Цветы для семпая

      Солнечные лучи резанули по глазам, Реборн заморгал, стараясь привыкнуть к смене освещения, когда его вытащили из грузовика и потащили в какое-то здание. Он висел в руках мафиози, как мешок с картошкой, абсолютно не собираясь помогать своим похитителям, и судорожно пытался придумать план побега. Придумывалось плохо — люди, схватившие его, оказались слишком опытными и осторожными, видимо, решив, что с сильнейшим в мире киллером шутки плохи, а потому связав ему не только руки, но и ноги, заклеили рот и изъяли все пистолеты, которые могли найти. А Леона он брать с собой не стал сам, опасаясь за его безопасность.              Но проблема была даже не в железном тросе, обвивающем его конечности, и заклеенном рте, даже не в отсутствии оружия — самой главной причиной того, почему он не сопротивлялся, позволяя делать с собой все, что угодно, был подсыпанный ему ранее пламяподавитель.              Собственно, именно из-за новейшего наркотика, разработанного для обезвреживания пламенников, Реборн и влип в эту ситуацию. Он начал копать на семью Денаро по просьбе Тсуны, которому Гипер Интуиция подсказала и направление поисков, и то, что именно Реборн должен был ими заниматься, и он, поворчав, все же согласился помочь.              Ну, вот и помог.              Реборн раздраженно поджал губы — самым обидным было то, что он даже не мог злиться на своего непутевого ученика. Если даже его, сильнейшего из Аркобалено, смогли схватить, то что б сделали с Хаято или Реохеем, он отказывался даже думать. Но вот за то, что он пропустил в Вонголе крысу, которая и подсыпала ему пламяподавитель, Реборн Тсуну закопает заживо, когда выберется.              Если выберется. Вялый, еле ощущающийся огонек в груди вместо привычного родного пожара пламени и хаоса заставлял его нервничать, настраивая мысли на пораженческий лад и, хоть он старательно отрицал такое развитие событий, задумываться о собственной смерти. Болящие, крепко связанные за спиной руки и ноги, уже начавшие неметь, тоже не придавали оптимизма.              Его затащили в какой-то пустой подвал, бросили на холодный каменный пол, словно тряпичную куклу, и один из мафиози наконец грубым движением содрал с его рта приклеенный скотч, кажется, прямо вместе со слоем кожи. Реборн подавил вздрагивание, уставился на похитителей исподлобья, жалея, что на нем нет любимой федоры — ее отобрали, когда забирали оружие, видимо, опасаясь, что он что-то в ней прячет.              Ну, не то чтобы они были неправы.              Наступила тишина — Реборн не собирался снисходить до разговоров с простыми рядовыми членами семьи, те тоже не горели желанием его развлекать, а потому молча толпились в комнате, не сводя с него тяжелых взглядов. Но так, к счастью или к сожалению, продолжалось недолго.              Вскоре появился сам Дон Денаро — худой мужчина под сорок, с шикарными закрученными усами, но практически лысый, он оставлял какое-то странное ощущение неухоженности и некоторой серости, и, будь они на мафиозном приеме, то он не удостоился от Реборна и лишнего взгляда.              Но сейчас они были не на очередном собрании мафиозной верхушки, и даже чрезмерно уважительный поклон Дона Денаро выглядел сплошным издевательством.              Мужчина щелкнул пальцами, заставляя своих людей выйти, и обратился к киллеру.              — Приветствую синьора Реборна, — он даже не скрывал ухмылки, — приятно знать, что лучший в мире киллер почтил нас своим вниманием.              Реборн подавил желание оскалить зубы, с трудом сел, постаравшись принять настолько незаинтересованную позу, насколько позволяло ему его положение, и взглянул на Антонио Денаро.              — О, — он растянул губы в тонкой улыбке незаинтересованности, — и вы всех своих гостей встречаете так?              Дон усмехнулся.              — Только незваных, синьор Реборн, — он достал пистолет из кобуры, спрятанной под пиджаком, щелкнул предохранителем, — а еще я не люблю ползающих тут и там крыс, стремящихся узнать наши секреты.              Его что, только что сравнили с крысой? Не находись Реборн в таком печальном положении, Дон бы уже получил пару пуль в голову. Но сейчас, единственное, что он мог — это молча ухмыляться, судорожно пытаясь придумать план побега.              — О, значит, молчите? — Денаро наставил пистолет на его голову. Реборн только закатил глаза, ни капельки не впечатленный такой демонстрацией. Он знал, что Дон не убьёт его — не сейчас, когда он еще не знает, что именно Реборн уже раскопал, и сколько из найденной информации он передал другим. Понимал это и Антонио — спустя мгновение он отвел пистолет в сторону.              — Вы удивительно спокойны для человека, оказавшегося в такой ситуации, — задумчиво проговорил он, взглянув на киллера даже с некоторым уважением, а потом растянул губы в настолько мерзкой улыбке, что Реборн неосознанно напрягся, — но не волнуйтесь, у меня есть способ заставить вас говорить.              Реборн приподнял одну бровь, скептически взглянул на него, но напряжение все еще не отпускало — слишком уж уверенным выглядел дон, словно у него в рукаве был козырь, о котором киллеру не было известно.              — Я слышал, что для своих людей вы сделаете невозможное? — продолжил говорить Антонио, — очень достойное стремление, к сожалению, столь редкое в сегодняшний день.              Он, что, пытался шантажировать его семьей? Реборн раздраженно поджал губы. Он ненавидел любого, кто пытался покуситься на тех людей, которых киллер объявил своими, и мудак действительно напрашивался на пулю. Но в тоже время это принесло некоторое облегчение. Как бы дон не выпендривался, он не сможет достать Аркобалено в усадьбе или его учеников в их поместьях.              — Я не думаю, что «мои люди», — он, как смог, попытался пожать плечами, — сделают для меня то же, так что…              Внезапно из коридора послышался шум и голос, от которого у Реборна кровь словно застыла в жилах, потому что крики про «Великого Скалла-саму» он никогда бы не смог спутать.              Дон Денаро ухмыльнулся особенно отвратительно.              — Вы слишком плохо думаете о своих товарищах, синьор, — протянул он с издевкой, — Ваш «Лакей», видимо, не хотел оставлять вас в беде.              Дверь открылась. В комнату вошел накачанный мужчина с профессионально пустым суровым лицом, а на плече у него тушкой болтался Скалл, издавая странные скулящие звуки. Облако грубо кинули на пол прямо к ногам Реборна, он обиженно захныкал, попытался встать, как мог, — руки его тоже были стянуты за спиной, — и наконец поймал взгляд Реборна.              Киллер не знал, что он увидел в его глазах, но судя по тому, как Скалл вздрогнул и рефлекторно попытался отползти, ничего хорошего он там разглядеть не смог.              — Семпай, прости, я просто увидел, что ты куда-то идешь и… — Скалл начал попытки оправдаться, словно совершенно забыв, в какой ситуации они находятся. Реборн подавил желание зарычать.              — Заткнись, — прервал он его и перевел взгляд на дона, мечтая сейчас вцепиться зубами в его мерзкую глотку. Мужчина, притащивший Скалла, вышел, так что ярость свою он мог выливать только на Денаро.              Скалл послушно заткнулся, продолжая глядеть на него испуганными виноватыми глазами. Антонио же легонько ткнул Скалла носком ботинка.              — Тебе и правда стоит помолчать, — он навел на голову Скалла пистолет, — говорить сейчас должен твой… Семпай, — Денаро скривился, показывая все свое отвращение к манере Облака выражаться.              Реборн судорожно обвел комнату взглядом, пытаясь еще раз найти выход из положения, но его все еще не было.              Прости, Тсуна, видимо, ему придется все рассказать.              Реборн открыл было рот, как вдруг Скалл вскинулся.              — Нет, семпай! — он было дернулся, но пуля просвистела совсем рядом с его ухом и Скалл тут же замер, попросил уже гораздо тише, — ничего не говори!              Антонио хмыкнул, вновь толкнул, нет, ударил Скалла ногой, от чего тот скрючился и застонал. Реборн вздрогнул, ощущая, как его пламя зашевелилось в попытке найти выход, желая исцелить его Облако, но чертовы подавители действовали просто отлично.              — Ты же понимаешь, что если синьор Реборн не начнет говорить, то ты станешь абсолютно бесполезным? — Антонио качнул пистолетом, словно обрисовывая ситуацию, — Неужели ты готов умереть, лишь бы он молчал?              Реборн стиснул зубы, боясь, что Скалл сейчас сделает что-то глупое и жертвенное, как когда он, идиот, кинулся под атаку Варии, чтоб защитить Энму. Небо, просто дай их облаку чуточку мозгов.              — Не хочу, — на удивление здраво пробурчал Скалл, а потом сказал то, что заставило не только Реборна, но и Антонио, удивленно застыть на месте, — но Великий Скалл-сама и так скоро умрет, так что… — Скалл замолк, бросил на Реборна печальный взгляд и опустил голову, скрывая глаза за челкой.              — Что? — Антонио и Реборн крикнули в унисон, отчего Реборн тут же передернул плечами, абсолютно не желая соответствовать этому ублюдку, так что закончил говорить дон уже в одиночку, — Что это значит? Отвечай!              — То и значит, — отрезал Скалл, бросая раздраженный взгляд на Денаро сквозь пряди волос, упавшие ему на лицо.              Антонио зарычал и вдруг отвесил Скаллу тяжелую оплеуху, заставляя облако завалиться набок.              — Шутки шутить надо мной вздумал? — заорал он, но Скалл не ответил. Он даже не попытался подняться.              Скалл издал полузадушенный хрип, задергался, словно выброшенная на берег рыба, и начал отчаянно кашлять. Антонио удивленно поднял бровь и осторожно, словно Скалл был каким-то опасным животным, перевернул его носком ботинка, заставляя повернуться к ним. Реборн вздрогнул — лицо Облака было искажено от боли, а из уголка его рта текла ярко-красная струйка.              Да какого черта вообще происходит?              Денаро открыл было рот, чтоб что-то сказать, но Скалл не дал ему ничего сделать — он вновь судорожно закашлял, и ботинки Дона были залиты кровью. Но даже не это было страшным — в алой жиже Реборн смог отчетливо увидеть смятые комки каких-то желтых лепестков.              Ханахаки.              Реборн замер от шока, а вот Денаро отшатнулся от Скалла, словно от прокаженного, смотря на него испуганным взглядом.              — Какого черта? — закричал он, голос в конце дал петуха, превратившись в какой-то испуганный писк. Скалл с трудом сел, попытался вытереть кровь о свое плечо, но лишь размазал помаду.              — Ну, великий Скалл-сама же сказал, что скоро умрет, — он пожал плечами, не глядя ни на кого из них, — Мне раньше пламя помогало держаться, но сейчас, под пламягасителем я не уверен, что смогу протянуть больше суток. Грустно все это…              Скалл затих.              Слова его звучали столь покорно и смиренно, что Реборн невольно содрогнулся. Почему Скалл был настолько спокоен? Почему он никому ничего не сказал? Аркобалено бы смогли ему помочь, Реборн был уверен. Он сам бы постарался сделать все, что смог. Они ведь семья. Он считал Скалла своей семьей.              Не то чтобы он говорил об этом вслух, но разве это не было очевидным? Иначе бы Реборна не шантажировали смертью Скалла пятью минутами ранее.              Денаро вздохнул, пожал плечами.              — Ну, — начал он, поджав губы, — раз уж ты все равно скоро сдохнешь, то ты мне совершенно бесполезен, — он наставил пистолет на голову Скалла, разочарованно цыкнув, словно это Облако было виновато в том, что его нельзя было использовать для давления на Реборна.              Скалл моргнул, вдруг внезапно вскинулся.              — Н-нет! — он закричал, потом снова закашлялся, отхаркнул еще один цветок, — Я… Великий Скалл-сама не хочет умирать, ясно? Великий... Великий Скалл-сама может жить!              Реборн моргнул. Такой резкий переход от замершей, сломанной фигурки до обычного, громкого и неприятного «Скалла-самы» сбивал с толку, и, судя по недоуменно нахмуренному лбу дона, не только его.              — Что? — Антонио раздраженно закусил губу, — Как? Ханахаки же можно…              — Можно вылечить поцелуем человека, в которого влюблен Великий Скалл-сама, — Скалл забегал взглядом, вновь не смотря ни на кого из них, — и, ну… Это можно сделать сейчас.              Что.              — Что? — Реборн наконец смог справиться с шоком и теперь желал получить ответы.              Скалл печально взглянул на него, пожал плечами.              — Ну, а как ты думаешь, почему я за тобой поехал? — он сделал паузу, набирая воздуха в грудь, а потом выпалил, — Великий Скалл-сама влюблен в Реборна-семпая!              Что.              Ч т о?              Скалл развернулся, взглянул на Денаро умоляющим взглядом.              — Могу я поцеловать Реборна-семпая? — он очень жалостливо заскулил, — Великий Скалл-сама не хочет умирать, ясно?              Денаро несколько даже смущенно оглянулся по сторонам, словно надеясь, что сейчас кто-то подскажет ему, как надо поступать. В любом другом случае Реборн бы с удовольствием понасмешничал, но сейчас он был в похожем состоянии. Что он должен делать?              Денаро наконец отмер, поставил пистолет на предохранитель и сунул в кобуру, а потом внезапно подхватил Скалла за шкирку, и подтащил его к Реборну, кинув Облако тому почти на колени.              — Ну, — он махнул рукой, — Целуйтесь… Или что вам там надо.              Реборн не смотрел на него — все его внимание было сосредоточенно на Скалле, который сейчас копошился у его ног, уткнувшись фиолетовой башкой ему в живот, пытаясь подняться.              