Кровь и шелк

      Снова оказаться в чёрной спальне после такой изматывающей ночи было особенно приятно, и Дана хотела бы ворваться в комнату и тут же рухнуть на кровать, но за ней шёл Давид, так что надо было продолжать держать спинку. Вино ещё немного затуманивало разум и вызывало такие развратные мысли, что Дана время от времени прикусывала губку. Ночь, вино, розы, красивое платье и соблазнительный мужчина рядом — ну как можно устоять?       Давид чуть отстал, замыкая за собой дверь в спальню, а Дана прошла к зеркалу и уже потянулась снимать тяжёлые украшения, но тот её остановил:       — Не спеши. Ночь ведь ещё не закончилась.       Его голос был таким манящим и зовущим, что Дана повернулась на каблуках и сделала неловкий шаг ему навстречу, уже готовая упасть в крепкие объятия. Пусть возьмёт её! Она не может больше терпеть! Если она — его королева, так почему он так её мучает?       Этот порыв позабавил его, и Давид с трудом подавил смешок, понимая, что обидит её отказом и холодом. Этой ночью он не сдержался, перехвалил её, сделал ей слишком много комплиментов, затуманенный восторгом от её красоты. Он так гордился своим творением, так хотел, чтобы его сыновья разделили это чувство, что совсем забыл обо всякой осторожности. Хорошо, что это было в кругу семьи, на большом балу-смотре надо будет постараться немного скрыть её ослепительную красоту, чтобы они не сразу догадались о его планах и её потенциале.       Сейчас же он понимал, что надо успокоить и её, и себя, потому что Дана явно расцвела от такого количества внимания, восторженные взгляды вскружили ей голову, и это нехорошо.       Давид снял пиджак и швырнул его на кресло в углу, а сам буквально несколькими шагами приблизился к Дане. Голова высоко поднята, взгляд из-под длинных ресниц надменный и зовущий, будто Дана ждёт, что Давид упадёт к её ногам, но так не будет никогда, и она должна понять это сейчас и навсегда. Он запустил руку ей за шею, под густые волосы, сильно запрокидывая голову и поднимая большим пальцем подбородок. Это грубое движение заставило ее выдохнуть, но не испуганно, а с явным возбуждением.       — Ты ещё пьяна?       Давид чуть наклонил голову, глядя на дочь насмешливо и даже с издёвкой. Она была перед ним как открытая книга, такая неопытная, что каждая её реакция была для него предсказуемой и поэтому скучной. Дана перехватила его запястье и принялась ласкать его кончиками пальцев, то забираясь под манжету, то поднимаясь к ладони, но при этом неотрывно смотрела в светлые искрящиеся глаза Отца.       — Немного. Из-за вас я захмелела.       Звучало это двусмысленно, и Давид только усмехнулся такой откровенности. Продолжая держать её голову, свободной рукой он принялся ласкать её открытое плечо, то поднимаясь к шее, то спускаясь к груди, и Дана зажмурилась, выгибаясь в ответ на его прикосновения.       — Тебе понравился ужин?       Голос его становился всё тише, заставляя Дану напрягать слух, концентрироваться только на Давиде, растворяться в нём.       — Да, — выдохнула она. — Всё было прекрасно.       — Но мне есть за что тебя поругать, — проворковал Давид, и его ласковый тон так не подходил словам, от которых Дана вздрогнула и открыла глаза.       Беспомощный взгляд, растерянный и непонимающий — всего лишь манипуляция, чтобы он не слишком сильно наказывал Дану. Она понимала, что испортила вечер дважды: сначала своим страхом и стеснением, а потом высокомерием, вызванным его соблазнительными словами. Она совсем забыла все его уроки! И теперь заслуживает наказания, это очевидно!       — Почему ты так боялась своих братьев? Я же говорил тебе, что они обязаны защищать тебя, а не обижать, так почему ты так на них смотрела, будто ожидала нападения?       Отец задрал ей голову ещё выше, и Дана впервые зашипела от боли. Стоять на каблуках было сложно, и от такого резкого движения ее шатнуло.       — Я не знаю… Они все такие большие и сильные! И опасные.       Ей сложно было признаться, что все они были копиями Отца! Пусть немного не дотягивали, но были так похожи! И она боялась их так же сильно, как и Давида!       — Для тебя они неопасны. Вспомни, ведь они все сидели под дверью комнаты, помогали нам, приносили тебе кровь. А ты смотрела на них с таким недоверием, будто они твои враги.       — Я ничего не могла с собой поделать, — Дана залилась краской, и Давид это оценил и поспешил её утешить:       — Возможно, они напугали тебя слишком пристальными взглядами? Порой я замечал, что они смотрят на тебя голодными глазами, как и должны смотреть мужчины на такую красивую девушку.       Давид улыбался — он говорил правду. Его сыновья были шокированы внешностью Даны, и только её неловкий испуг немного испортил впечатление от её появления. Если бы она была чуть более уверена в себе, то они бы ни на секунду не сомневались, что она и есть королева. И всё равно все его сыновья вдруг пусть на секунду, но захотели заполучить Дану в свои постели. Даже капризный Ярослав, утверждавший, что ненавидит женщин, посмотрел на неё горящими от желания глазами.       — Мне было очень неловко. Ещё и это платье…       Рука Давида быстро скользнула с плеча на талию, притягивая Дану.       — Что не так с платьем? — почти угрожающе спросил Давид, заглядывая в глаза дочери. До чего же она хороша, когда смущается! С неё сразу слетает спесь! Покорная, мягкая, ласковая, податливая в его руках!       — Мне неловко, что все видят и грудь, и бедро… Особенно, когда Вы подняли меня на руки, я была почти голая!       — Ты прекрасна, так отчего стесняешься своего тела? Я думал, ты уже переборола этот нелепый стыд!       Она не могла выдержать его взгляд, Давид будто пронизывал её, и тело сразу же стало ватным, чужим, покорным его рукам.       — Одно дело быть обнажённой перед Вами, а другое — перед чужими, — едва шевеля языком пробормотала Дана.       — Они не чужие, они твои братья.       Рука медленно сползла с талии на бедро, добралась к разрезу, распахивая его так, что теперь Дана действительно оказалась полуголой.       — Вы же сами говорили, что я только Ваша, — шепнула Дана, снова зажмуриваясь.       До чего же сильные у него руки! И до чего же остро она реагирует на прикосновения, на взгляды, на шёпот. Ответ был прост — она хочет этого мужчину, и это желание уничтожит её, потому что оно сильнее разума, сильнее других инстинктов. Если бы платой за ночь с ним была жизнь — Дана бы отдала и её.       — Хорошо, что ты это помнишь.       Голос пробивался сквозь стук сердца в висках, и Дана очнулась, только когда Давид подхватил её на руки. Странно, но она показалась ему лёгкой, как пушинка, хотя Давид и знал, что это крепкое тело должно быть тяжёлым. А ещё его дочь трепетала, как листочек на ветру, льнула к нему и задыхалась в волнении. Слишком возбуждена! Узкий корсет не давал ей нормально вздохнуть, поэтому Дана дышала часто и сбивчиво и сама стыдилась того, что не может справиться с собой.       Давид не собирался нести её на кровать, хоть ему и самому не терпелось взять эту красавицу. Вот только её неукротимая похоть портила весь настрой. Если Давид позволит Дане сделать то, что она так хочет, то получится лишь быстрый неловкий секс, а он хотел соблазнять и ласкать её долгими днями и ночами, медленно и, возможно, извращённо, чтобы она молила то отпустить её, то не останавливаться. Она ещё не готова! Пусть научится справляться с этой похотью, иначе Давиду придётся воспитывать её жестоко. А пока он только опустился в кресло и помог Дане устроиться на коленях.       Она была напряжена, потому что не понимала, что делать. Снова нет чётких правил, и любое её действие может вызвать у него гнев! Так что лучше замереть и ждать.       — Запомни теперь ещё одно. Ты можешь выглядеть, как захочешь. Мужчины могут смотреть на тебя с вожделением, а женщины — с завистью, и я не буду тебя за это ругать, даже наоборот. Я хочу, чтобы все знали, что ты самая лучшая и самая красивая. Равной тебе нет, и ты моя, — шептал Давид ей на ушко. — Но если я узнаю, что ты так сама посмотришь на кого-то другого, вот тогда ты будешь виновата. И я тебя накажу. Ты меня поняла?       В его голосе зазвенела сталь, но Дана, захмелевшая от близости его тела, только улыбнулась этому. Он её ревнует! Как удивительно! Такой роскошный мужчина думает, что она может влюбиться в другого! Разве это возможно? Разве можно даже подумать о таком? В мире нет мужчин, равных ему.       — Я поняла.       Дана разомлела и теперь ласкалась о Давида, всё хотела поцеловать его, но так боялась его гнева, что казалось, будто она специально дразнится, чуть приближаясь и тут же отстраняясь.       — Я не шучу, Дана. Я создал тебя, я выведу тебя в Подлунный мир, и я не позволю никому тебя украсть. Так что будь осторожна — я не потерплю предательства.       — Разве я посмею? — выдохнула Дана, мгновенно становясь серьёзной.       Она любила Давида и не смела даже думать о том, что в мире существуют другие мужчины. Вот только… Он ведь отталкивает её! Почему он отталкивает её?       — Я верю тебе, не бойся, — Давид ласково поцеловал её в висок. — Скажи мне, тебе понравились братья?       Дана не знала, что сказать. Какого ответа он ждёт? В привычном уже полумраке Дана видела хорошо, но не решалась посмотреть прямо в лицо Отца — он может неправильно её понять.       — Они великолепные, — аккуратно сказала Дана, и Давид тихонько засмеялся её осторожности.       — Тебя не напугал Ярослав? Ведь ты немного побаивалась его после той его выходки.       — Нет, он показался мне обиженным. Наверное, он ревнует.       — Он точно ревнует. Но ты ему понравилась, так что не переживай. Пройдёт немного времени, и он поуспокоится. Каждый из моих сыновей переживал это.       — Он такой молодой! — вдруг сказала Дана, сама не понимая зачем.       Молчание Давида показалось ей многозначительным, и Дана поспешила оправдаться:       — Наверное, поэтому он так остро реагирует.       — Моя ты сладкая, ему сто пятнадцать лет! Он уже большой мальчик, а вот тебе всего лишь девятнадцать. Так что именно он должен быть мудрым в этой ситуации.       Дана вдруг замолчала и задумалась, и Давид понял, что сказал что-то не то. Он ещё не мог читать её мысли, только улавливал колебания настроения, и его дочь сейчас была как натянутая струна.       — Котик, что случилось?       — Ничего.       Она ответила слишком поспешно и тем выдала себя. Какая же она ещё неопытная и наивная! Не ей пытаться обмануть старого вампира!       — Встань, — коротко приказал Давид, и Дану будто ветром сдуло с его колен.       Что ж, это хорошо. Первый урок изучен на отлично — Дана выполняет его приказы мгновенно и точно. Теперь она стояла перед ним, сцепив руки в замок, опустив голову и ссутулившись. Испуганная и напряженная.       — Что такое? Почему ты меня испугалась? Смотри на меня, когда я с тобой говорю.       Голос Давида не был строгим, но его поза была вызывающей и надменной: мужчина раскинулся в кресле, закинув ногу на ногу, подпёр голову и смотрел на дочь выжидающе. Она должна научиться выдерживать его напор, научиться противостоять ему и одновременно быть покорной.       — Извините.       — И за что ты извиняешься? Дана, я просто сказал тебе встать. Ты моя дочь, так почему ты так меня боишься?       — Я боюсь сделать что-то не то.       Проще было быть честной. Нельзя пытаться его обмануть! Он сразу же поймёт это и тогда уже точно накажет!       — И что будет, если ты сделаешь что-то не то?       — Вы меня накажете. Но я не знаю правил!       Дана почти прокричала это, едва сдерживая слёзы. Почему он мучает её? С ним она будто идёт по минному полю: один неловкий шаг, неправильно подобранное слово — и её ждёт смерть. Или что похуже.       — Успокойся. Я не буду наказывать тебя просто так. Но и не надо меня бояться! Твой беспричинный страх меня раздражает, подумай над этим. А теперь расскажи, какие мысли ты попыталась от меня скрыть?       Дана сразу поняла, что надо сказать, но слова подбирала тщательно.       — Вы сказали, что мне девятнадцать лет, и я подумала, что ничего о себе не знаю. Какой я была? Чем занималась? Как выглядела? И была ли у меня семья, друзья?       Она говорила мягко и немного жалобно, чтобы не злить Давида, но сами её вопросы больно жалили его. Он знал, что наступит этот момент и готовился к нему, но всё равно немного нахмурился.       — Мне кажется, сейчас не время для такого длинного разговора. Я расскажу тебе то, что знаю, но не так сразу. Но я хочу, чтобы прежде ты подумала: хочешь ли ты знать о своей прошлой жизни, к которой ты никогда больше не вернёшься? Теперь у тебя есть семья — я и твои братья.       Голос Давида усиливался, звенел нескрываемой злостью, и Дана даже боялась вздохнуть.       — Отец, — ласково начала Дана после короткого молчания, когда смогла наконец успокоиться и посмотреть на него украдкой: — Вы меня любите?       Давид заулыбался, и его зелёные глаза заискрились нежностью.       — Очень люблю.       — И до обращения любили?       Дана оживлялась всё больше, и Давиду нравилось такое её изменение: внутри неё загоралась сила и страсть.       — Конечно, любил. Любил настолько сильно, что решил обратить. Разве я мог дать вечную жизнь девушке, которую не любил бы?       Дана закусила губку, отвела взгляд и несмело спросила:       — А… А как вы меня любили?       — Что ты хочешь услышать? — прямо спросил Давид, но голос его был ласковым и любящим, чтобы Дана снова не испугалась.       — Мы… были близки?       Она покраснела так сильно, что Давид поспешил встать и обнять дочь. Какая же она замечательная! Хорошо, что он не поддался страсти, а дал Дане остыть. И вот перед ним такая невинная девушка!       — Какая очаровательная формулировка!       Давид говорил тихо, нежно поглаживая открытые плечи дочери, будто пытался смахнуть эту её неловкость.       — Нет, мы не спали.       — А почему?       В её голосе было столько удивления, что Давид едва сдержал смешок. Что ж, зато теперь он не сомневался, что Дана влюблена в него до беспамятства. Какое же чистое дитя! Давид вдруг подумал, что если бы он встретил её раньше, то добивался бы с особым наслаждением, потому что это не просто соблазнение, а почти что растление. Нельзя быть такой невинной! Но как же ей объяснить, чтобы не обидеть?       — Я не настаивал, а ты не была готова.       — Почему? — изумилась Дана, выбираясь из объятий, чтобы посмотреть Давиду в глаза. — Я же не девственница?       — Ты спрашиваешь? — засмеялся Давид, но про себя отметил, что Дана оказалась более порочной, чем он ожидал. Ей даже в голову не пришло, что она могла быть просто не готовой так быстро ему отдаться. — Нет, ты не девственница. Но мы встречались недостаточно долго, чтобы ты решилась на близость.       — Я не понимаю…       Она нахмурилась, и изгиб верхней губки стал ещё капризнее и поэтому заманчивее.       — А как долго мы встречались? И как познакомились?       Дана возбуждалась всё больше, и Давид понял, что пора её успокаивать, иначе его снесёт лавиной вопросов, поэтому ловко увильнул от ответов, зацепившись за её «не понимаю».       — Малыш, почему тебя так удивляет, что мы не были близки?       Его бархатный голос дразнил её ещё больше, и Дана лукаво посмотрела на него из-под полуприкрытых век.       — Вы слишком роскошный мужчина, чтобы я могла Вам отказать.       — Но ты прежде всего моя дочь и только потом самая прекрасная женщина, которую мне доводилось встречать.       — Я всегда была такой?       — Какой?       Это уже был флирт, и Давид отступил, чтобы полюбоваться Даной, снова игривой и раскованной. И снова его соблазнявшей. Как же быстро менялось её настроение!       — Самой прекрасной женщиной.       — Ты сомневаешься?       Его вопрос стал для неё красноречивым ответом, и ещё больше её порадовало откровенное прикосновение к плечам. Давид снова повернул её к зеркалу, но на этот раз не одевал, а раздевал. И начал со сложного и тяжёлого колье. Рука Давида скользнула ниже по шее, почти коснувшись груди, но замерла, прижимая Дану.       — Никогда во мне не сомневайся. Я не обманывал тебя сегодня: ты действительно станешь королевой этого мира и моей прямой наследницей.       От этих слов Дана чуть поёжилась и плотнее прижалась к широкой груди Отца — мужчины, которого она боялась настолько же сильно, насколько и любила. И он усилил это ощущение, вдруг перейдя с ласкового воркования на вкрадчивый шёпот, пробиравший до костей:       — Но только если ты мне доверишься и будешь во всём слушаться.              — И всё-таки она красавица! — слишком мечтательно выдохнул Карл, раскинувшийся в кресле у камина и куривший изящную трубку.       — Ты провёл у её спальни столько дней и ночей и ни разу не подсмотрел, какое сокровище там таит наш Отец? Теряешь хватку! — засмеялся Николас. Сам он держал в тайне ту короткую встречу с Даной, хоть и часто видел потом во снах озорную брюнетку на алом шёлке.       Все они были испорчены Давидом и его порочными желаниями и поэтому заводили преимущественно сыновей, позволяя себе лишь короткие и редкие интрижки с девушками. Да и то воспринимали их только как игрушек на ночь и как запас крови на завтрак, но уж точно не как королев. И только Карл оставался истинным ценителем женской красоты: он, хоть и имел четырёх сыновей, но не спал с ними, а регулярно соблазнял всё новых и новых женщин, наслаждаясь их красотой и молодостью.       — Я не такой безумец, как Ярослав, чтобы соваться в спальню Отца, когда он там с девушкой.       Звучало это разумно, но под конец Карл пошло хохотнул, чем испортил всё впечатление, и Эд поспешил вернуть его в реальность:       — Не с девушкой, а с дочерью. Тебе стоит это помнить. Я думаю, Отец и так заметил, как ты раздевал её глазами.       — Да куда уж её раздевать! Платье на ней держалось только за счёт груди! А этот разрез! Когда Отец её поднял, я…       — Прекрати! — оборвал его Эд, вскакивая с кресла и порывистыми шагами подходя к окну, за которым уже догорала ночь. — Ты не смеешь так о ней говорить. Она — не просто твоя сестра. Разве ты не понял?       — Эдвард, ты слишком серьёзно к этому относишься, — примирительно начал Николас.       Все они были поражены этим знакомством и теперь собрались небольшими группками в разных комнатах, чтобы поделиться впечатлениями. И только вспыльчивый Ярослав сбежал сразу же, едва Отец увёл Дану в спальню.       — Это вы слишком беспечны. Разве вы не поняли, Отец не шутил! Он действительно сделает её королевой и главой рода.       — Но это же невозможно! — фыркнул Карл и тут же поперхнулся дымом.       Как жаль, что Эдвард не мог поделиться с ними тем, что знал, в чём сам участвовал. Почти что своими руками он стёр будущее своё и своих детей, когда помог Отцу наполнить тот шприц. Зачем вообще Отец позвал его? Опытный врач справился бы и сам, но он хотел, чтобы его первый сын сделал это с ним. Но зачем? Чтобы он знал, что именно они сделали? Возможно, Давид и хотел, чтобы Эд рассказал это братьям? Ведь не взял же он с него клятву о молчании…       — Почему невозможно? Только потому, что она младшая? Или потому, что девушка?       Николас уже понял, что будет защищать её, хотя бы потому, что любил Отца и знал, что, причинив боль Дане, они причинят боль и Отцу. Да и девчонка была хорошенькой! Он хорошо запомнил, как она лежала в лихорадке, бледная и измученная, но такая красивая! И помнил блеск в её глазах, когда он всё же смог влить в её очаровательный ротик первые капли крови невинного ребёнка. Как Дана сразу же ожила, засмеялась, заулыбалась ему. И одним взглядом пронзила его сердце. Николас был натурой романтической, склонной к драмам и трагедиям, поэтому сразу же понял, что влюбился. Но не так, как Карл, прикрывавший вспыхнувшую страсть грубыми шутками, нет, для него Дана стала «дамой сердца», о которой слагают песни и которой посвящают подвиги. Он же мог написать её портрет и показать её такой, какой увидел за тем чёрным пологом.       — И то, и то. Да ещё и потому, что она совсем ещё девчонка! Что это нашло на Отца, что он говорит такое на первом же вечере?! У неё ещё даже клыков нет!       Теперь уже Карл кипятился, и Эда это ещё больше выводило из себя. Да, он прав, Отец поспешил с такими заявлениями, но это ведь пока только в кругу их семьи. Дальше он поостынет и будет осторожнее, иначе другие кланы поспешат убить их сестру. И они вынуждены будут вступить в войну и привести в неё всех своих детей! И всё из-за Отца, возжелавшего девчонку, слишком слабую, чтобы пережить обращение!       За эти три недели Эд не раз задавался вопросом, откуда она взялась? Почему никто о ней не знает? Кроме разве что Яра. Тот постоянно таскался за Отцом и должен что-то знать. Но он только сходит с ума от ревности и ярости и толком ничего не говорит, но иногда бросает намёки. А если расспросить его любовника? Может, этот мальчишка что-то знает и проболтается? И тут же Эд вынужден был оборвать поток крамольных мыслей: если он попытается копать за спиной у Отца, то Давид убьёт его без колебаний. Убьёт и таким образом избавится от единственного свидетеля, от хранителя его тайны. От этой догадки Эда будто ударило. Нужно быть крайне осторожным, чтобы не прогневить Отца. Если тот почувствует, что ему, а особенно его дочери грозит опасность, то пойдёт на крайние меры.       — Клыки будут, и первый укус будет, да такой, что ты ещё ей позавидуешь. Ты видел колье на её груди? Или только на грудь и смотрел? — меланхолично продолжал Николас, откинувшись в кресле и прикрыв глаза, будто засыпая.       — Ну видел, — пробухтел Карл, чуть кривясь.       На самом деле, колье только мешало ему смотреть на слишком соблазнительную ложбинку. Он сидел почти напротив, так что мог весь ужин наслаждаться удивительной красотой девушки и утопать в сладких, но запретных фантазиях, которые решил воплотить этой же ночью с самыми дорогими проститутками, потому что терпеть это искушение было невозможно.       — Видимо, всё же грудь ослепила тебя, если ты не понял, что это пропавшее колье королевы Анны. Ты хоть представляешь, насколько оно ценное?       — И что тут такого? — продолжал упрямиться Карл. — Будто бы не понятно, что наш Отец невероятно богат даже по меркам вампиров.       — Он подарил его девушке, которая только-только пережила превращение, — вмешался Эд, не выдержавший ослиного упрямства Карла. — Она даже не понимает, что на ней. А для Отца она ценнее, чем это колье. Смотри, чтобы она не оказалась ценнее тебя, Карл.       — Я думаю, уже так и есть. Если мы как-то обидим её, либо ей или Отцу так покажется, нас ждёт опала, — всё так же задумчиво отметил Николас.       — Но Ярослав уже в опале, и всё-таки он был на вечере.       — И после этого он вряд ли снова появится в доме. Отец уж точно заметил, с какой ненавистью Яр смотрел на Дану. Он будто пытался убить её взглядом, — рассуждал Эд, нервно прохаживаясь по маленькому кабинету.       — Зато Дана отнеслась к нему благосклонно, по крайней мере, мне так показалось.       — И как ты смог это понять, Ник? Она же двух слов за весь вечер не произнесла, — выдохнул дым Карл, и по его лицу было понятно, что слова — самое меньшее, что интересовало его в Дане.       — Она смотрела на него достаточно заинтересовано. Что неудивительно — он молод и красив. Внешне они почти одного возраста.       — Что за намёки, Ник? Если Отец об этом узнает… — угрожающе начал Эдвард, вдруг останавливаясь посреди комнаты и остро глядя на брата.       Слишком романтичный Николас был опасен тем, что говорил такие вещи, о которых другие даже боялись думать. Но идея была хороша: что, если девчонка захочет не Отца, а брата? Молодого, пылкого, красивого, как бог? Самолюбие Отца настолько огромное и хрупкое, что Давид просто убьёт их обоих: вспыльчивого и поэтому проблемного Ярослава и опасную девчонку. Двух зайцев одним выстрелом. Но как это устроить, если Яр ненавидит её? Или все же от ненависти до любви?..       — Посмотрите на ситуацию по-другому: он самый молодой из нас, даже в момент обращения он был самым юным, да и она тоже. Они вместе прекрасно смотрелись бы.       — Да ну… Она сейчас выглядит не как едва распустившийся цветок, а как спелая ягодка. Эта фигура, эти губы, эти её томные взгляды… Она — не девчонка, а страстная женщина, — Карл говорил мечтательно, смакуя каждое слово. — Именно поэтому она идеально подходит Отцу. Что ни говори, но сейчас он так же великолепен, как и при нашей первой встречи. Ему невозможно отказать, его обаяние сводит с ума.       — Почти так же, как и обаяние Даны? — догадался Николас. — Вы не заметили, что в ней слишком много от Отца? Она — будто его женский вариант. Если бы ещё не так сильно смущалась…       Эд внимательно посмотрел на Николаса. Удивительно, но он начал догадываться! Неужели это так сильно заметно? Что ж, это сложно было скрыть. Эдвард застал ещё многих вампиров ранга Давида, так что ему было с чем сравнивать. В их мире система рангов была сильной, и нельзя было выдать вампира третьего ранга за вампира второго ранга, потому что внешних отличий было слишком много. Это сложно было объяснить словами, но было понятно по одному только взгляду, по ощущению мурашек, если тебе встречался вампир рангом выше. Даже в одной семье можно было сразу сказать, кто старший, а кто самый младший, а вот в средних можно было запутаться. И теперь братья догадывались, что Дана намного ближе по иерархии к Давиду, чем к Яру или хотя бы к Эду. Догадывались, но отбрасывали эту мысль, потому что так быть просто не могло.       — Ещё бы она не смущалась! Отец ей такие оды пел! Кстати, как вы думаете, он действительно оставит всё наследство ей? Всю нашу казну и семейные дела?       Впервые Карл отвлёкся от обсуждения красоты Даны и перешёл к делам поважнее. Наследником всегда был старший сын. Именно ему доставалось право распоряжаться общими семейными деньгами. Общими — потому что все дети и их дети должны были отдавать часть денег во благо семьи. Более того, всё, что имели члены семьи, на самом деле принадлежало лишь одному вампиру — тому, кто возглавляет род. И сейчас это был Давид. Но когда его не станет… Разве разумно отдать всё в руки девчонке? Ведь это не только деньги, но и право сидеть в Совете Старейшин, право суда, право убийства членов своей семьи, право начинать и заканчивать войны с другими кланами. И всё это — девчонке?       — Рано ещё об этом говорить, — начал наставления Эд, пытавшийся скрыть волнение за строгостью: — Во-первых, Отец будет жить ещё долго, глупо ожидать его смерти, учитывая, что он сильнейший из ныне живущих. К тому же, вы же помните, как именно он этого добился? Так что попридержите эти фантазии. А во-вторых, кто знает, что выйдет из этой девчонки? Может, она окажется достаточно умной и хитрой?       — Ты забыл об одной важной вещи, — размеренно начал Карл. — Охота. Отец прямо сказал, что даже на церемонию первого укуса он приведёт ей жертву, да ещё и мы должны будем там присутствовать. А это значит, что охотница из неё никакая. Она слабая девчонка! Как она сможет победить в бою вампира второго ранга? Или хотя бы третьего?       — Но есть же женщины-вампиры, — примирительно отметил Николас, которому было уже жаль Дану, на которую обрушилась такая судьба.       — Ох, конечно, есть! — хохотнул Карл. — Но они только сопровождают своих Отцов. Они красивые, иногда коварные, но всё в пределах сплетен внутри подлунного мира. Ни одна из них не готова взять на себя такую ответственность!       — А в Совете никогда не было женщин, — кивнул Эд. — И, скорее всего, не будет.       — Эдвард, ты так говоришь, что Отец мог бы подумать, что ты решительно против Даны. Это ведь не так?       Николас впервые позволил себе совсем уж непрозрачный намёк в сторону старшего брата. Всем сразу стало понятно, что от появления этой девчонки пострадал не Яр, капризный младшенький, а Эд, уже видевший себя в Совете. И слова Отца хоть и звучали как фантазии влюблённого мальчишки, но всё же заставили всех напрячься.       — Это не так, и ты лучше всех это знаешь, Николас, — холодно ответил Эдвард, глядя в упор на брата.       Ну вот, ещё один влюбился! Не стоило брать его с собой тогда! Ведь понятно же было, что девчонка ему понравится! Но Эду нужен был помощник, человек, которому он мог бы довериться в таком опасном деле, как похищение матери с ребёнком, а Николас хорошо разбирался в подобных грязных делишках. Более того, Эд подозревал, что девушка может поразить романтичного Николаса настолько, чтобы тот согласился пойти на ещё одно убийство, если бы это потребовалось. Но теперь эта вот влюблённость могла сыграть против Эдварда. Как тут избавишься от Даны, если почти каждый его брат тайно (или не очень тайно) возжелал её? И теперь они скорее попытаются похитить её, переманить на свою сторону, соблазнить, чем позволят навредить ей. Все, кроме Ярослава. Он — последняя надежда Эда.              Сам Яр, к сожалению или счастью для Даны, ещё не подозревал о том, какую роль может сыграть во всей этой истории. Чтобы строить такие коварные планы, требовался холодный и расчётливый ум, а сознание в ту ночь Ярослава было отравлено ревностью и злостью.       Едва Отец с девчонкой поднялись наверх, Ярослав тут же выбежал из дома. Находиться там он больше не мог. Кроме очевидно плохого самочувствия, его буквально разрывало от чувств, и разумнее было провести остаток этой ночи в одиночестве и холоде, чтобы уж точно не натворить ничего такого, о чём бы пришлось жалеть.       Старинный и прекрасный дом Отца прекрасно сохранился. Благодаря махинациям самих вампиров и приближенных к ним людям его постоянно покупали и продавали, но истинным хозяином всегда оставался Давид. Старый лес, окружавший дом, сохранял их семейные тайны, и мало кто из местных жителей набирался храбрости, чтобы забрести сюда. И всё-таки слуг они как-то находили: молчаливых и понятливых людей привозили из других регионов, щедро компенсируя все неудобства. Поэтому Ярослав не боялся, что его ярость будет замечена простыми смертными — вокруг не было ни души. Чёрный лес будто замер в эту холодную и пасмурную ночь. На небо наползли облака — на следующий день обещали снег, а пока в воздухе только ощутимо нарастал первый настоящий мороз. Но даже его не хватало, чтобы остудить горячую кровь молодого вампира.       Ненависть и страсть гнали Яра всё дальше вглубь леса, к оврагам и кустарникам, в какие-то совсем уж дикие места. Он был дитём города, даже на охоту никогда не выбирался, всегда любил комфорт и благоустройство, но сейчас в нём проснулось что-то такое животное и первобытное, что Яр вполне бы мог забиться куда-то в темноту берлоги, чтобы переждать эту бурю внутри.       Почему он так болезненно воспринял это? Только ли потому, что у Отца появился новый ребёнок? Что ж, этого стоило ожидать. Наверное, стоило, но Ярослав не ожидал! Почему-то он был уверен, что Давид больше не решится на нового сына. Их и так слишком много! Объективно, их семья была самой большой, если считать только вампиров второго ранга. Остальные кланы наплодили слабых вампиров третьего ранга, пытаясь противостоять им, но это, конечно же, было глупостью. Пока жив Давид — никто с ними не сравнится. О его коварстве и жестокости ходили слухи. Только слухи, потому что прямо говорить об этом боялись, да и не вязался образ прекрасного утончённого аристократа с теми зверствами, что он себе позволял в прошлом. Лучше было молчать и даже не перешёптываться об этом, чтобы не прогневить его, потому что вампиры, посмевшие выступить против Давида, всё равно исчезали, или же их семьи вырезались под корень, но так, что даже Старейшинам не удавалось выйти на виновника.       Давида боялись, и лишь только их семья знала, что Отец всё же слабеет. Тёмные столетия жизни давали о себе знать, и в последние годы Давид ушёл от многих дел, посвятив себя науке и медицине. И это было странным для многих. И особенно странным было то, что он брался выхаживать вампиров и второго, и третьего ранга, казалось, что даже бескорыстно, но Яр подслушал как-то, что Давид требовал клятву крови от вампира, который привёз ему своего раненного сына. И такую же клятву должен был дать и спасённый вампир, клятву, обозначавшую, что они никогда не выступят против Давида, что бы ни случилось.       Такую же клятву вынуждены были дать и все братья сегодня! Клятву, связывающую Ярославу руки. Отныне он не мог даже попытаться убить девчонку! Потому что она была его сестрой, любимицей Давида. И их королевой!       Последнее слово ударило Ярослава в висок и заставило остановиться. Измождённый долгим бегом, парень привалился лбом к шершавому чёрному стволу старого дуба. Нужно собраться с мыслями, потому что в голове была полнейшая каша. Что ж, этого и следовало ожидать: Эд застал его в ужасном состоянии. Ярослав ушёл в запой сразу же, едва вернулся из дома Отца, и не собирался из него пока выходить. Всё утонуло в тошнотворных волнах алкоголя и бесконечного похмелья, и даже Тимофей, постоянно испуганный и молчаливый, будто пропал из поля зрения Ярослава. Яр даже не думал о нём, и так понятно, что мальчишка никуда не денется. Впрочем, как и Дана. И постоянная мысль о девчонке никак не хотела тонуть в литрах крепких ядовитых напитков.       