***
С самого утра было прекрасное настроение. Позднее зимнее солнце ещë не собиралось выходить на небосклон, чтобы осветить этот мир, тихий свист ветра, слышный из-за приоткрытого окна, сразу дал ощутить прохладные порывы, которые заставляли поëжиться и захотеть зарыться поглубже в постель. Что Германия и сделал. Так не хотелось куда-то выходить. Сейчас же только самое утро, солнце ещë не проснулось, так зачем ему куда-то идти? Возможно, немец бы и продолжал витать в облаках и с непонятной периодичностью сопеть носом, если бы не услышал голос России за дверью. У того была очень странная привычка рано-рано утром, пока мало кто проснулся, комментировать каждое своë действие, поэтому из коридора донëсся какой-то непонятный полусонный восклик. За ту неделю Германия уже успел привыкнуть к этому явлению, и оно уже служило своеобразным будильником, так что сон как рукой сняло. Он встал с кровати и стал оперативно переодеваться в свою привычную одежду, в которой ходил каждый день во дворце, а та была распределена по дням недели, но что-то одëрнуло его, как только в руках оказалась привычная рубашка бежевого оттенка, предназначенная для понедельника. Почему-то сегодня не хотелось еë больше видеть, хотелось внести разнообразие. Но вот какое? Германия стал беглым взглядом пересматривать свой достаточно скромный гардероб, и тут взгляд зацепился за белоснежную рубашку, вышитую серебряными нитями в области воротника, манжетов и спины. Вышивки представляли собой традиционные немецкие орнаменты, плавно переходящие в некоторых местах в цветы, а в других в гордых птиц. Зачем немец еë брал с самого начала? Он и сам не знал, но сейчас она полностью подходила под его настроение. Поэтому, он без колебаний схватил эту рубашку, свои чëрные, как ночь, прямые брюки и такой же чëрный жилет с открытой спиной. Надев всë это, образ дополнили строгие туфли и тонкое серебряное кольцо, подаренное однажды воплощением Франции. Пришлось потратить ещë какое-то время на то, чтобы найти злополученную расчëску, необходимую в ванне, и спустя пять минут Священная Римская империя уже вышел из своей комнаты, не забыв заправить свою постель. Из ванны доносилось тихое мычание под непонятный ритм. Очевидно, что Россия, пока умывается, напевает очередную бодрую песню. Заходить сразу не хотелось, по неизвестной причине хотелось постоять под дверью и послушать это очаровательное пение того самого человека, принëсшего в жизнь новые краски. Глупая улыбка сама наползла на лицо, а глаза блаженно прикрылись, словно стараясь снова увести своего обладателя в царство снов, но разум не давал этой возможности, поэтому их пришлось распахнуть. Сделав тихий вдох, Германия неспеша приоткрыл дверь комнаты и немного туда заглянул, убеждаюсь, на всякий случай, одет ли русский. Тот был уже при параде и в приподнятом настроении пытался зачесать непослушный локон. Немного не поразглядывать эту картину было невозможно, поэтому взгляд сам задержался на так обожаемом им лице. Кажется, Германия случайно попал на какое-то время в астрал, но его оттуда вывел встречный взгляд зелëного и голубого глаз. - Доброе утро, Гера! - радостно воскликнул Россия, который сразу ахнул от внешнего вида немца. Разноглазый стал восторженно рассматривать каждый миллиметр своего возлюбленного и продолжал восхищаться красотой нового образа. - Добрейшего утра! - завороженно откликнулся немец, не зная, как лучше выразить своë польщение. Внутри играл задорный огонëк, ведь он правда старался красиво одеться и выглядеть. Поэтому, такая реакция русского очень даже ему понравилась. Но нужно было ещë какое-то время находится в этому мире, так что Германия медленно подошëл к тому же зеркалу. - Выглядишь бесподобно! - восторженно воскликнул Россия, рассматривая узоры рубашки на спине. Смущение брало верх, и немец уже не знал, куда можно спрятать розовые щëки. Через несколько секунд он выдохнул и мягко произнëс: - Спасибо, я для тебя старался. Такой ответ пришëлся по душе России, и он, осторожно чмокнув Германию в затылок, казалось, ещë не привыкнув к мысли об их новых отношениях, продолжил ожесточëнную битву со своими непослушными волосами. Взяв себя в руки, Священная Римская империя решил сначала быстро почистить зубы, а после и расчесаться. Так он и сделал, всë равно косясь на торчащий локон из светло-русой копны волос. Очевидно, что и обладателю это надлежало, поэтому он решил поднять себе настроение. - Как тебе спалось? - заботливо спросил русский. - Форофо, - ответил немец, не до конца проговаривая буквы из-за набитого пастой рта. - Это отлично! - весело отозвался Россия, - ведь тогда этот день пройдëт очень хорошо. Мало того, что рядом со мной будет любимый человек, так мы и сможем много чего увидеть! Германия, который уже полоскал странно приостановился. "Любимый человек". Как же это прекрасно звучало от него. Немец до сих пор не мог свыкнуться с тем, что они теперь правда вместе, и подобные моменты заставляли чувствовать его на седьмом небе от счастья, выпадать из реальности. Именно это сейчас и происходило. Влюблëнный взгляд Германии приковался к отражению России в зеркале, и тут можно было без особых усилий понять, насколько же для него это была важная фраза. Россия, конечно же, не слепой. Он отчëтливо видел его реакцию, так что удостоверившись о том, что рот Германии не набит зубной пастой, наклонился. Немец сразу повернулся к