Наконец фиолетовые глаза взглянули на него, пока Скалл смотрел на него снизу вверх. Реборн удивленно моргнул, потому что сейчас Скалл выглядел… Слишком спокойно для человека, который только что почти умер от цветов, разрывающих его трахею и превращавших легкие в кашу.              А потом Облако сделало то, чего Реборн никак не мог от него ожидать. Скалл произнес слова, которые Реборн скорее считал по его губам, чем услышал, настолько тихо они прозвучали.              «Откажи мне».              И Скалл еще имел наглость подмигнуть ему, словно это не он только что выбил почву у него из-под ног своими неожиданными словами. Реборн очень, очень хотел наорать на него сейчас, и, может быть, швырять лицом в землю, пока он не начнет обиженно скулить, — потому что киллер не ценил тех, кто доводит его до нервного срыва от беспокойства, — но сейчас они были не в том положении. Он вздохнул, прикрыл глаза и обозначил еле заметный кивок, соглашаясь с планом Скалла.              Он надеялся, что у него был план.              Аметистовые глаза Скалла засияли от радости, и совершенно не в тему Реборн подумал, что Скалл удивительно хорошо передает различные эмоции лишь микроскопическими изменениями мимики и языка тела. Ну, он был медийной личностью. Вроде. Они должны уметь так делать.              Скалл сложил губы трубочкой, неловко потянулся к его лицу. Реборн вздохнул. Время начинать представление.              — Нет! — он боднул Скалла головой, заставляя того отшатнуться, — Я никогда не приму такого жалкого человека, как ты! — добавил он очень пафосно, скрещивая пальцы за спиной, чтоб Скаллу этого хватило. Он до сих пор не знал, зачем ему нужен такой актер погорелого театра, но особого выбора у него не было.              Скалл еще раз улыбнулся ему, словно стараясь успокоить, а потом лицо его исказилось в мучениях, он открыл рот, словно пытаясь закричать, но все, что раздалось в комнате — странный булькающий звук, пока Скалл захлебывался собственной кровью и чертовыми лепестками цветов. Он начал медленно заваливаться набок, пока из его рта выходила мерзкая красная масса, в которой Реборн, кажется, видел кусочки плоти, а еще он наконец смог опознать цветы — лепестки желтых нарциссов были узнаваемы даже смятыми окровавленными комками.              Он расширившимися от ужаса глазами наблюдал, как Скалл судорожно дернулся пару раз, хрипя и кашляя, а потом затих окончательно. Реборн напрягся, стараясь уловить от облака хоть какие-то звуки, но, к своему ужасу, единственными звуками, нарушавшим тишину комнаты, были их с доном дыхания, пока последний не решился ее прервать.              — Ну… — он замолчал, неловко потирая запястья, — Не думал, что вы столь… безжалостны, синьор Реборн.              Реборн даже не смотрел на него. Все, что он видел — фигурку облака, пугающе сломанную, неправильно маленькую. Скалл не должен выглядеть так. Он никогда не признает этого, но он просил деву Марию, чтоб Скалл наконец встал, чтоб перестал его пугать, потому что все это нереально. Это был его план. Он знал, что делает. Вставай, пожалуйста, вставай.              — Я слышал, что раньше вы были монстром, но полагал, что влияние десятого Вонголы все же смягчило вас — продолжил Денаро, словно он читал монолог в театре, как какой-то дешевый злодей, постепенно разгоняясь, подходя к Реборну ближе, закрывая обзор на тело Скалла, — но все же вы достойны зваться пугающе нечеловеческим убийцей, не так ли? Вы все еще чудовище. — Он всплеснул руками в наигранном удивлении.              Реборн перевел взгляд на него, до боли стискивая зубы. Как же он хотел сейчас вырвать чертов язык этого ублюдка, настолько явно наслаждающегося собой и всем происходящим, словно он был главным героем пьесы. Он должен был просто заткнуться, потому что слышать его голос было совершенно невыносимо.              К счастью, его прервал родной звонкий тенор, и Реборн никогда не думал, что он испытает такое облегчение, просто услышав знакомые слова.              — Семпай не чудовище, — возмущенно запротестовал Скалл, вставая с пола позади дона, — у него просто высокие стандарты, понимаешь?              Дон вздрогнул, оглянулся с выражением полнейшего ужаса на лице. Скалл помахал ему рукой и улыбнулся, наклонив голову к плечу.              — Какого...? — Денаро прервался, и издал странный влажный хрип, когда рука облака с мерзким чавканьем пробила ему грудную клетку. Скалл вытащил руку, сжимая в ней мокрое склизкое сердце, и тело дона упало на землю с глухим стуком, заливая пол кровью.              