Король и Шут

Наверное, спорить со скорым на расправу Балу было не самой удачной идеей, среди других не самых удачных идей Горшка. Как же глупо чёрт тебя дери вышло! Миша пинает попавшуюся на пути и ни коим образом не повинную ни в чём шишку. В любой другой ситуации он, возможно, и подобрал бы её, остановился подышать свежим не загазованным лесным воздухом, в котором ощутимо витал запах хвои, а под подошвой тяжёлых ботинок хрустели осыпавшиеся сухие иголки. Да, пожалуй, он и остановился бы ещё у кромки леса, показал бы фак Шуре и малодушно отказался от условий спора. А, может, и трусливо попросил бы изменить задание, но в итоге не остановился и не попросил. Анархизм блеать! Но фак он всё же показал, на что, правда, получил усмешку и гостеприимно распростёртые к лесу руки.       — У-у-у, сука, — Горшок состроил страшную рожу и, пригрозив по-детски кулаком, целеустремлённо поплёлся меж редкими пока ещё деревьями. Поспорить-то они поспорили, а вот нормально обсудить, что делать Мише в непредвиденной ситуации не обсудили. В случае Горшка, любая ситуация могла стать непредвиденной, даже та, которая казалась предвиденной, кристально ясной и простой, как дважды два. Конечно, был ещё один вариант, который казался самым оптимальным — дождаться пока Балу убедится в том, что он забрёл достаточно глубоко в лес и к Едрене Фене выйти из него. Поймать первую же попутку и уехать на ней домой, а потом сочинить легенду о том, как выбравшись из чащи и никого не обнаружив на условленном заранее месте, голодный, злой и обиженный на безответственного друга, Миша едва добрался до дома, но… Ну, уж нет, спор есть спор, ничего не поделать. Панк он, в конце концов, или кто? Успокоив себя мыслями о том, что он всё-таки действительно панк, да и тем более, чего бояться в исхоженном вдоль и поперёк грибниками и охотниками лесу? Белок разве что, да и зайцев недостреленных. Ну, гипотетических лисиц, может быть, и то, навряд ли. И вообще, с чего бы ему бояться каких-то зверей? Да и просто бояться не пойми чего? Смешно даже. Взрослый человек, а в голову всякая бредь лезет, что может случиться за пару часов простых бродилок?..

***

Если подумать, чисто теоретически, то, наверное, только наверное, с точностью близкой к действительности, Миша заблудился. Горшок тупым не был, разве что самую малость, иногда… Хорошо, достаточно часто им овладевала дурь и желание творить глупости. Но это не делало его тупым, абсолютно точно нет. «Ну и что плохого в глупостях?» Думал Миша, наблюдая, как лес стремительно накрывает мглой… Ах да, наверное, когда глупости эти необдуманные. В лесу, как оказалось, темнеет раньше. А может и не раньше, просто Мишкино богатое воображение решило сыграть с ним злую шутку, потому что к сгустившимся сумеркам прибавился стелющийся по самой земле молочно-белый туман. «Чертовщина какая» Думалось Горшку, пока он вышагивал склонив голову так низко, что подбородком почти касался груди, в надежде не наткнуться на пень или поваленное бревно. На самом деле, в начале пути он и не планировал заходить так далеко, но когда ж всё шло точно по плану? Миша любил лес, правда любил. Вся эта атмосфера царящая здесь, отсутствие людей и не тронутая никем природа — это действительно было красиво и даже сказочно, в какой-то степени. Лес не спал даже ночью. Он, как один большой организм, издавал тысячи звуков, к которым быстро привыкаешь. То тут, то там слышался сухой шорох травы и опавших иголок. Шелест густых крон высоких сосен и завывания прохладного ветра. Стволы деревьев скрипели от каждого порыва, а на небе, которое отчего-то казалось нависшим, изредка между серыми тучами мелькала полная луна. «До чего же красиво!» Миша наблюдал, как упитанный бок луны, будто играючи, скрывается за очередным облаком, снова погружая лес в непроглядную темень. «Если бы не так, блять, холодно» Передёрнув плечами и сощурившись, Миша резко опустил голову и засунул стремительно замерзающие ладони в карманы штанов в надежде хоть немного их отогреть. Конечно, идея была плохая, если он всё же спотыкнётся, что случалось с ним иногда и на ровном месте, об те же шишки, если угодно, то весь удар на себя примет и так страдавшее не раз лицо. «Зубом больше, зубом меньше, какая разница?» Миша нервно усмехается, когда из мыслей его вырывает протяжное «У-х-у-у», разорвав относительную тишину леса. «Вот же ж крыса летучая!» Горшок скашивает глаза вверх, щурится, пытаясь хоть что-то разглядеть, но быстро бросает это пропащее дело. В скором времени, когда «У-х-у-у» повторяется снова, он совершенно по-детски передразнивает сову и, чтобы отвлечься от надоедливого уханья, начинает мурлыкать себе под нос незамысловатую мелодию.       — А лю ля лю лю ляу… — окажись рядом кто из знакомых, шуток было бы не избежать, но так как рядом благополучно никого не было, можно было и подурачиться. Миша продолжал идти неведомо куда, и, если бы не жуткая усталость и холод, кусающий открытые участки кожи, и норовящий залезть под бордовый, пусть и достаточно тёплый свитер, то, наверное, он бы начал паниковать. Всё-таки заблудиться в лесу ночью, в полнейшем одиночестве, ничего хорошего не сулило. Мелодия, которую Миша напевал выходила бодрой, такой, что шагать было легче и веселее, жаль только, за ней он не услышал, как от шагов, чуть позади хрустнула сухая ветка… Пройдя ещё минут пять в относительном спокойствии, Горшок заторможено останавливается и недоверчиво смотрит под ноги, где на рыхлой земле виднеются уже затёршиеся, но отчётливые, даже для того, чтобы разглядеть в темноте, следы. Страх тугим узлом скручивает внутренности, руки холодеют, а дыхание спирает. Миша громко сглатывает горькую слюну и едва не икает, перебирая пальцами в карманах в надежде вернуть им чувствительность, натыкается на самокрутку и не вовремя думает о том, что нужно покурить. Кое-как, справившись с онемевшими ногами, Миша наугад выбрал направление и резво зашагал туда. Вполголоса проклиная ночной лес и Балу за компанию. Когда между деревьями показался просвет, Горшок мог поклясться, что где-то вдали раздался вой. Он непроизвольно ускорил шаг, стараясь не оглядываться, чтобы хоть в своих глазах не выглядеть таким параноиком, ведь ему, скорее всего, показалось. «Показалось же?!» Наконец-то деревья проредились, пуская Горшка на широкую поляну. Он едва не вывалился на опушку, всё же споткнувшись о торчащий из сырой и рыхлой земли корень. Витиевато проматерившись, Миша уставился на избу. На чёртову избу посреди леса! Из трубы валил тёмно-серый густой дым, а Миша так и замер как вкопанный, глупо хлопая глазами и даже допуская шальную мысль о том, что ему примерещилось. Но нет, домик как стоял, так и стоит, явно не собираясь куда-либо исчезать. Откашлявшись и собрав остатки здравомыслия в кучу, Миша начал рассуждать. Как он и предполагал ранее, вероятно, в этом лесу часто бывали грибники. А иначе, что это за лес такой без грибов и людей, которые за ними бы приходили. Нельзя списывать со счетов и охотников, которые, по скромному горшенёвскому мнению, тут тоже обязаны обитать, а если и те и другие всё же вели тут какую-то деятельность, то за ними кто-то должен следить. Документы проверить, тлеющие угли костра затушить во избежание пожара или ещё какой-нибудь лесной работой заниматься… «Лесник!» Миша просиял, построив логическую цепочку и все вытекающие, которые хоть и не всё, но многое бы объяснили, как минимум дом посередине леса (а может и не посередине, Миша понятия не имел куда забрёл) и направление до… Да хоть куда-нибудь. Бродить непонятно где не хотелось, поэтому тут обязан быть лесник, для проформы, как минимум! Эти мысли предали уверенности в дальнейших действиях, поэтому Миша уже не так опасливо сделал несколько шагов к дому. Постройка не представляла из себя ничего необычного. Четыре деревянные стены, небольшие окна с мутными стёклами, дверь и крыша, всё деревянное. «Как не сгнило только?» Удивлялся Миша, остановившись в паре метров от едва-едва приоткрытой двери. Горшок боролся с навязчивым желанием заглянуть в окно хоть и догадывался прекрасно, что ничего толком разглядеть не сможет, но почему-то страшился. Хоть дом и выглядел совершенно безобидно, да и по дыму, так и продолжавшему валить из трубы, было очевидно, что тут кто-то живёт, но вот приоткрытая дверь, из проёма которой была видна тонкая полоса тёплого света, выглядела слишком подозрительно. Миша успокаивал себя тем, что человеку на посту лесника бояться некого, вряд ли он рассчитывает на поздних гостей, разве только это не звери какие, да и оружие, в конце концов, у него… должно быть. Чем больше Мишка думал, тем больше у него появлялось сомнений и, казалось, необоснованных подозрений. Разозлившись на несвойственную себе нерешительность, которая полностью им овладела, Миша уверенно шагнул вперёд, сосредоточившись на двери у себя перед носом. Как только рука зависла в нескольких