Бывший небожитель

Он не сразу понял, что этот невзрачный, неприметный, совершенно невыразительный тип, который притащился в Призрачный город, был из небожителей. Бывший небожитель. Немного интересно, но не ново, видел он таких. Черный обруч оттягивал запястье вниз, даже замотанный несколькими слоями тряпок. Его невозможно было не заметить, если смотреть на этого человека чуть дольше. Это было действительно трудно, потому что в остальном его внешность была совершенно невыразительной. Правильные, тонкие черты лица, в которых взгляду совершенно не за что было зацепиться. Но в нем все же было что-то, и Хуа Чэн продолжал наблюдать, как этот новоявленный человек пытается здесь обжиться. У него даже получалось. Тот довольно быстро нашел себе место — продавцом в лавке проклятого оружия. Кажется, в мечах, кинжалах, саблях, топорах, палицах и всех других видах оружия он разбирался превосходно. В прошлом был богом войны? Как и… Хуа Чэн зашел в лавку и теперь был в ней единственным клиентом. Бывший небожитель до его прихода полировал один из клинков, но теперь ему пришлось поднять глаза и отвлечься. — Этот меч у тебя в руке, — сказал Хуа Чэн, подходя к нему неторопливо. Почувствует или нет? Небожитель — бывший — стиснул зубы до того, что побелели щеки. Узнал. Почувствовал или все дело в красном наряде? Это вызвало на лице Хуа Чэна улыбку. — Тебе он нравится? — Господин градоначальник, — тот отложил меч и склонился перед ним в поклоне. Затем снова посмотрел на меч. — Нет, мне не нравится. Шлифуй-не шлифуй, а лучше не станет. И он попытался продемонстрировать, провел точильным камнем по острию и тут же поморщился от грубого, резкого звука. Занес руку снова, но на второй раз Хуа Чэн не дал этого сделать — его слух и без того уже успел пострадать. Он перехватил руку чуть выше запястья, остановив ее движение. — Тогда зачем ты тратишь силы на этот хлам? — Потому что это я могу, — сказал он то ли равнодушно, то ли с вызовом, и пожал плечами. Вышло неровно, потому что Хуа Чэн до сих пор держал его руку. — Ты можешь и больше, не так ли? — спросил он и скользнул пальцами вниз по предплечью до запястья, заставляя тряпки, сковывающие его, упасть на пол. Теперь было ясно видно, что он не ошибся и что кроме кольца из его пальцев руку обхватывает черная проклятая канга. — Не носи это, — он бегло взглянул вниз и поморщился. — Вряд ли в Призрачном городе любят бывших небожителей, — усмешка вышла с оттенком горечи. — Я люблю бывших небожителей, — сказал Хуа Чэн, продолжая держать запястье. Любопытно было проверить, как долго тот будет терпеть его захват на своей руке. Он чувствовал, что мышцы под пальцами уже напряжены. — Вот как, — сказал бывший небожитель. — И что же мне с любви Собирателя цветов под кровавым дождем? — Ты можешь служить в Доме Блаженства. — Я не увлекаюсь распутными девицами. — Ты все не так понял, — на этом месте Хуа Чэн улыбнулся широко, выставив все свои белые блестящие зубы. — Мне и не нужно, чтобы ты увлекался распутными девицами. Для этого я найду кого-нибудь другого. Мне нужно, чтобы ты любил мое оружие. Ему не хватает внимания. Бывший небожитель сразу же посмотрел вниз и вбок — туда, где висел на поясе Эмин. Хуа Чэн усмехнулся и покачал головой. — Сначала другие мечи, — сказал он. — И, может быть, потом моя сабля. Звучало отвратительно пошло, но этот бывший небожитель был из числа тех, кто не понимал даже самых прозрачных намеков. Очень хорошо. И его рука в захвате Хуа Чэна расслабилась. Замечательно. — Почему? — спросил он. — Что почему? — Почему вы предлагаете мне это? Хуа Чэн рассмеялся и наконец убрал руку. Чудесно. — Потому что если ты когда-то вознесся на небеса, то точно достоин большего. Потому что мне нравится, когда умелые руки делают то, чему