Тридцатью девятью днями ранее
Еще не отойдя от той мысли, что он больше не сможет увидеть Чонгука перед собой, похлопать его по плечу, Чан лихорадочно пытался придумать пути решения неожиданно возникшей задачи: их закинули в деревню на окраине исследованной пустыни, рядом с шизами, чтобы доставить какую-то очень важную для корпорации девушку с ребенком. Крис осторожно вышагивал по выжженной солнцем когда-то бывшей плодородной земле, которая покрылась паутиной трещин, тянущейся по всей видимой территории. Держа бластер наготове, он не снимал пальца со спускового крючка, поглаживая отполированный и протертый в этом месте металл подушечкой указательного пальца правой руки. Он дергался от каждого шороха, молча сетуя на неугомонную начальницу, которой не жить, не быть нужно было именно сегодня доставить проклятых Милу О’Хейера и ее сына Рождера. За ним цепочкой двигался его отряд, бесшумно общаясь на языке жестов и бегло шаря глазами по всей местности. Сначала парень очень скептически отнесся к внезапно возникшему заданию, но когда Мария подозрительно снисходительно согласилась дать ему право самостоятельно собрать для задания еще шестерых самых преданных (она подчеркнула именно это слово) солдат из его отряда, то он немного выдохнул и притупил свою интуицию, которая во всю верещала, что не стоит никуда соваться после того, как он узнал, что весь этот спектакль с Лисой был спровоцирован и заранее спланирован, чтобы оценить реакцию мозга имуннов, а именно Чонгука. Он как раз был в пути, чтобы сообщить эти новости, когда был остановлен удивленным ответным вопросом невесть откуда взявшегося начальника безопасности Майлза Кирка, появлявшегося в корпорации лично только в самых крайних случаях: — Капитан… Как еще раз?… Чон? Такого солдата не существует, лейтенант, вы что-то путаете. У нас никогда не служил такой молодой человек. Отдохните, наверняка задание было тяжеловатым, — он поправил кепку, стоя с зубочисткой во рту, пряча глаза за черными авиаторами, отражавшими лишь каменное лицо парня. — Да и погода в последнее время не радует. Мария говорила, что сейчас самый пик активности магнитных бурь, — начальник, похлопывая, положил руку на полевую черную униформу лейтенанта Бана, отдавшего честь, и слишком спокойно улыбался. — Я дам вам увольнительное на пару дней, лейтенант. Отдохните. — Так точно, генерал Кирк. Благодарю. Лейтенант Бан никогда не забудет, как двух его самых близких людей силком отправили в Лабиринт В. Как никогда не забудет развернувшейся картины за спиной начальника отдела безопасности: безвольно спавшую с медицинской каталки руку парализованного снотворным Чонгука, которого специально накрыли простыней во избежание лишних вопросов со стороны персонала и сотрудников корпорации. Но татуировки своего названного брата Чан знал наизусть, потому что самостоятельно набивал некоторые из них иглой и чернилами, раздобытыми невесть откуда. Поэтому он лишь обессилено смотрел вслед людям в масках, катящих Чонгука по коридору, и понимал, что это будет чудо, если через пару дней он не окажется на его месте. Но чтобы это чудо случилось, ему надо было лишь делать вид, что ничего не произошло и вести себя как обычно, рутинно выполняя задания по доставке людей и, главное, не возникать, не бунтовать и ни в коем случае теперь не упоминать имя не только Лисы, но и Чонгука. И вот он и еще шестеро ребят из его отряда продвигались по подозрительно тихой и замершей деревне в поисках нужного дома, следуя к желтому кружочку на карте их навигатора — долговязого и улыбчивого блондина Хенджина, с позывным «Чума», успевавшего перекинуться шутками на языке жестов с Войной и Люцифером, которых на самом звали просто Ханом и Чонином. Они были готовы оказать сопротивление любому из жителей деревни, которые на заданиях то и дело внезапно выскакивали из-за углов или закрытых дверей, со всей враждебностью набрасываясь на солдатов подразделения, едва успев завидеть внедорожники в поле зрения, со всем арсеналом подпольного и самодельного оружия. У местных даже было свое название для таких людей как Чан и его солдаты — Жнецы. Для людей они несли лишь несчастье и смерть, поэтому они и стали так себя называть, сославшись на вполне сносное и подходящее им слово, сделав его официальным названием отряда. Но они обошли уже большую часть домов, которые казались внезапно оставленными своими хозяевами, вот-вот ушедшими парой мгновений назад. Во дворах еще сушилось чье-то белье, простыни жарились на солнце, на кофейных столиках были раскрыты журналы, а на плите стояла заветревшаяся, но так и не начавшаяся готовиться полупрозрачная яичница. Только ярко разукрашенный детский ветряк мирно крутился, воткнутый в песок, повинуясь каждому порыву ветра, создавая единственное движение в этом остановившемся месте. Хенджин бесшумно тронул Чана за плечо, показывая, что они наконец подошли к нужному дому. Тот невысоко поднял руку, останавливая за собой всю группу, и дал указания жестами — покрутил по часовой стрелке поднятым вверх указательным пальцем, что остальные должны рассредоточиться, найти и заблокировать другие входы и выходы из дома, на случай оказания сопротивления — и пошел первым. Группа тихо тронулась вперед после сигнала командира, быстро идя на полусогнутых ногах, прижав глазницы к прицелам, шустро расползаясь по двору жилого дома. — Миссис и Мистер О’Хейера, у вас был зафиксирован измененный геном, попадающий под юрисдикцию корпорации HYBE, и я, командир оперативной группы ЖНЕЦЫ, лейтенант с позывным Харон, уполномочен доставить Вас и Вашего сына в центральный штаб для оказания дальнейшей помощи с нашей стороны и содействия с вашей — Крис бодро и добросовестно проговорил заученный наизусть текст, только