Дана. Сколько дней и ночей он думал о ней! Сначала с досадой, как об ошибке, которую ещё можно исправить, потом с любопытством, ведь не зря же Отец с ней так возится, значит, должно быть и в ней что-то интересное, а потом и с ненавистью. И вот последнее чувство больше никуда не делось — Отец своим рыком, оскалом и ударом вколотил его в спинной мозг сыну, и вырвать его оттуда было невозможно. Но теперь к этому постоянно ноющему и грызущему ощущению, что Ярослава предали и выбросили, прибавились ещё и ревность, и зависть, и для них были объективные причины. Отец любил свою дочь, любил так, как никого из них! И это было страшно, потому что непонятно. Бессонные дни и ночи дежурств Яр всё пытался разгадать её тайну и не мог.       И только вечер знакомства расставил всё на свои места. Дана была роскошной! Дана была удивительной! Дана была под стать Отцу, и Ярослав понял, что таких прекрасных женщин он ещё не встречал! Ни среди людей, ни среди вампиров. И это ещё больше сбило его с толку, потому что он видел ту девчонку в подворотне, а потом и на больничной койке. И видел её фото в соцсетях. Обычная девчонка! Молодая, и поэтому естественно красивая в своей свежести, с озорным блеском в глазах, на каких-то фото грустная или задумчивая, но уж явно не королева Подлунного мира! Простая человеческая девчонка!       Весь вечер Ярослав не сводил с неё глаз: всё пытался понять, что именно изменилось в её лице или фигуре? Ничего такого: та же форма лица, и носа, и губ, тот же разрез и цвет глаз. Возможно, чуть изменилось тело: Дана будто созрела, налилась, превратилась из девчонки в молодую женщину, но это могли бы сделать и лишние пять килограмм веса. И всё же это была не она! Ярослав смотрел на неё и не узнавал! И всё думал, что ещё не протрезвел, потому что перед ним то сидела такая соблазнительная женщина, что становилось горячо в паху, то вдруг проскальзывала та самая ненавистная девчонка, улыбавшаяся с фотографий. Возможно, превращение прошло не до конца, и какие-то остатки человеческого в ней ещё были, но Отец торопился представить всем Дану как королеву, и девушка очень старалась не разочаровать его.       И не разочаровала братьев. Едва Отец вынес захмелевшую девушку в сад, в зале зашептались, продолжая петь оды её красоте и удивляясь безрассудству затеи Отца. Королева? Разве такое возможно? Само появление дочери их удивило и взбудоражило, так что они догадались, что Давид завёл себе не дочь, а любовницу, возможно, даже жену, но сделать её главной наследницей? Дальше развивать мысль было опасным, поэтому все снова возвращались к её красоте.       Что ж, с этим сложно было спорить. Разве может хоть один из них конкурировать с ней? Кто-то из братьев слишком выразительно посмотрел на Ярослава — самого юного и смазливого из них, но промолчал: да, младший всё ещё жил с Отцом, но ведь сам Давид уже давно с ним не спал. И только тогда Яр понял, что происходило что-то странное. Если у Отца под боком была такая красивая молодая женщина, которой залюбовался даже Яр, то зачем же Давид пригласил его тогда в спальню? От слишком сладких воспоминай стало душно и тошно, и Ярослав не выдержал — именно это и стало последней каплей и толчком к позорному бегству. Коктейль чувств стал слишком острым и пьянящим: страсть, любовь, ревность и ненависть травили душу сильнее, чем настойки на ядовитых растениях.       Впервые Ярослав позволил себе подумать, что Отец его предал. Им просто воспользовались, его соблазнили, растеребили старую рану и оставили истекать кровью ревности. Всё это показалось ему слишком подлым и грязным! Ведь если Давид так сильно любит Дану, что готов сделать её наследницей, то почему снова спал с Яром? И почему пил его кровь?       Больно, невыносимо больно было даже думать об этом! Это предательство, это измена, это жестокая насмешка! И всё же Яр знал, что стоит Давиду снова появиться перед ним, снова пригласить в чёрную спальню, да даже просто поманить за собой, и он не выдержит: всё простит и обо всём забудет.       От обиды сжало горло, и Ярослав уже готов был разрыдаться, но за спиной зашелестели прелые и уже подмороженные листья — кто-то на них наступил. Яр сделал усилие и подавил слёзы, но челюсти всё ещё были зажаты. Вампир повернулся медленно и бесшумно — он всегда был готов атаковать или защищаться, хоть сейчас и не чувствовал опасности. И не зря: среди чёрных силуэтов деревьев стоял Тим, уставший от долгого бега.       — Следишь за мной? — процедил Яр, отводя взгляд. Этот мальчишка слишком давно с ним, поэтому хорошо его знает, так что сразу поймёт, что Яр едва сдерживает горькие слёзы.       — Прости, я не мог оставить тебя одного, — ещё задыхаясь после изнурительного бега, сказал Тим.       — Без тебя бы справился, — фыркнул Яр, отворачиваясь. — Если бы тебя увидел Отец…       — То ничего бы не было, — перебил Тим, и это удивило Ярослава. — Ему сейчас не до меня. Как всё прошло?       — А ты как думаешь?       Тимофей его злил. Злил сейчас самим своим существованием, хоть в глубине души Яр был рад, что он пришёл. Было приятно думать, что он кому-то нужен, что кто-то бежал за ним сквозь лес и морозную ночь, чтобы просто спросить, как всё прошло. Но всё же Ярослав опасался, что Тимофей может увидеть его слабость, понять, как он оскорблён, как он уязвим и беспомощен.       