Делирий

- Ты помнишь, что произошло? Постарайся вспомнить. Открываешь глаза на берегу моря. Открываешь глаза в тюремной камере. Открываешь глаза, и с неба сыплются розовые лепестки сакуры. Перемещаться во времени и пространстве кажется обычным делом. Тик-так. Тик-так. Настенные часы сообщают о приближении двух часов дня. Светло. Свет режет глаза, и он зажмуривается. - Итадори, дорогой мой, я не причиню тебе вреда. Сконцентрируйся, пожалуйста. Бам! Взрыв. Небесная пленка только что была серой на цвет, но вот теперь она – грязно-коричневая кашица. «Выше нос, дорогой мой!». Он дышит переваренной овсянкой с шоколадной крошкой. - Да. Вы что-то хотели? В комнате тихо. Мерный лампочный свет ползет по столешнице. Свет от люстры по потолку. Можно ли назвать его люстричным? Похоже на устрицы. Точно, устричный соус. - Мне нужно знать всё, что ты помнишь. Твои воспоминания. Ах, воспоминания. За окном небо очень голубое. Такое светлое-светлое. Как ежевичное молоко. Итадори встает и подходит к оконной раме. Хватается пятью пальцами за ручку. Женщина в белом халате снова что-то помечает в журнале. - Что ты делаешь? - Хочу пить. Молоко. - Юджи, это больница. Здесь нет молока. Сядь, я дам тебе воды. - Но оно там, – он указывает на небо, и палец упирается в стекло. Он удивлен. Как же так? Оно же прямо здесь, под рукой. - Можно открыть? - Нет. Пойдем. Женские пальцы ложатся к нему на плечо и провожают его до дивана. Мягкая поверхность, но липнет к коже. Женские пальцы исчезают и через полминуты протягивают ему пластиковый стаканчик. Он смотрит на воду. Пустота. Он делает глоток, но это не то. Это не то, что он хотел. Он хочет отдать стакан, но женские пальцы снова исчезли. Эта вода обременяет его, оставаясь в его руках. Он зажимает стакан между коленей не думая о том, что содержимое может пролиться. Он слышит женский вздох и поднимает взгляд, когда колени и ступни приближаются к нему. Он видит её раздраженное лицо. Он боится и отводит взгляд, вода проливается. Ему протягивают салфетку. Сожалеющий взгляд. - Вернемся к нашему разговору. Открываешь глаза и вокруг белоснежные коридоры. Пахнет хлоркой и чем-то пугающим. Многое произошло в тот день. Итадори открыл глаза и дышал переваренной кашей. Комочки застревали в носоглотке. Пепельный смог, туман, много пепла, запах крови и ощущение страха. Светлая кожа. Темные, почти черно-синие волосы. Светлая кожа. Он помнит её именно такой – цвет фарфора, опоясывающий человека. Даже слой пепла и пыли не изменят её белизны. - Что тебе говорит имя Фушигуро Мегуми? - Фушигуро… Мегуми? – Произнесенное её голосом это имя словно обесцвечивается. Обесценивается. Ему необходимо было повторить это. Необходимо, но он не знает, почему. – Кто это? Снова женский вздох. Разочарованный. Ему нет необходимости смотреть на неё, чтобы понять, какой он. Рыбья пасть сомкнулась, и в глотке лишь пустота. И намокшие колени. - Так. Ладно. А Ремен Сукуна? - Сукуна… я… Он ощущает пустоту с привкусом соли на своих щеках. Океан. Голова падает на колени, перед глазами ладони, чтобы не вляпаться ещё больше, по полной. Хотя куда уж больше? Пустота полноправно царствует. Он открыл глаза и очутился в школе. Зеленую доску царапают красные червяки. Белый мел закончился. Хоть где-то недостает белого. - Что тебя связывает с этим человеком? Он не человек. Открываешь глаза и видишь журнальный столик. Дома Итадори чувствовал себя особенно уязвимо. Если он оказался дома, значит случилась беда. Обои малинового цвета. Итадори зажмурился, чтобы снова открыть глаза в другом месте. Он открыл глаза, и он всё ещё был дома. Чужая ладонь в его собственной. Он шепчет: «Мегуми», и кладет голову Фушигуро на плечо. - Я не знаю, кто это. Он поднимает взгляд и смотрит в разочарованные женские глаза. Он позволяет ей отследить осознанность происходящего в своих, чтобы она поверила. Он замечает её и пользуется этим. Хищная акула трансформируется в глубоководную миногу. Она высасывает его мозги вместе с мыслями. - Твой дом сгорел. Необходимо