Скалл посмотрел на Реборна, все так же весело и несколько удивленно улыбаясь, пока он сжимал чужое сердце в кулаке, а потом отбросил его куда-то в угол комнаты. Реборн вздрогнул.              Он знал, насколько прочно человеческое тело, но облако выглядело совершенно не приложившим усилий, словно он просто попытался отковырять кусочек торта. Скалл медленно прошел к нему, присел на колени, пока Реборн не сводил с него внимательного, настороженного взгляда. Он абсолютно не знал, чего ожидать. Скалл вздохнул, потом осторожно прикоснулся к ногам Реборна, подцепил пальцами толстый стальной трос, и потянул его в разные стороны. Железо под его руками лопнуло с очень странным звуком.              — Семпай, повернись, пожалуйста, — тихо попросил его Скалл, освобождая ноги Реборна из плена.              — Что? — недоуменно уточнил Реборн, все еще стараясь прийти в себя. Возможно, он был несколько заторможенным, но черт возьми, он не каждый день видел, как стальной трос лопается под чужими руками, словно старая бельевая веревка.              Скалл посмотрел прямо ему в лицо. Сейчас он сидел очень, очень близко, они почти сталкивались носами, и Реборн мог отчетливо видеть, какими невидящими были его глаза — и как безумно плясало в них облачное пламя, показывая, насколько на грани находился Скалл от впадения в облачную ярость. Он сглотнул.              — Повернись, пожалуйста, мне нужен доступ к твоим рукам, — так же тихо и спокойно пояснило облако, словно это не он сейчас только что вырвал сердце из человеческой груди.              Реборн послушно повернулся, подставляя Скаллу спину. Теперь он не мог видеть, что происходит, и лишь чувствовал чужое теплое дыхание, щекотавшее ему шею и заставлявшее шевелиться волосы на затылке.              С тем же странным громким звуком порвались тросы, удерживающие его руки, Реборн поспешно стряхнул их с себя, и тут же зашевелил плечами, стараясь убрать мерзкое онемение, и потер запястье, чтоб разогнать застоявшуюся кровь.              Реборн оглянулся как раз вовремя, чтоб увидеть, как Скалл обшаривает труп дона, доставая у него из-под пиджака пушку. Он оглянулся на киллера, и, поймав его взгляд, без слов кинул ему пистолет. Реборн поймал его, щелкнул предохранителем и ухмыльнулся. Даже без пламени, с пистолетом, он все еще был очень опасным противником, и он не позволит себя недооценивать.              За дверью послышались шаги, он кивнул Скаллу, показывая, что готов, и облако коротко улыбнулось ему.              А потом Скалл прыгнул. Как-то хитро зацепившись за край дверного проема, он вышиб дверь ногой, роняя ее на какого-то мафиози, и приземлился сверху, а потом рванулся вдаль по коридору, прямо в группу врагов. Реборн поспешно выскочил следом, не желая оставлять Скалла в одиночестве, но помощь его, на самом деле, не требовалась — обезумевшее облако буквально рвало людей на части, пока вокруг полыхало пламя, больше не сдерживаемое социумом и нормами морали.              Перемещение по особняку семьи внезапно стало для Реборна почти что прогулкой, лишь пару раз ему пришлось подстрелить особо смелых, ну, или тупых мафиози, которые не поспешили убраться с пути буйствующего облака, а решили стать героями, попытавшись его, Реборна, подстрелить. Ну, теперь они герои. Посмертно.              Он отлучился в одну из комнат, чтоб забрать пистолеты и шляпу, с некоторым облегчением убедился, что его федора в порядке, привычным движением надел ее, скрывая глаза. К сожалению, это не помогло вернуть его образ полностью — в зеркале его отражение было несколько потрепанным. Раздраженно цыкнув, он вышел из комнаты, и наткнулся в коридоре на еще живого человека.              Ну как, живого. Парень хрипел, лежа возле стены, из его ран рекой лилась кровь, а две его руки валялись чуть дальше по коридору. Реборн поморщился и выстрелом оборвал его мучения, мысленно пытаясь понять, как именно Скалл добился такого эффекта. Получалось у него плохо.              Вышеупомянутое облако, тем временем, разобралось с последними ублюдками, насколько он мог судить, и теперь сидело на ступеньках у входа в особняк. Скалл задумчиво пялился куда-то в пустоту, и даже не заметил Реборна, когда тот стал рядом с ним. Киллер вежливо кашлянул в кулак.              Скалл вздрогнул, оглянулся, и тут же вскочил на ноги.              — Ой, семпай, — он подлетел к нему, оглядывая со всех сторон, — ты не ранен?              Реборн скептически посмотрел на него. Это Скалл сейчас получил по лицу, уме… Очень реалистично изобразил ханахаки, потом вырезал толпу мафиози голыми руками, не обращая внимание на пули, — а Реборн видел, что в него попадали, да и простреленный в нескольких местах фиолетовый комбинезон говорил об этом. И он спрашивает, не ранен ли Реборн?              