русскому и утонул в этих глазах, точно так же как и второй не мог никак выбраться из светло-голубых омутов. И вот, не глядя, отложив расчëску на тумбочку, он сначала слегка потëрся носом о чужой, ведь обоим так нравился этот очаровательный способ начинать, смущëнно улыбнулся и только после того, как получил ответную улыбку, поцеловал. Этот поцелуй был как некая батарея, которая буквально заряжала энергией обоих на весь оставшийся день. Так приятно лëгкими движениями мять губы Германии, и второму тоже это так приятно. Забыв про зубную щëтку в руке, Германия обнял плечи России, притянул того поближе. Внутри игривым огоньком распространялось чувство безграничного счастья: они же теперь могут так делать в любой момент! Когда им захочется! Открыв глаза, немец сразу увидел прекрасное лицо России. По нему было видно, как тот расслаблен рядом с любимым, и это успокаивало. Но стоило перевести взгляд выше и увидеть снова выпавший локон, как всë блаженство сменилось раздражением и одновременно лëгким весельем. Россия с этим недоразумением не воспринимался взрослым. Германия слегка притормозил, что заставило немного смутиться и самого русского. В глазах Российской империя чëтко выражалось непонимание ситуации, а в глазах Священной Римской - игривые огоньки. Рука Германии потянулась к шевелюре России, невесомым движением погладила все пряди и нежно зачесала назад непослушный локон. - Ты с ним смотришься очень смешно, - улыбаясь, объяснил немец. Пускай секунду назад русский и выглядел слегка разочарованным, но сейчас от тоски следа не осталось, стоило ему взглянуть в зеркало. - Ну ты у меня и шаман, - довольно протянул Россия, странно обводя контуры своей причëски пальцами, - я с ним уже минут семь тут пытался справиться, а ты - ать! И готово! Из-за столь своеобразного комплимента, щëки Германии приобрели приятный розовый румянец, а милый взгляд дорогого человека в ответ - заставил вообще со смущëнным смешком отвернуться к зеркалу. Россия наклонился ещë ниже, обнял торс немца и не отпускал какое-то время. Да и сам немец не был против. Он стал поглаживать светло-русую макушку. Но когда спина русского стала подавать признаки того, что как - то слишком низко он наклонился, пришлось отпустить немца. В какой-то момент голубой и зелëной глаза странно заблестели. - Я наверное уже побегу в столовую, - вдруг засуетился Россия, - а то мне нужно кое-что ещë приготовить... Конечно же, такое поведение чуток смутило Германию и заставило на миг расстаться с миром, в котором существуют только они. - Если тебе нужно, то беги, - спокойно ответил Германия и стал прополаскивать зубную щëтку. Улыбнувшись от уха до уха, Россия уже было выбежал из ванной, но притормозил: - И да, ты не торопись особо. И... Вообще не спеши, если что подожди меня в столовой и никуда не уходи. Немец успел лишь кивнуть. Куда же он так торопится с самого утра? Но он же владелец этих земель - конечно, у него есть какие-то дела, о которых он не рассказывает. Мысленно махнув рукой на это, Германия просто не спеша укладывал свои волосы, иногда думая об этом странном "кое-чем".***
Уже пережëвывая очередную ложку какой-то изысканной каши, Священная Римская империя всë никак не мог понять, куда запропастился Россия. Его не было уже всë утро, а куда он мог уйти в принципе идей не было. Оставалось лишь растягивать поедание каши как можно дольше. Он за это время успел поговорить с десятью разными слугами о погоде и как же сильно она может меняться в глазах разных людей, об идеально сваренной каше, о новом сорте чая, о шторах, о скатерти, а России всë не было. "Если он не явится через три минуты, то я пойду ждать его у себя. Устал уже здесь заседать, да и каша остыла до невозможности", - подумал про себя немец и стал про себя отсчитывать три минуты. И какое же удивление его постигло, когда истекла только первая минута, а русский тут же вошëл в столовую. - Ох, ты ещë здесь! - радостно, с каким-то изнурением в голосе, произнëс Россия и сел за стол рядом с Германией, - спасибо, что подождал. Я не думал, что придëтся шесть раз бегать с первого этажа на третий. - Всë хорошо, - с улыбкой ответил Германия, наконец поняв причину отсутствия России, - Я схожу и попрошу, чтобы тебе подали завтрак. - В этом нет никакой необходимости, - стал заверять его русский, - я поем в Петербурге. Такое заявление заставило немца округлить глаза до размеров тарелки. - С чего это вдруг? Мы туда же поедем ближе к обеду, по крайней мере, как я рассчитывал. Поэтому, когда ты ещë сможешь поесть? - В смысле, "ближе к обеду"? - заинтересованно спросил русский, - вообще-то я уже собрал конницу. Священная Римская империя мог только дивиться столь оперативной работе России. А тот видимо был очень горд проделанной работе, что заметно по этой королевской осанке. - Ладно, ты можешь спокойно доесть, а я тут газету почитаю. Не хочу тебе мешать, - выпалил русский и, не дожидаясь ответа немца, крикнул, - Александр Павлович, есть ли новенькое чтиво?! Через минуты две прибежал юноша, видимо, слуга. - Да, господин Российская империя, - чëтко сказал юноша, вручая попутно России аккуратно сложенную в трубочку газету, - принесли буквально с утра. Довольный Россия кивнул парню и, махнув рукой в сторону, молча дал ему знать, что можно идти. Немец же просто наблюдал за этой сценкой, но потом продолжил есть. - Сейчас узнаем, что у Петра моего там творится, - как