***
Антон приезжает на съëмки концерта позже всех и влетает в гримëрку взмыленный, с чёлки пот капает на лицо, и у Арсения дыхание перехватывает: он такую картину видит часто, особенно в последнее время, когда после новогодних «Контактов» Шастун перестал скрывать свои чувства вообще от всех — в первую очередь, от самого себя, конечно, а это, кажется, шаровой молнией пролетело над всеми остальными людьми в мире, и теперь с ума от него сходит не только Арс. Антон пожимает руку Диме, кивает Серёже, обнимает Наташу — с Арсением они виделись буквально час назад, да и сам Арс, в целом, адекватный человек и всё понимает: они редко демонстрируют свои отношения даже в кругу друзей, ну, потому что. Они и сами это себе объяснить не могут: все в курсе давно, Дима шутит, что пора бы уже и свадьбу играть, раз открыли границы хотя бы частично, Серёжа подрабатывает у них водителем периодически и в принципе проводит с ними много времени, даже затащил Шастуна на премьеру «Хищников» сюрпризом, чтобы Арса порадовать. Наташа спокойно отдаёт Арсению вещи, в которые одевает Антона для съёмок, чему он и рад, а Стас просто закатывает глаза — каминг-аут ещё не сделали, и уже молодцы. Попов понимает всё, правда, и Антон часто говорит об этом сам, мол, да, ребята знают, но это же не повод всегда и всем показывать, что мы вместе и ебёмся в жопы. Он смешно смущается каждый раз, когда разговор заходит в эту сторону, хотя сам же сыпется на камеру, стоит Арсению только рот открыть, и смотрит умилённо настолько, что не догадался об этих отношениях только идиот — и Ира, но туда Арсения не звали, он и не лезет, довольствуется тем, что дают. Пока. Арс следит за тем, что Антон на себя надевает, бегая глазами по отражению в гримёрном зеркале, и до поры до времени ничего странного или удивительного не замечает: ну джинсы чёрные, ну в облипку, в принципе, ничего нового, ну футболка, кстати, это Арс её Наташе подсунул — хотел потом стащить, потому что сам бы Антона в ней ходить не заставил, а носить вещи, которые Шастуном пахнут, в качестве домашних уже стало привычкой. Он закрывает глаза буквально на секунду, чтобы гримёр обмахнула его кистью ещё разок для верности, и, открывая, забывает, что нужно хоть иногда дышать. — Шаст, прости, а тебе плётку не выдали сегодня? Или ты не в полном образе? Серёжа смеётся, Дима качает головой, но улыбается уголками губ, и Арс им благодарен: кажется, никто не замечает, что он залип, пока Антон в этой своей рубашке (чёрт бы тебя побрал, Наташа, почему ты раньше не сказала?!) пытается не так сильно краснеть ушами. — Десятиминутная готовность, — Оксана заглядывает в гримёрку, осматривает Антона с головы до ног и усмехается, переводя взгляд на Попова, — там полный зал, ребята, вас, как всегда, любят и ждут. Эта фраза и осознание её реальности всегда греют неимоверно и отвлекают от всего остального, но сейчас Арс не может не следить за тем, как Антон садится в кресло, где его тоже подкрашивают, пряча синяки под глазами и следы усталости. Когда рубашка скрывается (для безопасности надетого от случайно осыпавшегося грима) под накидкой, Арс скрывается за шторкой у стилиста. — Наташ, — он тянет последнюю букву шёпотом, зная, что кто-кто, а Конотопская их любит как сыновей и за их отношения переживала больше, чем за свои любимые шмотки, а это уже даёт его факультету сто очков, даже если факультет этот — актёрское мастерство в Омском государственном, — а что это за рубашка? — Да я тебе её тоже сложу после концерта, не переживай, всё равно он второй раз её не наденет же, — она даже голову не поднимает от телефона, прекрасно понимая, что смотреть сейчас на Арсения опасно для здоровья: пусть неровный нервный румянец под слоем грима не видно, но глаза горят и мутнеют одномоментно, и выглядит это странно и тревожно. — Не благодари, опоздаете. В этот момент Шаст уже благодарит гримёра, как обычно это делает, потому что в нём живёт маленький вежливый мальчик, который «Спасибо» говорит через слово и каждые десять минут, а Оксана распахивает дверь и объявляет трёхминутную готовность. Им, как и всегда, рады: Арс всегда перед концертом волнуется — да все они волнуются — но никогда этого старается не показывать, мол, ну что мы, совсем, что ли, но переживания никуда не уходят, конечно. Мир сужается до софита, который практически перекрывает вид зала, но они слышат все аплодисменты, поддерживающие выкрики и общий шум зала, в котором сидят их — страшно подумать — фанаты. Арс знает, что некоторые из них приехали из других городов, просто чтобы знать, что они были на этой съёмке и чувствовали чистую энергию, не через экран компьютера или телефона, а вот так — напрямую. На их концертах в зале всегда висит приятное напряжение, которое рукой можно потрогать, кажется, но сегодня это что-то особенное, и внутри разливается приятное ощущение, что они делают что-то большое и важное для такого количества людей. Концерт идёт гладко, и всё волнение, поначалу сковывающее конечности, отступает, но ровно до того момента, пока Шастун не выдаёт что-то про жену сидящей в зале девушки. Арс не вслушивается, если честно: Стас по большей части разговаривает с залом, и от них ответа никто не ждёт, и это — тот самый момент, когда он косится на Антона и немного залипает снова на том, какой же его любимый человек — такой. Антон тёплый, в нём накоплено — и сейчас достаётся Арсению — столько любви и заботы, что даже представить было бы сложно, не будь это реальностью. И это тепло так хитро переплетается со страстностью Антона, его открытостью к экспериментам, сексуальностью и бесконечным желанием доставлять партнёру удовольствие, что Арсу хочется стонать здесь и сейчас, разглядывая Шастуна в этой уродской (потому что мем «некрасиво мне тоже не нравится» никто не отменял, и Арсений очень понимает твиттерскую часть фандома в такие моменты) рубашке, но — Антон говорит, и это возвращает в реальность. По залу прокатывается удивленный ох, но ребята держатся, потому что для них-то он ничего удивительного не сказал. Другое дело, что о таких вещах они раньше не говорили ни на концертах, ни на интервью, ни на каких-то шоу, и в целом об их отношении к «нетрадиционным» отношениям (Арс смеётся внутрь себя, потому что — кому как, конечно, кому что) информация тщательно раньше фильтровалась, а здесь — у Антона что, сорвало предохранители? К счастью, мысль развиться не успевает: концерт надо доиграть. Шастун ещё пару раз вбрасывает что-то похожее по посылу, но тема, конечно же, не развивается. Зато развивается желание Арсения Антона целовать, потому что такие умные и открытые разговоры у них обычно происходят наедине, когда они обсуждают то, что между ними происходит, и один раз — с ребятами, когда они решили во всём им признаться и объяснить словами через рот, как это бывает и почему. В остальное время Шастун отмалчивается на подобные вбросы и заходы, а сегодня разошёлся, в конце ещё подбадривал Арсения в «Рэп-группе», и, когда первый концерт закончился, у Арса не осталось сил сопротивляться собственным желаниям — и рубашке, которая не давала ему покоя два часа. — Антон! — Арс тянет его за руку в сторону по коридору, пока Дима, Стас и Серёжа закатывают глаза уже вместе: мол, вам чё, правда отдохнуть не хочется? Сейчас вот второй концерт! Но Арс упрямо тянет Шастуна за собой и останавливается только в закутке с щитком ЩС, где Антон снимал его в сторис. — Поцелуй меня? Шаст смеётся, обнимает его за талию, прижимается так близко, что у Арсения трещат, кажется, рёбра, и чмокает в макушку: — И ты ради этого меня сюда притащил? — Антон говорит это, не отрывая губ от головы Арсения, и каждый звук отдаётся вибрацией по телу. — Нам нужно переодеться, поправить грим, было бы неплохо перекусить и немного выдохнуть, а ты притащил меня трахаться? Арс, никакого уважения к артисту, так себе из тебя фанатка, прям неадекватная. Арсений смеётся тоже, утыкаясь в Антонову шею носом, уже прикидывая, как ему будет уютно спать сегодня в той футболке, ворот которой он сейчас тянет зубами вниз. — Арс, правда, не здесь же, — Антон тянет его за волосы на затылке и, поднимая голову, целует в уголок губ, — мы потные, мокрые, уставшие, концерт второй скоро. Я люблю тебя, и вечером поедем куда-нибудь вдвоём, хочешь? — Угу, — Арсений кивает, целует Шастуна и снова прижимается, запуская руки под футболку и цепляясь пальцами за лопатки, царапая спину ниже, — очень хочу и спать буду в этой футболке, уже договорился. Он убирает руки, выворачивается из объятий, показывает Шастуну язык и убегает, смеясь, под Антоново протяжное «Арс» в гримёрку, где их уже и правда ждут.***