Тим всё это понимал, но молчал. Слишком хорошо он знал своего вспыльчивого любовника! Ярослав растоптан, уже столько дней он никак не мог собраться, с каждым днём всё больше впадая во тьму отчаяния. И в такие моменты Тим боялся даже заговаривать с ним. Но в эту ночь он решил неотступно следить за Яром, потому что знал, как сильно Яр не был готов к этому вечеру! Все эти три недели Тим бесконечно корил себя за ту глупую выходку, которая сломала их счастливую и беззаботную жизнь! И невозможно было ничего вернуть! Только попытаться научиться жить в новых обстоятельствах. Именно поэтому парень провёл полночи в парке под окнами дома Давида, тревожно прислушиваясь к малейшему шороху. Конечно же, Давид знал, что у него под окнами вертится мальчишка, хоть Тим и поспешил спрятаться за дерево, едва старый вампир вынес свою красавицу-дочь в сад. А Давид будто и не собирался её прятать, будто был и не против того, чтобы даже Тим увидел Дану.       — Пойдём домой, — выдохнул Тимофей, медленно подходя к Ярославу.       Тот всё ещё стоял к нему спиной, с высоко поднятой головой, и всё в его позе говорило о том, что он ещё слишком поражён и уязвлён.       — Куда домой? В очередной отель? — фыркнул Яр, и его голос сочился ядом обиды.       — Я нашёл неплохой дом. Он немного в глуши, зато нам не помешают.       Слишком ласковый тон, но спокойный и нежный — Яр так хотел злиться на Тимофея, но не мог! Его сын любил его так же, как и он любил Давида! И это ранило Яра ещё больше! Разве можно причинять боль человеку, который так тебя любит, для которого ты — единственный смысл жизни? И пусть в этом есть большая доля магии крови, но есть и настоящие чувства, и болезненная привязанность.       — Не подходи! — рыкнул Яр, ещё не готовый к близости, но быстро добавил: — Пока. Мне нужно время.       Тим его не слушал или не слышал: потому что просто подошёл сзади к Яру и обнял его за талию, прижимаясь щекой к напряженной спине.       — Я знаю, нам всем нужно время. Пойдём со мной, нет смысла здесь мёрзнуть.       Яр фыркнул нетерпеливо, как молодой жеребец, но отбрыкиваться от объятий не стал. Тим был его слабостью и знал, как его успокоить. Беззащитный и ласковый тон всегда смягчал его сердце, но такое работало только с Тимом. Яр встретил его, когда тот попытался обчистить ему карманы. Голодный, тощий беспризорник с огромными глазами, настолько отчаявшийся, что он даже не понял, на кого натолкнулся. Тимофей был ещё подростком, даже мальчишкой, и Ярослав, избалованный вниманием мужчин и женщин, даже не думал его соблазнять. Он просто взял его своим «мальчишкой на побегушках», кормил, одевал, следил за его здоровьем и безопасностью, и сам не понял, как прикипел к нему. А Тимофей буквально заглядывал ему в рот, следовал за ним неотступно, совершенно не боясь вампиров и даже Отца, потому что ему нечего было терять. В жизни Тима не было ничего, а потом появился Ярослав и стал центром его вселенной. И теперь Тимофею было невыносимо видеть, как страдает любимый человек.       — Стоя в лесу, мы ничего не сможем исправить.       — Мы и так ничего не сможем исправить, — очень тихим севшим голосом сказал Ярослав. — Ты бы её видел! Я не понимаю, как он это сделал! Но теперь нет смысла надеяться, что она не переживёт рост зубов или церемонию первого укуса — Отец всё для неё сделает.       «Даже скормит меня ей, если потребуется!» — подумал Ярослав, прикрывая глаза от усталости и разочарования.       — Я видел её.       — Да не тогда! — вспыхнул Яр, не давая Тимофею договорить. — Сейчас! Она действительно переродилась!       — Я видел её, — едва-едва перебирая пальцами, Тим поглаживал грудь Яра, будто пытаясь снять боль с его сердца. — Видел, когда Давид вынес её на руках. Ты всё ещё настроен с ней бороться?       Вопрос был серьёзным, и Яр и сам не знал на него ответа.       — Мне теперь нельзя — я дал клятву защищать её. Если я попытаюсь что-то сделать своими руками — я тут же умру.       Звучало это странно и дико, но Ярослав не хотел проверять механизм действия клятвы на себе.       — А если чужими? — почти прошептал Тимофей, крепче прижимаясь к спине Яра и будто замирая.       — Тим, если я даю эту клятву — то и весь мой род её даёт.       Глупый мальчишка! Ярослав не был уверен, что смог бы убить её сам, своими руками, даже до церемонии первого укуса, а тут такие дерзкие мечты! Видимо, Тим всё-таки недостаточно хорошо рассмотрел Дану, раз не понял, что это не его уровень.       — Но есть же другие вампиры?       Мысль была шальной, и именно поэтому никогда бы не пришла в голову Ярославу. Ну невозможно было даже подумать о таком! Это было безрассудно, это было опасно! Да и рано было даже думать о таком: ведь Давид будет неотступно следить за ней, сейчас он почти не оставляет её одну и будет ревновать ко всем, даже к братьям. А чтобы допустить к ней других вампиров? Ну уж нет! И всё же…       — Забудь об этом. И никогда такого не говори! — выдохнул Яр, поворачиваясь к Тиму и перехватывая его лицо в ладони, чтобы заглянуть в глаза. — И больше не приходи сюда — Отец всё ещё не простил тебя, да и Дане лучше тебя не видеть.       Тим слушал его заворожённо и удивлённо. Что произошло, что Ярослав так быстро отказался от своих планов? Что-то щёлкнуло в нём, мгновенно поменяв настроение, и перед Тимофеем теперь стоял будто очнувшийся Ярослав. Он улыбнулся, быстро и нежно поцеловал Тима и спросил:       — Так куда ты меня звал?