Придурок.              — Я в порядке, — отрезал он, — а ты сам как?              Скалл пожал плечами.              — Да что Великому Скаллу-саме будет, его ж смерть ненавидит, — он нервно обхватил себя руками, попытался было улыбнуться Реборну, но, поймав его недоверчивый взгляд, отвел глаза и посмотрел на особняк, — наверное, надо будет чистильщиков вызвать?              — Да, пожалуй, надо, — Реборн согласно кивнул, но не двинулся с места. Скалл тоже.              Скалл выглядел неловко, что совсем не вязалось с ним же самим пятнадцатью минутами ранее — опасным, сильным, уверенным, и у Реборна внезапно сложилось впечатление, что общение с ним заставляло нервничать Скалла больше, чем убийства толпы народу, и ему очень не понравилось это ощущение. Он не хотел видеть их Облако таким, но, честно, он не знал, что именно должен делать.              — Ты неплохо играл тогда, — он попытался начать диалог, и, поймав недоуменный взгляд Скалла, несколько путанно объяснил, — ну, когда ханахаки изображал. Я правда поверил.              Скалл недоверчиво уставился на него, и Реборн очень внезапно почувствовал, что он сказал что-то совсем не то. Облако открыло было рот, чтоб что-то сказать, но тут же закашлялось и сплюнуло на бетонные ступени ярко-алый комок. Они оба уставились на него — Реборн ошарашенно, а Скалл с усталым разочарованием в глазах.              — Да нет, семпай, — сказал наконец он мрачно, — хотелось бы, чтоб это была игра, но Великий Скалл-сама тогда правду сказал. У меня действительно ханахаки.              Логически, Реборн понимал, что этого следовало ожидать — слишком уж правдиво выглядело его поведение тогда, но он был хорош в отрицании. Он надеялся, что действия Скалла были всего лишь игрой, но его слова не оставили ему выбора.              Скалл был болен цветочной болезнью.              Он схватил Скалла за руки, дернул к себе, мысленно пытаясь вспомнить все, что ему известно об этой болезни. Он же мог ему помочь, верно?              — Скалл, если ты болен, то … — он сделал паузу, пытаясь облечь мысли в слова. Получалось у него с трудом, — то, в кого ты влюблен?              Каскадер удивленно взглянул на него, а потом его лицо сморщилось в странном, ласковом сожалении. Он аккуратно отцепил руки Реборна от своих запястий, потом вздохнул.              — Великий Скалл-сама же сказал, что он тогда правду говорил, — Скалл еще раз с болезненной нежностью взглянул на него, потом пожал плечами и отвернулся, — Не было бы это правдой, меня б тут не было.              И он направился к стоящим во дворе машинам.              Реборн некоторое время ошарашенно пялился ему вслед, пытаясь понять, как ему вообще думать, потом встряхнулся и поспешил за Скаллом, хватая его за плечо и разворачивая к себе.              — Лакей, ты… — Он замер, потом несколько резко уточнил, — Ты влюблен в меня?              Скалл раздраженно закатил глаза.              — Великий Скалл-сама думал, что лучший в мире киллер достаточно умен, чтоб понять все, что я говорю с первого раза, — он стряхнул руку Реборна с плеча, — Но да. Ты… Ты мне нравишься. Доволен?              Он скрестил руки на груди, недовольно уставившись на Реборна, словно любовь Скалла была его виной. Реборн нахмурился.              — Почему ты мне не сказал? — он в упор уставился на Скалла, сурово поджав губы. Скалл сердито цыкнул.              — Великий Скалл-сама не думает, что это важно, — он отвернулся от него, смотря в сторону, — это моя личная жизнь, и можно я буду сам решать, что с ней делать.              Пламя наконец-то начало возвращаться к Реборну, согревая его грудь и подпитывая его ярость.              — Не важно? — он закричал на этого идиота, — Не важно? Ты можешь умереть в любой момент, и ты говоришь, что это не имеет значения?              Солнечное пламя заплясало вокруг кулаков Реборна, сжатых так, что его костяшки побелели. Скалл один из его. Он не мог умереть. Реборн не позволит ему умереть.              Скалл взглянул на него и лицо его вдруг смягчилось. Он похлопал Реборна по плечу.              — О, не волнуйся, семпай, — его улыбка была очень… фотогеничная и достаточно фальшивая, чтоб бесить киллера до дрожи.              — Не волнуйся? Скалл, ты скоро умрешь!              Скалл фыркнул и отмахнулся от его слов.              — Ага, вот тридцать лет я жил нормально, а сейчас внезапно скоро умру, — он пожал плечами, — я серьезно, семпай, все в порядке.              