меняя в нем фамилию изымаемых из общества людей, которых от него и его отряда требовало начальство. Он еле слышно ступал по дому, изредка скрипя прогнившими деревянными половицами, по которому проходились его берцы, и бегло оглядывал комнаты, резко разворачивая корпус то в одну сторону, то в другую. Но было абсолютно пусто и тихо. — Лейтенант, — хрипло позвал Хенджин, вздрогнувшего на миг командира, появляясь из другой комнаты, видимо, зайдя через черный вход, и заставляя навести на себя прицел. Чан лишь раздраженно повел плечом, цокая, и опустил автомат, опуская взгляд вниз, убирая ногу немного в сторону, рассматривая раздавленного игрушечного динозавра, наверняка этого самого Роджера О’Хейера. Он поковырял ногой обломки пластика, переводя взор на обеспокоенного своими гаджетами солдата-связиста и, по совместимости и его личной страсти, снайпера. — Тут никого нет, — глухо закончил он, хмурясь над полупрозрачной голограммой, в которой никто кроме него не разбирался, и уже несколько раз всматриваясь в показания приборов и какую-то карту местности. — Крис… — позволил себе немного фамильярности он. — Что еще? — недовольно промычал тот, чувствуя, что начинает закипать от этой дурацкой авантюры в богом забытой деревне, в которую его направила Мария, убеждая, что ей срочно понадобились именно эти девушка и ребенок, и доставить их нужно сегодня же. — Крис… Тут… — снова медлил Хенджин, видимо желая убедиться в правильности показаний приборов, постукивая пальцем по маленькому черному модулю, выводящему голограмму, видимо думая, что он мог глючить и дурить их. Парень оттянул балаклаву со рта вниз, облизывая губы, и отстегнул пряжку тактического шлема, плотно сидевшую на подбородке, стукнул два раза пальцем по височной части черного визора, который укрывал глаза от солнца, и он плавно стал прозрачным, давая возможность видеть его обеспокоенный взгляд сквозь бледно-голубые строчки информации, выводимой на визор. — Инфракрасный прибор не улавливает никаких признаков жизни в радиусе… — он округлил глаза, заставляя всех членов отряда заинтересованно нахмуриться, обращаясь друг к другу недоуменными взглядами, — четырехсот семидесяти трех километров. Ну кроме нескольких групп шизов в пустыне, — он активно и размашисто жестикулировал руками, охватывая какую-то воображаемую область. — Что? — тупо спросил Чан, тоже стягивая балаклаву на подбородок, не замечая, как его брови взлетели вверх. Он не верил своим ушам. Что значит, нет признаков жизни? В голову сразу начало лезть слишком много вопросов. Может их не туда привезли? Они летели долбанных четыре часа. А если туда, то зачем их оставили здесь? Надо было срочно связаться с командующим центром, чтобы их забирали отсюда к чертовой бабушке, и обязательно устроить взбучку Марии, которая либо что-то напутала, заставив итак взвинченного Чана выполнять срочную и неотложную работу, либо просто перепутала деревни. Один раз такое уже было на практике, так что Чан лишь раздраженно цокнул языком. Он потянулся к рации, недовольно закатывая глаза и зажимая кнопку, поднося ее к губам. — Купол, это Харон, прием. Ответом была лишь звенящая тишина, которая не изменилась после второй и сто второй попытки связаться с главнокомандующим центром, даже, когда связаться пытались другие, наперебой говоря свои позывные в рации. До Чана медленно доходила вся суть ситуации, но он честно хотел думать об этом в последнюю очередь. Слишком, слишком много совпадений. Срочное задание, вылезшее внезапно из ниоткуда сразу после отправки сначала Лисы, а потом и Чонгука в Лабиринт В, никак не могло не быть не связанным с этим событием. Ни ответа, ни привета по рации, частота отряда которой, видимо теперь навсегда была заблокирована командным центром. Ни одной живой души в радиусе почти пятисот километров и толпы шизов, бродящих вокруг бывших поселений. Далекое расположение деревни, примерно в семи-восьми тысячах километров от города. И это заставляло его все больше и больше осознавать ситуацию, в которой он оказался. Его просто отправили сюда за людьми, которых никогда не существовало. Чтобы он просто сдох здесь. За то, что посмел подумать о нарушении пакта корпорации и подставить под угрозу верховную цель их существования и спасти своих друзей. За то, что собирался найти Минхо, подпортившего многие планы по захвату и постоянно устраивавшего проблемы с поставками, и организовать сопротивление. Он вздохнул, тяжело поднимая свободную руку и обреченно закрывая себе глаза. Члены отряда лишь выжидающе и недоуменно смотрели на него, подпирая стены уставшими и удрученными спинами. Каждый думал лишь о своем: что он такого сделал, что был отправлен на верную смерть в это удушливое и одинокое место на краю мира. С бластером наперевес, Крис осторожно шагал вдоль когда-то жилых домов, чувствуя, как палящее солнце над головой слишком сильно жарит спину, обтянутую не только песочного цвета полевой формой, но и бронежилетом, и защитными пластинами по всему телу. Он готов был рвать на себе волосы от осознания, как с ними ужасно поступили, от того, как он глупо прокололся, понимая, что их план раскусили, и теперь он вынужден бросить Лису и Чонгука на растерзание собственной корпорации, вырастившей их. Они были отрезаны друг от друга несколькими тысячами километров, и Крис не видел выхода из этой ситуации. Теперь он никаким образом не найдет Минхо. В душах некоторых из отряда Чана все еще теплилась надежда, что шаттл, на котором они были сюда доставлены, еще появится на горизонте, становящимся все более непроглядным на фоне желтой потрескавшейся от жары земли. Но сам командир знал и был уверен на все сто двадцать процентов, что никто их отсюда не заберет. Даже о их телах не