Их история

      А Серёжа никогда и никого не любил больше. Заветного чуда не случилось, звёзды не сошлись. Мёртвые не воскресли. Вес бокала с шампанским вообще в руке не ощущается и, кажется, если уронить его, падение будет бесшумным, медленным, как в дешёвом кино. Их история сама походила на плохо прописанную трагикомедию. Будто кто-то решил резко оборвать концовку без объяснений и развязки; но ощущалось всё далеко не как в книгах. Мир не теряет свои краски, он как раз остаётся на месте, Земля не прекращает своё вращение. И это бесит больше всего остального. Бесит, что всё движется, а ты пытаешься бежать за миром, который не изменился. Просто всё вокруг смысл теряет и пресным становится. Но главная его специя, главный смысл не придёт. От этого даже голова кружится.       Их история начиналась несуразно и глупо, будто и правда по чьему-то судьбоносному сценарию, и Серёжа бы в это поверил, если бы не отрицание всех божественных деятелей судьбы. Он отлично помнил первую драку. Вася, парень из соседней комнаты, был довольно агрессивным с самого появления Серёжи здесь, но в свои пятнадцать разбушевался не на шутку. Гормоны вместо мозга, сворованная банка пива, смелости полные штаны и нескладного Разумовского загоняли в угол. За что били не ясно до сих пор, но факт оставался фактом. А потом появляется он: как герой в фильме в самый нужный момент, и тут Серёжа замирает, даже дыхание задерживает. Всё кончается быстро, у Олега губа разбита и штаны порваны, но на худом лице улыбка сама собой расплывается. Он подходит ближе осторожно, пугать не хочет, но получается плохо. — Воспитатели ругать будут, — всё, что может выдавить из себя напуганный Серёжа. Он плохо понимает, что ему нужно делать: падать в пол и благодарить неожиданного спасителя, или надеяться, что самого его не ждёт подобная расправа. Голубые глаза смотрят восторженно, с помесью страха, да так, что, кажется, утонуть можно. К Олегу приходит осознание: он влип не на шутку.       В следующий раз это происходит в семнадцать. Серёжа безапелляционно хватает Волкова и тащит смотреть на Атлантов, не желая и слушать о том, что они всё это видели тысячу раз. Разумовский у себя какие-то зарисовки делает, что-то очень активно рассказывает, пока Олег копается в его волосах и старается не потерять смысл повествования. Серёжа весь из себя умный, школу с золотой медалью заканчивает, гордость учителей – Олег иногда не понимает, почему это всё произошло именно с ним (он не знает, что такого сделали его предки). Ведь на Серёжу (по-иному язык не повернётся его назвать) только смотреть можно, руками не трогать, слишком уж он похож на любимые экспонаты в музеях. Он весь будто из мрамора высечен, тонкий и хрупкий, только коснись – рассыплется, убежит и исчезнет. Сам Разумовский такого отношения к себе не приемлет. Сколько раз он пытался объяснить Волкову, что он не маленький — Я и сам могу сходить, успокойся, — что не растает он, не пропадёт — Прекрати ты, Олег, я под солнцем не плавлюсь, — и вообще справится сам — Да достану я эти макароны, хватит. В общем, показывал всем своим видом, как ему это нравится. — Эй, Земля вызывает Волкова Олега на важный разговор о творчестве Рембрандта, — Серёжа приподнимает голову с удобных коленей, чуть жмуриться от яркого солнца и щёлкает Олега по носу. Волков ловит себя на желании поцеловать чужие покусанные губы, просто мягко коснуться, но резко отворачивает голову и бормочет, что никаких Рембрандтов не знает, на что получает ещё большее возмущение. Серёжа тут что, зря просветительской деятельностью занимается?       Потом накрывает на выпускной: Разумовский и взгляда отвести не может от Олега, который кружится в вальсе с какой-то девчонкой из параллели. Внутри едкая ревность разливается, на ухо гадости нашёптывает, начинает поедать молодое сердце, несмотря на то, что Олег тут совершенно не при чём, их просто так поставили, вальс должен закончиться через несколько минут, да и не к кому ревновать. Мозг в этом случае оказался бессилен и легко передал свои полномочия жгучей собственности. Серёжа чувствует чью-то тяжёлую руку на плече. — А ведь он точно с кем-то мутит, — Разумовский резко оборачивается, но никого не находит. Мимо с громким карканьем пролетает ворон. Когда Серёжа возвращает