обучены лучше всего. Потому что место рядом с одним из Непревзойденных для тебя подходит больше, чем место простого продавца в захудалой лавке. Потому что моей оружейной комнате не хватает смотрителя, который не испортит ценные клинки. Тебе это по плечу? — Да, — бывший небожитель наконец-то поднял на него глаза и как будто даже расправил плечи. — С этим я справлюсь. — Тогда заканчивай здесь и приходи ко мне, — усмехнулся Хуа Чэн и развернулся. И добавил, уже почти скрывшись за дверью: — И не нацепляй больше на руки эту ветошь. Проклятая канга — твое достоинство, а не недостаток. Бывший небожитель ничего не ответил, но ответа он и не ждал. Бывшего небожителя звали Инь Юй, и он действительно раньше был богом войны на западе. Из-за глупости собственного советника он оказался скинут с небес и не успел даже понять в тот момент, что происходит. Его было немного жаль, но намного больше Хуа Чэн был рад наконец-то заполучить себе хоть что-то стоящее с Верхних Небес. Он идеально обращался с мечами. С каждым у Инь Юя получилось найти общий язык, а Хуа Чэн знал, что некоторые клинки капризны, как настоящие принцессы, но только принцессы не отрезают пальцы всякому, кто посмеет неуважительно коснуться их. Он идеально выполнял и другие поручения. Мелкие поначалу, со временем они становились все значительнее. «Проводи дорогих гостей до выхода и проследи, чтобы они покинули город сразу же». «Поймай дух дерева и унеси его куда-нибудь, он мешает мне любоваться звездами». «Подбрось проклятое кольцо дорогой супруге императора Юнани». «Найди лучшее вино в Поднебесной и принеси ко мне в покои с двумя чашами». Последнюю просьбу Инь Юй исполнил так же четко и беспрекословно, как предыдущие. — Я могу идти? — спросил он. — Сними маску и останься, — сказал Хуа Чэн и немного сдвинулся, освобождая для Инь Юя место рядом с собой на полированной черной скамье. Теперь Инь Юй перестал скрывать проклятую кангу, но начал скрывать лицо под маской демона. Хуа Чэна это устраивало. Инь Юй стянул маску с лица, подошел и сел рядом. Колено к колену, прямая спина, ладони на черном камне. У Инь Юя были красивые руки. Длинные, тонкие, белые пальцы. Хуа Чэн много раз видел, как тот обхватывает ими рукояти мечей. Они неплохо будут смотреться на его члене. Он не был уверен, что сможет, но попытаться стоило. Инь Юй ему нравился. Он налил вина и передал его из рук в руки, словно невзначай касаясь пальцев. Инь Юй замер на мгновение, глубоко вздохнул и опустил голову. Удивительно понятливый, хоть и бывший небожитель с тем дурацким способом самосовершенствования. Они выпили молча, потому что говорить было не о чем, да это и не требовалось. Хуа Чэн, пытаясь проявить заботу и симпатию, щелкнул пальцами, и перед ними на столике возник поднос со свежими фруктами. Персики пахли одуряюще сладко. Инь Юй только улыбнулся, посмотрев на них. Затем допил вино. — Зачем я здесь? — спросил он первым. — Ты знаешь, зачем, — отозвался Хуа Чэн и наполнил чаши еще раз. — Прекрасное вино. Ты отлично постарался. — Когда я искал его, то думал, что это для кого-то очень важного, — Инь Юй улыбнулся, но никакой радости в этой улыбке не было. — Выходит, это для меня. — Для кого-то очень важного, — кивнул Хуа Чэн, подтверждая его слова. Он сам чувствовал себя идиотом не меньшим, а то и большим. Какой спрос с этого бывшего небожителя, бывшего монаха? А он сам вел себя не лучше, как стеснительная девчонка, когда не решался коснуться. Почему ему неловко — даже сейчас? Хуа Чэн дождался, пока Инь Юй выпьет, а затем притянул его руку к себе и поцеловал запястье, отодвинув кангу по руке вверх. Инь Юй смотрел на него, не сдвигался с места, но и не шарахался. Можно было бы сыграть по-крупному, попросить его превратиться, сменить облик. Но тогда Хуа