будут печься, постаравшись лишь засекретить все упоминания о них в базах данных, чтобы никто и никогда больше и не вспомнил об отряде «Жнецы». Вспомнив про Соми, которая осталась там одна, он ударил себя по ноге, врезаясь кулаком в защитную набедренную пластину, отразившую удар и заставившую костяшки болезненно заныть. Опять он всех подвел. Проведя языком по верхним зубам, Чан снял шлем, запустив ладонь в мокрые волосы. На улице стояла температура тридцать девять градусов Цельсия, а полевая форма не менялась никоим образом после преодоления окружающей средой отметки в пятнадцать градусов, и он чувствовал, как его первый слой нижнего белья насквозь пропитался потом. Стянув бронежилет, перчатки, и расстегнув воротник верхней куртки, Кристофер устало облокотится на стену дома, сползая вниз по стене. Он уронил тяжелую голову на колени, глубоко выдыхая от усталости, жары и отчаяния. Его мысли были заняты только Соми, которая находилась совсем одна, очень далеко, и была, вне сомнений, в большой опасности из-за него. Опять из-за него! — Лейтенант! Харон! Крис, чтоб тебя! Судя по голосу, это Джисон пытался докричаться до него, но Чан даже не желал поднимать головы и откликаться на звание, ради которого он пахал днями и ночами, которое было пропитано слезами, потом и кровью, причем далеко не во всех случая его собственными, ради которого он на многое закрывал глаза, и которое теперь казалось ему до боли абсурдным смешным в своей нынешней ненужности. «Лейтенант», — думал он. — «Да какой я теперь лейтенант-то, одно название. Только для них я остался командиром со званием. И то ненадолго», — выдохнул он сквозь сжатые зубы и поднялся на ноги, чувствуя новый прилив жара, прокатившийся по телу. — Теперь просто Крис, пожалуйста. Что случилось? — Рубаха в попу засучилась, — пытался разрядить обстановку Хан, но поймав немного недоуменный, уставший и оттого задумчивый взгляд командира, который ничего не понял, поднял руки, делая шаг назад. — Плохая шутка, согласен, прости. С тобой пытаются связаться по каналу... Живо встрепенувшись, Чан, недослушав, даже почувствовал, что к нему немного вернулись силы. Может быть он просто себе слишком много надумал? Может просто что-то случилось со связью или связист отошел по делам на время. Боже, как же бы он был рад, что связиста просто приспичило покурить или сходить в туалет! Он уже был готов расцеловать Хана, Хенджина, Чонина, да и вообще всех членов отряда, даже молить Марию о прощении, что так бездумно оклеветал ее в своих мыслях. Крис даже расплылся в смущенной улыбке, что уже совсем скоро увидит Соми, счастливо прищурив глаза, поймает ее, когда она побежит ему навстречу, и крепко прижмется щекой к ее макушке. Солнце теперь казалось ему не таким палящим и обжигающим, а маняще теплым, заставляя в блаженстве прикрыть глаза, чувствуя растекающееся мурашками то самое тепло по всему телу. Когда он ощутил в своей руке теплый пластик рации, переданной не таким обнадеженным Хенджином, Чан даже предвкушающее сглотнул, готовясь зажать пальцем кнопку связи. — Пытаются связаться по каналу 8.1. Его будто облили ведром холодной воды. Нет, его как будто окунули в прорубь в мороз, а сверху прикрыли заслонкой, чтобы он больше никогда не смог выплыть оттуда, наглотавшись обжигающе ледяной воды, с каждой секундой опускаясь ближе к мертвому дну. Канал 8.1 был настроен для личной связи отряда ЖНЕЦЫ. Он был доступен и известен, без сомнения, всем его членам, а так же наиболее приближенным к ним людям. Со стороны Чана об этом канале знали только Лиса, Чонгук, которые априори не имели никакой возможности сейчас связаться с ним, и… Соми. — Капелька, это Харон, прием, — с усилием снова сглотнув, Чан часто заморгал, пытаясь успокоиться. — Чани! Чани! — торопясь, как будто куда-то бежала, Соми шуршала чем-то на фоне. — Чани, в каком квадрате вы находитесь? — Что? — он недоуменно затряс головой, вопросительно смотря на разводящего руками Хенджина и пожимающего плечами Сынмина, снайперов их отряда. Он сильнее сжал рацию в руке. — Где ты? — Ну я сейчас нахожусь в той же деревне, куда вас бросили, — на спине Чана были заметны вмиг напрягшиеся мышцы, а поджатые губы не выдавали ничего хорошего. — Что ты тут делаешь? Где ты? — Милый, именно поэтому я пытаюсь узнать квадрат, в котором вы находитесь. Я расскажу все при встрече. — T-2503 — подсказал Хенджин, что-то набирая пальцами на голо-планшете. — Т-2503 — повторил Чан, спешно выходя на середину одинокой улицы, вертя головой в разные стороны. — Где ты? — Скоро буду, милый, — он мог поклясться, что даже в такой ситуации она улыбалась. — Конец связи. И через полчаса Чан увидел ее. Она шла, пошатываясь, и держалась рукой за плечо. Ее белые волосы спутались, падая грязными прядями на лицо, и ноги заплетались, то и дело цепляя друг друга. Он заметил, что ее губы шевелились, и она что-то шептала ему, но не слышал, так как находился слишком далеко. Тут же сорвавшись с места, заставляя членов отряда заинтересованно, но с опаской выглянуть на улицу, Крис быстро преодолел расстояние до девушки, подхватывая ее ослабевшее тело на руки и опускаясь на колени, усевшись с ней на руках прямо на середине дороги. Крис даже не успевал выдвигать обвинения в своей адрес, как на его голову свалилось новое, совершенно сбившее его с толку, заставляющее мозг лихорадочно соображать. Если бы он только был осторожнее, она была бы сейчас в порядке, пила теплый чай на их кухне и никогда не испытывала бы той боли, через которую проходила сейчас. — Чани, — вымученно улыбнулась она, кладя ему руку на грудь. Она медленно моргала, иногда слишком долго держа глаза закрытыми, пока Чан, будто обезумев, покрывал ее лицо поцелуями. Особенно много пришлось на