бы сам себе сказал русский и начал читать газету. Разумеется, Германии хотелось расспросить о том, что же действительно происходит в новой столице, но решил оставить всë это на потом. Зато вид самого России компенсировал неполученную информацию: немного взъерошенный после пробежки по дворцу, изнутри как будто исходил жар, из-за которого рядом становилось теплее, а сейчас, во время чтения, весь пыл был мастерски направлен на новости и их понимание. Было так странно наблюдать за этим, ведь раньше, если Россия пробежался подобным образом по делам, а потом его садили, например, за стол кушать или заполнять бумаги, то он просто не мог нормально усидеть на месте, вечно куда-то спешил, ëрзал или болтал без умолку. Но вот он вырос, и Германия вырос, и с этим, наконец, осознали привязанность и любовь друг к другу. Это так странно. Но при этом, так приятно на душе. Из-за непонятного огонька в груди, который разжигался у немца при каждом взгляде на русского, хотелось зацеловать, прижаться к нему и никогда больше отпускать, ведь вдруг судьба опять их разделит на неизвестный срок. Именно из-за него сейчас Германия не мог отвести взгляд от России, который просто сидел и читал. Он не смотрел на Германию вообще и был полностью погружëн в чтиво. В этом же нет ничего такого! Так почему же для немца это выглядит безумно красиво?! Вот и он никак не понимал, почему. Но тут его голову вдруг посетила крайне интересная мысль, воплощение которой, скорее всего, произойдëт по пути в Петербург. Что же ещë можно будет делать в дороге, если можно насладиться любимым человеком?***
Они только-только покидали парк при Петергофе. Все необходимые вещи были аккуратно собраны, слуги и служащие предупреждены об отъезде, а сами воплощения спокойно ехали в роскошной карете, которая была так красиво украшена, что Германия по началу сомневался в еë морозоустойчивости, но, на удивление, она оказалась хорошо утеплëнной. Они сразу сказали кучеру, чтобы тот вëл неспеша и не переживал по этому поводу, ведь иначе проехать по таким огромным сугробам будет крайне проблематично. - Если произойдëт что-то весьма срочное, то зовите, - приказал Россия, - при любых других обстоятельствах нас не беспокоить, - с этими словами он одним движением закрыл шторку, отделяющую пассажиров от самого кучера и приземлился на сиденье рядом с немцем. - Этот болтун не отстанет со своими анекдотами и нескончаемыми рассказами из детства, пока нечто подобное ему не сказать, - тихо пояснил русский своë столь резкое поведение. Священная Римская империя понимающе кивнул и с неким предвкушением повернулся к окну. Увидев это, Россия сказал: - Отсюда до Петербурга летом можно доехать за час или час с половиной, но зимой это время увеличивается примерно до двух. Поэтому, у нас не будет возможности увидеть город вдалеке. - Жалко, - со вздохом отозвался немец и задëрнул шторку у окна, - я надеялся, что по пути можно будет посмотреть на что-нибудь кроме заснеженного леса. - Уж извини, - со смешком произнëс русский, - но в этом и заключается вся суть моих территорий. - Я заметил, - с непонятным упоением в голосе ответил немец, засматриваясь на играющие блики утреннего зимнего солнца в глазах собеседника. Конечно же, Россия это увидел, но только улыбнулся. В воздухе повисла тишина, и было слышно лишь хруст снега, громкое дыхание лошадей и перебивчивое бормотание . Оба воплощения не слышали даже этого, они просто смотрели друг на друга, словно боялись, что это последний раз, когда видятся. По этой причине, они впивались взглядом в каждую мелочь друг на друге и просто не могли посмотреть в другую сторону. Да и не хотели. - Ладно! - вдруг вскрикнул русский и ударил себя по коленям, - мы с тобой в основном разговаривали о нынешних делах и вообще не затрагивали тему того, как жили все эти двадцать пять лет. - А что там рассказывать? - со вздохом спросил немец, - всë, что мог, я тебе рассказывал в письмах. Больше ничего такого у меня не происходило, - в попытке провернуть свой хитрый трюк, он пододвинулся чуть ближе к собеседнику и не переставал держать зрительный контакт. - Неужели? - удивился Россия, - то есть только то, что можно было вместить на простом листке бумаги и всë? - Представляешь! Да и вообще, ловко ты придумал с этой перепиской, - решил перевести тему Германия, продолжая приближаться. Ему не очень хотелось говорить об этих самых скучных годах за всю его жизнь, ведь их даже жизнью назвать нельзя. Поэтому, лучше поговорить о чëм-нибудь, связанном с самим Россией, - у тебя же тут работы вовсю, а ты-таки смог уделить и мне внимание. Ведь эта затея вообще была очень рискованной: если бы увидели тайную переписку воплощений стран, авторитет которых растëт на глазах, то могли бы подумать о заговоре каком. - Хах, ну знаешь, мне было совершенно не сложно найти способ общения с дорогим человеком, - заявил Россия, - просто, уже в то время, я начинал задумываться о своих чувствах к тебе и решил, что будет не шибко-то хорошо, если я вот так оборву все связи на кто знает какой срок. И мне было совершенно плевать на то, что там могли бы подумать остальные, если бы застукали меня за подобной перепиской. Священная Римская империя очередной раз удостоверился, что этот мужчина самый лучший, который может быть в жизни. Ведь кто ещë в эти времена будет так рисковать только что появившимся авторитетом ради него. Него! Него, который