Чэн точно не решится. Хуа Чэн подтащил его к себе, обняв за пояс. Они соприкоснулись носами. Если бы они оба были людьми, то дыхание смешалось бы. Но дыхания у него не было — Действительно важного, — повторил Хуа Чэн еще раз и коснулся губ — осторожно на первый раз, но уверенно. Инь Юй сначала сидел столбом, затем начал отвечать, очень медленно, очень аккуратно. Хуа Чэн целовал его и думал, стоит ли продолжать. У этого бывшего небожителя явно первый раз. Расстроится потом. Или обидится на что-нибудь. Или еще что-то. А он потеряет хорошего работника. — Если не хочешь, я не стану принуждать, — сказал он, разорвав поцелуй. — Сделаю вид, что этого не было. Это был скучный и неприятный вопрос, но решить его все же стоило. И вот теперь Инь Юй, кажется, разозлился. По крайней мере, зубы он снова начал стискивать до желваков на щеках. — Я не захотел остаться простым смертным. Я сам пришел в Призрачный город. Сам стал служить князю демонов и подчиняться ему во всем. Я хочу. В этом голосе было столько упрямства и злости, что Хуа Чэн довольно рассмеялся. Все хорошие мальчики любят падать и разбиваться, этот не исключение. И пока Инь Юй не успел обидеться, повалил его назад, снова закрывая рот поцелуем, теперь уже нормальным. Таким, как ему хотелось. Инь Юй был неплох. Хорош. В самый раз. То, что нужно сейчас. Он пытался отвечать, но неловко, от этого он не успевал, безнадежно опаздывал за его губами и языком, и даже смирился с этим, просто распластавшись на скамье и позволяя делать с собой все что угодно. Хуа Чэну нравилось. Сначала он собирался заставить потрудиться самого Инь Юя, но потом понял, что этого не хочется. Больше хотелось самому снимать одежду, разворачивать, будто избавлять от обертки конфету. Хотелось видеть, как напряжение и неуверенность сменяются на лице и в теле расслабленной, горячей негой и желанием. Хуа Чэну нравилось, когда хотели его. Он нагрел руки, когда снимал одежду, когда вел по ребрам, и Инь Юй потянулся следом за ладонями быстрее, чем успел подумать об этом. Как цветок, который поворачивается за солнцем. Потом осознал и застыл. Открыл глаза и посмотрел на Хуа Чэна прямо, хоть щеки и горели, а вместе с ними и шея, и плечи. Ему повезло — у Инь Юя была светлая кожа, совсем как у… «Помни, кто именно лежит под тобой, и не обольщайся». — Иногда возможности надавать по щекам самому себе не хватало. — Слишком плохо? — бесцветно спросил Инь Юй и потянулся за одеждой, которую Хуа Чэн до этого уже успел снять. — Может быть, я сам решу? — Хуа Чэн приподнял одну бровь. — Может быть, ты пойдешь нахуй? Надо же, и вечно холодный Инь Юй может разозлиться. Хуа Чэн коротко рассмеялся. — Можешь считать это проверкой, которую ты прошел, — сказал он и снова наклонился, чтобы поцеловать. — Все хорошо. Инь Юй только усмехнулся тихо в губы и не ответил, но интонация была явно довольной. На этот раз у него получилось расслабиться быстрее. Должно быть, грубая ругань подействовала на него благотворно. И еще один плюс — теперь Хуа Чэн видел в Инь Юе только его самого. На этот раз они просто сидели друг напротив друга и были заняты поцелуями. Одной рукой он притянул Инь Юя к себе за талию, другую положил на его колено и пока не сдвигал ее никуда — замершему снова телу нужно было дать время расслабиться. Немного времени, но Инь Юй обычно справлялся с собой быстро. У него были холодные губы, он был неуверенным и любопытным одновременно. — Можно? — спросил он уже после того, как обнял Хуа Чэна за плечи и запутался руками в волосах. Для этого пришлось разорвать поцелуй, и Хуа Чэн вернулся к тому, на чем их прервали — захватил нижнюю губу, потянул, прикусил и выпустил снова. Только после этого ответил: — Идеально. Он наклонился и поцеловал ключицу, затем шею. И все-таки