лоб и глаза. Он прижимал ее к груди, обнимал за плечи, постоянно перехватываясь руками, и все шептал «прости, прости, прости». Лишь в одном он не ошибся — он действительно смог прижаться щекой к макушке Соми, не желая отпускать ее. Но он рассчитывал не на такие обстоятельства, а поэтому стыдливо жмурился, разглядывая ее лицо. — Что произошло? Как ты здесь оказалась? Тебе нужна помощь? — Чани, я там шаттл сперла, представляешь… Я тебя так люблю… Чани, милый, так люблю, знаешь? На котором вы летели… Сказала им сесть где-то неподалеку… Тайком залезла туда… — Тш-ш-ш, тише, знаю, я тоже тебя очень-очень сильно люблю. — Он гладил ее по голове, не отрывая нежного взгляда. — Тише, не напрягайся слишком сильно, пожалуйста. — Я-я… Я первый раз кому-то угрожала, — сглотнула она, и Чан увидел, как на ее бледном лбу блестящими бусинами проступал пот, и она начала путаться в словах, часто облизывая высохшие губы, — настоящим бластером, представляешь? Я так старалась бежать к тебе… к вам, — она перевела изнеможенный взгляд на ребят, стоявших за спиной командира, — что на меня выпрыгнул какой-то полоумный дурак с бешеными глазами… Шиз… Представляешь?! Мать дери его за ногу… — она с усилием сдула прилипшие к губам волосы, и Чан тут же потянулся убрать их с лица совсем, зачесывая назад. — И укусил, представляешь? Скотина, — ее шея дергалась в такт частым сглатываниям, напрягалась от разговора и ее всю крупно трясло. — Я тайком туда залезла, когда услышала, что Мария кому-то рассказывала про вас… — Не трать силы, Соми, милая, — он отчаянно пытался достучаться до нее, но она добросовестно игнорировала его, путаясь в словах и перескакивая с темы на тему. — Но… Вот незадача, милый, — она болезненно улыбнулась, стискивая ладонь Чана, и начала говорить сквозь зубы, периодически сглатывая вязкую слюну. — Я же не пилот, поэтому пришлось бежать к вам, Чани… — она наконец медленно и безвольно обмякла на его руках, так и не убрав ладонь с щеки, которую Крис зажал между своей щекой и плечом, не желая отпускать девушку. Соми тяжело дышала и искренне пыталась собраться с мыслями, но они почему-то подло убегали, прячась в разных уголках сознания. — А помнишь… Помнишь, я хотела, чтобы мы умерли в один день, Чани? — он коротко кивнул, поджимая губы, чувствуя покалывания в носу. — Ты забудь эту чушь, пожалуйста, любимый… Забудь, я же дурочка полоумная, не знала, что несла! — Соми с каждой секундой ощущала свое ухудшающееся состояние, но, как могла, боролась с подступающим безумием. Ей то хотелось рассмеяться Чану в лицо, назвать его самими обидными словами, чтобы его стеклянные, пропитанные болью и отвращением к себе глаза, разбились вдребезги, то хотелось его придушить, чтобы больше не видеть этой паники и отчаяния перед собой, то хотелось сделать все, что угодно, лишь бы он почувствовал себя хотя бы на малюсенькую толику лучше, окутать его спокойствием и теплом. — Не надо нам умирать в один день, ты живи… Живи, пожалуйста… Обещай! — вдруг резко встрепенулась она, сжимая его предплечье с нечеловеческой силой. — Обещаю, обещаю, — он произнес эти слова на автомате, только чтобы она не беспокоилась, и чувствовал, что паника подкатывала к горлу, а он совершенно не знал, что ему делать, закусывая внутреннюю сторону щеки. Он сидел как глупый ребенок на дороге, держа в руках последнего дорогого человека, до которого, он так наивно думал, никогда не добралась бы корпорация. Но даже в пустыне, за тысячи километров от штаба, их зараза распространилась и убивала все на своем пути, не делая поблажек, не разбирая и не щадя никого. — Ты только держись, мы что нибудь с парнями придумаем. — Я посплю немного, Чани… Ладно? Отдохну чуть-чуть, — она опустила брови, будто спрашивая разрешение у родителя. — Я что-то так устала… Но… Знаешь… Ты только не вини себя, я тебя прошу, — сглотнув, Соми, легко дернулась, как от икоты, и сжала его ладонь. — Я уже лучше тут, так, с тобой, чем там… Совсем одна… Не смей себя винить, обещай! — она видела, как по щекам Чана начали катиться крупные слезы, падая на ее рубашку, и, не дождавшись его ответа, закрыла глаза, теряя сознание. Чан еще минуту смотрел на ее спокойное лицо, а потом недоуменно и, будто ища поддержки и совета, поднял голову. Феликс мог поклясться, что первый раз в жизни видел командира в таком состоянии, а они бывали и не в таких передрягах. И все остальные парни тоже были в ступоре, не решаясь даже пошевелиться. Первым вперед шагнул Сынмин, опускаясь рядом на колени, тихонько касаясь плеча Криса и сжимая его длинными пальцами в знаке поддержки. — Она же не иммун, верно? — осторожно спросил он, наклоняя голову и заглядывая тому в лицо. Тот лишь зажмурившись и опустив голову, покачал ей, и всхлипнул, прижимая ее к груди. Его душа просто разрывалась на части, от осознания, что он ничем не сможет ей помочь. Ни молитвами, ни психами, ни угрозами, ни лекарствами. Что она сойдет с ума, как миллиарды людей до нее и после. Он даже не мог представить ее прекрасные глаза, наполненные безумием и жаждой, которые всегда смотрели на него со всей существующей любовью. Она просто станет очередной, оказавшейся не в то время и не в том месте. А Крис так сильно хотел, чтобы она чувствовала себя особенной.Четыре дня спустя
