоторые детали. — Спасибо, Бэрримор. Пойдемте, Ватсон. — Куда? — Навстречу приключениям? — неопределенно ответил ШХ и решительным шагом направился к выходу на задний двор. От этих слов мое сердце пропустило несколько ударов, и холодная рука страха, говоря возвышенным стилем, схватила меня за горло, однако отказаться я даже не подумал. Совершенно очевидно, что в этих условиях помощь врача могла понадобиться в любой момент. Торопливо накинув на себя верхнюю одежду, мы выскользнули на улицу. ШХ удалось каким-то образом незаметно открыть дверь, уже запертую на ночь, и буквально через несколько минут мы оказались как раз в той части парка, от которого шел прямой путь к Гримпенским болотам. В ночной темноте они оповещали о себе редкими вспыхивающими и тут же гаснущими огоньками; это трясина извергала из себя ядовитые испарения, превращая их в светящиеся точки. — Вы же не собираетесь рыскать по болотам в такой темноте? — с содроганием спросил я. — Помилуйте, нет, конечно. Мы лишь пройдемся немного, Ватсон, исключительно ради подтверждения гипотезы, что в это время суток искать что-то — будь то человек или улики — в местах, подобных этому, совершенно бессмысленно. — А как же сэр Генри? Признаться, меня чрезвычайно волновала судьба молодого владельца Баскервиль-холла, потому что своей рассудительностью и разумной решительностью он приятно отличался от остальных участников этой истории. Было бы несправедливо оставить этого, судя по всему, благородного и честного человека, на произвол судьбы. — Его поисками займемся завтра. Если он жив, мы его найдем, если нет… выясним, что с ним произошло. — Голос ШХ звучал приглушенно, и смысл слов показался мне зловещим. — Я думаю, он собирался спасти Селдена от чего-то более страшного, чем каторга, и сам попал в неприятную переделку. Мы разберемся в этом, как только появится возможность. Поверьте, сэр Генри не так беспомощен… ШХ не успел договорить, потому что мы явственно услышали шум; тяжелое сорванное дыхание свидетельствовало, что нам навстречу кто-то двигался, и лучше бы этому кому-то оказаться человеком. ШХ немедленно достал пистолет, хотя раньше огнестрельного оружия я у него никогда не видел, и сделал мне знак молчать, а сам, крадучись как ночной зверь, скользнул навстречу неизвестности… чтобы буквально через несколько шагов нос к носу столкнуться с сэром Генри. Молодой хозяин Баскервиль-холла выглядел потрепанным. На его лице виднелись царапины. Сквозь разорванный рукав куртки просвечивалась белая рубашка, заляпанная грязью. Сэр Генри передвигался с трудом, слегка покачиваясь под тяжестью лежащего у него на плече груза. К тому же он явно подволакивал левую ногу, что наводило на мысль о вывихе или ранении. Увидев ШХ, милорд облегченно выдохнул, а на меня взглянул лишь мельком и без особого интереса. Как я уже упоминал, до сегодняшней ночи мы с сэром Генри лично не встречались, в отличие от моего друга, с которым он находился в более тесных отношениях, чем я думал. — Как хорошо, что это вы, — с явной радостью заговорил сэр Генри. — Помогите мне, я еле дотащил эту тяжесть. С нашей помощью он сгрузил на землю то, что было завернуто в плащ, и сам обессиленно присел рядом. Беглого осмотра было достаточно, чтобы угадать под плащом очертания человеческого тела. — Ну и переполох вы устроили, сэр Генри. Но вы живы, и это отличная новость! Вот, кстати, мой друг доктор Ватсон может осмотреть ваши раны, ведь, если я ничего не путаю, у вас задета нога. — Потом, потом, — отмахнулся сэр Генри. — Сначала вы должны увидеть вот это. Он потянулся распахнуть плащ, но на полпути отдернул руку, словно боялся дотронуться до того, что находилось внутри. Надо ли говорить, что не отличавшийся повышенной впечатлительностью ШХ пришел ему на помощь и выразительно присвистнул, едва заглянув внутрь. Даже я, имея, — без ложной скромности, — некоторый врачебный опыт, испытал ужас от страшного содержимого принесенного сэром Генри