Реборн застыл, словно его облили холодной водой. Или он попал под пламя дождя — эффект был довольно схожим.              — В смысле тридцать лет? — наконец он не выдержал.              Скалл задумчиво почесал подбородок.              — О, ну да, — он неловко пожал плечами, словно извиняясь за что-то, — Великий Скалл-сама в тебя уже тридцать лет влюблен, и у меня с самого начала было ханахаки.              Он несколько смущенно кашлянул, глянул на Реборна из-под челки. Не то чтобы ему это что-то дало. Все, что мог делать Реборн — это просто стоять, пока в его голове царила звенящая пустота.              Скалл вздохнул, продолжил.              — Но, эм, — Он замялся, неловко переминаясь с ноги на ногу, — не волнуйся, семпай, я бессмертный, я не умру от этого. Не обращай на это внимание.              Реборн не мог не обращать внимание.              Он схватил Скалла за плечи, начиная его трясти.              — Лакей, — зарычал Реборн, но его голос дрожал от едва сдерживаемой паники, — Какого черта ты мне не сказал?              Скалл поморщился от боли, и Реборн тут же отпустил его, сам напуганный всплеском своих эмоций. Пока он мучительно пытался рассчитать, сколько солнечного пламени потребуется, чтоб исцелить облако, тот задрал голову, глядя на проплывающие в небе облака, вздохнул.              — Я, эм, полагал, что ты согласишься? — он закусил губу, — Ты же не ублюдок, семпай. Ты ж не хочешь, чтоб я страдал.              Он сделал паузу, потом несколько скептично уточнил.              — Наверное.              Реборн собирался обидеться. Точно. Что значит «наверное»? Разумеется, он не хотел, чтоб Скаллу было плохо, он, черт возьми, умрет за него!              Злость его ушла так же быстро, как вспыхнула. Не то чтобы он когда-нибудь об этом Скаллу говорил, да? И… С учетом несколько предвзятого к облаку отношения, ну… Он мог понять, откуда это взялось.              Но это не значит, что ему не обидно.              Скалл тем временем продолжил свою мысль, не зная, какую бурю чувств только что вызвал в душе Реборна.              — Я не хотел, чтобы ты был со мной лишь из-за ханахаки, семпай, — он пожал плечами, — Может, я романтичный придурок, но я понимаю важность свободного выбора. Я бы не хотел, чтобы ты чувствовал себя обязанным любить меня или что-то типа того, чтоб я не умер. Тем более я даже не умру, понимаешь? — он неловко прикоснулся рукой к плечу Реборна и тут же отдернул ее, словно обжегшись, сцепил пальцы в замок, — Все в порядке.              Реборн мог лишь смотреть на него, чувствуя, как остатки злости и обиды медленно растворяются, оставляя в груди лишь странное опустошение. Этот… Этот придурок только что поставил его свободу выше собственной боли! Почему Лакей даже не попытался?              Он вздрогнул от собственных мыслей.              Лакей, да?              Внезапно он понял, почему Скалл даже не думал о взаимности.              Тем временем Скалл нервно покачивался с пятки на носок, попытался подцепить было языком цепь, но тут же сплюнул, когда понял, что на ней остались следы крови. Реборн просто тупо наблюдал за ним. Скалл помолчал еще некоторое время, потом бросил на него быстрый взгляд, кашлянул и наигранно весело сказал.              — Да кому вообще нужна эта взаимная любовь, когда ты можешь плевать цветами? Это реально круто и удобно! — и он несколько нервно облизнулся, чудом не испортив помаду еще сильнее.              — Удобно? — Реборну на самом деле не было интересно, что там удобного Скалл нашел в ханахаки, но его мир только что сдвинулся на три шага вправо и теперь никак не мог вернуться назад.              Скалл тем временем очень, очень радостно защебетал.              — Ну вот вспомни, например, то, что было сегодня. Как я, по-твоему, пламя перезагрузил? Мне нужно умереть, чтобы это произошло. Обычно приходится перерезать себе горло, а тут ты мне отказал, и я умер быстро и без мучений! — в голосе его звучал тщательно выверенный энтузиазм.              Что.              — Что? — переспросил Реборн, абсолютно не понимая, что облако только что имел в виду.              Скалл повторил.              — Ну, я должен быть достаточно мертвым, чтоб получить доступ к пламени, несмотря на все подавители, понимаешь? — он внезапно задумался, — «Достаточно мертвый», можно ли так говорить вообще, а? Технически, это не особо правильно, но Великий Скалл-сама действительно не знает лучшего термина, чтоб…              Реборн все еще тупо смотрел на него.              