Через несколько дней, с каждым из которых Соми становилось только хуже, они собрались двигаться к украденному ею шаттлу. Крис ни на секунду не отходил от нее, потеряв счет дням, каждый час меняя повязки на ране, и обтирая ее холодной водой от пота. Он накладывал мокрые тряпки на лоб, чтобы ей было легче, но прекрасно понимал, что ее теперь в этом разуме и теле становилось все меньше и меньше. Вены на теле Соми расходились чернеющей паутиной от укуса на плече, становясь ярче, длиннее и более вздутыми с каждым часом. Она много кричала, вырывалась и шипела на них, уже забыв, как говорить. Она не узнавала никого, срывая горло и выплевывая вязкую черную слизь изо рта, которую Чан каждый раз заботливо вытирал, уворачиваясь от ее укусов. Пытаясь вырвать руки, которые были привязаны к кровати, она натерла себе запястья до крови о разорванную на части футболку Чанбина, она срывалась на крики в перемешку с рваным и прерывающимся дыханием. Кровать ходила под ней ходуном. Крис часто замечал испуганный взгляд Чонина, когда тот заходил в дом принести свежей воды и еды для Чана. Соми, или точнее, та, кем она стала, уже не нуждалась в человеческой пище, начинала выть и визжать, закатывая глаза, и кидаться на всех. О, ее глаза… Чан старательно избегал ее взгляда, боясь, что просто больше никогда не сможет к ней подойти и прикоснуться. Хотел оставить ясный и чистый взгляд той Соми, которую отчаянно хранил в своей памяти, нетронутым. Ему было больно смотреть, как она угасает. — Готов? — Хан зашел в дом, боязливо оставаясь у входа, переводя сочувственный взгляд на Соми и Чана. — Да, я… Сейчас, — тот встал с кресла, похлопывая себя по бедрам, кидая взгляд на рюкзак. — Дайте мне десять минут, я кое-что дособираю. Джисон мирно кивнул, получив отрицательный ответ на вопрос о помощи, и, отодвинув края потрепанной шторы, закрывавшей проход в дом, вышел на знойную улицу. Медленно развернувшись к Соми лицом, Крис заметил, что она первый раз заинтересованно наблюдала за ним, не издавая не звука. Ее белки почернели и опухли, оставляя вместо них зияющие черные глаза-бусины, которые смотрели прямо в душу, ожидая следующих действий. Она склонила голову на бок и следила за каждым его движением с удивительным спокойствием. Отстегнув бластер с пояса, Чан снял его с предохранителя точным движением пальца и поднял руку, направляя дуло на Соми. Она тут же резко дернулась и истошно завопила, исказив лицо до неузнаваемости и срываясь на визг, заставляя черную слизь стекать по подбородку. — Я должен, понимаешь? Чтобы она не мучилась… — его руки дрожали, и он прикрыл глаза, чтобы немного успокоиться. Когда он их открыл, то столкнулся со спокойным внимательным и, словно… понимающим… взглядом Соми. Она будто очнулась на несколько секунд, ее плечи опустились, взгляд прояснился, она часто заморгала, сбрасывая наваждение, и тихо прошептала, отбивая какой-то ей одной известный ритм подушечками пальцев по железному основанию кровати. — Да… Уже в следующую секунду все поменялось, и на смену пришли расширившиеся от безумия глаза, заискивающая улыбка и напряженные руки, тщетно пытающиеся вырваться. — Я готов, — вышел Крис, дрожащими руками поправляя лямки рюкзака, накинутого поверх бронежилета. Он плотно зашторил за собой вход в дом. — Можем выдвигаться. — Все в порядке, Крис? — спросил Феликс, хмурясь. Тот, коснувшись кобуры, поправил ее и лишь молча двинулся вперед, оставляя за своей спиной недоуменно переглядывающихся между собой парней. — Пойдемте уже, — подал голос Чанбин, идя вслед за сержантом. Чонин аккуратно ступил на открытую панель заднего шлюза шаттла, стоявшего на окраине заброшенного бывшего завода по производству боеприпасов, который теперь служил пристанищем для отбившихся стаек шизов. Он провел рукой по металлической стенке, наконец чувствуя себя в соей родной стихии. Легко дернув кончиками губ, он нащупал пальцами каждую заклепку на швах пластин, каждый стык, которые он знал наизусть на шаттле «Столкновение», отвозившего их на каждое задание. И вот, скинув их на последней точке, которая должна была быть последней их встречей, они снова оказались вместе. Скинув рюкзак на пол, он ступал аккуратно, благо подошва берцев позволяла ему это делать, на случай, если шизы решат пробраться на шаттл, устроив привычную засаду. Он добрался до панели управления, удивленно замечая, что заставив посадить здесь корабль, Соми еще и настояла на том, чтобы пилот отключил геопозицию шаттла, разорвав его связь с командным центром. Дак вот почему он до сих пор стоял здесь, открытый и целехонький. Нажатием на несколько кнопок он на всякий случай отключил режим автопилота, если после включения двигателей и набора высоты шаттл будет двигаться по заранее заданному маршруту. Когда справа от него, где он стоял около потолочной приборной панели главного пилота, задрав голову и руки наверх, повернулось кресло второго пилота, он резко дернулся, упираясь спиной в стену, держась за нее одной рукой, другой достав бластер, тут же направив его на голову человека. Он сцепился с ним взглядом, а тот восседал на кресле, закинув ногу на ногу. Парень виновато усмехнулся, наклоняя голову. — Говорят, вы меня искали, — хрустнув пальцами на руках, обтянутых черными перчатками, Минхо встал.Настоящее время
Он опять просидел здесь всю ночь. Юнги в какой-то момент будто очнулся от наваждения, осознав, что он уже битый час не двигается, и потряс головой, чувствуя, как шея неприятно заныла. Пытаясь придти в чувство, он подвинулся ближе к голограмме, подгибая под себя негнущиеся и затекшие ноги, проведя рукой по полупрозрачной картинке, смахивая ее в сторону и перелистывая на следующую. Закрыв глаза, Юнги провалился в вязкую темноту, чувствуя, что даже так его глаза беспокойно бегают из угла в угол. Сильнее зажмурившись и глубоко выдыхая, он нахмурился. Юна. Юнги прекрасно понимал, что они — единственное, что у них осталось друг у друга, и она была нужна ему не меньше, чем он ей. Она была его маленьким лучиком солнца, дарившим улыбку, заставляющим его понурое и осунувшееся взрослое лицо сиять в ответ. Но в то же время, каждый раз она, глядя на него своими не по годам серьезными глазами-бусинками, напоминала