сдвинул руку с колена вверх. Он не собирался потратить на Инь Юя всю ночь. Тот был хорош, но не настолько же. И все-таки сильные руки, которые в настоящий момент гладили его плечи, действовали так, как надо. Он никогда не был с божеством войны, пусть и бывшим, и ограниченным в силе. Ощущения были… увлекательными. И ему нравилось, как эти руки, привыкшие только к оружию, цепляются за волосы, и пальцы вжимаются в ткань и кожу под ней, как этот бывший бог неосознанно начинает требовать больше. Хуа Чэн убрал руку от него, чтобы надавить на грудь, заставляя лечь на спину. Быстро склонился, дотянулся губами до соска — волосы должны были мягко хлестнуть по обнаженной разгоряченной груди. Он услышал то, что требовалось — шумный выдох. Ладонь, слишком горячая даже для обычного человека, сдвинулась от колена вверх, проехалась по тонкой коже на бедре и сразу же накрыла собой член, обхватила образцово твердый ствол. Еще один выдох, еще более шумный. Отлично. Конечно, он и раньше подозревал, что все эти странные способы самосовершенствования путем воздержания не мешали ничему, но убедиться в этом на практике было приятно. Хуа Чэн поднял голову и посмотрел на лицо Инь Юя. Тот смотрел на него, не отрываясь, и этот взгляд был удивленным и мутным одновременно. Он закусил губу настолько сильно, что та полностью побелела. — Расслабься, — Хуа Чэн провел пальцем по его губам, размыкая зубы. Кончики пальцев скользнули внутрь и коснулись языка. А затем и язык коснулся их, облизывая осторожно, очень осторожно. — Все хорошо. Все правильно. Пальцы оставили рот и погладили по щеке, оставляя мокрые дорожки. Немного похоже на слезы. — Разденьтесь, — сказал Инь Юй. Интонацию в этом тихом голосе было совершенно не разобрать — то ли просьба, то ли вопрос, то ли мольба. Не имело значения, Хуа Чэна устраивал любой из вариантов. Он поднялся, развязал пояс и стянул с плеч одежду — дорогой шелк раньше казался мягким, но теперь и он раздражал. Затем избавился и от нижних одежд. Все это время Инь Юй не знал, куда деть глаза, пытаясь одновременно не смотреть и разом увидеть все. Он открыл было рот, словно хотел что-то сказать. Подумал и снова закрыл. Это было чертовски правильно. Хуа Чэн совершенно не хотел сейчас с ним разговаривать. Хотел поставить его на колени и засадить в него сзади, чтобы не видеть лица. Он подошел к ложу и снова погладил по щеке. Инь Юй поднял голову и посмотрел на него снизу вверх прямо, теперь он не отводил и не прятал глаза. — Молодец, — улыбнулся Хуа Чэн. Зачем-то наклонился и поцеловал еще раз. — А теперь встань на четвереньки и раздвинь ноги. Надоело возиться. Он поднялся, чтобы посмотреть на лицо Инь Юя. Хотелось увидеть, сможет ли тот покраснеть сильнее. Инь Юй смог. Пару мгновений он молчал, затем все же решил высказаться: — Наконец-то, — он усмехнулся и, забравшись на каменный постамент полностью, сделал то, что от него требовал Хуа Чэн. Хуа Чэн застыл ненадолго. Во-первых, любовался. Раздетым Инь Юй выглядел намного более впечатляюще, чем в неприметной черной одежде. Тренировки в монастыре, которые тот вел годами, не прошли даром. Во-вторых, Хуа Чэн думал, нужна ли смазка, или Инь Юй всеми своими репликами нарывался на пожестче. «Обойдется», — решил он. Инь Юй все же предпочел не смотреть, как он смазывает свой член. Он не отворачивался, просто смотрел прямо перед собой на черный отполированный камень. Потом закрыл глаза. Хуа Чэн усмехнулся, уловив в себе желание погладить его снова. И не стал сдерживаться, провел скользкими от масла пальцами от плеча вниз, по лопаткам и пояснице, задержался на поджавшихся ягодицах. — Нравится картина? — процедил Инь Юй. — Да, — Хуа Чэн кивнул. — Такого у меня еще не было. Отправлю Владыке Шэньу письмо с благодарностями сразу