Шэрон

Когда Барнс был маленьким мальчиком он любил слушать историю встречи его родителей. Обычная кофейня в Бруклине. Его отец был так взволнован, глядя на свои цифры, которые равномерно вели обратный отсчет – 3… 2… 1… он не смотрел, куда шел, и наткнулся прямо на неё, выходящую из дверей. Это была любовь с первого взгляда. Иначе и быть не могло. Вы рождаетесь с ними, и они есть у каждого. Маленькие белые цифры, украшающие ваше запястье, которые в обратном порядке отсчитывают время до встречи с вашей родственной душой. Тик-так, тик-так. Как только цифры на часах сменяются нулями, мир вокруг переворачивается и вместо привычных цифр вырисовывается имя. У Джеймса Барнса на руке цифры до невозможности большие. Будучи ребёнком это воспринималось с восторгом. — Мама, во-о-от сколько я буду жить. Разве не круто? На что женщина сочувствующе улыбалась сыну. В пятнадцать это воспринималось как злая шутка. Он встретит свою родственную душу в сто шесть. Это кажется неправильным, и Барнс думает, что это какая-то ошибка. Что в самый первый момент существования Вселенной, первые десять в минус тридцать пятой степени секунды, когда из ничего появилось все, произошёл сбой. Неисправность во вселенной, либо действительно очень злая шутка. Но маленькие белые цифры настойчиво показывали больше девяноста лет. Тик-так. Тик-так. У Стива Роджерса тоже был странный счётчик. Вернее, его было два. Барнс никогда не видел и не слышал о подобном, да и не поверил бы, если бы Стив не показал своё запястье, когда им пришлось возвращаться домой в кузове рефрижератора из-за того, что Роджерс на последние деньги купил хот-догов, а Баки потратил три доллара, чтобы выиграть плюшевого медведя для рыжеволосой девушки по имени Долорес. Первый счётчик Роджерса показывал, что он встретится с родственной душой в сороковые. А вот второй показывал до невозможности большие цифры, прямо как у Баки. Барнс никогда не слышал о том, чтобы у людей было две половинки. Возможно, у Вселенной действительно бывают сбои. Миру упорядоченному, космосу, предшествовал хаос, и он вытекает в таких "сбоях". Согласно индуистской космогонии, особой энергией, или формой Шивы, признаётся Время, которым, или в котором, создаётся вселенная, и которое, обратившись в грозное пламя, уничтожает её в ходе светопреставления. Но когда «огонь Времени» затухает, Время «пожирает само себя» и превращается в Махакалу — абсолютное «Время над Временем», Вечность. На этом построена суть наша. Как только две половинки времени соединяются, рождается Вечность. Часы нагло врут и никак иначе. Особенно остро это ощутилось, когда наступила война. К этому времени Барнс уже стал трёхкратным чемпионом по боксу в полусреднем весе YMCA. Он две недели обучал Стива в боксёрском зале, после чего они отправились в призывной центр Нью-Йорка, где Роджерса признали непригодным для службы, а Баки призвали в армию. Таймер Роджерса скоро должен сработать, и Баки понимающе улыбался. — Стивен Роджерс вот-вот заполучит девушку, это надо отметить! Потом шло то, что Роджерс скоро останется единственным молодым мужчиной в Нью-Йорке, и Баки втайне от друга устроил двойное свидание. — Следует набраться опыта перед своей половинкой, Роджерс. Учись, как обращаться с дамами. Попав в засаду у Аззано, Барнс чувствовал, что выберется. Он же встретит свою половинку в сто шесть, верно? По крайней мере, эта мысль держала на плаву. Помогала не отчаяться. Когда Барнс ослаб настолько от воспаления лёгких, что не смог дальше работать над строительством «Валькирии» — гигантского бомбардировщика, его забрали к доктору Арниму Золе. И вот тогда мысль о второй половинке помогала не умереть. Во время экспериментов его спутанное сознание рисовало светловолосую девушку. Были только чувство тепла и мягкие светлые пряди, ничего более он разглядеть не мог. Барнс не знал была ли его вторая половинка блондинкой или нет. Впрочем, это не так важно. Особенно, если с ней действительно так тепло и уютно. Во время побега, когда ему вместе со Стивом пришлось столкнуться с Красным Черепом, Барнс поинтересовался, а не изуродовано ли лицо Роджерса аналогичным образом. — А то мне жалко твою половинку, Стив. Как оказалось, родственную душу Стива звали Пегги. Возможно, и он действительно встретит свою половинку, которая почему-то принимала облик светловолосой девушки в его голове. Скорее всего, он будет лежать старый, на смертном одре в возрасте ста шести лет, а она будет его медсестрой. Это звучит, как злая шутка Вселенной, и Барнс задается вопросом «за что». Но в глубине души он понимает, что ему будет достаточно хотя бы пару мгновений с ней. Просто увидеть. Даже если ему суждено провести жизнь так, он будет рад увидеть ее спустя столько лет. Его уверенность в этом пропадает, когда он падает в пропасть из того вагона. Возможно, Вселенная действительно ошиблась и это чертов сбой в ее программе. Часы нагло врут. И потом наступает темнота. Часть воспоминаний потихоньку возвращалась после падения Щ.И.