ему, кого он потерял, и кто в этом виноват. Сначала он винил во всем корпорацию, что так безбожно разъединяла людей, отнимая детей у безутешных и отчаявшихся родителей, и родителей у беспомощных и брошенных на произвол судьбы детей, непонимающих, что происходит. Потом винил людей, которые непосредственно приложили руку к убийству его семьи, о которых не помнил и не знал ничего. Он не нашел ни единого упоминания о них в базах, к которым дал ему доступ Хенджин. Как будто все было подчистую стерто. А сам парень, отводя глаза, говорил, что не знает, кто занимался его делом. Юнги был уверен, что он знал, но решил не давить. В конце концов, был ли это единоличный секрет Хенджина или нет, он имел полное право ни с кем им не делиться, и Юнги просто не имел права злиться на него. Потом он пришел к тому, что виноват был во всей этой ситуации только один-единственный человек, — возомнивший, что своей бескомпромиссностью и никому не сдавшейся стойкостью духа, решивший всем доказать, что не прогнется под систему, — и это был он сам. Чего он этим добивался? Что хотел сказать и показать? Юнги не знал. Но исход был крайне показателен и жесток. И каждый день ругая себя за опрометчивый поступок, он лишь продолжал болезненные акты самобичевания, загоняя себя в пучины апатии все сильнее и сильнее. А если бы… Юнги знал, что история не терпела сослагательного наклонения. Но он просто ненавидел эту поговорку, и каждый день все равно произносил про себя «а если бы…». А если бы он добровольно и мирно согласился пойти с солдатами, пришедшими по его душу, то они были бы живы. Здоровы. Не факт, что безумно счастливы, но они бы хотя бы сейчас существовали. В этом мире. Но он повел себя глупо, слишком горделиво и заносчиво, возомнив о себе слишком много, и получил вот такой результат. Нужна ли была сейчас эта двухминутная гордость за свой непоколебимый характер, если Чжиын и Даенг мертвы, Юна получила слишком травмирующий опыт, а он все равно был силком забран и отправлен в лабиринт? Конечно, это не стоило того. Но, если бы, он тогда это понимал, все было бы по-другому. У него были силы, чтобы оклематься и начать жить дальше, встать на ноги, он точно это знал. Но, будто, совсем не хотелось. Это был его предел. Его держали только две вещи — дочь, которая и так за свои совсем юные годы пережила слишком много того, от чего Юнги был рад отгородить любой ценой, и осознание того, что если он просто сдастся, то смерти будут напрасны. Фотография на голо-проекторе была сделана как будто издалека и без их ведома. На небольшой летней деревянной веранде дома сидела их семья и, возможно, завтракала. За чем-то потянувшись к маленькой дочери рукой, он так и застыл привстав со стула, пока жена пыталась усадить непоседливо брыкающегося маленького сына в детский стульчик. По бокам фотографий торчали листья и ветки, и Юнги настороженно рассматривал каждый сантиметр, подтверждая свои догадки о том, что фото было сделано из укрытия. Он принялся рассматривать другие фотографии, понимая, нет ни одной, где они были бы запечатлены добровольно. На других он возился с инструментами в небольшом спидере, стоявшем на заднем дворе; Чжиын то развешивала белье на веревки, натянутые между домом и гаражом Юнги, из которого тоже было сделано много фото различных механизмов и деталей, находившихся внутри, то играла с детьми, никогда не спуская улыбку с лица, то что-то вязала, сидя во дворе дома. На одном из фото, Юнги, весь измазанный в чем-то черном, целовал весело уворачивающуюся от него жену, зажмурив глаза. Он снова неловко поджал губы, словно осознавая, что слишком погрузился в себя и задумался, забыв, что просто сидит в темном и тихом зале, где нет ни одной живой души, и только его лицо, подсвечиваемое яркими красками от фотографий, блуждает в этом зале, полном отчаяния.Подожди, подожди, я так высоко на
качелях, но рядом нет тебя...
Ни на секунду не сомкнув уставших глаз, Юнги смотрел все существовавшие фотографии, заходя на второй, третий круг, в конце концов сбившись счета. Первый раз он зевнул только тогда, когда начало светать, и в зале объекты стали более различимы, словно постепенно проявляющая картинка на фото мгновенной печати. Ближе к полудню его разбудил Хенджин, растормошив за плечо, встречая хмурый и невыспавшийся взгляд от Юнги. Он медленно поднялся с коленей, ощущая, что все снова затекло, и теперь каждая клеточка его тела отдавала неприятным покалыванием, напоминая о неудобном положении во время сна. Хенджин вежливо поинтересовался его состоянием, предложив чаю, собирая растрепавшиеся обесцвеченные волосы в хвостик. Обернувшись, он увидел открытые файлы с фотографиями жены Юнги и сочувственно поджал губы, опуская брови. — Можно как-то узнать дату фотографии? — хрипло спросил Юнги, прокашлявшись, все еще потягиваясь и разминая затекшие мышцы. Хенджин немного растерялся, будто хотел что-то сказать, но передумал, подойдя к голограмме, ткнул куда-то пальцем, выводя небольшое окошко с информацией о свойствах документа. Уставившись распахнутыми глазами, Юнги резко выдохнул, делая шаг назад. Парень напротив тут же закрыл эту вкладку, снова открывая взору фото на летней веранде.02.06.2305
Получается, что это фото было сделано за несколько часов до их смерти. Юнги от осознания метался взглядом по залу, тревожно переводя его из одной точки в другую. Значит, через несколько часов после того, как была сделана эта фотография, жену и сына застрелят прямо перед его глазами. Значит, через несколько часов Юна каким-то образом спасется. Значит, через несколько часов он не сможет поступить благоразумно, чтобы защитить семью. Через несколько часов он станет убийцей.Подожди, подожди, как и в самом начале
тебя не было...
