Still

Я сделал то, что никогда не думал, повторю. Я пошёл просить помощи у Бога. Но я не получил ответа. Я потерял мать.

      Сначала он был озадачен. Ни больше ни меньше. Когда Генри проснулся и обнаружил множество замков и цепей на своей двери, он просто пожал плечами, счёв это за бред своего уставшего мозга. Лишь когда он обнаружил, что окна были заклеены и заперты, как и дверь, он подумал, что это странно. Просто… необычно. Хоть и будучи честным с самим собой, Генри знал. Он не боялся. Он никогда не боялся ничего, что происходило в те дни, когда он познакомился с Уолтером Салливаном.       Уолтер поведёт его, и куда бы он ни пошёл, Генри последует за ним. Это было несложное решение — просто отказаться от своего собственного недоверия и следовать за кошмарными видениями, созданными Уолтером. Уолтер проложит путь, а Генри будет искать его, каждый раз почти ловя иллюзорного человека за кончик пальто.       "Этому было суждено случиться", – подумал про себя Генри. С того дня, как он переехал, он искал что-нибудь: что угодно, что избавит его от скуки, но он всегда терпел поражение. Он выходил на улицу, просто чтобы почувствовать себя раздражённее, он терялся в болтовне людей, которых никогда не узнает. Тревога внутри него нарастала, побуждая вернуться, вернуться домой, запереть дверь и никогда больше не выходить наружу. Может поэтому, когда на его стенах появилась кровавая надпись, он просто сдался.       «Не выходи!! Уолтер.»       Это было так просто. Как будто Уолтер изначально знал, насколько Генри опасается окружающего мира.       Так было всегда. Генри наблюдал за людьми, живущими значимой и интересной жизнью, через свою камеру, размышляя о том, что, быть может, когда-нибудь, когда-нибудь он тоже будет что-то значить. И в тот день это наконец случилось.       Сначала он не мог понять, почему, почему именно он, почему именно так, но чем больше он находил записок, чем больше ключей к разгадке того, что происходило в комнате 302 все эти годы назад, тем больше он понимал. Уолтер Салливан был одинок, как и Генри. Уолтера Салливана бросили, его неправильно поняли, он хотел найти кого-то, кто не отстранится, кто выслушает все его маниакальные и извращённые идеи и поймёт их. Кто-то, кто не сломается, кто-то, достойный нести тяжесть, которую Уолтер нёс в одиночестве всю свою жизнь, кто-то, кто сможет разделять её.       Сначала Генри решил, что это дурацкая шутка. Потом он надеялся, что просто сошёл с ума. Ему потребовалось время, чтобы понять, что всему этому было суждено случиться. Он и Уолтер должны были встретиться. Как две души, связанные красной нитью, неизбежно тяготеющие друг к другу сквозь время и пространство, сквозь жизнь и смерть.       Генри путешествовал по безумным локациям, уклоняясь от жутких монстров и с трудом удерживая себя от кончины, которая была неизбежна, и впервые в своей жизни он чувствовал себя увлечённым чем-либо, даже взволнованным. Конечно, весело не было, ему никогда не было весело, но, тяжело дыша за наспех закрытой дверью, отделявшей его от этих ужасных существ, он почувствовал себя поражённым. Эмоции, которые, как он думал, никогда не испытает, поднялись на поверхность и закипели внутри него. Беспокойство, сомнение и, что самое удивительное, тоска. Он снова обманывает смерть, и, занимаясь своими ранами, его мысли перемещаются к человеку, стоящему за всем этим. Его смутное очертание появлялось в тёмных переулках, за его спиной, в замысловатых тенях ветвей деревьев, но каждый раз, когда Генри тянулся к нему, он исчезал, как бы говоря: «Ещё рано».       И Генри понимал, спускаясь всё глубже и глубже в ад, что ещё не время, и это ожидание толкало его вперёд, как ничто прежде. Оно и чувство, которое было для него самым странным. Генри чувствовал себя нужным, даже желанным. Уолтер хотел, чтобы он был здесь, Уолтер зависел от его присутствия, Уолтер ждал его, искал его, кого-то, кто подходил бы на эту роль, и этим кем-то был Генри. Может быть, он был слишком прост, слишком уныл, слишком тих для окружающих, может быть, он был слишком удручён и подавлен. Но для Уолтера он был спасательным кругом, важной частью головоломки, тем, кто сделает то, что необходимо, и одной этой мысли было достаточно, чтобы Генри двигался вперёд, чтобы выжить достаточно долго, чтобы наконец встретить кого-то, кому он был полезен. Кто-то, кто угодно, кто придаст смысл его жизни.       "Кто угодно, – молил он в детстве, – кто угодно. Кто-нибудь, пожалуйста, помогите мне, остановите это, я такой пустой, я такой одинокий. Кто угодно".       