тюка. Перед нами находился обезглавленный труп, напоминающий огромный обрубок человеческого существа. Кровь в шейном отделе уже запеклась, тем не менее, отлично просматривался ровный срез в том месте, где голова была отделена от туловища. — Я полагаю, это и есть несчастный брат миссис Бэрримор? — высказал догадку ШХ. — Да, это Селден, — подтвердил сэр Генри. — Охотились за мной, а не повезло ему. Я отдал бедолаге свой плащ, на болотах сейчас холодно. Увы, если бы я знал, чем все обернется… — Вы не виноваты, сэр Генри. Тем не менее, следует известить полицию и поместить тело в холодное место, чтобы его мог осмотреть врач. Ватсон? — Конечно. Я готов. Но не лучше ли сначала заняться ранами сэра Генри. Покойник все равно никуда не денется. Милорд вежливо поклонился, очевидно, признавая логичность моих доводов, продиктованных исключительно врачебным долгом. — Пойдемте в дом. Ночь закончилась в хлопотах, вызванных надлежащим устройством как мертвых, так и живых. Тело Селдена было помещено в неотапливаемой пристройке в дальней части парка, а сэра Генри удалось — после настойчивых просьб всех присутствующих — уложить в постель и оставить под присмотром леди Баскервиль и безотказной миссис Бэрримор. За полицией решили послать утром, поручив дворецкому отправить на почту мальчика-слугу. — Бедная миссис Бэрримор, — произнес мой друг, когда некоторое время спустя мы расположились в тепле возле жарко натопленного камина с наполненными бренди — исключительно в медицинских целях — стаканами. — Бедная женщина, — повторил он. — Она все-таки была искренне привязана к своему брату, каким бы непутевым человеком он не был. Никто не заслуживает такой смерти. Соглашаясь полностью с ШХ, я тем не менее радовался, что эта ночь закончилась вполне мирно. Мы нашли сэра Генри, и ему больше ничего не угрожало. Мы нашли также Селдена, вернее, то, что от него осталось, и я как врач вынужден был констатировать, что это тело носило следы многочисленных болезней и травм и вряд ли было пригодно для долгой жизни. Голова покойного, правда, пропала бесследно, и это обстоятельство казалось мне весьма интригующим. Зачем надо было забирать голову и оставлять тело, если труп можно было целиком сбросить в болото, и трясина поглотила бы его за считанные минуты? У преступника не хватило времени? Или его спугнули? Или голова предназначалась для какого-то ритуала — я читал о сектах, практикующих человеческие жертвоприношения, и очень надеялся, что в Девоншире таковых не существует. — Или он ошибся и заметил свою ошибку слишком поздно, — возразил ШХ, когда я высказал ему свои соображения. — Полагаю, плащ сэра Генри все испортил. — Но кто это сделал? — Скоро мы все узнаем. После того, как я разберусь с некоторыми деталями. Сейчас же я попрошу вас, Ватсон, выполнить одно очень важное поручение, — очень серьезно произнес ШХ, и я молча дал понять, что слушаю его со всем вниманием. — Присмотрите за сэром Генри, пока я буду отсутствовать. Не спускайте с него глаз, но так, чтобы не вызвать ничьих подозрений. Если появится Стэплтон, не выпускайте его из виду и не оставляйте наедине с сэром Генри. Я, конечно, пообещал сделать все возможное, чтобы не подвести ШХ, но, признаться, был потрясен этой просьбой. — Значит, сэру Генри все еще грозит опасность? — Более, чем когда-либо. Но не волнуйтесь, вы будете первым, кто узнает все подробности этого дела. Рассвет едва занимался, когда ШХ покинул Баскервиль-холл и отправился по дороге в сторону Гримпенской трясины. Мне, кроме подробных распоряжений, он оставил армейскую сигнальную ракету — «для экстренной связи», как он сказал — чем еще больше усилил мое беспокойство за судьбу сэра Генри. — Запускайте ее только в случае непредвиденных ситуаций, Ватсон. От этой хлопушки вреда не будет, но шума много. Признаюсь, что поручение ШХ я принялся выполнять со всем возможным тщанием, бесцеремонно напросившись в компанию к сэру Генри — сначала под