Он убил Скалла.              Реборн внезапно понял это с отчетливой ясностью. Он убил Скалла. Веселого придурка, лакея, его кохая, который радостно прыгал вокруг него во время миссий, постоянно крутился рядом. И неважно, что Скалл сейчас стоял перед ним живой и задумчиво рассуждал о словах и ханахаки, он был жив благодаря пламени, а не его помощи.              Реборн должен был его защищать. Реборн хотел его защищать — Скалл был его семьей, его драгоценным человеком, и киллер был готов принести весь мир на алтарь, чтоб он был в порядке.              А он его убил. И Скалл мог быть мертв. И тогда бы не было ничего. Не было бы веселых шуток, которые заставляли губы Реборна дергаться в тщетной попытке скрыть смех, и не было бы этих громких выкриков «Семпай!», когда каскадер находил что-то интересное, и, разумеется, он должен был обязательно ему это показать, и кофе, который Скалл делал ему даже без напоминаний, когда он возвращался с миссии особенно усталым, и восторженных взглядов, и больше на него бы не смотрели эти удивительно глубокие фиолетовые глаза, и…              Реборн чувствовал, как его собственное горло начинают раздирать те слова, которые он никогда не говорил, потому что не видел нужды. Если бы не пламя Скалла, он бы никогда и не смог их сказать.              Он схватил ладонь Скалла, пытаясь убедиться, что облако все еще живо, что оно стоит перед ним. Кожа его рук была теплой и удивительно нежной, а вот самого Реборна била мелкая дрожь.              Скалл недоуменно посмотрел на их сцепленные руки, потом перевел взгляд на Реборна.              — Что-то случилось, семпай? — голос его звучал несколько неуверенно, словно Скалл не понимал, что вообще происходит. Ну, он был не один такой.              — Да! — кивнул Реборн.              «Ты умер, и я понял, что я не смогу без тебя.» — Слова застряли у него в горле тугим комком.              Он судорожно пытался понять, что ему делать. Он должен что-то сделать. Скалл должен был быть рядом. Скалл должен быть в порядке. Он должен быть счастлив.              Реборн наконец решил.              — Мы идем в загс! — объявил он и начал тащить облако по направлению к дороге.              Скалл дернулся, стараясь выбраться из его хватки.              — Что? — он завизжал, пытаясь высвободить свою ладонь из руки Реборна, — Семпай, мы не можем!              Реборн задумчиво поднял бровь. Скалл только что рвал пальцами стальные тросы, а теперь не может приложить достаточно сил, чтоб остановить его? Как-то не верилось. Сейчас Реборн точно был уверен, что Скалл при желании мог сломать его пополам.              Он мог сломать его.              Реборн почувствовал, как его уши немного покраснели, и тут же выкинул все лишние мысли из головы. Сейчас не время думать об этом. Сейчас ему нужно убедить одно своенравное облако.              — Почему? — он возразил словам Скалла, — Ты любишь меня, я люблю тебя, мы идем венчаться, в чем проблема?              Скалл замер, уставился на него ошарашенным взглядом, моргнул. А потом вдруг покраснел так ярко, что мог сравниться с помидором, и отвел взгляд. Реборн внезапно осознал, что Скалл выглядел чертовски милым. Он сглотнул слюну.              — Семпай, мы не будем играть нашу свадьбу прям сейчас! — все же удалось произнести Скаллу. На Реборна он все еще старательно не смотрел.              — Почему? — Реборн не собирался сдаваться так просто.              Скалл тяжело вздохнул.              — Потому что мы оба грязные, в порванных костюмах, в чужой и своей крови? — он наконец-то посмотрел на Реборна, и киллер мог видеть, что взгляд его наполнен скепсисом, — и вообще Великий Скалл-сама еще не согласился! Свадьба — это важное дело! — он топнул ногой, и возмущенно поджал губы, — и я не собираюсь выходить замуж даже без ухаживаний, ясно? — и Скалл возмущенно показал Реборну язык.              Ну, это имело смысл.              Реборн подошел к Скаллу ближе, почти вплотную, и теперь он мог видеть, как румянец его усиливается, распространяясь на шею и продолжаясь даже под одеждой. Реборну становится очень интересно, как далеко он мог зайти. Он ухмыльнулся, наклонившись к Скаллу, томно шепча ему на ухо.              — Тогда мне стоит начать ухаживание прямо сейчас, беллисимо? — облако ошарашенно моргнуло, но, прежде чем он успел возразить, Реборн обнял его за талию и притянул в долгий, глубокий поцелуй.              На языке он чувствовал привкус железа и горький аромат нарциссов.              Что ж, это будет последний раз, когда Скаллу приходится чувствовать этот вкус.