узнать, кто был инициатором поджога. Этого, и многих других. Ты же поможешь мне? - Что случилось с Мегуми? – слова сами срываются, он не может их остановить. Закорючки на бумаге, они обретают плоть хищных коршунов, срываясь с его языка. Она вопросительно ведет бровью, и он видит пиявок у неё в слюне, когда её губы размыкаются в полуулыбке. Он закрывает глаза и притягивает колени к груди, не позаботившись снять обувь. Он прячет лицо в пустоту. Его мозги высасывают, не хватало ещё, чтобы высосали кровь. - Давай так. Ты расскажешь мне всю правду о случившемся, а взамен я отвечу на твой вопрос. Нет. Нет. Нет. Слишком много условий. Хватит с него условий. Хватит с него пустоты. Хватит. Хватит. Хватит. Итадори закрывает глаза. Итадори засыпает. Она видит, как его взгляд мутнеет, а позже мрачнеет. Теперь он осмысленный на все сто процентов. Теперь он другой человек. Сукуна откидывается на спинку дивана, закидывает ногу на ногу и смотрит с вызовом. - Если вы расскажите ему правду, я убью вас. - Тц. Опять ты. Не смей угрожать мне. - Да? И что вы мне сделаете? Сколько скрытых камер я насчитал в прошлый раз? Три? Как я посмотрю, ничего не изменилось за полчаса. - Дай мне поговорить с ним, – она смотрит грозно, но Сукуна знает, что это – всего лишь оборонительная позиция. Он здесь хищник. Она – рыбка-дори. - Не стоит лишних слов. Я не дам вам поговорить с ним. Вы напугали его, мисс. Снова. Такое не прощается. - Я знаю, он всё помнит. Он почти сказал мне. - У него нет права на это. - Почему же? Это у тебя нет права командовать им. - А мне кажется есть. - Дай мне поговорить с ним. - Нет. Поговорите со мной. Ах да, как же я мог забыть. Ведь моё мнение не учитывается в следствии. Как думаете, это случайность, что мир узнал о том, что нас двое, как раз вровень со днем катастрофы? Удивительное совпадение, не так ли? Так как меня официально не существует, Итадори не смогут обвинить, пока не добьются признания от него. - Ты, сволочь! Выпусти его! Ремен ухмыляется, видя такую бурю эмоций на молодом женском лице, вызванную его словами. Аквариумная рыбка. А может, даже, ланцетник. Она понимает, что идет у него на поводу. Ей требуется меньше минуты и один, теперь уже поломанный, карандаш, чтобы вернуть самообладание. Серьезный взгляд Сукуна источает угрозу: - Вы не скажите ему правды о случившемся. - Конечно не скажу. Он сам расскажет мне. Он помнит всё, он помнит даже больше, чем ты можешь себе представить. Истерический смех заполняет комнату. Сукуна – психопат. С ним нельзя мягко. С ним нельзя по-другому. Но она пытается шантажировать его, ввести в заблуждение. Посмотрим: что же может позволить себе аквариумная рыбка в своей стеклянной камере? Свободу? Если долго долбиться об эти стены – расшибешься. Смехотворно. Ремен запрокидывает голову, утыкаясь в потолок взглядом, и закидывает руку на спинку дивана. Расслабленная поза. Скучающая поза. Ей его не победить. Ни за что и никогда не победить. Её раздражает его самоуверенность. Её уже откровенно бесит вся сложившаяся ситуация, но она сдерживается, потому что это в её компетенции. Набирается терпения, чтобы в очередной раз разъяснить всё на пальцах. - Пойми меня правильно, это необходимо. После его признания всё закончится, и мы больше никогда в жизни не встретимся, – она улыбается. Она правда ждет этого. – Итадори признают невиновным по причине невминяемости. Документы уже готовы. Осталось признание, и вас отпустят. Точнее, переведут в психбольницу. Мне необходимо его признание. И тогда дело закроют. - Я уже сказал вам, вы этого не дождетесь. Не в мою смену, и не в его. - Так. Как я посмотрю, ты не хочешь уходить отсюда. Так нравится моя компания? - Никак нет. Просто это ты не можешь понять. Он переходит на «ты», чтобы унизить её. Обвинить в некомпетентности. - Правда? Ну же, расскажи, мне будет интересно узнать, в чем же я не права. - Вы так молоды. Сколько работаете? Пять лет? Семь? А на вид ноль. Сколько отдали за диплом? С родителями повезло, это они оплатили? – Сукуна смотрит в