— Юнги, мне жаль, — виновато прошептал Хенджин, получая в ответ лишь скупой кивок головы. — Прости… Юнги не знал, за что тот извиняется. Чонгук грубо ударил прикладом плечо парня, заставляя его повалиться наземь, в ноги, ставя ботинок ему на затылок. Тэхен был связан по рукам тонкими, но крепкими пластиковыми стяжками — первое, что попалось Чонгуку под руку, когда он увидел объекта №17 Лабиринта В, который явно несанкционированно пробирался в кабинет, где подопытным стирали память перед отправкой в Лабиринт. Упав лицом в бетонный пол, в последний момент успев подставить щеку, Тэхен почувствовал, как скула мгновенно отозвалась тупой болью, и кровь снова побежала из носа. Он, разочарованно выдохнув, не имея возможности пошевелить головой, в конце концов обмяк, наблюдая увеличивавшуюся багровую лужу под своим лицом, которая растекалась равномерно во все стороны. — Привяжи его, пожалуйста, к этой трубе покрепче, Крис. Теперь взору парня предстал второй человек, вышедший из тени, тащивший его сюда. Тэхен знал его. Это был тот самый лейтенант с позывным «Харон», группа которого доставила несколько дней назад нового члена для их компании, днями и ночами находившейся в одной паршивой и тесной комнатушке друг с другом. Они покидали ее только три раза в день, выходя на прием пищи, и раз в месяц, чтобы попрощаться с кем-то, кого уводили неизвестно куда, и после этого, об этом человеке забывалось. Новоприбывшего звали Юнги. Он был старше большей части жильцов блока, со злым и колючим взглядом, полным боли, и простреленным плечом. Разговорился он только на восьмой день своего пребывания в «карцере», как его назвали местные. Крайне скупо рассказал про то, что его доставил сюда отряд «Жнецы», а некто «Война» своей рукой застрелил всю семью прямо на его глазах. Никто уже даже не удивлялся подобным рассказам, потому что у всех была одна и та же история. Когда Юнги немногословно и весь трясясь рассказывал, как к затылку жены приставили автомат и выстрелили, никто и не повел плечом, лишь сочувственно поджимая губы и опуская глаза. Даже, когда он сказал, что застрелили его младшего сына, и дочь, убежавшую неизвестно куда. Он не видел лиц этих солдатов, потому что они были закрыты балаклавами и шлемами, лишь один из них поднял визор, представляя безразличный и пустой взгляд. Юнги знал только несколько позывных, которые он запомнит навсегда. Харон, Чума, Цербер, Смерть, Голод, Люцифер. И Война. — Ну, рассказывай теперь, что ты там забыл-то, — Чонгук схватил Тэхена за отросшие слипшиеся от влаги и крови волосы, немного приподнимая его за них над полом, откидывая голову парня назад. Мельком осмотрев его лицо, которое было все в крови, все еще бежавшей из разбитого носа, он наступил грубой, тяжелой подошвой ботинок на пальцы парня, который лишь болезненно скривился, оскалился и замычал, когда нога провернулась на его кисти. Затем Чонгук резко дернул рукой назад, ударяя и так избитый затылок парня о металлическую трубу, вызывая глухой стук. — Я тебе сейчас ногу прострелю, сучонок, если ты будешь молчать, — в подтверждение своих слов он достал из-за пояса обыкновенный пистолет. И Тэхен знал, что в таком случае рана болеть будет сильно и долго. — Кто… Кто ты… Такой? — хрипло прошептал он, сплевывая кровь на бетонный пол. Его собеседник недобро улыбнулся. Оглянувшись на Криса, Чонгук даже рассмеялся, убирая ботинок с пальцев. — Чон Чонгук, чистокровный кореец, двадцать три года, рос без родителей, — как будто заучив наизусть, быстро говорил парень, слегка дернув шеей, — терпеть не могу рыбу, потерял девственность в семнадцать, гений в математике и анализе, профессиональный киллер, — закончил он, поворачиваясь к лейтенанту. — Я не слишком большого мнения о себе? Тот промолчал, не шелохнувшись. Чонгук снова перевел взгляд на связанного Тэхена, с силой пиная его в бок. — Ну, теперь твоя очередь рассказывать. — А, — отстраненно промямлил Тэхен, устало подрагивая от холода и увечий. — Та самая суперзвезда, — он бесстрашно посмотрел ему в глаза исподлобья с вызовом, вытирая рот о свое плечо. — Ну продолжай, гений математики и анализа, — выплюнул он последние слова, ухмыльнувшись, проходясь кровавым языком по зубам и убеждаясь, что они пока еще на месте. Ухмыльнувшись в ответ, Чонгук нажал на спусковой крючок, с наслаждением слыша чужой истошный крик. Дернувшись, он очнулся. Звуки приглушенно доносились со всех сторон. Звон тарелок, размешивание сахара в кружке, негромкие голоса. Он словно вынырнул из под толщи воды, удивленно оглядываясь, хмурясь из-за непрекращающегося звона в ушах. Чонгук снова сидел на стуле посреди кафе Чанбина, в котором последнее время пропадал целыми днями. Уронив голову на сложенные на барной стойке руки, парень теперь был точно уверен в том, что он ни за что не согласится пройти через Метаморфозу, которую предлагала Рюджин, чтобы вернуть память. Он не хотел даже и знать такого себя. Тэхен был прав. Он убийца. Безжалостный, хладнокровный, расчетливый. И никогда от этого не отмоется. Город сегодня был особенно тихим. Мирно купался в утренних солнечных лучах, только появившихся из-за бетонных стен, ограждающих его по периметру, и спокойно отдавал эхом гулкие неторопливые шаги рано вставших жителей, идущих на работу. Где-то шелестели своей молодой зеленью деревья, поддаваясь каждому мелкому порыву ветра. Если задрать голову, можно было даже заметить летающих птиц, скорее всего коршунов и ястребов, способных выжить в таких условиях, которые теперь, приблизившись к городу, вили тут гнезда и выводили потомство. Хотя последнее время в их краях появлялись ранее невиданные синицы и воробьи, видимо, пережившие этот апокалипсис на северных регионах, ставших тайгой. Иногда мимо проезжали велосипедисты, занимающиеся спортом с утра пораньше. У них не было нужды весело подавать сигнал трелью звоночка, потому что улицы в такое время суток были свободны и пусты. В любом случае, в это утро все было спокойно и приятно для всех обитателей Последнего города. Наверное. Крис не знал. Он давно уже не испытывал никакого душевного спокойствия, так что он просто забыл, что это такое. Умиротворение никогда не настигало его, оставляя тонуть в пучине проблем и страхов, захлебываясь, и с каждым разом, все более чудным и удивительным образом оставаясь на плаву. Он просто шел, и хотя глаза его были направлены куда-то