отнекивался до последнего и по началу и буковки не хотел писать в ответ. Потому что сам Германия вообще не горел желанием тайно переписываться с воплощением страны, которая целый век не могла выбраться из обломок экономики, центролизованности и отсутствия государя. Общаться с таким в обществе развитых европейских воплощений было позором высшей степени, но всë же, целеустремлëнность России безумно умиляла и, когда тебе присылают тридцатое письмо с просьбой наконец ответить уже, как-то неприлично игнорировать. А ведь какой позор мог наложиться на этого милого славянина, неспособного вылезти и страдающего изо дня в день от настолько неудачной ситуации в стране. Как бы его засмеяли,если бы узнали! Страшно представить. Но этот человек полон сюрпризов! Мало того, что стал одной из огромнейших и сильнейших держав, так ещë и одной из самых значительных европейских стран. Кто знает, что он теперь выкинет? - Я этому безумно поражаюсь, ведь мало кто из круга моего общения на такое способен, - признался Германия и придвинулся настолько близко, что их бëдра почти касались друг друга. - Ой, ты конечно не обижайся, но я так и думал, - с долей отвращения ответил Россия, - просто они любят соблюдать эти ваши личные границы и не всегда готовы рискнуть своей шкурой за другие воплощения... Хотя, возможно, я и ошибаюсь, - резко сказал он, - всë же, последний раз с ними я разговаривал лет восемь назад. Скажи, они поменялись? - Как бы прискорбно это не звучало, но насчëт первого я бы с тобой поспорил. Ведь они относятся к любым воплощениям, как к дальним родственникам. Что же мне о них тебе рассказать? - задумался он, - лучше уж тебе с ними лично встретиться и сделать свои выводы. Я эти годы жил в непонятном забвении и не особо следил за кем-то, кроме своих личных переживаний. Прости. - Ничего страшного, - понимающе улыбнулся русский. Повисла тишина. Немец смотрел на свои ноги, всë пытаясь улучить момент для продолжения своих действий, которые были прерваны его возлюбленным. Но, видимо, сидящий рядом тоже хотел внести разнообразия в эту поездку, потому что иначе объяснить то, что он стал поглаживать за ухом Германии? Разумеется, щëки немца сразу покрылись ярким румянцем, а глаза устремили свой взор на русского в немом вопросе: "Что ты делаешь?" В ответ же, он получил безумно любящий взгляд от человека, который также, как и он сам, долго не мог разобраться в своих чувствах, держал их в себе, параллельно пытаясь создать лучшую жизнь для своих граждан, из-за чего не находил и секунды покоя, а сейчас, спустя столько лет, смог выдохнуть, получить утвердительный ответ на самый волнующий его вопрос и наконец просто побыть с самым дорогим ему человеком. Как же немец сейчас сочувствовал русскому, ведь сам-то за эти года толком даже в войнах не участвовал. Просто оставил своих людей на произвол судьбы, отговариваясь тем, что мол: "Плохо себя чувствую!" А тот, кого он полюбил, даже в самых кровопролитных войнах находил в себе преимущества и без отговорок сам в них участвовал, помогая своим гражданам во всех вопросах. Конечно, не без ошибок, но участвовал и выходил с победами. И вот сейчас, в его уставших от всех тех событий глазах, горит огонь бесконечной заботы и преданности. Такого Германия давно не видел. И уж тем более давно не чувствовал расплывающегося по всему телу приятное ощущение, подобное тягучему мëду. Он и не подозревал, что там у него могла все эти годы находиться чувствительная зона. Только с ним он наконец это узнал и почувствовал. - Тебе приятно? - заботливо спросил Россия, - если что-то не так, что я могу остановиться. - Всë просто превосходно, - выдохнул Германия, следуя за рукой во всех изгибах и как ему позволяла шея, - можешь, пожалуйста, продолжить. От такого предложения Россия никак не мог отказаться и, разумеется, продолжил ласкать любимого. Этот затуманенный взгляд, эти томные вздохи, так и просящие продолжать, а эта кожа, которая, будто бархат, нежна. Ах, как же тут можно сдержаться от более раскрепощëнных действий? Нежные касания стали спускаться всë ниже, ближе к шее, массировать еë, а потом быстрыми рывками переходили на ключицы. Рваные тихие вздохи, исходящие из уст родного человека, дурманили, а осознание того, что буквально за шторкой сидит совершенно чужой человек, который в любой момент может их услышать одновременно и пугало, и раззадоривало. Но всë же, зная характер близкого человека, Россия с тяжëлым вздохом произнëс шëпотом: - Гера, может быть, оставим это на потом? Сколько же горечи услышал в этих словах Германия. Да и сам он не мог смириться с мыслью, что и сам так считает. - Ха, Рося, - выдохнул немец почти срывающимся голосом. Ему было сложно сдерживать блаженные выдохи, но он всячески старался, ведь они не могут так распрощаться со своим авторитетом, а честь уж тем более не позволяет, - знал бы ты, насколько прав сей..! Сейчас... Вдруг в глазах России загорелся огонь, воспламеняющийся каждую секунду, рука схватилась за плечо, всë также близко к шее, которая уже была почти полностью обнажена, а сам он издал страдальческий восклик: - Агх, Гера! Если бы ты знал, насколько ты... Ты... Я даже словами не могу спокойно сказать, что все эти годы мне не хватало тебя! Да, знаю, подобные изречения далеко не новы, но по-другому я выразиться не могу. Вот ты сейчас настолько обворожительный, что мне даже воздуха не хватает, не хватает