глаза, когда говорит это. - Не зазнавайся. - Тоже могу посоветовать и вам, – Ремен повышает интонацию на последнем слове. Она кривит губы, но не ведется на эту провокацию: - Ближе к делу. Излишне мрачный взгляд Ремен её настораживает. - Если он вспомнит, для нас всё будет кончено. Тюрьма, психбольница – без разницы. Правда убьет его. - Тогда ты должен радоваться. Тело будет в твоем распоряжении. - Вы совсем ничего не смыслите в своей профессии. Не так убьет. Она удивлена. Сейчас она совсем не понимает человека, с которым ведет диалог. Сукуна видит это. Сукуна понимает, что продолжать говорить бессмысленно, но чувствует в себе необходимость разъяснить всё в деталях, быть может тогда она отстанет от Итадори и отправит их в тюремную камеру. А там уж Ремен как-нибудь справится. - Вы хоть знаете, как это произошло? Читали эти кипы бумаг с ходом расследования? Нет, как я посмотрю. А там их не мало, но у вас же нет времени, занимаетесь только тем, что склоняете подростков к самоубийству. Жестокая женщина. И ведь правда, зачем это вам, ведь у вас есть я. Зачем судебному психиатру вдаваться в подробности своего клиента, когда у него есть психопатичное альтер-эго, или я могу назвать себя полноценной личностью по протоколу? Сукуна переводит дыхание. Интонация излишне тверда, и она замечает, как он прячет за этим повышенным тоном нервозность. Быть может у неё есть шанс победить. - Это он устроил пожар. К тому времени он уже догадался о моем существовании, и решил, что если совершит такой же поджог, как и другие, только в своем доме – это освободит его. Он копил силы, поджидал момента. Когда я отвлекся он сделал это. Было больно, было нечем дышать. Я помню, как нас отбросило взрывом на другую сторону комнаты. До сих пор голова болит. Он намеревался убить себя в этом пожаре. Он хотел покончить со всем. - Вот как. И каким же образом тебе удалось спастись? Эта история поразила её. Она всё время считала, что инициатором последнего поджога был Сукуна, а мотивом – месть родителям Итадори, но что-то пошло не так, и в итоге они чуть не сгорели заживо. - Он намеревался сжечь себя заживо, – Ремен повторяет это, словно не верит в правдивость произнесенным им слов. – Глупый вопрос, когда он был при смерти мне удалось снова взять контроль. Я выносливее. - Но почему ты не остановился до того, как он узнал о тебе? Разве ты не знал, что так всё и закончится? Выходит, ты сам желал этой концовки. - Нет. Я не хотел этого. Я не взял в расчет, что он способен на такое влияние. Не думал, что у него хватит сил и решимости. Сукуна чувствует неловкость, говоря об Итадори в третьем лице. Если у кого-то здесь нет души, так это у Ремен. Но как иначе? - Ладно. Теперь всё проясняется. Ты боишься, что когда он вспомнит, снова будет пытаться убить себя? - Я уверен в том, что его желание убить меня в разы больше, чем желание жить. А я жить хочу. - Пусть так. Но остается ещё кое-что, что мне хочется уточнить. Это её последний козырь в рукаве. Она почти уверенна, что это дарует ей победу. Так сильно демонстрируют своё превосходство лишь те, кто боится удара. А значит, она нанесет его. Сломает Сукуна, что тот будет готов пойти хоть на смерть, только бы выйти отсюда. А она закроет это чертово дело. Ремен кивает, позволяя ей говорить. - Тогда что насчет Мегуми Фушигуро? – она делает интонацию на имени, за что получает полный презрения взгляд. Как подло с её стороны. – Ты знал, что это ничем хорошим не кончится. Тогда зачем втянул его? Не смог отпустить? Это так по-человечьи, мой дорогой. Из-за твоего эгоизма теперь неизвестно, очнется ли он. Ремен игнорирует её излишнюю, слащавую неформальность. Он слишком встревожен, чтобы уделять этому внимание. - Нет. Не говорите так. Он точно очнется. У него нет права на смерть. Я не хотел, – голос Сукуна затихает, интонация замедляется. Он наклоняет голову, утыкаясь в пол взглядом. Плечи его подрагивают, ладони сцеплены в замок на коленях – он пытается вернуть себе контроль над ситуацией, но всё безуспешно. Да, она