предлогом медицинского осмотра, а затем по приглашению самого милорда разделив с ним утренний чай. К тому времени леди Баскервиль нас покинула, но относительно ее ШХ не давал мне никаких распоряжений, так что я с чистой совестью остался рядом со своим невольным пациентом. Впервые общаясь с сэром Генри так близко, я убедился, что хвалебные отзывы о нем, которые я частенько слышал от жителей этих мест, ничуть не преувеличены. Он оказался искренним и доброжелательным человеком, довольно веселым, насколько сложившееся положение способствовало веселью, а его рассудительные речи выдавали в нем практичность и жизненный опыт. При других обстоятельствах мы могли бы развлечь себя долгой прогулкой или беседой о вещах более интересных, чем смерть бедолаги Селдена, но этим утром наши разговоры все время возвращались к одному и тому же: когда уже будет дан ход этому делу и запутанные события последних дней прояснятся в достаточной мере? Сэр Генри, нетерпеливо постукивавший ладонью по подлокотнику кресла — из-за небольшого растяжения его нога побаливала, и я предписал ему оставаться в сидячем положении — в который раз задал один и тот же вопрос: — Как думаете, скоро появится полиция? Ваш друг тоже сбежал, а нас оставил прозябать в полной неизвестности. Куда он, кстати, отправился? И все в таком же духе. Я вынужден был признаться, что совершенно не представляю, чем сейчас занят ШХ. Хотелось верить, что он вернется не с пустыми руками, а как минимум с внятными объяснениями произошедшего. Но первым, кто появился этим утром в Баскервиль-холле, был брат леди Баскервиль, мистер Стэплтон. Я заметил легкую гримасу неудовольствия на лице сэра Генри, когда Бэрримор сообщил о его прибытии — но ничего больше не указывало на нежелательность гостя. Сэр Генри, хотя и вырос в демократичной Америке, обладал врожденным благородством в значительно большей мере, чем многие другие мои знакомые. Мистер Стэплтон стал расспрашивать сэра Генри о здоровье, незаметно переводя разговор на события прошедшей ночи. Посчитав эту тему достаточно безобидной, я отправился к Бэрримору с просьбой принести нам еще чаю и, желательно, завтрак. Меня не было буквально пять минут, а когда я вернулся — стало совершенно ясно, почему ШХ требовал не спускать глаз с сэра Генри, полагая, что ему грозит опасность даже в собственном доме. За время моего отсутствия в комнате разгорелась потасовка, больше напоминающая кулачные бои где-нибудь в беднейших кварталах Лондона. По неизвестной мне причине мужчины затеяли безобразную драку; тяжело дыша, они обменивались беспорядочными ударами. Сэр Генри, несмотря на ранение, давал отпор нападавшему на него Стэплтону со всей решительностью и упорством своей энергичной натуры. Глядя на это животное противостояние, я пребывал в полнейшей растерянности и не знал, как подступиться к дерущимся. Я даже забыл про хлопушку, оставленную мне предусмотрительным ШХ. Странно, что на шум еще не прибежал Бэрримор или хотя бы его жена, женщина любопытная и навязчивая, как я успел заметить. Еще более странно было то, что леди Баскервиль тоже нигде не было видно. — Где она! Где моя сестра? Что ты с ней сделал? — вопил Стэплтон, наседая на сэра Генри. — Лора! Лора! Это имя ни о чем мне не говорило, и я окончательно перестал понимать происходящее. К счастью, более ловкий и физически развитый сэр Генри воспользовался минутным замешательством противника и повалил его на пол, обездвиживая. Весьма удачно, надо сказать, ведь именно в этот момент дверь распахнулась и в комнату стремительно вошел ШХ. Он моментально оценил обстановку. — Не зовите свою сообщницу, это бесполезно, — заметил он, связывая Степлтона взятым здесь же шнуром от гардин. — Леди Баскервиль, а точнее, миссис Степлтон, — не так ли? — давно сбежала и теперь находится, по моему предположению, на пути к одному из ближайших портов. Вам стоит проверить, на месте ли драгоценности и деньги, сэр Генри. Эта особа не настолько