сил, чтобы думать о чëм-нибудь другом. Все мысли только о тебе. За эту неделю я точно в этом убедился, - и после такого монолога он положил голову на другое плечо Германии, носом убрал мешающий ворот рубашки, вылезшей из-под толстой шубы, и просто вдыхал его аромат, параллельно поглаживая чëткие косточки ключиц. Конечно же, крик услышал кучер, но так как разговор воплощений проходил исключительно на немецком, знанием которого он не владел, то и понять смысла того восклицания не мог априори. Так что, он обеспокоенно спросил, не отрываясь от своего дела: - Господа воплощения, у вас всë в порядке? Вопрос заставил немца немного вздрогнуть и сразу посмотреть на лежавшего на нëм русского, пребывающего в непонятной эйфории. - У нас всо хорошо, - как всегда, с акцентом, ответил Германия, но на этот раз ему было важно лишь донести информацию, пускай и лживую, - господин Россия нэмного нэгодует. Видимо, более менее спокойный ответ немецкого воплощения заставил кучера успокоиться, потому что каких-либо действий после него не последовало, а карета поехала даже ровнее, чем до этого. Германия спокойно выдохнул и обратил свой взор на Россию: тот по-прежнему лежал на его плече, носом водил по шее, гладил тыльной стороной ладони чуть ниже ключиц и периодически томно выдыхал. Немец всë не мог понять, что случилось с ним, но, пораскинув мозгами, вспомнил, что бурные реакции на что-либо были в порядке вещей у юного России. Видимо, они до сих пор не оставили его. Поэтому он сам вздохнул, чуть передëрнул плечами, когда рука на плече очень приятно прошлась к уху, а потом опять вниз и уложился на голову русского, чтобы тоже расслабиться. Разумеется, что он не это планировал, но уже ничего не сделаешь, да и вроде он не жалел о происходящем. Так что, они просто поедут таким образом до заветного Петербурга и в момент, когда наконец-то смогут уединиться, решат, что делать дальше.***
Те самые улицы, описываемые во всех европейских газетах и снившиеся вот только этой ночью, были и правда прекрасны. Все восхищались ровными и широкими бульварами, выстроенными за считанные дни шикарными дворцами, принадлежащие самым разным купцам и дворянам, а милые деревца, высаженные около каждого дома, освежали всю картину. А сколько было вокруг людей! Все куда-то спешат, заходят в лавочки совершенно разного характера, слышны их возгласы, и среди них были различимы и русский, и французски, и немецкий, и английский, по дорогам разъезжают то кареты, то дрожки, то кибитки. Видимо, здесь собрались самые разные люди с разных концов страны, ведь по пути встречались прохожие, одетые то по последней моде и в сопровождении толпы народа, по всей видимости друзей и поклонников, то старики в каких-то обносках, только издали похожих на зимнюю одежду, а некоторые вообще не выделялись самыми простыми шубками. Одном словом, перед Германией предстала типичная европейская столица и по идее, она не должна была так его впечатлять. Он же сколько столиц видел! Но габариты построек и количество свободного пространства повсюду так ласкали глаз. Всë вокруг дышало вдохновением творца-императора и воодушевлением возрождëнного из пепла прошлых событий воплощения: оба старались создать новый город, освобождëнный от старых забот, где даже дома и улицы будут дышать новой жизнью. Хотя, с самого начала, здесь базировались русские войска против Швеции. Поразительно, как место кровопролития стало местом новейшей жизни. А так ещë и признание самого России, что всë это создавалось под необыкновенными мечтами от образа единственной музы его жизни, самого Германии. Ведь так оно и ощущалось: дышало благоговением и даже боготворением немецкого воплощения, который год за годом захватывал самые сокровенные мечты России. Как же это смущало и одновременно льстило. За те года разлуки русский дышал теми же идеалами, которые когда-то заполняли все мысли немца, а сейчас они вылились в эти прекрасные русские бульвары и обустройство городской жизни. Конечно же, сердце в груди билось сильнее, а щëки покрывались лëгким румянцем, словно у молодой девушки, увидевшей наяву деяния героя прочитанных ночью романов, когда все те мысли сопоставились друг с другом. До того, как заехать в центр, они проезжали мимо строительных лесов, по дорогам ходили изнемождëные рабочие и таскали какие-то стройматериалы. Россия пояснил, что строительство дворцов, мест для сборов, важных государственных деятелей и роскошных церквей не прекращается ни на минуту. Каждый хотел оставить в удивительном городе свою лепту, и как же русскому нравилось такое решение своих граждан. Он ими безумно гордился, что они понимали, как же важна новая, передовая столица совсем ещë юной империи. Правда, немца всë же беспокоило равнодушие и отсутствие комментариев по поводу ходячих скелетов-рабочих от русского и особенно это напрягало, когда он вспоминал всю ту прыть, с который маленький Россия носился по разным городам, тогда ещë своей небольшой страны, и всеми своими силами пытался уговорить богатых помещиков, купцов и дворян немного снизить количество нагрузки на их крепостных крестьян. Тогда он часто рассуждал по поводу притеснения таких же людей, как и те самые богачи и долго не понимал, почему же обычных людей просто с менее обширным капиталом должны гнобить и унижать непосильным трудом. А сейчас даже бровью не повëл и вообще ни слова не сказал, когда увидел буквально умирающих