сантиметрах от шероховатой поверхности древесины, готовая в любую секунду распахнуть её, где-то вверху послышался мягкий шорох, а затем лёгкий удар по крыше. Звонкое «Кар», немилосердно резанувшее по ушам, и Миша только чудом удержался от испуганного вскрика. Он отнял руку, которую занёс для того, чтобы наконец-то перестать мяться, как бедный родственник на крыльце, и войти, как минимум постучать, он грозно нахмурился (будто ворона устыдилась бы от тяжёлого взгляда карих глаз) показал и ей кулак. Очень по-взрослому, Миша, ещё бы язык ей показал. Усмехнувшись своим мыслям и даже немного порадовавшись внезапной вороне, которая смогла своим появлением разрядить нагнетающую обстановку, Миша уверенно и, не позволив себе задуматься, толкнул дверь. Та с визгливым скрипом проржавевших петель отварилась. Удивительно, но внутри не было ничего необычного. Хотя Миша слабо представлял, что такое необычное он рассчитывал увидеть. Хотя, кошка сидевшая на такой же, как и всё вокруг деревянной лавке, злобно зашипела, стоило на неё только посмотреть. Миша отшатнулся немного назад, а кошка вжала голову, вылупилась жёлтыми глазищами и прижала уши к голове. «Животные здесь не очень меня жалуют, надеюсь, лесник окажется посговорчивее своего питомца…» Мише, на самом деле, не хотелось заходить и прикрывать за собой дверь, будто собственными руками закрыв себя в ловушке. Навязчивое чувство опасности только усилилось, неприятно пульсируя на краю сознания. Дверь всё же пришлось закрыть, мысли мыслями, а тепло всё-таки уходит. Оставив дверь в том же положении, в котором он её и застал первоначально, Миша решил получше осмотреться. Одна единственная комната не была богата на убранство. В конце помещения стояла большая русская печь, которая, собственно, и топила дом. Стол, пара стульев и ещё некоторые бытовые предметы. Ничего необычного, простой деревенский дом с минимумом предметов мебели, но вполне себе уютный, да и, наверное, не многое требовалось леснику. Леснику. «А где он, кстати?» Миша заозирался по сторонам, будто мог не заметить ещё одного человека в почти пустой комнате. Бред какой. Кошку он увидел, а целого лесника — нет, вот умора. Пока Горшок вертел головой, то заметил картину, висящую на стене. Он заинтересованно уставился на неё и даже захотел подойти ближе, но не решился, застыв на месте. Ещё Миша отметил, что в комнате было грязно. Везде пыль лежала в такой слой, что создавалось впечатление, будто убирались здесь, хорошо, если только после постройки этого дома. По углам свисала паутина, а на ней жирные и уродливые пауки. Миша поёжился, никогда он в себе не наблюдал чистоплотности и нелюбви у насекомым, но, видимо, сегодняшний вечер — вечер открытий. За своими размышлениями он не заметил, как сначала в одном окне, а следом и в другом, мелькнул силуэт. Миша уже отелился и подошёл к завладевшей его вниманием картине, которая, кстати, оказалась и не картиной, а фотографией, протянул руку, но от неожиданного резкого скрипа двери одёрнул её и даже несолидно отпрыгнул. В проёме стоял старик. Бледный, как смерть, с полностью седыми волосами и бородой, дряхлым, почти что древним лицом, но удивительно крепкого телосложения. На поясе тёмно-коричневого плаща висел внушающий уважение топорик, в одной руке была зажата какая-то длинная палка со странными ветками наверху, чем-то напоминающими волчью лапу, и о предназначении которой Миша мог только гадать, а в другой плетёная корзина, доверху забитая грибами. Немая сцена затягивается, Горшок чувствует, как с каждой секундой внимательные серые глаза прожигают в нём дыру. Неловко переступив с ноги на ногу, Миша провёл рукой по непослушным тёмным волосам.       — Здрасте, что ли, — ему стало бы куда спокойней, если бы дед, застывший ровно как и он сам, отмер бы и восвояси спровадил из скрипучей хижины, чтобы не тратить ни своё, ни горшенёвское время. Ему, как-никак, в таком случае, дорогу обратно искать, ну, или не обратно, а хотя бы куда-то.       — Здравствуй, коль не шутишь, — холодные, выцветшие с годами глаза странно сверкнули в свете пламени разожжённого в печи. Миша списал это на игру теней. Несмотря на то, что в помещении было хорошо натоплено, он поёжился, как на ветру, хотя сквозняк из распахнутой настежь двери всё же неприятно холодил уже согревшуюся кожу, и все неприятные ощущения можно было списать на него.       — Не шучу, чего ж шутить, — ситуация из просто неловкой превратилась в почти невыносимую.       — Заплутал небось, путник? — лесник, так Миша окрестил непонятного мужика, как ни в чём не бывало закрыл за собой дверь, уже не оставляя зазора между ней и косяком. Горшок нервно покосился на засов, который на его огромное счастье лесник трогать не стал. Последнее слово дед произнёс со странной интонацией, тонкие синюшные губы растянулись то ли в усмешке, то ли в судороге, так или иначе, Мише стало не по себе (если ещё было куда). Старик отошёл в плохо освещённый угол комнаты и, игнорируя грязь и сантиметровый слой пыли, с глухим стуком прислонил палку к стене, а корзину поставил рядом на пол.       — Да-а, — опомнился он, — заплутал не то слово, — активно закивал Миша, наблюдая, как дед снял заслонку у печи и заглянул в неё. «Как только рожу не оплавил?»       — Ну так немудрено, в наших краях часто грибники да пришлые пропадают, ты, путник, присаживайся, в ногах правды нет, — проскрипел старик, кинув взгляд через плечо и ткнул узловатым пальцем на стол, приглашая за него усесться. — Хорошо что ты на мою хижину набрёл, — без происшествий протиснувшись за стол Горшок поспешил занять место на старинном, как и всё вокруг, сундуке, — а то мало ли что, — вроде угрозы-то и не было никакой в безобидных и даже предостерегающих словах, но пульсирующему подозрительностью мозгу показалось, что была. Чтобы могло случиться в лесу?! На самом деле, многое могло, но Миша сейчас об этом не думал. Отступив от печи, старик отряхнул руки и огляделся, будто бы в поисках чего-то. Видимо, обнаружив искомое, он уверенно зашагал к большой бутыли, судя по всему, домашнего вина. «Конечно, блять, домашнего вина, не крови же девственниц, дурная ты голова!» Звякнув стеклом бутылки и достав откуда-то две (мать его) деревянные кружки, старик с довольной ухмылкой разлил по ним напиток, в процессе пролив половину на стол, древесина, правда, с лёгкостью впитала жидкость, таким рыхлым и рассохшимся было дерево столешницы. Усевшись напротив своего ночного гостя, и окинув его ещё одним цепким взглядом, лесник поднял кружку, Миша последовал его примеру.       — За что выпьем-то? — дед сощурился, а Горшок внезапно выдал:       — За лес? — прозвучало как вопрос, и пока он ждал одобрения своего тоста или неодобрения, старик каркающе рассмеялся, звонко хлопнул ладонью по столу, да так сильно, что каменная буханка хлеба беспомощно завалилась набок. Миша недоумённо уставился на него и не до конца понял шутки, и вообще, когда он успел пошутить или ляпнуть что-то хоть мало-мальски забавное.       — Смешной ты, путник, — утёр выступившие слёзы дед и усмехнувшись, протянул поднятую руку с кружкой вина, чтобы столкнуться ей с горшенёвской. — За лес так за лес, — всё же согласился он, и Миша с готовностью улыбнулся, обнажая частично отсутствующие передние зубы. Чокнулся, только сейчас понимая, что полностью выбился из сил и хочет пить. Алое вино букетом брызг расплескалось. Отпив из своей кружки, и поставив её обратно на стол, старик оживился. Слушать рассказы лесника, если честно, Горшку хотелось меньше всего, и вовсе не потому, что было совсем не интересно. Глаза щипало от усталости и мозг отказывался воспринимать информацию нормально, лишь некоторые обрывки предложений, которые без контекста едва ли можно было связать между собой. Кажется, он говорил что-то про обитающих в этом лесу животных, о том, что каждого зайца, лису или волка он лично знает. Пока Миша осоловело наблюдал за огромной мухой, лениво летающей возле головы деда, то окончательно понял из рассказа лишь то, что среди животных у старика нету врагов, да, кажется, именно так он и сказал. «Интересно-то как…» Муха всё же уселась прямо на лоб лесника, а он никак на неё не отреагировал, продолжил говорить, как ни в чём не бывало, а Миша внезапно вспомнил про спички и завалявшуюся сигарету, вот что поможет ему взбодриться.       — Разрешите? — достав необходимое и ради приличия всё же спросив разрешения (чужой дом как-никак, пусть и бедственно грязный), Горшок потряс полупустой коробкой.       — Да на здоровье, — пожал плечами дед и уставился в сторону печи, где стоял чугунок. Миша не сдержал облегчённого вздоха. С тихим шипением чиркнув спичкой и прикусив конец сигареты, и зажав её между пальцами он прикурил. Старик подошёл к печи и сосредоточенный на сигарете Миша не сразу понял что произошло. Голыми руками взяв раскалённую посудину он подошёл к столу и поставил ту ближе к краю, но и этого расстояния хватило для того, чтобы Миша ощутил волну жара. Кое-как сохранив невозмутимое выражение на лице и едва не подавившись злосчастной сигаретой он сдавленно откашлялся облачками сизого дыма и лишь вскинул бровь, когда лесник голой, никак не пострадавшей рукой взял приготовленную картофелину и сразу же откусил, даже не поморщившись для приличия. Всё ещё не затушенная спичка болезненно обожгла пальцы, Горшок затряс рукой туша огонёк и выронил её на пол, сощурившись от боли он, молча наблюдал, как старик лукаво усмехаясь, выплюнул уже пережёванную картошку на пол. Ответ на возникший в голове вопрос появился очень быстро, а точнее очень быстро прибежал, обнюхал кусок и так же стремительно скрылся за печью. «Крыса. Крыса блять! Что с этим злоебучим лесом не так?!» Мишу так и распирало спросить хоть что-то, уточнить всё ли с ним в порядке и какого хрена кожа всё ещё делает на руках, но он упорно молчал. Старик как-то странно пялился на Горшка, будто ожидая что того все же прорвёт, но нет, ожидания не оправдывались. На самом деле Миша и не помнил, когда так усердно отмалчивался едва не прикусив язык, чтобы не дай боже ни единое слово не сорвалось, и он был уверен, что с непривычки покраснел. Ещё чего, он и так, судя по всему увидел лишнего, не хватало в этом лишнем ещё и убедиться окончательно.       — Встань-ка, путник, — Миша вскочил с большого сундука на котором всё это время и сидел, прикидывая в уме, как бы мягко намекнуть о том, что пора бы и честь знать. «Ну уж нет, чтобы не происходило, а спать я тут не останусь, мало ли…» Старик тем временем отодвинул сундук, так чтобы столешница не мешала открыть приросшую и поддавшуюся с неохотой крышку. Не совладав со своим любопытством, Горшенёв заглянул через плечо лесника, а когда обнаружил там только вековую пыль, исписанные листы бумаги и фотографии то, даже удивился. «А что ты увидеть планировал кретин? Обычный лесник, вон сколько ему лет, в маразм впадает потихоньку, вот и странности отсюда. С кем на старости лет не приключается? Вряд ли ему часто удаётся с людьми поговорить, с волками, как говорится жить, по-волчьи выть, вот и странности…» Миша сам не заметил, как стал себя зачем-то успокаивать. Мысли о том, что маразм не делает людей жаростойкими, он благоразумно опустил, иначе мнимое спокойствие подозрительно трещало по швам. Старик что-то снова говорил, сдувая при этом хлопья пыли с фотографий. Миша только удивился, как он не расчихался. На первом снимке был изображён сам старик, только когда был моложе, а на втором он и два… Волка. Похоже, тот вой Мише всё же не примерещился, а очень жаль. Поспорили блять. Дед снова что-то рассказывал, и Мише казалось, что тот пытается его заговорить до смерти. Что-то слишком много ему кажется, а из этого можно сделать вывод, что, наверное не кажется. Сейчас до него дошло, что приоткрытая дверь, и этот дым из трубы, дружелюбность напускная эта, всё действительно напоминает хорошо спланированную ловушку. Не то чтобы Горшок везде и всюду видел заговор против себя, но судя по всему так оно и было, слишком много «кажется», да и привык он доверять своим глазам, вот и сейчас предпочитал верить увиденному каким бы бредовым оно не казалось.       — …волки замечательные звери, живёт в этом лесу небольшая стая, подкармливаю их часто, — лесник любовно провёл иссохшейся рукой по зверям на фотографии, Миша глупо на это моргнул и нелепо приоткрыл рот. У Горшка возникли своевременные догадки о том, что он обладает феноменальный способностью притягивать все близлежащие неприятности. Верхом всей бредовости становится мелькнувший силуэт за окном и раздавшийся протяжный, леденящий кровь вой. Списать на то, что снова причудилось не вышло, Миша едва не начал открыто паниковать, но из последних сил взял себя в руки. «Надо валить отсюда, чем быстрее, тем лучше» Самая здравая мысль проскальзывает в его мозгу, и Горшок планирует эту мысль претворять в жизнь.       — А-а-а… — Миша открыл было рот, но тяжёлый взгляд старика заставил его поперхнуться словами, — эм, спасибо за гостеприимность, — пожалуй вежливость и тактичность не про него, потому что уж слишком сильно это напоминало побег, — но я вас и так оторвал от… — Миша покосился на чугунок и всё ещё висящий на поясе топор, — важных дел, — быстро нашёлся он, — поэтому я лучше пойду, — совладав наконец-то с окостеневшим языком Горшок отошёл поближе к двери под пристальным вниманием лесника, от которого делалось не по себе.       — Куда же ты собрался, путник, — дед угрожающе медленно встал и тон его скрипучего голоса никак не вязался с сумасшедшим блеском в бледных глазах, — и так заплутал в трёх соснах, — старик неизбежно надвигается на замершего от такого напора Мишу и зачем-то кинул взгляд на окно, в котором видно было полную, ничем не прикрытую луну, — давай я тебя, что ли провожу маленько, а то потом ищи свищи вас по всему лесу, — его голос понизился до вкрадчивого шёпота, а Миша тем временем боком попятился к двери и нелепо загребая рукой воздух пытался нащупать ручку.       — Да вы это, не переживайте, — грёбаная ручка всё никак не находилась, — ткните мне пальцем в какую сторону чапать, да и всё, дальше сам разберусь, — с облегчением дотронувшись до холодного металла Миша выдохнул.       — Куда же я тебя одного отпущу, — плотоядная усмешка внушала почти что животный страх, поэтому, уже не стесняясь показаться не вежливым параноиком Горшок открыл плохо поддающуюся дверь и громко выматерившись вылетел в ночь, как пробка из бутылки. За спиной послышался рокочущий смех и скрежет несмазанных петель. «Вот угораздило, самолично припёрся в руки маньяка!» Восстановив равновесие и выронив по пути самокрутку Миша развернулся к старику лицом и лучше бы он этого не делал, а бежал в первом попавшемся направлении. Облака на небе так некстати расступились, и в холодном свете луны было видно всё. Было видно всё, что Миша предпочёл бы не видеть: одежда на старике пошла по швам, а вскоре и вовсе бесформенной тряпкой упала в ноги. Если быть точнее то, уже не совсем в ноги, а исполинские волчьи лапы с торчащими кривыми когтями и клочками серой шерсти. До слуха доносится хруст стремительно перестраивающихся суставов и костей, чавкающий и хрипящий из глотки, из которой теперь нельзя было услышать ни единого звука напоминающего человеческую речь. Горшок с выпученными и почерневшими от немого ужаса глазами смотрел, как на уже удлинившейся морде, из почти волчьей пасти выпадают пожелтевшие и сточенные человеческие зубы, а за ними тянутся нити густой, белёсой слюны. Но их место стремительно занимают клыки. Очень скоро, буквально за несколько мгновений (которые для Миши почему-то тянулись мучительную вечность) ничего, что хотя бы отдалённо напоминало человека (кроме, разумеется прямохождения) не осталось. Даже глаза стали звериными, никакой человечности не осталось и в них. «Хотел уйти красиво? Получи, распишись» От страха Мишу парализовало окончательно, а от хрипящего рыка, а позже и от оглушительно громкого воя ноги и руки стали ватными. «Дружков зовёт. Вот как волков старый хрыч подкармливает!» Ядовито подумал Горшок и сквозь звон в ушах услышал ответный вой откуда-то из глубины леса, а за ним шелест кустов. После этого звука лесник (точнее то чем он стал) дёрнул носом отвлекаясь от Мишки и с громким сопением втянул воздух утробно зарычав. Шелест в кустах повторится отчётливее, и Миша нашёл в себе силы повернуть голову на звук. Хоть луна и служила отличным источником освещения, туман всё ещё клубился у земли и мешал нормально видеть, рассеиваясь только чуть ниже пояса. Горшок очень сильно сомневался, что для старика это помеха. Кусты были самыми обыкновенными, как раз теми, где рядом так неудачно торчал корень. Ничего нормально рассмотреть не получается, потому что дальше события развиваются с ужасающей скоростью, передед недооборотень срывается с места и в один мощный прыжок оказывается около Горшка. Сбивает огромной и кривой лапой на землю, сам нависает сверху, щерится, рычит, порванные в некоторых местах уши прижаты к голове. «Как у кошки в хижине» Снова не к месту думается Мише, он в отвращении жмурится и отворачивает голову от волчьей пасти. А потом, тяжесть внезапно пропадает, слышится удар тяжёлым ботинком об облезлый и костлявый бок уродца, металлический щелчок и прогремевший выстрел. Всё вокруг замолкает. Миша распахивает глаза по пять рублей и совершенно ошарашено смотрит, как над скрюченным трупом склонился мужчина. Он в отвращении скривив губы пинает тело переворачивая его на спину. И Миша видит, что у того снесено пол головы, а из зияющей раны льётся густая, почти чёрная кровь. Тошнота подкатывает к горлу, но Горшок стоически терпит не в силах встать с холодной земли. Незнакомый мужчина времени зря не теряет, достаёт из своих многочисленных карманов остро обточенный кол, вероятно