же, когда закончим. А теперь ты расслабишься и не будешь зажиматься. Ты сможешь, я знаю. Он поднялся на ложе и пристроился сзади удобнее. Головка члена касалась сжатого отверстия. Не давила, а давала почувствовать прикосновение в полной мере. Мгновение тянулись, обжигая не жаром, а холодом. Инь Юй расслабился и раскрылся, глубже прогибаясь в пояснице еще до того, как Хуа Чэн начал неторопливо входить в него. Нельзя было торопиться, но и медлить он не хотел. Когда он вошел до конца, прижимаясь бедрами к ягодицам, ложась грудью на спину, то не смог удержаться и все-таки поцеловал в плечо, прикусил мочку уха, шепнув: «Все хорошо». Инь Юй попытался замереть и не дышать, но из горла вырвался всхлип. С этим надо было заканчивать. Хуа Чэн обхватил пальцами его член, провел несколько раз, толкаясь глубже. Затем вышел почти полностью и вошел снова, на этот раз в конце кусая за плечо. Почувствовал легкую дрожь в напряженных руках, которыми Инь Юй упирался в камень, и движение бедер навстречу. Кажется, понравилось. На этом он посчитал, что его часть работы исполнена, и исполнена хорошо, и теперь можно обратить внимание на себя и собственное удовольствие. Движения стали постоянными, он наращивал темп, в какой-то момент руки Инь Юя все же не выдержали, и он лег на грудь. Так было еще лучше, изгиб спины выглядел потрясающе. Хуа Чэн обхватил его за бедра с двух сторон, удерживая и насаживая на себя так глубоко, как только было возможно. Когда ему надоело, он заставил Инь Юя кончить под собой, и сам за несколько толчков в сведенных оргазменной судорогой мышцах кончил следом. А затем просто лег сверху, накрыв Инь Юя своим телом. Было хорошо и пусто. Ровно минуту, до тех пор, пока не прояснилось в голове. Он поднялся на ноги и накинул на плечи нижнюю рубашку. Всегда было так — он хотел кого-нибудь, потому что процесс был увлекательным и приятным. А потом сверху, на плечи, словно наваливалась гора и прижимала к земле. Нужно было найти силы для того, чтобы скинуть ее снова. — Можешь идти, — сказал он, не глядя на Инь Юя. Сейчас он вряд ли обидится, а если и так — плевать на него. Инь Юй ничего не ответил — благодарение всем богам за то, что он был неразговорчивым. Молча он поднялся, тихо зашуршала одежда за спиной Хуа Чэна. Интересно, он поправит волосы сейчас или пойдет так? Но ответ на этот вопрос не стоил того, чтобы ради него оборачиваться и смотреть. Наконец шуршание за спиной стихло. — Вам нужна помощь? — спросил Инь Юй так внезапно, что Хуа Чэн дернулся. Совсем плохо. — Тебе нечем заняться? — он ответил вопросом. — У тебя работы по горло, я и так отвлек тебя. Иди и не мешай. Ему нужно было, чтобы Инь Юй наконец ушел, и тот все же понял. Хуа Чэн развернулся, только когда остался один. Оделся нормально, только Эмина трогать не стал — пусть полежит пока, и без него плохо. Он одним взмахом руки привел каменное ложе в порядок и лег на спину, закинув руку за голову и приложившись к бутылке, которую принес Инь Юй. Вкуса самого лучшего вина он не ощущал, но делать размеренные глотки было приятно. Успокаивало. Когда Хуа Чэн допил вино, он вернул себе истинный облик. Полежал еще немного в нем, задумчиво ощупывая пустую правую глазницу. Понемногу отпускало. Гора уже не казалась настолько тяжелой. А Инь Юй снова оказался даже лучше, чем он думал раньше. Он выпустил бабочек, и те наполнили просторную комнату мягким серебристым светом. Они плавно порхали вокруг в абсолютной тишине и успокаивали. Хуа Чэн позволил им поднять себя в воздух и медленно качать его, как будто он лежал в большом гамаке, а сверху на него светила луна. Он закрыл глаза, и луна превратилась в лицо. Его Высочество улыбался ему тепло и мягко. Он улыбался так всем, и ему не было никакого дела до того, что Хуа Чэн