Т’а, когда, пытаясь выяснить хоть что-нибудь о своем прошлом, Барнс направился в музей, где на экспозиции прочитал про себя, значившегося погибшим. Он Джеймс Бьюкенен «Баки» Барнс и ему девяносто семь. И цифры на его запястье говорят о том, что до встречи с его родственной душой ещё девять лет. Вот, что имеет значение. Паззл складывается, и загадка "больших цифр" из его юности теперь ясна. Двадцать первый век оказался ближе, чем Барнс предполагал. Чувство того, что что-то должно было произойти, настегает его, когда Баки поместили в камеру в Центре противодействия терроризму, откуда он наблюдал, как Роджерса, Уилсона и Т'Чаллу поприветствовал глава Центра Эверетт Росс. Ему кажется, что здесь не хватает кого-то важного, и краем уха слышит, что к ним скоро подойдёт Шэрон Картер. Он сам не знает почему выдыхает. Резкое чувство расслабленности настигает его, и он не в силах сопротивляться. Это длится до тех пор, пока свет не отключается и доктор не говорит ненавистные "Желание. Ржавый. Семнадцать. Рассвет...". Суматоха в Центре дает ему еще одну точку отсчета. Его нулевой километр. Тик-так. Тик-так. Часы все бегут, как и дальнейшая жизнь. Все происходит слишком быстро, и Барнс и глазом не успевает моргнуть, как увязывается за Сэмом Уилсоном. Таймер Уилсона показывает еще несколько лет до встречи с родственной душой, когда таймер Баки говорит, что осталось не так много времени, на что Джеймс слегка улыбается. Видеть маленькие белые цифры, показывающие около недели, было непривычно — слишком долго они показывали несколько десятков лет. Время как поток длительности одинаково определяет ход всех процессов в мире. Все процессы в мире, независимо от их сложности, не оказывают никакого влияния на ход времени. Как бы Баки не хотелось ускорить процесс, его таймер, как и таймер остальных, не изменить. Все просчитано заранее, кодом заложено в программу. Даже странный счетчик Роджерса, как оказалось, не был сбоем. Второй его таймер сработал, когда Стив отправился в прошлое, где снова встретил Пегги. Все неизменно, поэтому Баки не отсчитывает минуты, как его отец. Говорят, он сразу поймет, когда таймер остановится. Дело заводит их в Мадрипур, а цифры с каждой минутой становятся все меньше и меньше, отчитывая время до встречи. Смерть Селби — спусковой крючок, и Баки это понимает, когда наемники убиты, а Земо произносит: — У вас похоже есть ангел-хранитель. Когда силуэт из темноты подходит ближе, маленькие белые цифры останавливаются, и Барнс ощущает легкое жжение, меняющие маленькие белые нули на имя. Шэрон. Это похоже на взрыв, переворачивающий мир с ног на голову. Этот большой взрыв не похож на взрыв динамитной шашки в пустом пространстве, когда вещество начинает расширяться из небольшого объёма в окружающую пустоту, образуя сферическое газовое облако с чётким фронтом расширения, за пределами которого — вакуум. Это происходит во всех точках пространства одновременно и синхронно. Во всем его естестве. Он видел ее на фото и слышал, что это она помогла Роджерсу заполучить снаряжение перед их бегством. Она столько раз оказывалась рядом, но почему-то судьба решила свести их здесь, в Мадрипуре. Барнс знает, что на ее руке цифры тоже сменились именем. Они оба это знают. Но сейчас не время, и от этого каламбура хочется смеяться. Настало время их встречи, но для этого нет времени. Шэрон ругается на Сэма, используя пистолет как указку и приговаривая: — Я украла щит Стива, а ещё крылья для тебя, чтобы ты спас его, — пистолет направляется на Баки, — от него, — а затем переводится на Земо. Она зла и более чем имеет на это право. Она всё ещё в бегах, одна противостоит всему миру, всему тому, за что раньше сражалась, отстаивая свои убеждения, в то время как остальные могут мирно спать дома. И Барнс злится — на себя, на вселенную. Она могла бы свести их гораздо раньше, в Центре или когда Стив отправился на встречу с Шэрон в одиночестве, чтобы забрать снаряжение. Встреться они тогда, ей бы не пришлось быть одной столько времени. — Шэрон, нам нужна твоя помощь, — ему остается лишь с надеждой смотреть на нее, видя как ей тяжело, — Прошу тебя... Картер с горечью смеется и слегка качает головой, но в итоге отводит их в безопасное место, где интересуется о новом капитане. — Да ладно, вы же ведетесь на всю эту звездно-полосатую фигню. А следом Сэм обещает вернуть ей её жизнь. И только тогда у них появляется время поговорить. Это кажется весьма неловким, и Барнс вовсе не так представлял их встречу. Шэрон садится напротив, облизывает губы и произносит: — Каково это, ждать столько времени? — Ну, я думал, что буду лежать стошестилетним стариком, а ты будешь моей медсестрой, в которую я влюблюсь с первого взгляда. А потом умру от счастья. — Не знаю радоваться мне от того, что ты жив, или обижаться на то, что ты не так рад меня видеть. — Превосходная физиология, помнишь? — Я надену для тебя халат. И они оба смеются. Тем самым смехом, полным счастья, радости долгожданной встречи, но имеющим толику горечи. Он берет её за руку, слегка поглаживая большим пальцем, зная, что теперь никогда не отпустит. Их руки переплетены. Её "Джеймс" и его "Шэрон". Когда время переплетается, дороги жизни становятся едины. Часы не врут, лишь нагло умалчивают о некоторых тонкостях. Возможно, Вселенная не даёт сбоев и не ошибается.