вдаль, взгляд смотрел явно не туда. Куда-то сквозь, в пустоту, каждый раз думая, что картинка перед глазами — мираж, навеянный теми событиями месячной давности в пустыне, до сих пор оставивших след на каждой частичке его души и тела. И если бы он сфокусировал взгляд на чем-то дольше секунды, то все просто исчезло бы, испарилось, и заставило бы его вернуться в реальность. Крис уже не знал, где хуже: в его сознании, ежесекундно занимающимся самобичеванием, или в реальности, где Соми не было. И он просто изнеможенно балансировал где-то посередине. Крис моргал только в том случае, когда глаза начинали сохнуть и слезиться, чтобы хоть как то исправить ситуацию. Но после он опять упирался взглядом в никуда, заставляя глаза краснеть все больше и больше. Окружающие думали, что он просто выливает свою боль через рыдания. Но боль он уже давно зарыл где-то глубоко внутри себя, наказывая себя за случившееся, а рыдать уже просто не мог. Нечем было. Его сознание угасало, устав совсем. Он перестал осознавать собственные мысли, которые просто перебивали друг друга, создавая не прекращающуюся головную боль. Чан даже не мог вычленить одну и как следует ее обдумать, потому что она тут же увядала, сменяясь другой. Теплые воспоминания о Соми перебивались мыслями, что ее больше нет. И что виновата в этом не только дрянная Мария, полковник Кирк и вся корпорация, но и он сам. И все начиналось снова по кругу. Зайдя в здание Советов, ему ни с кем не пришлось здороваться, потому что сегодня он пришел особенно рано. Это не было чем-то из ряда вон выходящим, потому что бессонница всегда ходила за ним по пятам. Так что он просто открыл свой кабинет ключом, взятым со стола секретаря, который небрежно был кинут туда им же, кажется, вчерашней ночью, когда он снова покинул работу позднее всех. Он даже игнорировал заглядывания Йеджи в кабинет, когда она оповещала его об обеде, конце рабочего дня, и через несколько часов после этого звонила на рабочий телефон, напоминая, что пора собираться домой. По просьбе Хенджина она старалась следить за ним, и Чан был бы благодарен, если бы мог испытывать хоть какое-то чувство, кроме вины. В кабинете было свежо и солнечно. Он не закрывал жалюзи, так что можно было даже заметить маленькие частички пыли, мирно летающих по кабинету. Йеджи устраивала влажную уборку в его кабинете два раза в неделю, перекладывая вещи с места на место, проходясь по всем горизонтальным поверхностям тряпкой. Чан даже не всегда замечал ее появления и копошения, будучи слишком погруженным в себя. Отодвинув стул, Чан сел. Первый раз, кажется, выпрямив спину не потому, что кто-то сказал ему или хлопнул по ней, грозно хмуря брови. Он разобрал все бумаги по стопкам, на некоторые наклеил цветные стикеры с указанием темы или какими-то короткими заметками, аккуратно убрав их на край стола. Провел рукой по гладкой белой поверхности письменного стола и внимательно осмотрел свой кабинет. На стене мирно тикали часы, отбивая приглушенным стуком каждую прошедшую секунду, на подоконниках стояли цветы, которые не засохли только благодаря, опять же, Йеджи. Календарь уже не выполнял своей прямой функции, потому что был аж за 2097 год, и Чан просто повесил его, потому что там были красивые картинки с природой, которая сильно изменилась с того момента. Из кармана толстовки он вытащил пистолет. — Чани? Он спокойно развернулся на кресле, ловя на себе удивленный взгляд Соми. Она стояла у окна, легкая и нежная, укутанная утренними солнечными лучами; такая, какую он запомнил ее в день перед своим последним заданием. — Привет, милая, — наконец произнес он ей в ответ, мягко улыбнувшись. Они никогда не разговаривали. Точнее Крис просто ей никогда не отвечал, боясь, что не выдержит, да и просто потому, что знал, что это всего лишь галлюцинации, вызванные сломленным и уставшим, больным сознанием. Ему на секунду будто стало легче, когда он понял, что правда болен, что Хан и Рюджин не просто так заботились о нем, терпеливо переживая его выходки. Но эта мысль снова, улетучившись, была перебита другой, вернувшись к пистолету. В этом городе много кто скривил бы губы, увидев такое нецивилизованное оружие. В их время были в ходу бластеры, стреляющие плазменными или электрическими разрядами. Пистолет был непривычно мал, неудобно лежал в руке и требовал постоянной перезарядки. В левой раскрытой ладони, тяжелел и отдавал желтоватыми бликами гладкий патрон. Отсоединив магазин, Чан положил туда одну-единственную пулю, тут же вставляя его обратно. Аккуратно подцепив пистолет, он вложил его во вспотевшую ладонь, медленно сжимая и разжимая пальцы правой руки, стараясь сосредоточиться. На удивление, он был спокоен. Безумно спокоен, и от этого уверен. — Без меня никак? — сочувственно спросила она, опуская брови. Она стояла далеко от него, и Чану так сильно хотелось, чтобы она снова подошла к нему, погладила по голове и прошептала что-то на ухо. — Без тебя незачем, — хрипло ответил он, чувствуя, что горло слишком сильно сдавливает, как будто невидимая рука душила его. В конце концов Крис смог посмотреть на нее, и даже не отпрянул в испуге или отвращении, увидев пустоту ее глаз. Мертвых. — Чани, я так по тебе скучаю… Он посмотрел вниз, на свои руки, которые умели только разрушать. Разрушать. А создавать? Ненавидеть. Еще он умел ненавидеть. Но был ли он способен на что-нибудь еще? Одной ненависти мало. Чтобы жить, требовалось нечто большее, чем ненависть. А у него не было ничего. Чан тогда дал ей обещание жить, но не успел дать обещание не винить себя. И поэтому он чувствовал, что вполне вправе делать это. Он никогда, никогда не нарушал обещаний. И никогда не брал свои слова обратно, веря, что они имеют слишком большую силу. Но теперь Крис понял, что он готов взять одно из многих, данных ей обещаний, назад. Потому что она просила, и потому что он устал. Он не врал, когда однажды сказал ей, что без нее не сможет. Он был виноват. Он тоже скучал. И он очень сильно хотел к ней. Как бы он не старался, как бы он сильно этого не хотел… Наконец он мог признать, что у некоторых историй просто нет счастливого конца. Золотая гильза звонко упала на пол, несколько раз отскакивая от пола, словно часы Спасской башни тоненько отбивали последний проклятый день в уходящем году, давая призрачную надежду на пресловутое чудо, которая тут же разбивалась о реалии происходящего.