осиновый, как позже доходит до Миши, и без замаха вонзает прямиком туда, где должно находиться сердце. И вот тут то, Горшок не выдерживает, его начинает непроизвольно трясти, зуб на зуб не попадает, пока изуродованный труп с отвратительным хрустом и чавканьем превращается обратно. До конца он, правда так и не превратился замерев где-то между оборотнем и человеком, тело как будто ссохлось, скрючилось едва не в позу эмбриона от чего стало казаться ещё меньше, кровь идти перестала, а та что уже вытекла стремительно засохла чёрной коркой, из дыры в полуволчьей голове выползли какие-то насекомые и Миша всё же вскрикнул закрывая рот трясущимися ладонями. Мужчина наконец-то обратил на него внимание и поспешно подошёл ближе опускаясь сразу же на колени и внимательно осматривая того на предмет повреждений.       — Прости, не хотел чтобы ты видел это, — голос его звучал искренним сожалением, а рука аккуратно сжавшая острое плечо немного сбила напряжение. От охватившей всё тело слабости Миша снова бы безвольной марионеткой рухнул на землю, но мужчина его уверенно удержал, — не отключайся, — он мягко шлёпнул Горшка по бледным щекам, — давай давай красавчик, держи глаза открытыми, — Миша глубоко вдохнул и судорожно выдохнул стараясь не цепляться взглядом за труп.       — Будь как дома, путник, — Горшок невесело и истерично рассмеялся, а мужчина рядом нахмурился.       — Плохой идеей было доводить до этого, — покачав головой он, внимательно вглядывается в огромные карие глаза и видимо пытается убедиться, что Миша не поехал крышей.       — Доводить до конца? — уже более осмысленно повторил он и заметил, как мужчина облегчённо выдохнул.       — Да, в этом лесу часто пропадать люди стали, уже давно пропадали, но то, как и в других, обычных лесах, может только на порядок чаще, а теперь считай что каждый сюда заходящий. Просто пропадали, бесследно, ну, прям вообще, — кивнул мужчина и обвёл взглядом поляну, — обычно когда люди пропадают то, от них хоть что-то да остаётся, ботинок там, одежда какая, кровь, в конце концов, а тут, — он забавно вылупился и пожал плечами, — ничерта, как сквозь землю.       — А власти? — неуверенно спросил Миша, отчаянно пытаясь заставить мозг работать.       — А что власти? Нет тела нет дела, — Миша кивнул, соглашаясь с поганой, но правдой.       — Так, что там, до конца доводить не надо было?       — А, — мужчина растрепал светлые волосы, — так я тебя ещё у самого входа в лес заметил, — он как-то виновато улыбнулся, — я с некоторых пор за этим лесом слежу, по возможности приглядываю за зашедшими сюда людьми, если те не глубоко заходят то, провожаю их, и дальше «патрулировать», — он изобразил кавычки в воздухе, — не заметно конечно, по кустам прыгаю, да за деревьями прячусь, ну, а если глубоко забрели то, тут уж приходится вмешиваться, не все конечно слушают, идут хрен знает куда, а потом новое объявление в газете, мол, был человек, да сплыл. Всех спасти невозможно, сам понимаешь, а меня, да и местных это мракобесие уже порядком утомило, вот я и… как же погано сейчас прозвучит, — мужчина покатал между пальцами серёжку в ухе и продолжил, — вот я и решил, что следующего, смельчака, который запрётся далеко, выводить не буду, подожду пока что-то странное случится и уже по ситуации действовать стану, — он снова заглянул в глаза Горшка, — прости, надо было вывести тебя, это было глупо и жестоко с моей стороны, — мужчина виновато покачал головой.       — А если бы это не сбрендивший оборотень старикашка был, а инопланетяне? Такие знаешь, на тарелке летающей, которые людей для опытов воруют, как в фильмах, светят лучом и телепортируют, вот и не остаётся ничего, как бы тогда по ситуации действовал? — Миша указал пальцем в небо, луны на котором снова видно не было.       — Инопланетян не существует, — усмехнулся он.       — Да и оборотни не сказать чтобы должны быть реальными, — без энтузиазма возразил Миша и наплевав на всё положил заболевшую голову на крепкое плечо мужчины, тот не возражал.       — Но они реальны, — усевшись так, чтобы спасённому Мишке было удобнее, — к сожалению реальны.       — Ну, теперь ты убил эту чупокабру, — Миша покосился на труп, и его снова прошибло ознобом.       — Не смотри, — мужчина настойчиво отвернул его голову от мало приятного зрелища, — я думал ты вырубился от страха, если бы понял, что нет, так может и успел бы предупредить, что лучше отвернуться и не смотреть, а тут вон как вышло. Тебя как звать-то?       — Миха, ну или Горшок, — устало прикрыл глаза он, — а тебя?       — Андрей, — в его голосе слышалась улыбка, — почему Горшок?       — Потому что Горшенёв, — лениво пояснил Миша.       — Тогда я Князь.       — Это потому что ты не обезображен скромностью? — Андрей отвесил ему лёгкую оплеуху.       — Это потому что Князев.       — Ну, Князев и Князев, что драться-то сразу, — Андрей тяжело вздохнул.       — Ты мне вот лучше что объясни, какого лешего ты в лес попёрся?       — Ды я другу проспорил, — Миша пытался сдержаться, но не вышло и он зевнул.       — Тупое он желание для спора выбрал, — спустя несколько секунд молчания сделал вывод Князь, Горшок кивнул соглашаясь.       — Тупое, — пожал плечами, — а тебе что, острое надо? Сомневаюсь, что сам бы придумал, что-то поинтереснее, — Миша фыркнул.       — А ты не сомневайся, придумал бы, — на очередном порыве ветра Миша задрожал и Андрей поспешил встать с земли, потянул за собой вяло сопротивляющегося Горшка, — вставай блять, если я спас твою задницу от вурдалака то, это не значит, что я буду её спасать и от холода, — на это замечание Миша ухмыльнулся.       — Ты вообще-то этим и занимаешься, — благоразумно заметил он, но всё же послушно встал и последовал за Андреем.       — Умолкни, — беззлобно буркнул Князь, — я тебя сейчас в машину посажу, и когда закончу с этим, — он указал пальцем куда-то назад, где осталась опушка со злосчастным домом и лесником, — вернусь. Из багажника машины Андрей достал лопату, а на забавно выпученные глаза Мишки по-доброму усмехнулся.       — Ну, а ты как думал, не оставлять же его там валяться, — Князь как ни в чём не бывало пожал плечами, а когда уже развернулся по направлению к дому почувствовал робкую хватку на своём запястье, — чего ты?       — Давай я помогу, — карие глаза смотрели решительно и Андрей на это ласково улыбнулся.       — Не надо, — Миша хотел возразить, но Князь прервал его жестом, — погоди ты спорить.       — Но я хочу помочь…       — Ты и так достаточно помог, Миш, садись и грейся, я вернусь ты и глазом моргнуть не успеешь, — Горшок поджал губы, хоть он и был не согласен, но всё же промолчал, пожалуй это самое адекватное решение за этот вечер. Пока Андрей копал яму, в голову лезли не самые приятные мысли о том, что могло случиться, если бы он не успел. Картины, одна хуже другой, сменяли друг друга. «На живца ловить вздумал, ещё бы чуть-чуть и новый некролог!» Андрей клял себя на чём свет стоит, но ничего поделать не мог, сделанного не воротишь. Когда яма в земле оказалась достаточно глубокой, Андрей столкнул в неё тщедушный труп. Вынул из кармана целый коробок спичек и поджёг сразу две, кинул в «могилу». Труп загорелся, как будто политый бензином, от него повалил чёрный, едкий дым от которого Князь сморщился, от физической нагрузки он согрелся и даже взмок. Вскоре, когда пламя погасло и на дне ямы осталась лишь горсть пепла, Андрей почувствовал злое удовлетворение, закидал дыру той же землёй и, притоптав её немного пошёл к машине. Пристроив лопату на то же место (в багажник), и усевшись на водительское сиденье, Андрей обнаружил Мишу дремлющим, он упёрся головой в стекло, а руками обнял себя.       — Я вообще-то не сплю, — хрипло ответил объект внимания и открыл один довольно сонный глаз.       — А зря, — парировал Андрей, — ты устал и замёрз, тебе лучше отдохнуть, до города долго ехать — он повернул ключ зажигания и мотор машины заурчал.       — Ага, чтобы ты рассматривал меня спящего. Это стрёмно Княже, так маньяки делают.       — Ну, я в каком-то роде маньяк, — пожав плечами и посмотрев в зеркало заднего вида, Андрей поймал ответный взгляд и подмигнул Мишке, который на это смутился, забавно скуксился и отвёл глаза.       — Спасибо, — приглушённо поблагодарил Горшок снова обхватив себя руками.       — Не надо, не благодари Мих, — он устало вздохнул. Воцаряется уютное молчание.       — Андрей, — через пару минут, когда Князь был почти уверен в том, что Миша сморённый теплом включённой печки уснул, раздался его тихий голос.       — М? — Андрей посмотрел в зеркало, на этот раз карие глаза смотрели лукаво, с вызовом.       — А давай поспорим, что ты меня не пригласишь на свидание, — Князь непроизвольно растянулся губы в счастливой улыбке.       — Ничему-то тебя жизнь не учит, — покачал головой он, — выбирай время и место.       — А на что спорим хоть?       — На то, что будет и второе.