побеждает. Она сможет победить. - Это так беспечно с твоей стороны. Знаешь, я бы на твоем месте позволила ему выбирать свою судьбу собственноручно. Хотя мне в принципе непонятна твоя симпатия. Что в нем такого? Или же ты избрал его на смерть, спланировал всё заранее, ну же, признайся! – она смотрит с вызовом. Плечи человека напротив перестают дрожать, голова безвольно висит на линии шеи. Просыпаешься и видишь журнальный столик. Открываешь глаза и видишь кабинет судебного психиатра. Открываешь глаза и видишь свои ладони, сцепленные в замок. Открываешь глаза и чувствуешь страх. Чувствуешь желание умереть. - О чем вы говорите? – голос Итадори дрожит. – Кого я избрал на смерть? Что я сделал? Где я? Юджи снова притягивает колени к груди и утыкается в них подбородком. Закрывает глаза и покачивается вперед-назад. Настенные часы поедают цифру четыре. Тик-так. Тик-так. Акула убийца ждет его. Поджидает в двух метрах. - Итадори, прости меня. Я… - Вы говорили с ним? – голос Юджи дрожит. – Я знаю, прошло два часа. Что он вам сказал? Она смотрит на его загнанный взгляд, взгляд ребенка, взгляд человека, которому не за чем жить, и ей, отчего-то, становится очень жаль его. Сочувствие хлещет во все стороны и Итадори задыхается в нем, оно душит его, пиявки вползают в его легкие и он теряет возможность дышать равномерно и размеренно. Они забиваются в горло, текут по трахее, чтобы выжрать все насыщенные кислородом эритроциты. Она правда сможет сделать это? Будет ли она столь милосердна, чтобы дать ему то, что он хочет – смерть? - Я не могу сказать тебе. Врачебная тайна. Как же она слаба. Женщина-кошка, чей хвост покусал серый волк. Оправдывает свой промах врачебной тайной. - На сегодня хватит. Поговорим в другой раз. Она подходит к нему, женские пальцы смыкаются на его предплечье, ему всё ещё нечем дышать, пиявки пережевывают его трахею. Пальцы поднимают его с дивана, выводят из комнаты в бесконечное белое. Комнаты, комнаты, комнаты. Двери, двери, двери. Всё белое. Его снова оставляют одного. Итадори опускается на застеленную белым кровать. И как понимать это? Ей нужно было поговорить, она так хотела что-то от него узнать, а теперь отпускает его? Как после этого верить миру? Итадори садится на застеленную белым кровать. Облокачивается на такую же белую стену. Жестко. Закрываешь глаза и оказываешься в огне. Вокруг всё полыхает. Он должен умереть. Он должен… - Мегуми! Юджи распахивает глаза. Нужно найти Мегуми. Воспоминания возвращаются, приобретают четкость, должно быть ей удалось сделать что-то за те два часа пока он спал в кабинете, что ослабило влияние Сукуна. Сознание приобретает ясность. Итадори встает с кровати, подходит к двери и выглядывает наружу. Что-то подсказывает ему, что Фушигуро где-то рядом. Что он бы не смог просто так бросить его. Юджи делает шаг вперед, больничная комната выплевывает его. Пиявки выели почти все его легкие, но он пытается дышать ровно, чтобы не выдать себя. Он благодарен ей за возможность мыслить трезво. Он не потратит впустую этот шанс. Открываешь глаза и видишь белоснежные коридоры. На посту стоит медсестра, и Юджи не подходит к ней, чтобы узнать. Он знает, что ему ничего не скажут. Стены кричат ему, что он дурак. Стены кричат ему, что он проиграл. Стены ругают его за то, что он жив, но он не слушает их. Сейчас он должен жить. Итадори идет в противоположную сторону от поста медсестры, заглядывая в каждую палату. Никого. Точно, на этом этаже ведь психбольные. Мегуми не такой. Мегуми идеален. Юджи добирается до лестницы и спускается на этаж ниже. Заперто. Поднимается на два этажа выше. Дверь с щелчком отрывается, и он заглядывает внутрь очередного коридора с тихо шепчущими оскорбления стенами. Просыпаешься и идешь вперед. Юджи ногой дотрагивается до покрытого слоем хлорки коридорного пола и делает шаг вперед. Много людей. От этого количества кружится голова. Он изо всех сил держит глаза открытыми. Ещё немного, осталось совсем чуть-чуть. Газовый болон. Спички. Бензин. Всё разложено перед ним, перед