Нечто большее

Ночь медленно опускалась на Боклер. Пестрые дома тускнели под тяжестью звёздного покрова. Кто-то зажигал фонари, перенося лучину от одного к другому, окружённый тягучим запахом ночных цветов. Редкие прохожие - любители тёмной стороны Боклера - из дворца казались жалкими точками на карте города. По шершавому камню прошлась женская ладонь. Послышался вздох; рассеянный взгляд скользнул по башням, оставшимся после ухода эльфов. Боклерский дворец всегда был центром изящества среди расписанных фресками извилистых кварталов, где Анариетта порой чувствовала себя неуютно. Княгиня усмехнулась. Чувствовать неловкость на улицах собственного города - какая нелепость. Воздух в комнате сгустился, становилось душно. Отдёрнув воротник, Анариетта посмотрела вниз - сад, раскинувшийся перед ней, манил тенями и травяной свежестью. Постояв пару секунд у распахнутого окна, княгиня торопливо - слишком торопливо для венценосной особы - спустилась вниз. Стража, переглянувшись, молча пропустила её. Она нечасто заходила в сад. Для неё он давно стал местом скорби и одиночества. В глубинах розовых кустов пряталась скамья; тени листвы укрывали её от посторонних взглядов. Княгиня рухнула на холодный камень, наконец позволив чувствам полностью раскрыться. Ногти впились в ладони; всё внутри неё кричало, как затравленный раненый зверь, кричало единственную фразу. Сианны больше нет. Несмотря на то, что она забыла о сестре, глушила воспоминания о ней, как о какой-то прокажённой - она любила её. Любила и не могла простить, что бросила её, что даже не пыталась найти. Теперь за всё, что пережил Боклер в последнюю неделю, она возлагала вину только на себя. Её гордыня не могла позволить ей взглянуть на себя со стороны - и увидеть не милостивую княгиню, а ослеплённую собственным самомнением стерву. Её едва не вывернуло от этой мысли. Анна-Генриетта никогда бы не позволила назвать её так, а если бы кто-то посмел - его голова уже летела бы с плахи. Княгиня слабо улыбнулась. Кто дал ей безграничное право обрывать жизни её людей? Стерва. Дрянь. Ненавижу. Когда-то это слышала Сианна. Теперь Анариетту грызёт её безжалостный внутренний голос. Откуда-то слева послышались шаги. Заметив, что княгиня затихла, человек тут же остановился. - Дамьен. Анариетта вздохнула. - Уже поздно, Дамьен. Тебе стоит вернуться. - То же самое я хотел сказать вам, милостивая княгиня. Силуэт заливало лунным светом; металлические доспехи поблёскивали в нём серебром. Анна-Генриетта усмехнулась уголком губ - даже будучи в полном обмундировании, гремевшем, будто шарлей на арене, он умудрился пробраться сюда незамеченным. - Оставь титулы, - она коснулась ладонью скамьи, приглашая сесть. Дамьен де ла Тур осторожно подошёл к ней, грузно опустившись рядом. Анариетта не поднимала головы. - Что ты здесь делаешь? - Слежу за... - За мной? - Нет... нет, - мужчина смутился, - за вашей безопасностью. - Кого ты обманываешь, Дамьен? Княгиня усмехнулась, тут же почувствовав, как по щекам бегут горячие слёзы. Ей нельзя быть такой слабой и сломленной, нельзя. Надеясь, что темнота скрывает её лицо, она украдкой попыталась стереть следы своей скорби. - Анариетта. Сердце дрогнуло. - Возможно, я простой вояка, - он смотрел куда-то перед собой, - но даже я понимаю, как вам больно. Могу ли я чем-то вам помочь? Только ты и можешь. - Побудь здесь. Дамьен нервно выдохнул. В её голосе слышались вновь подступающие слёзы, и с этим он ничего не мог поделать. Как и с самим собой. Рыцарю казалось, что если он оставит её одну, его гордая княгиня умрёт от горя в окружении розовых кустов, ощерившихся шипами. Именно поэтому он, едва завидев изящный силуэт на подступах к саду, поспешил туда. Теперь же Дамьен украдкой смотрел на княгиню. Рыжие волосы, теряющие цвет в свете луны, рассыпались по плечам. Тускло мерцали камни на короне. Только сейчас он заметил, что на Анариетте, кроме княжеского венца, больше нет украшений. - От кого ты получил этот шрам? Глаза Анны-Генриетты сверкнули в полутьме как алмазы. - Альп, - коротко отозвался тот и вдруг замер. Его лица будто коснулся шёлк, мягкий и невесомый. Княгиня убрала ладонь, но затем снова аккуратно провела пальцами по контуру шрама. - Ранение, достойное рыцаря Туссента. Пытаясь собраться с мыслями, де ла Тур наблюдал, как Анариетта касается тяжёлой короны и медленным движением снимает её. Несколько рыжих прядей выбилось из аккуратно сложенной причёски. - Почему она хотела меня убить? Дамьен сразу понял, о ком речь. - Из зависти? - Неужели это чувство может быть таким всепоглощающим... - прошептала она. - Как скорбь или любовь? - Думаю, да, - рыцарь посмотрел на свои руки, испещренные мелкими шрамами. - В её сердце столько лет жила ненависть к тем, кто обрёк её на изгнание, что она просто не могла избавиться от мыслей о мести. Особенно той, кто получил всё, в отличие от неё. - Как бы я хотела, чтобы всё изменилось. Руки Анариетты мелко дрожали - но не от слёз, а от ночного холода. Заметивший это Дамьен отстегнул брошь, державшую его плащ, и аккуратно опустил его на плечи княгини. Кожа изящных пальцев, сжавших ткань цвета крови и вина, казалась невероятно бледной. - Идёмте во дворец, милостивая княгиня, вы совсем замёрзли. - Я просила оставить титулы, - Анариетта грустно улыбнулась, поднимаясь со скамьи. Она встретилась взглядом с Дамьеном, прочитав в нём искреннюю заботу. Кажется, он беспокоился о ней в несколько раз сильнее, чем она сама, и было это чем-то бо́льшим, чем тревога капитана гвардии о своей княгине. Закутавшись в плащ, Анна-Генриетта шла впереди. Жестом повелев страже удалиться из сада, она проследила за тем, как рыцари скрываются за воротами, и обернулась к де ла Туру. - Я бы не простила тебе, если бы ты погиб в той бойне. Смерть забрала бы слишком много людей, которых я люблю. Она улыбнулась снова - нежно, обезоруживающе, так, как давно никому не улыбалась. - Спасибо, Дамьен. Лёгкий поцелуй коснулся его щеки, и рыцарю на секунду показалось, что уродливый шрам на его лице исчез без следа. - Вы всегда можете положиться на меня, княгиня. - Анариетта. Просто Анариетта. Дамьен улыбнулся. Похоже, между ними действительно есть что-то бо́льшее.