щепетильна, чтобы постесняться взять чужое. Сэр Генри уже пришел в себя и молча кивнул, с трудом вставая на ноги. Он не проронил ни слова, несмотря на пережитое весьма чувствительное потрясение, и у меня сложилось впечатление, что он пока не осознал ужасной правды, которую только что открыл нам ШХ. Что же, иногда мой друг мог показаться бесчувственным человеком, но я не сомневался, что он поступал так из лучших побуждений. Правда, я не всегда до конца понимал ход его мыслей и логику поступков, и поэтому ожидал, что ШХ объяснит нам, что же такого ужасного натворил Степлтон, кроме явного желания навредить сэру Генри. Именно так и случилось. ШХ удовлетворенно потер руки и показал глазами на длинный сверток, прислоненный к стене; очевидно, это была вещь, важная для понимания случившихся событий. — Это ведь ваше, мистер Степлтон? Ваш меч, или я должен сказать — меч Всадника без головы? Улика, связывающая все эти странные события в единую цепь. Настороженность, читавшаяся на лице Степлтона, сменилась откровенной растерянностью. — Как вы его нашли? — процедил он сквозь зубы, дергаясь в путах. — Как раз это было самым простым. — ШХ усмехнулся своей всегдашней ухмылкой человека, осознающего собственное превосходство. — Гримпенская трясина не такое страшное место, если знать, где искать. Окружающие нас люди подчас оказываются гораздо более ужасными. Не так ли, любезный господин Степлтон? Не обращая внимания на злобное шипение последнего, ШХ положил оружие на видное место. — Скоро здесь будет полиция. Будьте любезны, Ватсон, проводите нашего дорогого хозяина в его комнату. Ему надо успокоиться и отдохнуть. Сэр Генри, хочу вам сказать, что вы настоящий герой. Никто не спорил с этим утверждением, хотя по моему скромному мнению, которое я не стал озвучивать, настоящим героем являлся ШХ. Именно он «сорвал маски» с основных фигурантов дела, свидетелями которого мы стали, и раскрыл нам их настоящие лица. Мне же остается описать последний акт этой драмы, разрешивший загадку, до сих пор казавшуюся неразрешимой. Вскоре Баскервиль-холл наполнился большим количеством людей. Среди них были прибывшие из Дартмура полицейские, приступившие к сбору улик; вслед за ними приехал добрый доктор Мортимер, немедленно принявший на себя заботу о сэре Генри; потом появился начальник почтовой станции, любезно предоставивший на время расследования почтовый экипаж сотрудникам правопорядка, и несколько местных землевладельцев, которых, как я подозреваю, привело лишь неуемное любопытство. Все эти люди, в том числе приехавший из Лондона инспектор Лестрейд, признавали, что первостепенную роль в раскрытии преступления сыграл мой друг ШХ. Именно благодаря ему удалось прижать к стенке прохвоста Степлтона и узнать ужасающие в своей аморальности обстоятельства, едва не приведшие к гибели благородного сэра Генри. Замечу, что в разговорах между нами ШХ неоднократно называл молодого хозяина Баскервиль-холла легковерным и неосмотрительным, но я не брошу этого упрека сэру Генри. Я и сам до последнего мгновения считал леди Баскервиль невинной жертвой злого умысла, и только рассказ Степлтона — вернее, показания, данные им офицеру полиции, весьма неохотно, лишь из желания переложить свою вину на сообщницу — внес некоторую ясность в запутанные взаимоотношения этих двух злодеев. Так мы узнали, что раньше Степлтон преподавал естествознание в школе для мальчиков в одном из графств Северной Англии. Там же он познакомился с будущей миссис Степлтон, — именно так следовало называть сбежавшую леди Баскервиль, и этот факт был подтвержден официальным брачным свидетельством, предоставленным ШХ, на что Степлтон отреагировал с немалой злостью: «Вы и это раскопали!» Эта предприимчивая особа, принявшая на себя впоследствии личину благородной леди, состояла гувернанткой при детях директора школы, где преподавал Степлтон. Как он утверждал, она пыталась его соблазнить, но потерпев неудачу, шантажом