на его глазах крестьян, которые всë равно продолжают пахать на многочисленных стройках. Не то, чтобы Германия сам не имел у себя подобного угнетения и был ярым борцом за освобождение зависимых от богатых. Он прекрасно знал о существовании таких злых методов эксплуатации человеческого труда и сам грешил ими, но он хотя бы периодически заговаривал со своими чиновниками про эту тему и, к сожалению, получал слишком сухие и неувлечëнные ответы. Хотя, иногда в его жизни и появлялись юные борцы за справедливость, но они долго не задерживались в вечно закрытом доме воплощения. Всë это немец успел подметить, пока ехал вместе с Россией по улицам к центру города и без конца размышлял: "Неужели Рося уже не видит в этом ничего зверского? Ведь вообще не заикается про то, что мы увидели. Надо будет расспросить." Тем временем, русский с необыкновенным упоением рассматривал обработанные каналы, смотрел, как спокойно спит под толстым чехлом льда река и всë время смотрел куда-то за горизонт. - Что высматриваешь? - поинтересовался Германия, немного абстрагировавшись от мыслей про сложные судьбы людей. - Ох, Гера, я думаю тебе должно понравиться, - улыбнулся Россия. - Почему бы тебе не сказать мне, что же должно поразить моë воображение? - как истинный аристократ, спросил немец. - Это ты узнаешь уже на месте, - гордо ответил русский и чуть задел своего собеседника плечом. Они продолжали ехать по улицам, приближëнным к каналам, Германия всë дивился проделанной работе над пустынной местностью, некогда находившийся здесь и, как говорили в некоторых газетах, местность, которую охватывало обычное болото. А ведь работа не останавливалась, то и дело стоявшие строительные леса с почти доделанными дворцами потрясающей красоты. Но теперь, мысли немца были заполнены тем, куда же хочет привезти его Россия. Всë же, судя по горящим глазам своего любимого, он смог быстро понять, что едут они в какое-то особенное место, которое дорого его сердцу. - Может всё-таки скажешь? А то увезëшь куда-нибудь ещë и, бог знает что, сделаешь со мной, - повторил свою попытку разузнать побольше о новом месте визита Германия. - Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, - со смешком ответил Россия, не хотя раскрывать свою тайну, - да, и хватит сыпать кокетливыми фразочками! А то можешь довести меня и до более развращëнных действий. Подобная реакция заставила Германию на момент выпасть из реальности, откровенно пялиться на Россию и удивлëнно хлопать ресницами. На него в ответ был направлен совершенно не смущëнный, а даже какой-то намекающий, будто то, что он сказал, реально произойдëт. - Что ты удивлëнно моргаешь? - беспечно поинтересовался русский, - я правду говорю. Так что давай-ка заканчивай такое и подожди до того, как мы окончательно обоснуемся. - Сколько у тебя вольностей! - воскликнул немец, хитро взглянув на русского. - Как видишь, - также хитро ему ответили. Как же странно себя ощущал Германия: внутри кипело чувство, которое так и заставляло подначивать продолжить разбрасываться такими "фразочками", чтобы увидеть то, что будет делать Россия. Он даже не мог предположить о существовании подобных мыслей у себя в голове, но видимо, они сами собой рождаются с помощью любви. Они ехали ещë минут десять в заворожëнном безмолвии и рассматривали красоты города. А пока немец сидел в недоумении от собственных желаний, русский вдруг что-то крикнул кучеру, а сам стал тормошить Германию за плечо и приговаривать: - Мы приехали! Мы приехали! Тебе точно понравится! "Ну, совсем как в детстве," - подумал про себя немец и только хотел что-то сказать, но он почувствовал, что карета остановилась. Его тотчас стал выталкивать русский на улицу, чтобы как можно скорее показать то самое место. И вот, оказавшись на улице, Германия стал уже хохотать и шутить над Россией, что он его так поспешно вытащил на улицу, что он даже застегнуть свою шубку не успел, как этот шустрый русский уже прибежал с другой стороны кареты, схватил немца за плечи и подвëл к началу моста, у которого он попросил остановиться. - Друг сердца моего, хочу познакомить тебя с самой важной крепостью нашего прекрасного Петербурга - Петропавловской крепостью! - отчеканил Россия, неспособный сдержать все те эмоции, льющиеся из него прямо сейчас. Перед Германией предстала огромная крепость, которая так и манила своим утончëнным и, в то же время, могущественным обликом: высокие стены из красного кирпича заполняли каждый метр небольшого острова, на котором она стояла, а за ними возвышался огромный золочëный шпиль, так приятный глазу, что у немца просто не было возможности посмотреть на что-нибудь другое, кроме изящного силуэта, создаваемого всей конструкцией в целом. - Ну что? - нетерпеливо спрашивал Россия, немного разминая плечи Германии, будто чувствовал, что они устали от долгой поездки, - тебе нравится? - Знаешь, по-моему ты сейчас подло пользуешься моей слабостью перед крепостями, особенно умно сделанными, - восторженно произнëс немец. - Я же тебе говорил, что ни на секунду строительства города ты не покидал моей головы, - влюблëнно ответил русский, - и как раз нам была нужна хорошая оборонительная точка, поэтому сложив и утончëнность, и силу наших военных, родилась она. - Ты меня поражаешь, - как в тумане сказал Германия, чуть облокотившись на стоящего сзади Россию. Тот принял такой знаки доверия и, на всякий случай, встал ещë