ненадолго перестал думать о нем. Ему вообще не было до Хуа Чэна никакого дела. Он пролежал в гамаке из бабочек, пока луна не передвинулась по небу, заглядывая прямо в его окно. Тогда Хуа Чэн оделся и принял другой облик. В последнее время ему хотелось выглядеть старше, и он был мужчиной около сорока лет. Сейчас уже надоело, но ничего поинтереснее он пока не придумал и пользовался тем, что есть. Последним жестом он повесил на пояс Эмин и вышел. Инь Юй нашелся спустя пару часов, уже под утро, когда все заведения Призрачного города закрывали свои витрины, а их владельцы прятались в темноте домов до следующей ночи. Некоторые гости города таяли прямо на улицах, растворялись в воздухе. Огни фонариков, ночью яркие, сейчас тоже казались призрачными. Хуа Чэн любил это время суток. Инь Юй шел по главной улице, которая начиналась от городских ворот и заканчивалась далеко впереди, упираясь в игорный дом. Он шел неторопливо, прячась в тени и пряча лицо под маской. Если бы Хуа Чэн видел его впервые, то подумал бы, что тот скрывается. Но сейчас он знал, что Инь Юй ходит так всегда. Не любит привлекать лишнее внимание. Хуа Чэн подошел к нему, и теперь они шли вместе. Со стороны наверняка выглядело странно, но сейчас их мало кто мог увидеть. Да и кто осмелится обвинить градоначальника в странности? — Все в порядке? — наконец спросил Хуа Чэн. — Да, — ответил Инь Юй. — Ночью в город забрели голодные гули и разнесли пару лавок, но их скрутили еще до того, как я появился. — Закрыли за решеткой? — спросил Хуа Чэн. — Да, как всегда. Я решил не беспокоить вас с этой мелочью. — Ты все сделал правильно. Раньше набеги дикой нечисти случались в Призрачном городе каждую ночь, и даже не по разу. Сейчас они стали почти редкостью. Раньше Хуа Чэну приходилось отлавливать нарушителей спокойствия самому, теперь ему помогали все вокруг. А потом, когда нечисть оказывалась надежно запертой за решеткой, Хуа Чэн приходил к ним и настойчиво, настоятельно убеждал и доказывал, что слушаться его — хорошо и правильно. А вызывать его недовольство — себе дороже и совершенно бессмысленно. Поначалу он сомневался в том, что это сработает, но практика оказалась на удивление действенной. Нечисть, даже самая простая, имела зачатки разума и тоже стремилась к тому, чтобы жить. Когда они уже дошли до Дома Блаженства, Инь Юй все же решился открыть рот: — Господин… — Да? — Хуа Чэн не дослушал. — Ходят слухи о вас… — Какие именно? — он улыбнулся. — Что вы съедаете тех, с кем провели ночь. Хуа Чэн хмыкнул. Поджал губы. И все же не выдержал и рассмеялся. Инь Юй под маской тоже едва слышно усмехнулся. — Если ты думал, что так легко отделаешься от работы на меня, то тебе не повезло, — наконец сказал он. — А ты надеялся? — Ожидал всякого, — уклончиво ответил Инь Юй. — В конце концов, большая часть слухов про вас, которые долетала до меня, оказывалась правдой в той или иной степени. — Можешь считать, что и этот правдив. В той или иной степени, — передразнил его Хуа Чэн. — Но к тебе, к сожалению, не относится. — Я буду иметь в виду, — кивнул Инь Юй. — Но не обольщайся, — предупредил он. На всякий случай. — Как скажете, — Инь Юй снова кивнул и поклонился. — Разрешите идти? Дел действительно много. — Разрешаю. И не расслабляйся, — добавил он уже в спину. Хуа Чэн оставил его одного, а сам двинулся по дороге обратно. Когда он говорил Инь Юю, что отправит Цзюнь У благодарность, это было всего лишь шуткой, но сейчас он подумал, что идея действительно неплоха. Может быть, даже сделает небольшое подношение — Небесному Императору это тоже понравится. Хуа Чэн точно обдумает эту идею еще раз, позже. Солнце уже почти поднялось, и в предрассветных сумерках двери его храма тихо скрипнули, открываясь. Наступало время утренней молитвы.