свой взгляд на импровизированный танцпол, парочки уже нет. Он нервно водит глазами, пытаясь найти Олега, и предчувствует наступающую панику. В голове легко вырисовываются не самые благочестивые сцены с участием Волкова и этой самой девчонки. Воздух в горле спирает. Глаза покрываются тёмной дымкой. Здесь слишком жарко. — Эй, Серёж, всё хорошо? — Олег появляется чуть ли не из воздуха, осторожно придерживает Разумовского со спины и воду к сухим губам подносит. Кажется, он слишком утомился за сегодня. — Да-да, всё прекрасно, — Серёжа снова уверенно стоит на ногах и старается губы растянуть в улыбку, но получается так вымученно, что Волков лишь кивает утвердительно и уводит его в ближайший пустующий кабинет. — Так, что случилось? — Олег знает его как облупленного, смотрит своими глазами пронзительными и ждёт правдивого ответа.       Серёжа молчит долго. Он отворачивается, в окно смотрит на разукрашенный огнями двор школы, но чувствует, как тяжёлый взгляд скользит по лицу. Волков может ждать хоть до скончания веков, это Серёжа знает хорошо. Ещё он знает, что ни один секрет у него скрыть от Олега не получится, потому вздыхает тяжело и наконец в эти тёмные омуты ныряет. Забывает всё, что собирался сказать. — Ты же меня не бросишь? — получается совершенно по-детски, сдавленно, на уровне крика о помощи. Волков тут же смягчается, чуть мнётся, но отвечает уверенно. — Конечно нет, с чего ты взял, что я могу? — Серёжа в ответ лишь утвердительно кивает, что-то для себя решив, и целует. Резко и неожиданно, хуже, чем хотелось бы, но Олегу и этого хватит. Разумовский когда-нибудь его с ума сведёт, честное слово. — Обещаешь? — Обещаю.       Серёжа смотрит на него как на предателя. Они учатся в чёртовом вузе всего год, как Олег сокрушает его новостью о собственном уходе в армию. Серёженька мальчик неглупый, до него доходит быстро, а лучше бы наоборот. Ему буквально говорят, пока Серёженька, я тут через два месяца оставлю тебя на неопределённый период одного, но ты же нормально, да? Вид его, вероятно, был совершенно ужасным, так как Волков опускается перед ним на корточки и гладит по плечу. — Серёж, всё хорошо, это не надолго, честно, — вот и всё. Просто так, недолго он.       Следующее его воспоминание — злосчастные бумажки. Они до сих пор в столе рабочем пылятся, как вечное напоминание. Напоминание его собственного краха, безоговорочного проигрыша. Он умер в тот день, прекратил своё существование и остался вечной тенью от Гамлета. Спектакль окончен, гасите свечи.       Сильная рука вынимает бокал из его рук и Серёжа снова этого взгляд чувствует. Точно как тогда, много лет назад, Олег стоит перед ним и смотрит. Едко, пронзительно так, что на душе отвратно становится. Он всё знает. Знает, что перед ним не Олег, знает, что мираж перед ним — плохая копия, лишь внешне проходящая на оригинал. Всё знает, но просит остаться. На коленях перед ним ползает, умоляет не уходить, не оставлять, не убивать никого. Олег не слушает.       А потом перелом случается. Разумовскому самому интересно было насколько его хватит. Выдержка у него не очень, как оказалось. В пустынном городе он — знаменитость первого плана, кумир миллионов. Этой популярностью бы насладиться сполна, но не выходит. Ничего не получается. Он, как принцесса, сейчас в белых стенах чёртовой клиники, дракон его из угла с едкой ухмылкой подглядывает, а принц его? Да нет принца. Спасти его некому. — Чего ты невесёлый такой, дорогой? — убийца, жертва, свидетель — Серёжа в своих званиях запутался. Он давится от очередного едкого комментария своего мучителя и шепчет в ответ что-то почти неразборчивое.       Когда дверь резко открывается, он даже не оборачивается. Как-то плевать стало, кто и когда к нему врывается. Какова разница: вколют тебе нейролептики или убьют, если всё будет так же? Серёжа голову медленно поворачивает и хмыкает совершенно спокойно. — Опять ты? — он смотрит в тёмный угол, но Птицы там не видит. — От меня так легко не отделаешься, Серый, — тёплые губы касаются лба. Вокруг звучат сирены, начинают сбегаться люди. — Давай быстрее, Дим, они идут.       Дальше Разумовский смотрит безучастно и старается идти быстрее за Олегом. Остаётся лишь молиться, что он его не выдумал. А так, Серёжа больше никого и никогда не любил.