его трясущимися руками. Он один. Наконец-то один. Это его шанс. Он не слышит, как открывается дверь, и кто-то заходит внутрь. Всё разложено возле лестницы, в самом центре дома, чтобы снести все три этажа, чтобы на всё хватило. Подожженная спичка выскальзывает, пальцы не слушаются, бензиновый бак горит. Взрывом его отбрасывает к противоположной стене ровно в тот момент, когда он понимает, что он наделал. Кого убивает вместе с собой. Итадори открывает глаза и дышит сгоревшей кашей, дышит кровью, не дышит, смотрит на Мегуми, на то, как тот возвышается над пепелищем со своей фарфоровой кожей, пронизывающим до костей взглядом, и торчащими во все стороны волосами. Он пришел, чтобы спасти, ведь так? Ложные воспоминания сбивают с толку. Открываешь глаза и забываешь. Открываешь глаза и не можешь поверить в то, что совершил. Итадори игнорирует стены. Он стряхивает трясину из моющих средств и хлорки при каждом шаге и почти что не обращает на неё внимание. Он заглядывает в каждую незапертую палату. Он открывает закрытые двери. Больше нет дверей. Для него больше нет дверей. Первая комната, вторая, третья. Свет от потолочных ламп. Солнечный свет из комнатных окон. Осталось три открытых двери. Он поворачивает ручку первой – пусто. Несколько человек в больничных койках. Останавливается перед второй. Медсестра из-за поста подозрительно на него косится, предостерегает от необдуманных поступков. Он поворачивает ручку. Свет. Открываешь глаза и видишь его. Итадори подходит, его ступни, его ноги утопают в полу по колено, пираньи плиток захлопывают свои пасти на его голеностопах. Шаг вперед. И ещё. Он жив. Он спит. Итадори не может спать. Не сейчас. Юджи подходит ближе, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки от Мегуми. Опущенные веки напоминают жемчуг. Итадори подходит вплотную и обхватывает пальцы Фушигуро своими. Тепло. Звуки заднего плана водой разливаются по полу, пираньи поглощаются пустотой. Фарфоровые пальцы подрагивают от его прикосновения, и Итадори осторожно сжимает их крепче. Тихо и трепетно, как будто они могут сломаться, разбиться, как фарфоровая чашка. Разрушение. Ещё один вдох. Открываешь глаза и хочешь жить. Засыпаешь.

***

Кое-что так и осталось неразъясненным. Сукуна отпускает покоящиеся в его ладони пальцы, позволяет своему взгляду задержаться на Мегуми всего на несколько секунд прежде чем он разворачивается и выходит из палаты, выходит в коридор, направляется к лестнице. Доходит до второго этажа. Просит медсестру открыть дверь на первый. Короткая стрелка настенных часов обнимает шестерку. Нормально, он успевает. Он должен за всё ответить. Полиция приезжает через полчаса. Он дожидается их. Он отрекается от себя. - Я, Итадори Юджи, готов дать показания касаемо ситуации о поджогах. Я сделал это в знак протеста, вследствие своих эгоистичных побуждений. Я готов предстать перед судом, где поясню все подробности. Он не делает замечаний по поводу некомпетентности местных врачей, потому что Мегуми жив. Они спасли его, а ему с психиатром просто не повезло. Итадори скажет ему спасибо. Наручники захлопываются на запястьях, маленький металлический ключ прячется в темно-синей форме штатного офицера. Он следует за ним и не противится, когда чужие ладони по-хозяйски запихивают его на заднее сидение. Итадори будет благодарен ему за это, только бы убраться подальше отсюда. - Ваш психиатр свяжется с вами завтра. - Ага. - Нам надо будет ещё раз проверить факт вашей невминяемости. Ремен кивает, утыкаясь лбом в машинное стекло. Вот он – аквариумная рыбка. Сколько не бейся, отсюда не выбраться. Сам этот мир – клетка. Но какой же мотив, спросите вы? Всё просто: необходимость заявить о себе. Сделать это с шумом, с папарацци, обрушить новость своего существования на этот мир и обойтись при этом без жертв. Как же. Через разрушение – а по-другому он не умеет. Никто не учил его, как правильно. Он просто хотел жить, но сейчас он отрекается от этого, отрекается от факта своего существования. Пожалуй, на этом с них хватит.