заставила жениться на себе. — И что же такого ужасного эта славная женщина поставила вам в упрек, мистер Степлтон, что вы не только согласились связать себя узами брака, но и последовали за ней в нашу глушь? — невозмутимо произнес ШХ, заставив Степлтона смутиться. Правда, ненадолго, что полностью подтвердило аморальную сущность этого негодяя. — В жизни каждого мужчины есть досадные ошибки, которые могут омрачить репутацию самого честного человека. В нашей школе был один талантливый ученик, он тоже увлекался наукой, мы много времени проводили вместе, и так получилось, что наша дружба переросла в нечто большее… Вы понимаете, о чем я? Степлтон рассказывал все это с самым невинным видом, явно не испытывая никакого стыда за свои неблаговидные поступки. — С его стороны это было первое пылкое увлечение, и я поступил непедагогично, позволив юноше надеяться… — То есть вы совратили мальчика, не так ли, дражайший? ШХ не собирался его щадить, так как, по всей видимости, совершенно точно знал истинную картину произошедшего в те давние годы. — И, судя по моим сведениям, не его первого. У меня есть интересные документы, проливающие свет на ваши пристрастия. Мальчик мог не понимать, что происходит, но вы-то совершенно точно осознавали, что делаете. ШХ похлопал по карману сюртука, и Степлтон переменился в лице, но даже под гнетом неоспоримых доказательств продолжал упорствовать, изображая раскаявшегося грешника и перекладывая вину на невинного ребенка. До чего же отвратительный человек, оправдывающий свои пороки неблагоприятными обстоятельствами! — Это не я, это он! Мальчишка просто помешался на мне, преследовал повсюду, забрасывал письмами. Пришлось прибегнуть к помощи директора школы; ученика родители забрали домой, но даже после этого он не сразу успокоился. — Вы забыли упомянуть, что вскоре мальчик утопился, очевидно, с горя от несчастной любви, — жестко оборвал его ШХ. «Бедный ребенок», мысленно вздохнул я. Как ни отвратительны были пристрастия Степлтона, этот грех не шел ни в какое сравнение с остальными проступками. — Очевидно после этого будущая миссис Степлтон и стала вас шантажировать? — Стерва поставила мне условия, которые вынудили меня согласиться. Она сказала, что ей нужна помощь в одном деле, чтобы обеспечить свою будущность. И мою заодно. — Степлтон криво усмехнулся. — Она так и сказала, что мне тоже кое-что перепадет, гораздо больше, чем я получу в этой чертовой школе. Но речь шла только о смерти сэра Чарльза, ничего больше. Приезд сэра Генри оказался неожиданностью. Я хотел отказаться, но потом решил, что лучше довести дело до конца, подождать, пока Лора завладеет семейным состоянием, а потом освободиться от нее. — То есть вы планировали убить леди Баскервиль? — у меня в голове не укладывалось, как можно быть таким жестоким. — Не оставлять же ее в живых. Чтобы она всю жизнь держала меня на крючке? Ну уж нет, — пожал плечами Степлтон. — А теперь она сбежала с моей долей и, если вы ее не поймаете, облапошит еще кого-нибудь. Больше говорить было не о чем. Картина преступления развернулась перед нами во всей неприглядности и, признаться, копаться далее в этих отвратительных подробностях совершенно не хотелось. — Уводите его, — приказал офицер полиции и подтолкнул закованного в наручники Степлтона в спину. — Вперед. Прежде чем покинуть Баскервиль-холл, мы зашли к сэру Генри и застали его в компании доктора Мортимера. Между ними шла неторопливая беседа, спокойная и необременительная; мой коллега добродушно увещевал сэра Генри, и тот не выглядел уже таким подавленным, как некоторое время тому назад. Отказавшись от любезного предложения хозяина разделить с ним завтрак, тем более, добрая миссис Хадсон уже несколько раз присылала узнать, когда же мы вернемся, мы с ШХ пообещали навестить сэра Генри в самое ближайшее время. К тому же, полицейское расследование только начиналось, и всем обитателям Баскервиль-холла предстояло не раз столкнуться