Второй концерт проходит так же тепло, душевно и ровно, как и первый, и Антон старается держать себя в руках, хотя, конечно, это и стало практически невозможно после перерыва: он скучает по Арсу, даже если они вылезли из общей постели только сегодня утром, даже если он стоит на расстоянии вытянутой руки, а ещё Арс невозможно красивый и так горит их отношениями, что у Антона не было шанса сопротивляться, он и не смог. Любой другой человек просто не может конкурировать с тем, как Арс отдаётся ему: максимально возможным образом, насколько может позволить их бешеный график и образ жизни, не требуя ни секунды внимания, ни грамма отдачи, и именно поэтому ему так хочется отдавать — любовь, тепло, заботу, страсть. Всё, о чём Антон может думать весь концерт, — что Арс перестал стесняться их отношений хотя бы перед близкими людьми и начал просить у Наташи его вещи, хотя раньше таскал их у самого Антона, практически из-под носа уводил. Возможно, на Арсения так повлияли Ирины летние фотки в его рубашке, но тогда получилось оправдаться: да, мол, живём вместе, но мы давно и мирно разошлись, остались друзьями, а не выносили это на суд общественности, потому что — зачем? Факт наличия у Антона девушки немного разгружает его директ от предложений встретиться «с продолжением» и без (хоть и не окончательно, но), отвлекает внимание (тоже не совсем, но опять же) от неспособности Шастуна и Арсения не смотреть друг на друга, а рубашка… Иногда же надо хоть как-то обозначать «реальность» их отношений? Кому-то этого хватило, но Арс тогда взъелся так, что вернул Антону все стащенные и честно выпрошенные вещи, потому что — «Ире они, видимо, идут больше», и мириться пришлось дольше ожидаемого. Но Антон понимал тогда и понимает сейчас: нервозность Арсения была обоснована стрессом и волнением, потом Арс и сам извинился и, потупив глаза, снова попросил все футболки, рубашки и штаны назад. Шаст вернул ему ту же сумку и на недоумённое «А ты их не разбирал, что ли?» ответил только, что перестирал всё и сложил обратно — знал, что так будет, ну или просто очень этого хотел. Они собираются уезжать, и Арсений уже выстраивает в навигаторе маршрут до Серёжиной квартиры — потому что у Матвиенко какие-то очень важные дела с Женей, конечно же, и не смеяться по этому поводу не получается, — когда Стас удерживает Антона за плечо и просит поехать в офис: «Там ребята хотели вопросы к «Контактам» обсудить, да и по «Командам» поговорить нужно, а то мы сейчас по концертам уедем и не решим нихера до конца апреля», и Шаст только виновато обнимает Арса на прощание, шепчет на ухо, что скоро приедет. Попов кивает, несильно кусает его в плечо и переключается на приложение такси. Антон терпеть не может, когда его планы так безапелляционно нарушают, но спорить со Стасом — себе дороже, и он выруливает с парковки в сторону офиса, периодически поглядывая в телефон, чтобы объехать все пробки и не задержаться на работе дольше нужного. Ему хочется возмутиться, что он, вообще-то, устал как собака и два концерта отработал на пределе возможностей, чтобы «на века», но Шеминов, тоже тот ещё пёс, там тоже был, и предъява резко теряет в актуальности. Он знает, что в офисе, конечно, ему и кофе нальют, и с дивана свалят, чтобы Шастун — селеба — лежал и не выёбывался, но туда ему всё равно не хочется. Он представляет, как они с Арсением с порога начинают целоваться, потому что за закрытой дверью можно всё, и как он медленно бы снимал с Попова эти его джинсы — с ебучими дырками, как будто лето наступило, мать твою, Арсений, хер с ними, с суставами, кожу побереги — и футболку, и как затащил его под душ — просто постоять под струями воды, чтобы смыть хоть и приятный, но сложный, эмоциональный день, а потом… Додумать Антон не успевает, потому что Стас, как