прямее, чтобы закрыть собой Германию и дать ему большую опору для отдыха. Он прекрасно понимал весь риск, если кто-нибудь увидит их в подобной близости, но иногда списывал это на "крепкую дружбу с самых ранних лет", пусть и понимал, что это работает не со всеми. Дождавшись, когда любимый отдохнëт, Россия ему сказал, параллельно подзывая рукой кучера, которого они оставили в нескольких метрах от них: - Именно здесь мы с тобой будем жить во время нахождения в Петербурге. Тут же к нему быстро повернулся Германия, напрыгнул на плечи и крепко их сжал. Видимо, его очень обрадовала эта новость, потому что по-другому объяснить, что он невесомо поцеловал щëку русского, как-то нельзя было. А после этого, он мило посмотрел в глаза возлюбленного и нежно убрал его упавшую на глаза светло-русую прядь за ухо, не прекращая улыбаться. - Надеюсь, кучер этого оттуда не заметил, - кокетливо сказал он и отпустил русского. Какое-то время Россия стоял, непрерывно смотря на Германию, и не отпускал руку с уха, к которому прикоснулся тот. После их первого поцелуя немец тоже так сделал и, видимо, у русского в голове перематываются те события. Из-за них так хотелось вновь прикоснуться к губам этого очаровательного аристократа, но опять же, не хотелось вот так, на улице, раскрывать тайну их отношений. Тем более, к ним подъехал кучер и спрашивал, где же ему выгрузить вещи воплощений. Совладав с эмоциями, Россия спокойно указал путь служащему и после того, как тот отъехал, сразу сказал Германии: - Ах, ты! Всë же опять за своë! Но ладно. Давай поскорее зайдëм, я там всë, милый мой, покажу, а потом и погуляем. Как же Германия мог отказаться от такого предложения? Так что, толкнув бëдрами русского, подмигнул, обворожительно улыбнулся и сам пошëл ко входу в крепость.***
- Если ты попробуешь купить мне что-нибудь ещë, то я тебя прибью! - крикнул немец в догонку России, который бежал к очередной лавке. - А вот и попробую! - словно ребëнок, отвечал тот, - ты же вообще ничего подобного не видел! Германия лишь закатил глаза и поспешил за неугомонным русским, пытаясь удержать все пакеты с покупками. Они гуляли до самого вечера даже не обошли и половины центра города. Европейские газеты оказались правдивыми - город невообразимо красив, даже на незаконченном этапе. Огромные дворцы разных богачей, каждый их которых так и стремится чем-то выделиться на фоне соседей. Так было непривычно осознавать, что характерные для европейских стран привычки и обычаи в архитектуре так плавно разместятся в России. Для многих, и для Германии в том числе, иностранцев, эта страна всегда находилась в Азии, где априори не было таких развлечений, предназначенных для коренных европейцев. Необычность нового города заключалась ещë в том, что это была вылитая Венеция, но на этот раз, северная. Так странно было смотреть, как привычный итальянский город покрылся толстым слоем льда и снега, где люди вместо привычных лëгких мундиров и костюмов ходят в огромных, пушистых шубах. Здесь было столько разнообразных лавок, где Россия накупил своему гостю огромную кучу безделушек, кушанья и даже одежду; по улицам разгуливали такие колоритные личности, что порой от них нельзя было оторвать взгляд, а те, кто стоял и рассуждал на какие-то общественные темы, говорил так горячо и с чувством, что невозможно было отойти и не дослушать. К своему огромному сожалению, Германия не мог понять всё , что эти люди говорили. Он не настолько владел русским языком. Но есть ещë кое-что, что он заметил, что тут и там встречалось, и как многие люди просто плевались от одного вида этого ужасного зрелища. А именно, те самые крестьяне, похожие на обглоданные кости, а не на людей, как раньше. В близи они выглядели ещë страшнее, чем из окна кареты. Они бродили по замëрзшим каналам, продолжали что-то достраивать и приделывать лепнины в самых утончëнных стилях. Бедолаг заносило снегом, а у них даже не было сил, чтобы его смахнуть хотя бы с глаз. Но больше всего поражало, что многие граждане Петербурга смотрели на них совершенно по-разному: некоторые с глубоким сочувствием, словно увидели среди тех беспомощных своих близких; некоторые с равнодушием; а другие с полным отвращением. Настолько разное представление о закрепощëнных , разумеется, находило место и у самого Германии, но сейчас, спустя много лет практически полной изоляции от простого мира, сказываются на его представлении о разделении сословий. Пугало и то, как Россия ничего не говорит про столь ужасную судьбу обычных крестьян, которые раньше спокойно жили у себя в деревнях и помогали развитию сельского хозяйства в стране. Был лишь раз, когда он взглянул в очередной строящийся канал, где и стал рассматривать стройку. Сначала русский просто молчал,но стоило одному мужичку упасть от усталости, как он неоднозначно хмыкнул и отвëл взгляд на очередную витрину. Но чувство чести не покидало немца, и он твëрдой походкой отдалялся от трагического зрелища, помня о том, что расспросит обо всëм дома. Как ни крути, но такой равнодушный Россия заставлял Германию немного ëжиться и сомневаться в его реальности.***