с сотрудниками правопорядка. Как и нам с моим другом, учитывая самое деятельное участие в этой истории. Я был лишь свидетелем, а ШХ смог протянуть логическую цепочку от одного невероятного события к другому. — Как вы, милорд? — поинтересовался я, заметив следы уныния на всегда жизнерадостном лице сэра Генри. — В порядке, если вы имеете в виду физическое состояние пациента, — ответил за него доктор Мортимер и похлопал сэра Генри по руке, как мне показалось, более панибратски, чем позволяло его положение. — Но для восстановления душевного равновесия потребуется некоторое время. Мы все сочувствовали положению, в котором оказался сэр Генри, и видя наше искреннее участие, он не мог не откликнуться на него ответной откровенностью. — Когда я думаю, что она уже была замужем, когда я… — сэр Генри не смог даже выдавить из себя имени своей фиктивной жены, но мы его поняли. — О Господи, куда я влип! Он закрыл лицо руками, и ШХ постарался его успокоить. — Не расстраивайтесь так, дорогой сэр. Двоеженство является преступлением, а значит, ваш брак не имеет силы. Радуйтесь, ведь Вы теперь снова свободный человек. Что это у вас? ШХ указал на пожелтевший документ, который доктор Мортимер держал в руках. — Это так называемый манускрипт, который мы, помнится, как-то обсуждали. Вы были правы, сэр, он изготовлен гораздо позже, чем предполагалось. — То есть это подделка? — без особого удивления произнес ШХ. — Похоже на то, причем, весьма умелая. Первоначальный документ был изменен, и теперь осталось выяснить, кому понадобилось проделывать такую штуку. Впрочем, я догадываюсь… Сэр Генри опять вздохнул, да так тяжко, словно готов был испустить последний вздох. Доктор Мортимер посмотрел на нас многозначительно, и мы поторопились раскланяться, чтобы не усугублять тоскливое настроение бедного сэра Генри, почти потерявшего веру в людей. Обратная дорога проходила в полном молчании. ШХ дремал, удобно устроившись на сиденье. Мне же хотелось обдумать драматические события, развернувшиеся на наших глазах, а потом уже выяснять некоторые непонятные мне детали. Тем не менее, я не удержался, чтобы не задать мучивший меня вопрос. — Скажите, друг мой, значит в этом хитросплетении обмана нет ничего сверхъестественного? ШХ посмотрел на меня снисходительно. — Смотря что вы называете сверхъестественным, дорогой Ватсон. Сверхъестественную хитрость, беспринципность и наглость несостоявшейся леди Баскервиль невозможно оспаривать, в остальном же я не вижу в этом деле ничего неординарного. Это наш романтичный сэр Генри мог вообразить, что истоки преступления следует искать в старинном предании. Я же считаю, что причины всех преступлений лежат на поверхности, и они такие же банальные и такие же древние, как и род людской. Проще говоря, все эти ужасные поступки имеют в основании человеческие пороки и ничего более. — А Всадник? — Мне все еще было не по себе при воспоминании об обезглавленном теле Селдена, который при всех его грехах не заслуживал такого конца. — Подделка. Это я могу сказать точно. Мы как раз подъехали к нашему небольшому домику и увидели махающую нам рукой миссис Хадсон. — А вот и наша славная домоправительница, Ватсон. Отложим пока эту занимательную беседу, а потом я вам все расскажу. — Хорошо, хорошо. День обещал быть безветренным и сухим; такие дни редкость в наших краях, не воспользоваться им было бы преступно. Меня ждали мои пациенты, а ШХ его «химические опыты», как он их называл. Но теперь я точно знал, что интересы моего друга выходили далеко за рамки научных экспериментов, и его глубокие знания, ум и проницательность помогали спасать жизни людей не менее успешно, чем моя врачебная практика. Тем же вечером мы с миссис Хадсон, занявшей почетное место на потертом диване в нашей гостиной, вынудили ШХ поделиться с нами подробностями чудовищного по замыслу преступления. Двойное убийство, по счастливой случайности осуществившееся лишь наполовину, подделка