чувствует (скорее всего, так и есть, они давно догадывались о его телепатических способностях, иначе некоторые вещи, типа «Трахаться можно» объяснить нельзя никакими адекватными способами), начинает задавать вопросы про новых гостей, есть ли смысл звать кого-то из телика, но не с ТНТ, и, может быть, им нужна интеграция с какими-то чуть более серьёзными форматами. Все эти разговоры выдëргивают Антона из фантазий и окатывают холодной водой, что, в принципе, неплохо — им бы ещё живыми до офиса добраться не помешало. Спустя полчаса Шаст, как и предполагал, растягивается на диване в кабинете, закидывая ноги на подлокотник, пока Макс и Серёжа, перебивая друг друга, рассказывают про формат взаимодействия с аудиторией в соцсетях, перспективы развития «Контактов», и второй Серёжа просто подсовывает ему распечатки с вопросами. Когда в руке вибрирует телефон и на заблокированном экране замирает «Арс. Новое сообщение», Антон даже не думает прерывать обсуждения — и жалеет через пару секунд. Он видит, что фотография уже сейчас из чата пропадет и скриншот сделать нельзя — умный телеграм, сука такая, кто придумал вообще эти исчезающие сообщения, — но шнуровку на голой стройной ноге, каблук, платформу, ремни на голом торсе и свою сегодняшнюю кожаную рубашку он разглядеть успевает. Тотал блэк лук, чтоб его, и Антон сейчас по большей части про Арсову чёрную душонку. — Тох, ты тут? — Макс щёлкает пальцами у него перед лицом, и Антон блокирует телефон, чтобы никто туда не полез — а прецеденты были. — Может, домой поедешь? Толку от тебя сегодня — как от пенсионной реформы, только вредишь. Все ржут, а Антон улыбается уголками губ, хотя сдерживаться ему уже сложно: он тут быть не хочет, а там, где хочет, его уже ждут так сильно, что даже нарушили обещание показать эти чёртовы стрипы только в день эфира «Бой с Гёрлс»: «Потому что так интереснее, Антон, какой простор для фантазии». Арс вообще довольно редко включает суку, но почему-то именно этот вопрос был для него принципиальным, а сегодня вдруг всё резко поменялось, и Антону срочно нужно узнать почему. — Да, поеду, заебался как скотина, — он медленно встаёт, сначала усаживаясь на диван и потягиваясь, и только затем поднимаясь, — завтра к двенадцати приеду, всё обсудим, пока всё норм, но я неадекватен. Ребята ржут, и Антону чудится, что кто-то из них сквозь смех произносит имя Арсения, но — до пизды, в которую они все могут пойти, туда им и дорога с такими приколами — после двух концертов, на которых они все были тоже, ещё работать — ну не ёбнулись. Уже в машине Шаст открывает диалог с Арсением и печатает, что приедет в течение получаса, в ответ получая фото уже в другое зеркало: Арс стоит в ванной, сжимая горло одной рукой, чуть запрокидывая голову. Фотография почти невинная — могла бы быть, если бы не чёртовы ремни портупеи, поверх которых надета рубашка с его плеча — и тела, а значит, она сейчас пахнет и Антоном, и Арсением, и у Шастуна едет крыша: он впервые понимает фетиш Арса на запах. Тот много раз пытался объяснить, что он чувствует, вдыхая запах тела Шаста от его футболок, но только сейчас Антона прошибает осознанием — это про близость. Про допуск другого человека в своё личное пространство даже на расстоянии, возможность показать и ему, и себе, что ты готов быть с ним здесь и сейчас, и ты уже с ним — потому что можешь надеть его вещь. Антон ведёт машину и старается удержать себя в сознании, проваливаясь из него в осознание собственного желания утащить у Арса пару футболок — можно даже этих его дурацких с черепами или батоном, лишь бы они Поповым пахли. Он доезжает до дома Матвиенко, чудом никуда не влетев и никого не убив (на самом деле, он правда старался ехать аккуратно, только иногда выпадая в фантазии), именно в тот момент, когда от Арсения прилетает третье фото — и слава богу, что Антон видит его только сейчас. Он знал, конечно, что Арс растянут — во всех смыслах, и это такой же хуёвый каламбур, как и их секс — с хуями потому что, — но закинутая на стену в шпагате нога, обмотанная чёрным кожаным шнуром, которая, кроме того, обута в каблук и платформу, вышибает из головы последние