- Как тебе прогулка? - заботливо спросил Россия, скромно садясь на край кровати. - Великолепно, - блаженно ответил Германия и тоже сел на кровать, рядом с русским, - ты же сказал, что мы слишком мало увидели? - Ага, - устало вздохнул тот, - всë же, мой Пëтр слишком постарался и вышло так, что этот прекрасный город не обойти и за несколько месяцев. - Ничего себе! - воскликнул немец, - но это значит, что у нас с тобой ещë много дел. А все эти подарки! Я же говорил тебе, что ничего мне не надо, а ты!... Как всегда! Заглянув в чистейшие небосводы, Россия кивнул, и в этот момент он так нежно и успокаивающе, что казалось, будто весь мир остановился. Глуповатая улыбка стремительно налезла на лицо Германии и не слезала минуты две. Но вдруг его взгляд отяжелел, потемнел и опустился к себе на колени. Россия тут же засуетился: - Что случилось? - Знаешь, когда я ещë ехал к тебе, то у меня было такое неприятное чувство внутри, которое так и твердило: "Рося уже не тот. Ты правда надеешься, что спустя все эти года, когда у него идëт сильнейшая переформировка государственного строя, он останется тем же, что и был до вашей разлуки? Он будет думать о том же, что и тогда? Насколько же ты глуп!" И с каждым днëм я всë больше в этом убеждаюсь. - И как же? - напряжëнно спросил русский. Он конечно понимал, что с ним не расстанутся, но отметка о том, что он не такой, как раньше, от дорогого человека, так или иначе, колола. - Когда я стал официально империей, - неторопливо начал Германия, - то мне пришлось смириться с некоторыми несправедливостями нашей жизни. Но я точно привык к тому, что ты всегда был против многих из них. А сейчас, - голос неприятно дрогнул, - ты спокойно рассматриваешь умирающих людей в каналах Невы и недовольно хмыкаешь. Так странно видеть тебя таким, - скромно признался немец, аккуратно заглядывая в глаза напротив. Его собеседник молчал какое-то время. Погружëнный в размышления, он выглядел, словно в глубоком сне, особенно в тëмной комнате с задвинутыми шторами. После глубокого вдоха он выпрямился, также аккуратно посмотрел на Германию и тихо ответил, будто боялся спугнуть: - Милый Германия, ты же сам говорил мне, что ощущаешь, как бежит время. И как ты хорошо подметил, что я уже на тот, каким был до нашей разлуки. Ради моего народа мне пришлось пересмотреть свои принципы и уже решаться на то, чего бы я не сделал несколько лет назад. Именно из-за этого мне пришлось одобрить идею Петруши о более серьëзном закрепощении крестьян. Ведь это нужно для новой жизни, - он грустно улыбнулся и терпеливо ждал ответа. Каждый из них понимал, что Россия изменился куда сильнее, чем Германия, ведь после разлуки их пути пошли по совершенно разным сторонам. Когда немец не принимал никакого участия в управлении своим государством, русский рвал и метал, лишь бы пробиться в ряды с европейскими державами. И у него это получилось. Поэтому, обратной дороги нет, и придëтся смириться с этим. Такими мыслями была наполнена голова Германии. И тот также грустно улыбнулся, пододвинулся ближе и нежно охватил сильные плечи. - Как же порой быстро мы меняемся, - печально заметил он, утыкаясь носом в шею русского и подмечая, что его обхватили за торс, - а ты порой давал мне надежды о своëм старом характере. Россия удивлëнно отстранился и хлопал полными от недоумения глазами. - Не смог ты от всех старых привычек избавиться, - с улыбкой пояснил Германия, - хотя, мне так даже нравится. Они смотрели друг на друга, думая, что даже несмотря на года смогли сохранить в своих сердца то тепло, которое зародилось ещë при первой встрече. И сейчас оно так приятно растекается по всему телу, а особенно греет в области сердца. - Как же сейчас хочется тебя везде расцеловать, - признался шёпотом Россия, утыкаясь в лоб напротив, - с головы до ног. Каждую частичку твоего прекрасного тела. И провести эту ночь только с тобой. - Знал бы ты, как мне этого хочется, - рваным вздохом признался Германия. - Почему же мне сейчас нужно уходить? - изнурëнно спросил русский, проводя носом по любимой щеке. - Просто сейчас не время для лишних сплетен, - старался как можно разумнее рассуждать аристократ, пока его ухо опаляло горячее дыхание, - нам нельзя так рисковать, сам знаешь, дорогой. Последовал настолько печальный вздох, что сдерживать желание хотя бы поцеловать было невозможно. И Германия так чувственно поцеловал , чтобы показать, как сам жалеет о таком опасном положении. Россия медлить не стал, перехватывая инициативу. И они бы долго так могли продолжать, если бы не глухой голос вдалеке, который отдавал команду определëнным служащим об отбое. Пришлось разорвать поцелуй. Глаза России так и сверкали от безграничной любви. Как же хорошо ощущалось облегчение, накрывшее его после того, как он признался. Но сейчас не те времена, когда они могут спокойно думать только о своих отношениях. Ведь в эту самую минуту где-то в очередной европейской стране может зреть очередная война, способная перевернуть строй всех остальных с ног на голову. И это отчëтливо ощущают и люди. - Спи спокойно, - наконец тихо сказал Россия и поцеловал на прощание в лоб, - и помни, что я буду рядом. - Люблю тебя, - также тихо ответил Германия, целуя в ответ щëку избранника. Эти двое знали, что раз уж смогли пронести эту любовь сквозь годы страшных событий и переворотов, то и сейчас способны победить это. Поэтому не было настолько страшно отпускать его плечи, когда он пошëл готовиться ко сну. Многое для них сделал Петербург, и они знали, что с каждым днëм нахождения здесь будет что-то вокруг меняться безвозвратно. Но их чувства не потухнут в пепле прошлых лет. Спать можно спокойно, зная, что завтра их связь будет только крепче.