С возрастом он всё больше привыкал к этому чувству скуки, усталого ничего, плавания по пустым дням, наполненным теми же старыми вещами, теми же серыми стенами комнаты, в которой будто никто никогда не жил, тем же несвежим вкусом еды, тем же отражением в зеркале. Отражением человека, который выглядел истощённым независимо от того, сколько он спал, потому что сколько бы он ни спал, он видел одни и те же сны. Краски истощились, и перед ним предстали те же самые видения, как заезженная пластинка, на которой были лишь царапины, что делали каждую сцену ещё более запутанной и унылой.       И только с приходом Уолтера всё изменилось. Сны, пустые стены, чувство одиночества. Какими бы ужасными не были видения, они всё равно были лучше, чем всё, что когда-либо было в жизни Генри, поэтому он их приветствовал, во всяком случае, его скука временно отступала.       Айлин мертва.       Эта мысль становилась всё более терпимой, чем дольше она находилась в его уме, зацикливаясь, бесконечно повторяясь, как мантра.       Айлин мертва.       И он ничего не мог с этим поделать. Или мог? Быть может, так суждено было случиться, в конце концов, она была просто ещё одной частью головоломки. Его собственная жизнь ничего не значила бы без её жертвы. Не было бы Получателя Мудрости, не будь Матери Возрождённой. Это было печально, он должен быть убит горем, он должен, но он не уверен, что может сочувствовать ей, пока его собственная судьба ждала его прямо за углом.       — Уолтер? — раздался его голос, эхом отозвавшись в пустоте спальни.       "Это уже не имеет значения, – сказал он себе. — Не имеет значения. Я ничего не мог сделать, чтобы это остановить".       Дверь скрипнула, но приближающиеся шаги не доносились. Уолтер всё ещё передвигался как призрак, почти что парил, невесомый даже сейчас, когда он был осязаемой плотью и кровью. Его фигура больше не была внушительным фантомом, теперь он был просто человеком, как и сам Генри. Генри даже не попытался подняться с пола, на котором сидел, его спина прижалась к серой стене. Он просто сидел и ждал, пока Уолтер приблизится, встретится с ним взглядом, и Уолтер это сделал.       Он опустился до тех пор, пока не оказался лицом к лицу с Генри, и теперь, когда он наконец увидел мужчину вблизи, Генри был удивлён. Уолтер улыбался, его лицо было нежным, почти безмятежным, зелёные глаза прижимали Генри к стене, как игла, проходящая через жука.       — Я ничего не мог сделать, — голос Генри казался сейчас таким прерывающимся. Он был удивлён, когда Уолтер начал чуть ли не ворковать ему.       — Конечно, мог. Но я искренне благодарен тебе за то, что ты этого не сделал.       Уолтер положил одну руку на плечо Генри, его рука была лёгкой и очень-очень холодной.       — Мой дорогой Получатель, тебе понравилось это приключение? Ты хорошо помнишь всё, что произошло, или тебе о чём-нибудь напомнить?       Если бы не его ледяная кожа, прикосновение могло бы быть успокаивающим. Дыхание Уолтера было холодным на лице Генри, и он вздрогнул, прежде чем ответить.       — Я помню.       Как он мог забыть?       — Ты что-нибудь понял?       Это было всё или ничего, с мужчиной, которого он преследовал так близко к нему. Наконец достаточно близко, чтобы он приложил руку к груди Уолтера, где должно было быть его сердце. Сердцебиения не было, но, возможно, оно было приглушено толстым пальто, которое Уолтер носил даже сейчас.       — Я понял, что даже я могу быть желанным.       Улыбка Уолтера стала только шире, но всё ещё не слишком, его голос был невероятно нежным: — Конечно, можешь. Я люблю тебя, я искренне люблю тебя, мой дорогой Получатель, иначе я бы выбрал кого-нибудь другого.       Может ли он на самом деле? Это не имело значения. Он был здесь, Уолтер был здесь. Уолтер сам это подтвердил. Ему нужен был Генри, чтобы закончить ритуал. Он нуждался в нём, и это всё, что имело значение.       — Ты собираешься меня убить?       Даже сейчас Генри не боялся.       — Боюсь, что так, моя любовь.       Это звучало так мило.       Губы Уолтера были холодными, когда он наклонился, чтобы поцеловать Генри. У них был вкус ржавчины и дождя, как и во снах Генри.       У него была цель в этом мире.       Когда нож скользнул внутрь, прежде чем весь мир похолодел вместе с объятиями Уолтера, Генри мог почувствовать, как тепло проникает в его сердце. "Возможно, это было чувство счастья", – подумал он про себя на последнем дыхании.       Он чувствовал себя таким любимым.