мозги. Шаст печатает короткое «Иду» и старается не ошибиться этажом, тыкая в кнопку лифта. Ему почему-то очень хочется и не хочется заходить в квартиру: Арс даже через фото сшибает его своей энергетикой с ног, а что же будет, когда они окажутся рядом? Но это и интригует, потому что Попов, по большей части, в их паре — ведомый. Манипулирующий периодически, конечно, но ведомый. Антон стучит в дверь, и она открывается совсем чуть-чуть, а Арс зовёт его: — Антон, иди в комнату, ладно? Я сейчас. Шаст заинтригован — будто были варианты, — но смиренно разувается, снимает верхнюю одежду, проходит в комнату, где они обычно ночуют у Серёжи: в помещении горит только ночник, диван застелен, играет музыка, но он не может угадать трек. Антону не остаётся ничего, кроме смирения и любопытства, поэтому он садится на край дивана, жалея, что не может опереться спиной хотя бы на подлокотник — что-то ему подсказывает, что ему лишняя поддержка сейчас не помешает. Музыка становится чуть громче, и Шастун замечает около ночника колонку — Арс повышает громкость на своём телефоне, и трек становится узнаваем. Выбор интересный, но — Антон смеётся в себя — оправданный, потому что «Siren Song» — это именно то, что ему поёт Арсений сегодня одним своим видом. Арс входит в комнату, покачивая бёдрами, обтянутыми чёрными боксерами, на нём всё та же чёртова рубашка — и Антон проклинает Наташу, которой вообще пришло в голову достать это в каком-то ебучем шоу-руме, — портупея пересекает грудь кожаной полосой, а ноги аккуратно и уверенно ступают, несмотря на высокий каблук. Арсений выглядит как танцовщица в очень дорогом стриптиз-клубе, и Шастун думает, что хуже этого уже ничего быть не может, подумаешь, они сейчас просто начнут целоваться, сходят вместе в душ, там он снимет всё это безобразие со своего мужика и вытрахает из него все эти приколы, чтобы неповадно (или повадно) было, но у Арсения другие планы. И на припеве он начинает танцевать. Это ещё больше усиливает ассоциацию со стриптизом, но ненадолго: во-первых, Арс не девушка, а во-вторых — это и не стриптиз. Он не спешит раздеваться, продолжая гнуться во все стороны, двигая руками по своему телу, опускаясь на колени и прогибаясь в спине, и к концу песни у Антона нет ни слов, ни сил их искать — это пиздец. Он даже дышать не может, потому что воздух в комнате наэлектризован, кажется, если включить здесь газ — всё взорвётся. Шастун и сам как этот газ: ему хочется Арсения так, что в пальцах покалывает, а членом можно бить, словно телескопической дубинкой — синяки останутся. Но у Попова всё расписано, и он поднимается с колен, тянет Антона наверх за запястье и припечатывает спиной к стене. — Представляешь, я выше тебя, — Антон бы никогда не поверил, что Арс удивлен этому, но звучит он поражённо, будто не верит, что это вообще возможно, — так странно, что надо наклоняться, чтобы сделать вот так. И он действительно наклоняется, довольно ощутимо, потому что высота этих орудий пыток превышает их разницу в росте ещё сантиметров на тринадцать-пятнадцать, и целует медленно, не давая Антону перенимать инициативу, не углубляя поцелуй, ведёт носом и губами по скуле, спускается к шее, кусается — несильно, но ощутимо, — вдыхает, а потом шепчет: — И как тебе не надоедает? Шея же затекает. Антон начинает смеяться: напряжение этого дня, наложенное на интригу, волнение, страсть и приправленное забавными мыслями Арсения, начинает потихоньку отпускать, и Арс смотрит на него этим своим взглядом, который сам же называет «влюблённая нищенка», и ему ничего не остаётся, кроме бьющейся в голове мысли «Как же я тебя люблю». — Как же я тебя люблю, Арс, — Антон озвучивает то, что приходит в голову, не задерживаясь ни на секунду, — пойдём в душ? Я так соскучился. Арсений кивает и наклоняется, чтобы развязать шнуровку, но Антон останавливает его, качая головой: — Неа, стой. Ты же явно уже там был, я зову тебя с собой, чтобы ты посидел рядом, пока я приму душ. Но я хочу, чтобы ты выглядел вот так. Арс тушуется, начинает неровно краснеть, и Шаст чувствует, что сейчас он снова владеет ситуацией в большей степени. Это в целом обычная