документов, мошенничество, двоеженство, подстрекательство к убийству — это лишь неполный перечень преступных деяний нашей славной парочки. Удивительно, что замыслила весь этот «букет» хрупкая черноволосая женщина с внешностью ангела, а Стэплтон был лишь ее подручным, довольно умелым, надо сказать. — Значит, сэра Чарльза тоже убили? — огорченно воскликнула миссис Хадсон, выслушав разъяснения моего друга. — Разумеется. Его убили самым бесчеловечным и хитроумным способом, какой можно придумать. Воспользовавшись глубоко скрытым в каждом человеке страхом перед необъяснимым. Увы, сэр Чарльз оказался не исключением, он пал жертвой собственных предрассудков. — А как же его сердце? — удивился я. — Сердечная болезнь сэра Чарльза была следствием малоподвижного образа жизни, неумеренного курения и потребления крепкого алкоголя, — с легкой улыбкой отозвался ШХ. — Добавьте сюда страх перед родовым проклятием, и результат перед вами. — Бедный, бедный сэр Чарльз, — всплеснула руками добросердечная миссис Хадсон. — Иногда он вел себя грубо с окружающими, но в целом был неплохим человеком. Жаль, что он умер, хотя сэр Генри все равно не в пример лучше. Вердикт, оспаривать который ни один из нас не взялся бы, зная неугомонный характер миссис Хадсон. — Вы совершенно правы, — кивнул ШХ. — Нам всем повезло, что наследником Баскервиль-холла стал именно сэр Генри. Признаюсь, я был несколько ошарашен таким заявлением. — А кто бы еще мог им стать? — Разумеется, другой близкий родич сэра Чарльза. Бывшая леди Баскервиль, по несчастливому совпадению — его внебрачная дочь, и при определенном стечении обстоятельств она могла бы претендовать на наследство. — Что? — воскликнули хором мы с миссис Хадсон. — Именно так. — ШХ несколько минут забавлялся нашим потрясением, прежде чем расставить все по своим местам. — Неужели никто, кроме нас с доктором Мортимером не озадачился фамильным сходством леди Баскервиль с другими членами семьи? Достаточно было взглянуть на портреты. — Вы уверены? — Более чем. Не будучи женат, сэр Чарльз не был обделен женским вниманием. Я поинтересовался девичьей фамилией леди Баскервиль и сопоставил ее с записями в хозяйственных книгах имения. Там нашелся арендатор по фамилии Лайенс, а миссис Стэплтон до брака носила имя Лоры Лайенс. — Но как она надеялась получить наследство, которое ей причиталось бы, не будь сэра Генри? — я с сомнением покачал головой. — И как бы доказывала свои права? — Вот для этого ей понадобился новый брак. Стать вдовой для нее было единственным способом добиться своего. Зная наши суды, нетрудно догадаться, чью сторону они примут — родного племянника или внебрачной дочери, которую отец, скорее всего, знать не хотел. Благодаря ШХ картина прояснилась, наполнившись новыми, хотя и мрачными красками. Мысленно я порадовался, что сэр Генри остался единственным и полноправным хозяином Баскервиль-холла и ему не грозят судебные разбирательства. Так, по крайней мере, утверждал ШХ. — Ужасная женщина! — Миссис Хадсон встала и решительно расправила платье. — Пойду, приготовлю вам чай, сэр, и вам, доктор Ватсон. После такой истории чай — лучшее лекарство.

****

Через несколько недель мы получили из Лондона «Дейли ньюс», где была опубликована заметка о «Всаднике из Гримпена». В ней говорилось, что инспектор Лестрейд из Скотланд Ярда «успешно раскрыл убийство сэра Чарльза Баскервиля и покушение на убийство его племянника сэра Генри Баскервиля». — Как это несправедливо, сэр, приписывать себе ваши заслуги, — заметила добрая миссис Хадсон, и я был полностью с ней согласен. Вот почему я решил описать тот вклад, который в действительности внес мой друг, чтобы вывести на чистую воду опасных преступников. По мере сил я попытался донести до уважаемой публики истинные обстоятельства первого громкого дела моего доброго друга и единственного в наших краях частного детектива Шерлока Холмса. Надеюсь, что сколько бы лет ни прошло, я об этом не пожалею.