для них ситуация: некоторые вещи Арсений не может сформулировать словами, поэтому пытается передать эмоциями, действиями и чувствами, и не всегда это совпадает с его реальной потребностью, но — он старается. Они вообще оба много работают над этими отношениями, и тот факт, что Арсений хотя бы так доходит в итоге до разговоров словами — уже многого стоит. Антон забирается в ванну, настраивает воду, встаёт под струи воды и наблюдает, как Арсений завороженно смотрит на его голое тело. Он раньше — до секса с Арсом — вообще не знал, что на него можно так смотреть: с восхищением, вожделением, с застилающей взгляд похотью, а сейчас Попов тянется руками к трусам, чтобы, видимо, их снять, а потом раздеться полностью и залезть к Антону, потому что уже невмоготу, и Шасту приходится позвать его, чтобы обратил внимание, и строго покачать головой. Потому что план Арсения они уже, похоже, выполнили, сейчас свои фантазии последних двух часов должен реализовать Антон. Он обтирается полотенцем, чтобы не тащить лишнюю воду в кровать, стоя на коврике спиной к Арсу, когда его спины касаются кончики пальцев, а потом губы. — Антон, ты такой красивый, — Арс говорит это на выдохе, и он всё ещё на каблуках, и все обострённые желания Шастуна кричат о том, что в целом трахаться можно и здесь, у Серёжи вчера был клининг, пол чистый, слюна — та же смазка, а презервативы вообще от лукавого, но — Антон держит себя в руках. До поры до времени. — И ты красивый, Арсений, — Антон проводит Арсению по скуле ребром ладони, и Арс ластится, как кот, продолжая немного тянуться к руке, когда Антон её убирает и протягивает другую, — пойдем. Арс кивает и выходит из ванной первым, игнорируя протянутую руку, и Антон прекрасно понимает почему: он идёт следом, глядя на качающиеся бёдра, и не перестаёт удивляться талантам своего мужчины, потому что — ну это-то у тебя откуда, Арс? Он задаёт этот вопрос, прижимая Арсения к стене уже в комнате и целуя, бесцеремонно забираясь языком в рот, и Арс просто бессвязно что-то стонет и кажется таким хрупким, хотя — он далеко не худой и не слабый, но Антону и так его хочется защищать, оберегать и заботиться, а сейчас — особенно. Потому что Арсений кажется фарфоровой куклой в его руках, у которой каждый сустав — шарнир, и так боязно что-то сломать или повредить, и это так странно и так красиво, что дышать ни у одного из них не получается нормально, поэтому Антон просто продолжает целовать Арса — всего, спускаясь от губ к линии челюсти, к шее, ключицам, груди, и он опускается на колени, стягивая, наконец, боксеры и проводя рукой по члену Арса, который, кажется, стоит всё время, пока они тут танцуют, моются и разговаривают, когда Арс выдыхает: — Не надо, я хочу… без прикосновений, — он делает эту паузу, и Шастуна в очередной раз за вечер переёбывает от возбуждения и непонимания, откуда в Арсе столько — Арса. Откуда вся эта уверенность, смешанная со смущением, которое сейчас снова проявляется нервным покраснением, и почему это проявляется так сильно только с ним. Антон укладывает Арсения на диван, подкладывая под спину подушку для удобства, хотя знает, что через пять минут её там уже не будет, да и гибкому Арсу все эти вспомогательные предметы больше мешают, достаёт из тумбочки смазку, презерватив, открывает его и раскатывает по члену — даже это мешает сосредоточиться, не говоря уже о том, что Арсений лежит, раскинув ноги, согнув их в коленях и упираясь каблуками в кровать, и смотрит в упор, наблюдая за каждым движением и, кажется, немного двигаясь ближе. Антон берёт его за правую лодыжку, выпрямляя ногу, на коленях подползая ближе, и закидывает её к себе на плечо, Арс закидывает вторую ногу ему за спину сам. Антону очень хочется сейчас Арсения трогать, целовать, а ещё желательно вдыхать запах, медленно, запоминая, как в первый раз, чтобы потом на всех своих вещах его находить, но Арс ёрзает недовольно, тянется к тюбику смазки, открывает его сам и уже практически льёт на пальцы — так ему хочется, вот неугомонный, — что Антону остаётся только смириться и запланировать «обнюхивание Арсения» на потом. Они трахались утром, и Арс нетерпеливо пытается насадиться на палец, которым Антон гладит его анус, но трахаться и заниматься любовью — разные вещи, о чём Шастун и говорит тихо под шипение жаждущего Арсения, входя указательным. Шастуну хочется хотя бы немного помучить Арса так же, как сегодня пытали возбуждением его, но он знает, что даже близко к этому не подберётся — не его территория. Поэтому входит вторым, проворачивает кисть, двигает рукой быстрее, спустя пару минут добавляет третий палец и слышит: — Я хотел кончить без прикосновений, но к твоему члену это не относится. Антон смеётся и наклоняется Арса целовать, в этот же момент проходясь пальцами по простате: очень удобно, когда знаешь партнёра досконально, внутри и снаружи, можно управлять его телом, чтобы тянуться нужно было меньше. Он вытаскивает пальцы, вытирает их об одеяло — на что Арс очень выразительно и сурово пытается посмотреть, — а потом укладывает ладонь Арсению на горло и спрашивает: — Можно? Они такое ещё не практиковали: Шастун вообще не фанат игр с контролем, силой, подчинением и считает, что с такими вещами шутить опасно, но Арс сегодня очень провокативно сделал это сам с собой, и удержаться у Антона не получилось, когда он представил свою ладонь на хрупкой шее любимого человека, который, кажется, безгранично ему доверяет. Арс кивает, и Антон слегка сжимает ладонь, медленно входя в его тело. И Шасту очень хочется закрыть сейчас глаза и погрузиться в полный катарсис, но он не может позволить себе пропустить ни секунды происходящего: Арс выгибается сильнее, прижимая его к себе ногами, заставляя двигаться, закатывает глаза, дышит часто и хрипло стонет, хотя шею Антон сжимает совсем слабо. Шастун входит до конца, убирает ладонь с горла, снимает правую ногу Арса со своего плеча, заставляя скрестить ноги за его спиной (и каблуки — как шпаги, но об этом он пошутит потом), ложится сверху, прижимаясь всем телом, и, целуя, шепчет: — Я люблю тебя, — и начинает двигаться внутри. Ему очень не хочется срываться и куда-то торопиться, хочется, чтобы Арс съехал с катушек хотя бы на ближайшее время, но сам Арсений выбора не оставляет: он двигается, насколько может, прогибается, прижимается, кусается и целует, куда дотягивается, и у Антона, конечно, отключаются предохранители: он ускоряется, обнимая Арса ещё крепче, и спустя пару минут чувствует, как Арсений сжимается почти до боли, ощущает липкие тёплые капли спермы на своём животе и животе Арса, и спустя ещё минуту кончает сам. Арсений выскальзывает из-под его тела минут через пять, развязывает, наконец, стрипы, снимает рубашку, портупею, встаёт, чтобы вернуться со стаканом воды и влажными салфетками, помогает Антону сесть, выпить воды, стирает с себя и Шастуна сперму, другой салфеткой вытирает лицо — знает, что Антон ненавидит, когда в глаза стекает пот, да и в принципе потеть не любит — хватает ладоней. Они целуются, и Арс снимает с него презерватив, завязывает, отрывается, только чтобы отнести весь мусор и стакан на кухню, возвращаясь через минуту. — Ты ведь хотел что-то обсудить? — Антон выбирает момент для разговора, когда Арсений разморённый, тихий, утыкается носом ему в шею и дышит глубоко, засыпая. — А? — Арс смешно хлопает глазами и не сразу понимает, что от него требуют, но. — Да, хотел, но, может… — Арс, мы это проходили уже, — Шастун улыбается, убирает Арсению чёлку со лба, чтобы туда поцеловать, — говори, я же здесь. — Я просто подумал, что, ну, все же знают, что мы вместе, но… Ты меня не обнимаешь даже, и я подумал, что… — Арсений сбивается, потому что и сам ещё не понял, что он там подумал, но ни один вариант его не устраивает. — Арс, дурачина, — Антон смеётся тепло, как только он умеет, лучики морщин расползаются вокруг глаз, и Арсений успокаивается потихоньку: правда, кажется, дурачина, — я тебя не обнимаю на работе, потому что потом не смогу работать. Сегодняшний второй концерт прошёл мимо меня, как будто заволокло всë вокруг тобой, понимаешь? Арс непонимающе смотрит на него десять секунд, пятнадцать, а потом — светлеет, приподнимается на локте, укладывается половиной тела Антону на грудь и: — Я люблю тебя, ёжик в тумане.